Что значит шурави бача

Кто такие шурави и бача?

Содержание статьи

Кто такие шурави

«Привет, шурави!». Так обращались местные жители к советским гражданским специалистам и военнослужащим во времена войны в Афганистане, длившейся с 1979 по 1989 год. Слово это имеет персидские и арабские корни, оно происходит от терминов, обозначавших «советский; совет». Название это, поначалу получившее хождение среди коренных жителей Афганистана, впоследствии было широко распространено среди тех, кого причисляли к ветеранам афганской войны. Слово «шурави» сегодня произносится обычно с нейтральным, но чаще – с положительным оттенком. А вот среди ортодоксальных душманов, сражавшихся с теми, кого они считали захватчиками, во времена войны был в ходу враждебный лозунг: «Смерть шурави!».

В современном Афганистане назвать кого-то «шурави» – все равно что вручить ему медаль за отвагу и храбрость. Шурави, считают афганцы, никогда ничего не боятся. Это звание посолиднее генеральского будет. Есть в этом слове отголосок не свойственной жителям Афганистана сентиментальности, некоторая дань уважения к тому, кто по сути своей является врагом. Точно так же два одинаково сильных зверя, столкнувшихся в смертельной схватке, смотрят друг на друга – с уважением. Такое отношение свойственно для колоритной страны, где война есть лишь постоянное упражнение духа и тела, где не только умеют драться до последнего, но также ценят широту души, человечность и доброту. Шурави возводили в отсталой стране заводы и госпитали, открывали школы для детей, прокладывали в непроходимых местах дороги. Парадоксально, но факт: шурави были для миллионов афганцев одновременно противником и другом.

В 1988 году в СССР был снят художественный фильм «Шурави», где рассказывалось о событиях в Афганистане. Сюжет боевика прост и сложен одновременно: москвич Николай оказывается в плену. Ни угрозы физической расправы, ни уговоры, ни посулы не могут заставить героя изменить присяге и забыть свой воинский долг. Он вынашивает мысль бежать из заточения, чтобы сообщить своему руководству о планируемом нападении на стратегически важный объект. И в итоге это ему удается. Шурави и такой сложной ситуации оказался на высоте.

Бача: столкновение смыслов

А вот история термина «бача» гораздо более сложна. В ряде восточных культур есть традиция воспитывать мальчиков на манер девочек. Для Афганистана, не стряхнувшего с себя путы средневековой эпохи, характерна другая традиция. Здесь нередко воспитывают девочек так, как положено взращивать мальчишек.

Все дело в том, что в этой азиатской стране дети мужского пола по-прежнему ценятся больше, чем девочки. Чтобы как-то повысить свой социальный статус, родители в семьях, где рождаются только девочки, применяют уловку: одна из дочерей становится «бача пош». Что это значит? Отныне девочку станут одевать лишь в мужские наряды. Дословно термин можно именно так и перевести: «одетый словно мальчик».

Ставшие «бача» девочки имеют те же права и свободы, что и пацаны. Они посещают школу, могут заниматься спортом, путешествовать. И даже устраиваются на работу. Бача считается мужчиной не только у себя дома, но и за его пределами. О нем всегда говорят только с использованием мужского рода.

С годами родители уже не могут игнорировать естественной половой принадлежности – природу не обманешь, в отличие от соседей (которые вполне могут и не подозревать, что их сын дружит с «бача пош»). К моменту полового созревания девочки, превращенные в мальчиков, лишаются всех социальных преимуществ и считаются обычными девушками. И меняют свойственную мужчинам свободу на девичью незаметность, стыдливость и скромность.

В самом буквальном переводе «бача» (с ударением на последнем слоге) означает просто «парень», «пацан». В русском языке смысл слова «бача» был коренным образом изменен, оно получило самостоятельное значение. Оно значило что-то вроде «родной», «брат», «друг». Такое обращение бывших «афганцев» друг к другу стало символом единства и войскового товарищества. Те, кто прошел афганскую школу жизни, понимают друг друга, по возможности поддерживают. И многое прощают. Обращение «бача» стало одной из невидимых нитей, накрепко соединяющей тех, кто имеет право так называться.

