Д г левицкий что сделал

Левицкий, Дмитрий Григорьевич

Дми́трий Григо́рьевич Леви́цкий (около 1735, Киев — 4 [16] апреля 1822, Санкт-Петербург) — русский [1] художник-живописец украинского [2] происхождения, мастер парадного и камерного портрета. Академик Императорской Академии художеств.

Содержание

Биография

Родился около 1735 года в семье священника Г. К. Левицкого (настоящая фамилия Нос, или Носов), известного также как художник-гравёр. Учился изобразительному искусству у отца и у живописца А. П. Антропова (с 1758 года). Предположительно участвовал вместе с отцом в росписи Андреевского собора в Киеве (середина 1750-х годов).

Около 1758 года Левицкий переехал в Санкт-Петербург. Учился в Академии Художеств. С 1779 преподавал в портретном классе Академии Художеств.

В Петербурге Левицкий продолжал заниматься с Антроповым. Известность Левицкому принесли картины, выставленные в экспозиции Академии художеств (1770). В том же году за превосходно исполненный портрет А. Ф. Кокоринова тридцатипятилетний Левицкий получил звание академика. Преподавал в Академии художеств (1771—1788), был руководителем портретного класса.

Уже в ранних работах показал себя первоклассным мастером парадного портрета, способным найти выразительную позу и жест, сочетать интенсивность цвета с тональным единством и богатством оттенков (портреты Н. Сеземова, 1770; П. Демидова, 1773). Известный богач Прокофий Анкифьевич Демидов изображен им во весь рост, на большом холсте, на фоне величавой архитектуры, в пышных складках алого одеяния (портрет П. А. Демидова, 1773). Вершиной творчества Левицкого — и всего русского портрета XVIII века — стала серия портретов воспитанниц Смольного института благородных девиц, написанная в 1773—1776 годах. Серия «Смолянок» — шедевр мирового искусства (все портреты находятся в Русском музее).

В созданной Левицким обширной галерее портретов — величественная Екатерина II (1783), представленная мудрой и просвещённой законодательницей (именно этот портрет вдохновил Г. Р. Державина на создание знаменитой оды «Видение Мурзы»), и Дени Дидро (1773), французский философ—энциклопедист, писатель, энергию, творческое беспокойство, душевное благородство которого так живо и непосредственно передал русский художник, и отец художника (1779), скромный, мудрый и усталый старик, бывший в своё время одним из лучших украинских гравёров, и строитель здания Академии художеств зодчий А. Кокоринов (1769—1770), богатый купец-откупщик Н. Сеземов (1770), публицист, просветитель и издатель Н. Новиков. Левицкий был близко знаком со многими выдающимися людьми своего времени: Н. Львовым, Г. Державиным, В. Капнистом, И. Дмитриевым, И. Долгоруким, Н. Новиковым.

Граф Артемий Иванович Воронцов (1748—1813) заказал Левицкому портреты членов своей семьи, для украшения стен своего нового дома в Петербурге. Портреты А. И. Воронцова, его супруги П. Ф. Воронцовой и их дочерей Екатерины, Анны, Марии, Прасковьи (1780-е годы, Государственный Русский музей, Санкт-Петербург) предназначались для семейной портретной галереи. В камерных по характеру портретах художник выделил особенности физического и духовного облика каждого члена семьи.

В 1780-х годах художник создал уникальную портретную галерею деятелей русской культуры. Особой теплотой отличаются интимные портреты Левицкого, созданные в период расцвета творчества художника (середина 1770-х — начало 1780-х). Ещё в 1773 году мастер исполнил портрет Д. Дидро, поражавший современников своей жизненной убедительностью, исключительной правдивостью в воссоздании облика философа. Одно из лучших созданий Левицкого — портрет молодой М. Дьяковой (1778), поэтичный, жизнерадостный, написанный в богатой гамме тёплых тонов.

Оказал сильное влияние на становление художников П. И. Соколова, В. Л. Боровиковского и Г. И. Угрюмова.

Источник

Дмитрий Левицкий – создатель российской истории в лицах

Точной даты рождения Дмитрия Григорьевича Левицкого, одного из лучших русских портретистов, крупнейшего художника своей эпохи, чье творчество приобрело мировое значение, история не сохранила. Однако достоверно известно, что родился живописец в 1735 году в Киеве – 285 лет назад.