Чествуя воинов, прошедших Афганистан, к ним в советских учреждениях и школьных актовых залах упорно применяли слово «ветеран». Но разве подходит этот термин для молодых ребят, которым и до сорокалетнего-то рубежа было далеко? Вот и прижилось в среде молодых ветеранов другое название – «бача».

Источник

Новое в блогах

«Шурави»: что бывшие «душманы» говорят о советских солдатах

Изначально советских военнослужащих, составлявших контингент СССР в Афганистане во время афганской войны, так называли моджахеды, бойцы мотивированных исламской идеологией нерегулярных вооруженных формирований, боровшихся против правительственных войск Афганистана, которые, в свою очередь, поддерживал Советский союз.

Впоследствии это название перешло в практику общего употребления среди афганского населения и потеряло свой негативный оттенок, став более нейтральным, а впоследствии, в том числе — после выхода советских войск из Афганистана, приобрело положительный окрас. В интервью российским и зарубежным изданиям афганцы говорят о том, как много было создано в Афганистане советскими солдатами.

Так, военный корреспондент Суханов отмечает, что если раньше на улице каждый афганец уверял его, что дрался с шурави, то сегодня, спустя 30 лет с момента вывода советских войск из Афганистана, он все чаще слышит от местного населения:

Сегодня «шурави» называют себя и ветераны афганской войны, считая, что они до конца честно и в соответствии с присягой, и воинским долгом, делали свое дело. Об этом сняты фильмы и написаны книги, песни и даже названы улицы, как например, в с. Чемодановка Пензенской области.

А согласно опросам, 90% населения Афганистана сегодня вспоминают шурави с уважением. Даже если в то время они были в числе их противников.

Источник

Что значит шурави бача

первая ассоциация: Афган и слова в тетради. ну что с того что не Берлин мы брали..ну что с того,что в нашу честь не грянет гимн..мы не последнюю вершину взяли..так почему,ребята,нам не спеть..

Кабул, Кабул:
эрэсов гул,
Дар-уль-Аман, где чуть живой
от скуки штаб 40-й,
аэродром,
небесный гром,
комдив с чекушкою
и прапорщик с ведром.

верно

Шурави это солдаты советских оккупационных войск в Афганистане,а про «Бача» впервое слышу.

Я мог бы в интернете посмотреть, но не буду. Помню только «Опять, бача, подвёл потерей роту».

Насколько я помню,шурави-друзья,а бача-самый младший в семье.Малыш.Но,может,я и не права.

шурави-так называли советских солдат в Афганистане, вроде. второе-не знаю

Ну это любой ответит а вот что такое «Sisi»? Это продавалось в той же стране.

шурави называли в афгане русских, если я не ошибаюсь, а бача? не знаю

Так называют советских солдат, служивших в Афганистане.

Наших солдат в Афгане называли шурави.А бача не знаю.

Источник

Кто такие мальчики-бачи и какую роль они сыграли в истории Средней Азии

Пронырливость «бача»

«Бача» в переводе на русский означает «парень», «пацан». Как вспоминал подполковник запаса, «афганец» Игорь Шелудков, на его памяти самыми шустрыми участниками товарообмена между населением Афганистана и военнослужащими советского Ограниченного контингента были местные пацаны – те самые «бача». Они нисколько не боялись «шурави» и использовали любые возможности для того чтобы выпросить у них «бакшиш» (подарок).

Несмотря на повальную неграмотность населения Афганистана, многие его жители проявляли удивительную сметливость в плане общения с русскими (так в республике называли весь «шурави»-интернационал Ограниченного контингента) – особенно когда это касалось получения материальной выгоды от чужеземцев. Игорь Шелудков говорил, что пока одни «бача» забивали голову неопытным в общении с местным населением «афганцам» своим «бакшишем» («платой за проезд», как говорили быстро обучавшиеся русскому языку мальчишки), другие пацаны за считанные минуты сливали из бензобаков советских машин горючее, за раз одно-два 10-литровых ведра.

Видео

Как будет привет по Афгански?