Первые уроки рисования он получил у своего отца, некоторые уверяют, что был замечен архитектором Растрелли при строительстве знаменитого Андреевского собора в Киеве, где молодой художник помогал отцу в росписях храма, а затем переехал в Санкт-Петербург. Там он и прославил себя и свой дар.

Оставленную мастером довольно обширную портретную галерею порой называют историей России XVIII века в лицах. Действительно, с этих портретов из глубины веков нашего большого Отечества благодаря волшебной кисти мастера на нас взирают «цари и царедворцы, философы и светские львы, холодные красавицы и писатели, промышленники и дипломаты, аристократы и купцы, чиновники и военные, родители и дети», и что ни лицо – характер, биография, явление.

«Левицкая» череда представителей екатерининского века стала олицетворением той великой российской эпохи, когда покорялись Крым и созидались крупные города Новороссии. Удивительно, что, не создав ни одной «исторической картины», мастер тем не менее эпоху запечател!

Необычайным обаянием обладает полотно художника «Портрет неизвестной с розой» (1788)

Славы при жизни Левицкий зачерпнул с лихвой, однако потом был болен, немощен и забыт, даже неизвестно, где именно он похоронен в 1822 г. на старом Смоленском кладбище.

Биографы сообщают, что жизненный путь Левицкого начался в небольшом украинском селении на Полтавщине в старинном роду, ведущим начало от иерея Василия Носа. Отец будущего художника Григорий Кириллович, образованный и одарённый человек, 13 лет осваивал в Польше гравёрное дело, стал крупнейшим графиком. Вернулся с новой фамилией – Левицкий, поселился в Киеве, свой церковный приход сдавал по найму другим священникам. Был сильно связан с Киевской духовной академией и Киево-Печерской типографией. Свои художественные дарования и навыки Дмитрий получил, как мы понимаем, от отца.

В Киеве Д. Левицкий познакомился с известным питерским художником А.П. Антроповым, который расписывал Андреевскую церковь в 1752–1755 гг. А уже с 1758 г. молодой живописец стал в столице Российской Империи учеником этого знаменитого мастера, даже жил в его семье почти шесть лет и в качестве помощника в 1762 г. работал над росписями Триумфальных ворот по случаю коронации Екатерины II. Через два года уже самостоятельно реставрировал эти же ворота, а в 1767 г. совместно с В. Васильевским создал два иконостаса и 73 образа для Екатерининской и Кироиоановской церквей, стал высокооплачиваемым.

Искусствоведы считают, что стиль Левицкого сильно отличался от стиля его наставника, что «его манера самостоятельна и более созвучна западноевропейской своей непринужденностью, гаммой полутонов, лессировкой, смягчающей интенсивность цвета, и характерной световоздушной средой».

Действительно, это была эпоха расцвета, и наши «первые кисти», такие как Левицкий и Рокотов, усвоили лучшие образцы западной живописи и во многом предвосхитили русские вершины, которые будут явлены в конце XIX в. В работах Левицкого усматривают красочную пестроту в эстетике и одновременно здоровье, прямоту духа, что отмечено, как скажет Бенуа, «отличающимся моментом колоссального в искусстве значения – жизненностью».

Мастерство Левицкого оформилось, как считают, в течение десятилетних штудий у академистов – итальянца Д. Валериани и француза Ж–Л. Лагрене, и в 1770 году, вместе с золотой академической медалью, званием академика живописи и первым местом на академической выставке среди знаменитостей к нему пришла слава – за портрет архитектора А. Ф. Кокоринова.

Самые ранние из известных нам полотен Д. Левицкого написаны в 35 лет. Это портреты Умского (1770), откупщика Сеземова (1770), одно из первых изображений разночинца А. М. Голицина (1772).

Портрет Н.А. Сеземова кисти Дмитрия Левицкого

Вообще, расцветом творчества Левицкого считают именно 1770-е и начало 1780-х годов. Созданные мастером портреты «интимного», камерного свойства отмечены «глубиной и разносторонностью психологических характеристик, им присуща большая сдержанность художественных средств. В 1770-х годах Левицкий стал преподавателем портретного класса Академии художеств». Классицизм, пришедший на смену барокко, нашел отражение и в работах Левцкого. Повлияли на мастера и идеи просветительства, господствовавшие в России конца XVIII столетия, но тем не менее рационализм просветительских идеалов не стал близок художнику, чувствовавшему мир в целом и внутренний мир своих моделей весьма тонко и эмоционально.