На каком языке говорят пуштуны?

Пушту́ (самоназв. پښتو [paʂto:], [paxto:], [pa:çte:]) — язык пуштунов, один из восточно-иранских языков. Является официальным языком Афганистана (вместе с дари) и некоторых регионов Пакистана. Распространён по всему южному и юго-восточному Афганистану и северо-западному Пакистану, а также в пуштунской диаспоре.

Душман

В переводе с пушту — «враг, злоумышленник». Так своих противников называла правительственная армия Афганистана. В советском военном жаргоне слово быстро сократилось до «духа».

Сами члены афганских нерегулярных вооружённых формирований, естественно, этим словом себя не обозначали. Для себя они были моджахедами — от арабского «муджахид» («борец за веру»).

Статья по теме «Ночью сожгли Пугачёву». Как в Афганистане выживали те, кто нам верил

В русском языке душманами довольно долго называли не только бородатых дядек с афганских гор, но и всех малоприятных людей, в том числе соотечественников. Ныне это значение почти утрачено. Настоящие душманы носили традиционную афганскую одежду: шаровары, длинные рубахи, жилетки, чалму или «пуштунку».

Отношение закона к данному явлению

Кто становится бачей?

Как правило, бачей становятся самые бедные мальчики. Это бывшие попрошайки и бездомные, которые имеют довольно мягкую и женскую внешность. Из-за того что в Афганистане низкий уровень жизни и очень много бедных, семьи часто сами отдают своих мальчиков сутенерам бача-бази, прекрасно понимая, что они делают, и какая участь ждет их сына.

Но многих мальчиков и просто похищают — затаскивают в машину и увозят.

Мальчиков, которым исполнилось больше 10, наряжают в женскую одежду, обувь, обвешивают женскими украшениями и даже подкладывают грудь. Им красят лицо, как девушкам, и учат женским манерам.

То, что зарабатывает бача, отдается сутенеру, а сам он получает только малую часть, которую, как правило, отдает своей семье.

Мальчиков можно разделить на две группы:

Когда же подростку исполняется 18 лет, как правило, он уже становится неинтересен и от него избавляются.

Бур (буровка)

Неизвестно, почему это название закрепилось за старой британской винтовкой «Ли-Энфилд». Оно однозначно отсылает к Англо-бурской войне, но где Афганистан, а где Южная Африка?

«Бур» считался у мотострелков и десантников неплохим трофеем. Конечно, он не пробивал БТР насквозь, как гласили армейские легенды. Но много солдат и офицеров из-за старой английской винтовки стали «грузом 200».

Базар сатаны. Фоторепортаж «АиФ» с улиц Кабула Подробнее

Источник

Шурави бача

Батальон. Частная жизнь.

Через колючку было видно, как метрах в ста от дороги оживал соседний кишлак, утопающий в сочной зелени фруктовых деревьев. Тугой белый дым от сухого разгорающегося пламенем саксаула вырвался из облупленных труб тандыров и застыл над убогими строениями дувалов, проснувшихся после короткой ночи, мертвой струей повис, медленно расползаясь по утреннему красновато-розовому небу над пробудившейся долиной. Где-то в глубине селения хрипло, надрывисто закричал проснувшийся ишак, жадно схвативший первый глоток утреннего воздуха, и, задохнувшись сладостной прохладой, заикал. Дым поднимался все выше над крышами дувалов и таял, превращаясь в легкую дымку. Неожиданно налетевший ветерок, дышащий свежестью бурлящей горной речки, принес от купола соседней мечети протяжную молитву местного муллы, нудным голосом оповещающего всех о наступлении нового дня, и аппетитный запах горячих лепешек и кислого козьего молока из кишлака.

Потерев горячей ладонью нос и запустив руку себе за пазуху, Сергей достал из внутреннего нагрудного кармана солдатской гимнастерки разваливающуюся пачку сигарет «Охотничьи» Ярославской табачной фабрики, в шутку прозванных среди солдат «смертью на болоте». Перебирая пальцами, вглядываясь уставшими за ночь дежурства глазами внутрь пачки,

извлек подходящую, сунул ее в рот, поджег спичку, сладко затянулся и слегка закашлял. На его лице заиграл первый солнечный зайчик, пробившийся сквозь ветви деревьев караульной территории, которые гордо расправили свои могучие «крылья» над его стриженой головой, пропуская утренние лучи солнца, еще не жаркого, но уже набиравшего свою громадную силу. У Сергея было смуглое и по– восточному сухое добродушное лицо, не по годам припорошенные сединой виски, спокойный и в то же время настороженный взгляд, всегда ждущий и ищущий чего-то.

Ему было двадцать лет, он был молод, красив и статен. Большие карие глаза, прямой, чуть с горбинкой нос придавали ему вид мужественный и серьезный. Ростом он был не обижен – метр восемьдесят и еще немножко. Сергей Крымов с улыбкой разводил большой и средний пальцы руки, изображая, сколько, в общем, получается.

– Ну, ну, – подтрунивали его товарищи. – Сколько еще? Колись.

Тогда Сергей разводил руки в разные стороны и изображал что-то невероятное.

– Да отстаньте от меня. Все мое, сколько есть, понятно?

– А сколько есть? – не могли успокоиться вошедшие в азарт солдаты.

– Да? Это немного, – возражали они.

Коротышки, вот вы кто, понятно вам?

– Ах-ха-ха, – солдаты заливались гортанным смехом, удовлетворенные ответом своего товарища.

Служба шла на убыль. Отслужив больше года, Сергей был сам себе хозяином по законам, существовавшим в батальоне и вне его. А сейчас он стоял на часах и мечтал об отдыхе после бессонной ночи своего дежурства.

Рядом скрипнула давно не смазанными петлями дверь караульного помещения, и на пороге появилось тучное тело начальника, старшего прапорщика Федорова. В последнее время он был вечным дежурным арестантской ямы. «Дед» – так называли его офицеры и солдаты вне служебных дел, когда встречали где-нибудь на территории в добром расположении духа. Ему было лет пятьдесят на вид, но возраст не слишком отразился на его игривых повадках юноши. Заспанное лицо Деда было помято и напоминало старую ученическую промокашку, скомканную в кулаке и выброшенную за ненадобностью. Приложив большой палец руки к одной ноздре, он громко сморкнулся, издав хриплый продолжительный звук.

– Хр-р-р-ррр. Вот сучара, не вылазит! Понравилось, что ли? Чуть не задохнулся, – возмутился он заспанным пьяным голосом. – Вот гадина, – он еще раз сморкнулся, да так, что у Сергея зазвенело в ушах и эхо прокатилось над просыпающимися казармами.

– Ну как тяжба твоя, солдат, а-а-а? – грозно гаркнул он басовитым, с хрипотцой, голосом. – Все нормально, а-а-а? – обратился он к Сергею, продолжая_г бесцеремонно сморкаться, но ожидая

ответа на поставленный вопрос.

Сергей это почувствовал и поспешил ответить незамедлительно:

– Так точно, все нормально, товарищ старший прапорщик, – отрапортовал он, пряча окурок сигареты у себя за спиной.

– Ты смотри, солдат, – повернувшись к нему лицом и извергнув перегарный выдох, погрозил пальцем Федоров. – Ты смотри в оба. Враги не спят, дембель в опасности. Ты понял, солдат, а-а-а?

– Так точно, товарищ старший прапорщик, – ответил Сергей. Так что?

Нахмурив брови, Федоров посмотрел по сторонам и, убедившись, что все в порядке, служба идет своим чередом, засунул в рот большой толстый грязный палец и, покрутив его во рту, словно выискивая что– нибудь мокрое в наступившей после очередного запоя сухости, поднял руку вверх над головой, потом вдохнул всей своей могучей грудью свежий утренний воздух, как бы подчеркивая свою принадлежность к солдатской губе, и зашел, покачиваясь, обратно, небрежно хлопнув старенькой дверью караульного помещения. В последний месяц службы, уже перевалившей за установленный срок, он частично освободился от своих обязанностей и беспробудно пил гадкую на вкус и вид афганскую самогонку. Но по-прежнему оставался хозяином солдатской гауптвахты и долг выполнял исправно, принимая провинившихся солдат на свое временное попечение.