В 1773 – 1777 гг. Левицкий написал для императрицы Екатерины II семь портретов, а точнее, аллегорических картин воспитанниц Смольного института благородных девиц. За внешней манерностью образов изысканных, театрально костюмированных девушек, танцующих, музицирующих, разыгрывающих пасторали, как усматривают ценители живописи, художник сумел разглядеть настроение и в некоторой степени даже характер каждой из них. Этот цикл портретов смолянок отличают богатство цветового построения, благородство оттенков жёлтого, зелёного, розового.

Вместе с тем Левицкий порой позволял себе относиться к портретируемым с известной долей юмора.

Екатерину Великую мастер изображал неоднократно, и все портреты превосходны. Мы приведем здесь два: в красном державном камзоле (1782) в год празднования двадцатилетия вступления императрицы на престол и в женском платье с орденом Андрея Первозванного (1794).

Портреты Екатерины Великой кисти Левицкого

Приведем «Станс к Дмитрию Григорьевичу Левицкому», который сочинил в 1783 г. Ипполит Богданович в связи с завершением работы живописца над портретом Екатерины II – «законодательницы»:

Левицкий! начертав российско божество,
Которым седьм морей покоятся в отраде,
Твоею кистью ты явил в Петровом граде
Бессмертных красоту и смертных торжество.
Желая подражать парнасских сестр союзу,
Воззвал бы я, как ты, себе на помощь музу
Российско божество пером изобразить;
Но Аполлон его ревнует сам хвалить.

Второй период славы Левицкого относят как раз к 1778–1783 гг., когда художник отдавал предпочтение бюстам, где плотная живопись покрывалась лессировками, дававшими поверхности эмалевый оттенок. «Зеленоватые тени, тонкая лепка кружев, игра света на лицах, шелковых платьях и лентах, коварные или благодушные улыбки, белые точки на кончиках носов, выпуклые рачьи глаза с твердыми большими веками, “стрелки”, образуемые бровями и линией носа, плотно запудренные волосы» – типичные признаки портретов Левицкого. К этому периоду относят, в частности, портрет М.А. Дьяковой-Львовой (1778), шедевр русского протрета, и картину «Священник» (1779) – утверждают, что это портрет отца, в коем угадывают даже нечто рембрандтовское.

Портрет М.А. Дьяковой кисти Д.Г. Левицкого

Левицкий стал искать новые подходы, написал в 1785 г. портрет своей дочери Агаши в свадебном северном народном уборе – похоже, накануне бракосочетания девушки. Некоторые, возможно не без резона, полагают, что портрет получился салонным, далеким от жизненной правды, фактически неудачным. Но это как еще посмотреть! Обратим, кстати, внимание, что «рукава рубашки у девушки обшиты тонким заморским кружевом, сарафан и душегрея сшиты из дорогой шелковой ткани. Левицкий тщательно и виртуозно передает материальную красоту, фактуру предметов». В портрете дочери отец «демонстрирует свое мастерство живописца эпохи классицизма и как участник державинского кружка воспевает простоту и естественность народных русских обычаев».

Портрет Агаши Левицкой

Портрет великого Суворова (1786) автор создавал, по некоторым сведениям, по памяти, пользуясь слухами и впечатлениями видевших генералиссимуса людей. От позирования Александр Васильевич отказался, сославшись на занятость. С портрета на зрителя смотрит немолодой человек в традиционном парике, камзоле, перевязанном орденской лентой. На груди полководца – лишь один орден из огромного количества наград разных странах мира. В правом углу холста чуть заметна шпага – единственный атрибут, выдающий военную «специальность» персонажа. Глаза Суворова необыкновенно притягательны, а в целом образ психологичен.

Портрет Александра Васильевича Суворова

Одной из загадок биографии Д. Левицкого остается творческое молчание в последние двадцать пять лет жизни, в течение которых он создал не более десяти картин (впрочем, превосходных). Некоторые биографы усматривают причину в болезни глаз, которая к глубокой старости привела живописца к слепоте. Иные считают, что Левицкий почувствовал ложность своего положения, фальшь и лицемерие, которые его повсеместно окружали. Полагают, что мастера покинуло счастье созидания, творчества, а остались чувства неудовлетворенности и пустоты.