– Заходите, мои дорогие судари, – говорил ласково он, распахивая большие тяжелые железные двери перед вновь прибывшими в его ведомство, освещая потоками света крутые бетонные ступеньки,

уходящие вниз, в яму, где находилась батальонная гауптвахта.

После всего, сделав некоторые распоряжения в своем хозяйстве вновь заступившим в караул солдатам, пожав руку начальнику караула, он уходил к себе. В специально отведенной для него комнате в глубине караульного помещения он и проводил время, наслаждаясь «шаропом» – самогонкой местного производства, для быстрого помутнения в головах шурави настоянной на курином помете и карбиде, или, в крайнем случае, вином «кастолином» на виноградных косточках, которое по первому требованию ему поставлял сын знакомого афганца– дуканщика из соседнего кишлака.

А когда опускались над батальоном сумерки, он пьяный прогуливался по территории со своим страшным другом-вараном на длинном кожаном поводке, нагоняя страх на встречных.

– О-о-о!! Появилось то, что не запылилось, – проговорил со злой ухмылочкой начальник штаба батальона, капитан Кривенко, привстал со сбитой крест-накрест скамьи в офицерской курилке и нервно отбросил окурок сигареты в покрышку колеса БТРа, вкопанную наполовину в землю и служившую урной для мусора. Дед вывел прогулять своего урода, как он мне надоел, скорей бы его отправить в Союз, надоел до чертиков, – произнес – Кривенко как-то брезгливо, пристально вглядываясь в появившиеся на фоне быстро блекнущего неба силуэты. – Опять будет сейчас доставать меня насчет своего дембеля. А что я могу сделать, если нет замены для него, красавца, не дают с центра никого, – продолжал он, обращаясь взглядом к рядом сидящему офицеру. – Надо отсюда

сматываться, пока он меня не заметил. – Он встал. – Да, чуть не забыл, скажи ему, если будет надоедать, что да где, ну, насчет меня, я уверен, что он не без причины сюда рулит со своим уродом, скажи ему, что я в бригаду уехал утром, хорошо? Я на сто процентов уверен, да что там на сто, на двести, – он посмотрел на своего собеседника, который все это время молчал,

– он опять нажрался в своей «яме». Его пьяная морда все равно не поймет, в чем здесь дело. С ним сейчас бесполезно разговаривать о чем бы то ни было, только нервы портить в таком состоянии. Не могу понять, как он пьет эту гадость, этот «шароп», если бы нормальный, чистый – другое дело! А то такая муть, заблудиться можно, да еще намешанный черт знает чем. Ну ладно, я обойду территорию – и в модуль. Ну, так договорились? Хорошо?

Офицер одобрительно кивнул, затягиваясь дымом сигареты.

По рассказам старожилов батальона, Дед, как-то возвращаясь с операции, нашел возле дороги яйцо. Долго вертел его в руках, потом бросил.

– Но как будто кто меня остановил, – рассказывал Дед, когда его расспрашивали насчет варана, что да как. – И взял его с собой в надежде, что из него вылупится какая-нибудь курица, как раз к дембелю будет мясо.

В ту пору он только что прибыл на службу из Союза и еще не огрубел от войны и от пьянства. Он вывел рептилию у себя в комнате под двухсотваттной лампой и сильно разозлился, когда увидел, что из этого вышло.

– Но сердце же мое не камень-булыжник, и эта маленькая ящерица – божья тварь, тоже жить хочет,

раз появилась на свет. Значит, судьба моя такая, и жить нам вместе, и спать, и есть, и пить, – хвастался Дед перед собравшимися солдатами после очередной принятой дозы «шаропа».

Он смирился с вараном, растил его, ухаживал за ним, как за своим чадом. Заставлял «губарей» отлавливать мышей и всяких крупных и мелких насекомых, которых в этой местности было предостаточно. Конечно же, не отказывал он своему любимцу, то есть Борьке, как он его назвал, и в лакомых кусках сладкого мяса с офицерского стола. Варан Борька жил вместе с Дедом, спал у него на животе, высунув двойной змеиный язык. Когда кто-нибудь заглядывал в каморку, издавал жуткое шипение, выпучивая маленькие красные глазки – предупреждал хозяина о появлении чужого.

– Я твой папка, иди ко мне, сынок мой, – ласково подзывал Дед варана и посвистывая особым, только ему предназначенным свистом.

И Борька, растопырив свои могучие лапы, опустив голову и прижимая ее к земле, приподняв бугристый мощный полуметровый хвост, разевал пасть, издавал ласковый мурлыкающий свист, медленно, вразвалочку приближался, устраивался рядом, как покорный щенок, положив голову на ноги хозяина, прикрывал глаза, в любой момент готовый стать в бойцовскую стойку для защиты Деда. У Деда было особое развлечение – демонстрировать Борькину силу на пленных «духах». Варан мощными ударами хвоста ломал «духам» ноги, разбивал в кровь головы, вырывал клочьями кожу. Полумертвых пленных Дед бросал обратно в одиночные камеры и удовлетворенный, с чувством собственного

превосходства, возвращался, наверх. Его боялись арестанты-солдаты, избегали офицеры, зная его неукротимый нрав, помня, как он звереет, когда сталкивается с гибелью своих. Его уважали и молчали.

Захваченных в плен душманов передавали в ведомство прапорщика Федорова. А поздним вечером, когда батальон засыпал и на фоне ночного неба, усыпанного миллионами ярких звезд, были видны несокрушимые силуэты часовых, с гауптвахты доносился тяжелый звук дверей и холодный щелчок закрываемого внутреннего засова. И немного погодя глухие крики и стоны из подземелья, где находились духи-боевики. В боевых операциях Федоров в последнее время не участвовал по причине нервного расстройства, но был свидетелем каждодневного возвращения ребят с заданий. Он вместе с вараном встречал их возле шлагбаума при въезде на территорию батальона. Солдат, убитых во время боевых действий, спускали в яму солдатской гауптвахты, потому что там было холодно, как в могиле, и до отправки в центральный распределитель они находились в подземелье вместе с пленными врагами.

Крымов вздрогнул от легкого прикосновения чьей-то руки. Он повернулся. Перед ним стоял молодой солдат из его роты, только из второго взвода. Его звали Жука. Вернее, это была кличка, а настоящего имени Сергей не знал, да и ни к чему было знать. У каждого «салабона» было свое прозвище до определенного срока службы, а точнее, до года. После года достойной, по солдатским понятиям, службы

молодого солдата переводили в «фазаны». Если дембельский состав принимал решение в пользу переводимого, его двенадцать раз ударяли по заду бляхой кожаного дембельского ремня, передавая оный в дар с росписью увольняемого, узаконивая таким образом его свободу, и называли молодого отныне по имени или по фамилии. А потом рота гудела всю ночь, под предлогом чьего-нибудь дня рождения, как правило, в выходной день, отмечая признание бывших «салабонов», которым выпадала честь стать в одну шеренгу с «достойными». Стол ломился от сгущенки, самодельных тортов из печенья «Альберт» и всякой всячины, которую можно было купить на территории батальона в местном солдатском дукане. Боевые офицеры, знавшие цену службы здесь, относились к этому как к вполне привычным вещам. Встретив новообращенного где-нибудь в батальоне, пожимали руку, говорили:

– Что, стал сам себе хозяином? Это от тебя не уйдет, если ты настоящий мужик, так держать.

Улыбаясь, хлопали по плечу – никто не мог изменить того, что стало законом на этой прожженной огнем и солнцем земле.

А пока «дух», «салабон», или просто Жука переминался с ноги на ногу перед Сергеем. Он с трудом моргал красными от недосыпа глазами, видно, поднялся ни свет ни заря.

– У тебя не будет закурить сигаретки? Дембеля одолевают, – жалким голосом спросил Жука, теребя грязной рукой мочку своего уха.

– Чего? – не понял Сергей.