Искусствовед Стасов утверждал, что талант художников того времени был «испорчен и искажён, он весь израсходован только на ложь притворство и выдумку главной сущности и на парад и блеск подробностей».

Виртуозное мастерство, владение цветом, рисунком, тоном не могли заменить главное в искусстве – правду. И надлом, кризис в душе и творчестве художника нарастали. Нестерпимыми стали часы заказной работы, все больше тянуло художника к одиночеству, чтению и печальным размышлениям.

Заказчики стали забывать прославленного живописца. И за два-три года художник впал в нищету, ушел по состоянию здоровья (как предлог) из Академии, и хотя почти два десятилетия отдал воспитанию молодых мастеров, удостоился ничтожной годовой пенсии размером 200 рублей.

Современники свидетельствовали: слепой старик Левицкий часами простаивал на коленях в церкви Академии художеств.

Скончался мастер в весьма преклонном возрасте, восьмидесяти семи лет, почти забытый.

Заглавная иллюстрация. Дмитрий Левицкий – фрагмент автопортрета

Источник

Дмитрий
Григорьевич Левицкий

Дмитрий Григорьевич Левицкий ( май 1735, Киев – 4 (16) апреля 1822, Санкт-Петербург ) – российский художник украинского происхождения, мастер парадного и камерного (интимного) портрета, автор изображений известнейших людей российского государства, включая императрицу Екатерину II и «малый двор» (так называли в Петербурге двор цесаревича Павла), академик, руководитель портретного класса в Академии художеств, член масонской ложи «Умирающий сфинкс».

Особенности творчества художника Дмитрия Левицкого. Блестящее дарование позволило Левицкому обогатить установившиеся к XVIII веку в России традиции живописи, расширив рамки классицизма и привнеся в изобразительное искусство (подобно тому, как это сделал в литературе Державин) живую непосредственность и естественность. Начиная с ранних работ, Левицкий проявляется как первоклассный мастер парадного портрета («Портрет архитектора А.Ф.Кокоринова»), способный найти выразительную позу и жест, уловить за статусными атрибутами природное обаяние портретируемого, виртуозно передать материальную красоту и фактуру предметов, соединить высокую интенсивность цвета с гармоничным тональным единством. В камерных портретах Дмитрия Левицкого («Портрет П.А.Демидова», «Портрет Е.А.Бакуниной» и др.) появляется особая «домашность», фамильярность интонации. Подобно английскому современнику и коллеге Томасу Гейнсборо, Левицкий предпочитает для своих портретов не глухой, а полупрозрачный, «подсвеченный» изнутри фон, он так же внимателен к тончайшим индивидуальным особенностям лиц своих героев, а его героини (Мария Дьякова, Урсула Мнишек, девушки-смолянки) если и не всегда безупречно красивы, то всегда неповторимы.

Левицкий, лучший русский портретист XVIII века, уже в XIX веке был основательно забыт. Собственный ученик Кипренский затмил его славу, когда Левицкий был еще жив. А с появлением Перова, Крамского и Репина стало казаться, что любой портрет екатерининской эпохи неоправданно помпезен и безнадёжно старомоден. Лишь в начале ХХ столетия Александр Бенуа извлёк имя Левицкого из забвения. Он был убеждён и сумел убедить других, что во всём европейском искусстве эпохи Просвещения с Левицким могут поспорить в мастерстве разве что немец Антон Графф (да и то сомнительно) и англичанин Томас Гейнсборо.

Дмитрий Григорьевич Левицкий происходил из украинского дворянско-священнического рода. Его предки с «гоголевской» фамилией Нос в XVII веке перебрались с правобережной Украины под Полтаву. Григорий Кириллович, отец Левицкого, был образованный священник. Он увлекался живописью и гравированием, даже ездил брать уроки «к немцам», и стал первым учителем Дмитрия. Отец сделал для сына и его будущего еще две важных вещи: обосновался в Киеве и сменил смешную фамилию «Нос» на благозвучную «Левицкий».