– Си – си-сигаретки, не будет, а-а-а? – протянул тот, пряча глаза за такой же грязный, как и сам он, край

солдатской панамы и испуганно отступая назад.

– Сига– ре-е-тки?! – грозно протянул, повторяя его слова, Сергей и посмотрел на него в упор. – Ишь, чего захотел, а твои где, а-а-а-а? Вчера же всем выдали, ты что, их ешь? – поинтересовался он.

– Д-а-а-м-м, – замялся Жука.

– А-а-а, ну понятненько. Забрали, что ли, да?

Жука обиженно замычал. Сергей понимал, что до

Жуки не дошла очередь, а скорее всего, просто поживились «деды».

– Ну, и сколько же тебе нужно?

– Сколько не жалко, – осмелев, ответил молодой.

– Что, пачку тебе, что ли дать, а-а? – в шутку спросил Сергей и полез во внутренний карман своей гимнастерки.

– Ну, дай, – тихо, боясь, как бы тот не передумал, прошептал Жука.

– А губа не треснет от пачки, душара? – грозно нахмурился Сергей.

Жука замолчал, переступая с ноги на ногу, с нетерпением ожидая драгоценного подарка. Сергей дал ему несколько сигарет, и тот исчез так же, как и появился.

«Ну и душара, – подумал про себя Сергей, – какой– то тухлой селедкой от него несет. Он что, не моется совсем, ах, да хотя ему, наверное, не до этого», – решил он, поправляя ремень автомата у себя на плече.

(шестью месяцами раньше)

Как только первые две машины оказались на мосту между приграничной зоной Термеза и Хайротона, выстукивая шипованными протекторами колес знакомый, надоевший звук на стыках неплотно уложенных стальных листов по всему трехсотметровому пространству моста Дружбы, Сергей понял, что это не смешно и то, что они, недавние курсанты войсковой учебки, действительно направляются в зону боевых действий, откуда не всем суждено вернуться. Неясно было, почему именно сейчас его посетила эта мысль, которая прежде не вступала в полную силу, а теперь вдруг обрушилась на его уставшую и без того за эту суматошную неделю ожидания голову.

Он не хотел думать, что ему, простому человеку, сыну простых рабочих людей, нужно быть именно здесь, ему, а не кому-то другому, более подготовленному к неизведанному, кто мог бы лучше понять происходящие события. КамАЗ резко затормозил, разбрасывая по кузову машины молодых, уже успокоившихся солдат, которые только час назад, до подхода к переправе, шутили, смеялись в полный голос, не понимая, что это их судьба. Судьба, от которой никуда не деться, не скрыться, не затеряться в безликой толпе пересылки на приграничном кордоне. Сергей прогонял в памяти раз за разом последние дни и часы своей свободной от лишних размышлений жизни.

Он вспомнил, как командир его роты, капитан Краснов, разогретый алкогольными парами, выстроив курсантов на плацу в длинную шеренгу, расхаживал взад-вперед перед притихшим строем и с издевкой приговаривал:

– Вам всем служить в хороших войсках и подразделениях нашей необъятной Родины. А кто себя будет плохо вести, тот поедет куда? Я вам доходчиво объясняю, а в тоже время коротко. «За речку», то есть в Афганистан, выполнять свой интернациональный долг, – он ехидно оскалил свои лошадиные зубы и заржал, как бешеный жеребец.

Что плохого он сделал? Что сделали плохого его однополчане, которые, опустив головы, сидели с застывшими каменными лицами, не то от навалившейся грохочущей тишины, не то от охватившего их страха перед новой, незнакомой жизнью на этой неприветливой земле. Сергей встал с деревянной скамьи и подошел к окну, отбросив в сторону брезентовую шторку-язык тентованного КамАЗа.

Вглядываясь в шумные потоки Амударьи, стремительно проносившейся под мостом, на котором застыла колонна тяжелых вездеходов, ожидающих своей очереди в этот ад, Сергей протиснул голову в окно, с трудом, как рыба, выброшенная на песчаный берег, стал хватать горячий и немного влажный, еще мирный воздух. Он вспомнил последние часы перед отправкой, когда солдат подняли среди ночи, построили на плацу, огласили список тех, которым суждено было покинуть свою Родину и исчезнуть там, за речкой, в пыльных дорогах чужой страны. Он вспомнил седого майора из штаба, который зачитал список его роты, в которой было сто сорок человек, а впоследствии осталось только тридцать. Лучших. Самих лучших, значит, они оказались худшими, а значит, не нужными. Происходящее вызывало в нем бешенство.

«А ведь обещали службу на берегу теплого Каспийского моря, в городе Баладжары. Почему, почему так произошло? – Он уже начал понимать, что происходит, вглядывался в лица и глаза своих товарищей, почти братьев. – Возможно, я их больше не увижу, – думал Сергей. Ему вспомнился дом на далекой Родине. – А что мне написать своим, что я им скажу, что? Ведь они не поверят моему письму!»

Мама постоянно наставляла в своих длинных, пахнущих ее руками, письмах: слушайся, сынок, не пререкайся, сынок, ни порти себе жизнь, сынок, ведь ты знаешь, что мы с отцом не выдержим, ты один у нас, наша опора и надежда, мы не выдержим, если ты попадешь в этот проклятый Афганистан.

И Сергей слушался, и Сергей не пререкался; он выполнял любые поручения и приказы старших офицеров, хотя по своей натуре он не мог смириться с несправедливостью. Но сдерживался, успокаивая себя тем, что скоро он уедет в войска и там ему будет глубоко наплевать на угрозы и натиск «дедов» и оборзевших пьяных офицеров. Потому что он будет сержант, а значит, сам себе хозяин. Сергей не заметил, как колонна тронулась и снова затормозила, опять отбросив солдат к водительской кабине. Он вышел из задумчивого сонного состояния.

«Да ладно, что я, не мужчина, или я стал сомневаться в себе? Никогда, никогда этого не будет со мной, не в первый раз, не привыкать, пробьюсь», – убеждал он себя.

Задний борт с грохотом хлопнулся о раму КамАЗа. Откинув на верх будки большой, покрытый толстым слоем серой пыли брезентовый клапан, солдаты один за другим быстро выскакивали из машины в горячий песок, подпрыгивали на месте, как бы пробуя на прочность сухую, выжженную адским солнцем поверхность земли, по которой их повели куда-то в глубину образовавшегося невдалеке от тугих взмахов лопастей боевого вертолета Ми-6 плотного, как стена, пыльного облака.

Им навстречу вышел невысокий, довольно упитанный офицер без знаков различия. Только небольшая офицерская кокарда зеленого защитного цвета красовалась у него на выгоревшей до цвета пыли армейской панаме.

– Строиться, а ну-ка шевелите ногами, быстро, быстро, – покрикивал он, подгоняя солдат, как стадо непослушных животных, злыми сиплыми окриками.

– Шевелите копытами, что вы, как бараны, столпились в кучу, ну-ка разобраться по два человека, в шеренгу строиться!

Он поднял правую руку. Масса людей зашевелилась; вздымая сапогами пыль, они стали топтаться на месте, толкали друг друга вытягиваясь в длинную цепь.

– Слушай мою команду. Вот эта часть, – он указал рукой на длинного солдата, выделявшегося из всей массы своим исполинским ростом и телосложением,

– перестроиться по четыре в коробочки, я сказал, по четыре. Вы что, не понимаете по-русскому, по какому вам говорить?

Он резво подбежал к длинному, топтавшемуся на месте солдату и толкнул его, да так, что тот, потеряв равновесие, уткнулся лицом в горячий песок возле железного настила служившего посадочной полосой для боевых вертолетов, и чудом не разбил себе лицо об острые углы железных пластин.

– Что-о ты сказал, «стропила»? Твоя фамилия, сынок? Что ты сказал? Ну-ка повтори, не понял!

Солдат опустил голову, зло сверкнул усталыми глазами, сжав зубы, нервно задвигал желваками.

– Что ты сказал, «стропила», я не понял, солдат, отвечай, когда с тобой старший по званию говорит!

Источник