Киев начала и середины XVIII века, пронизанный западноевропейскими культурными влияниями, был местом несравненно более образованным, чем обе российских столицы. Именно с вращением в насыщенной культурной среде и обучением в Киевской духовной академии, «этой русской Сорбонне», связывает Бенуа появление такого изумительного таланта, как Левицкий.

В начале 1750-х годов в Киев приехал живописец Алексей Антропов. Он должен был расписать только что построенный по проекту Растрелли храм Андрея Первозванного. Левицкий стал ассистировать Антропову. По окончании работ наставник забрал его с собой в Москву – там тоже предстояла работа по декорированию церквей.

Взглядов Антропов придерживался весьма оригинальных. Например, он изо всех сил презирал недавно созданную Художественную академию за то, что она «портит» таланты и высушивает индивидуальность. Левицкому, во всяком случае, Антропов поступать туда учиться не велел. Левицкий ограничился частными уроками у перспективиста и сценографа Джузеппе Валериани и живописца Луи Жана-Франсуа Лагрене, учившегося, в свою очередь, у Ван Лоо, придворного художника Людовика XV.

Первую славу Левицкому принесли 6 полотен, представленных на ежегодной академической выставке в 1770-м. Из 6 картин уцелели только 3, в том числе знаменитый портрет архитектора Кокоринова. За него Левицкий удостоился звания академика.

В последней четверти XVIII века Левицкий окончательно оседает в Петербурге. Он счастливо женат, его дом на Васильевском острове славится гостеприимством. Там бывают образованнейшие люди своего времени – Богданович и Хемницер, Капнист и Державин.

Одним из близких друзей Левицкого стал просветитель Николай Новиков. Теоретические идеи Просвещения он претворял на практике: открыл в Москве типографию, библиотеки, в 16-ти российских городах учредил книжные магазины. Однако «просвещенная императрица» нашла повод посадить Новикова в Шбиссельбургскую крепость: в 1770-х он примкнул к масонам и активно критиковал крепостное право. По смерти Екатерины, в первый же день собственного восхождения на престол Павел I освободит Новикова. «Портрет Н.И.Новикова», хранящийся в Третьяковской галерее, написан Левицким вскоре после его освобождения. С большой психологической точностью художник изображает человека больного и измученного, но не сломленного, не отказавшегося от ценных для него идей.

Новиков поручится за Левицкого, когда тот надумал вступить в масоны. В 1800-м году видный масон Александр Лабзин как раз учредил ложу «Умирающий сфинкс». Туда были приняты Боровиковский и Левицкий, а портретист Рокотов, к слову, стал масоном значительно раньше: среди «вольных каменщиков» бытовала традиция заказывать портреты «братьев», потому живописцев принимали в масоны с особым рвением.

Левицкий тоже напишет нескольких крупных масонов. Портрет же самого Лабзина кисти Боровиковского сохранился, а вот кисти Левицкого – нет. Это, пожалуй, символично. Боровиковский остался верен масонству до конца. В Левицком же, очевидно, взыграла его украинская прагматичность: он не только порвал с масонами, но и потом всячески чурался мистики, расцветшей пышным цветом при дворе Александра I.

В любом случае, траектория судьбы художника сложилась так, что он надолго пережил время собственного триумфа. Целых полвека Левицкий прожил в Петербурге, на Васильевском острове. Как бы скверно, одиноко и холодно временами ни было в Северной Пальмире, он не решился вернуться ни в уютную и хорошо знакомую Москву, ни на малую родину в Киев. Но екатерининская эпоха больших свершений, к которым и сам Левицкий был в полной мере причастен, с грохотом канула в Лету у него на глазах.

«Ни страны, ни погоста не хочу выбирать, на Васильевский остров я приду умирать», – напишет через много лет Бродский. Забавно и грустно, но буквально так полутора столетиями ранее поступил Левицкий. В 1822-м году он умер в своем доме на Васильевском острове в полной безвестности. Могила «русского Гейнсборо» на Смоленском кладбище в Петербурге затерялась.

Источник

7 портретов благородных девиц: как смотреть «Смолянок» Дмитрия Левицкого

В Государственном историческом музее открылась выставка знаменитых портретов воспитанниц Смольного института, созданных в конце XVIII века Дмитрием Левицким. Кто придумал серию о смолянках? Что известно об истории создания этого цикла? И на что следует обратить внимание, рассматривая эти портреты?

Семь портретов питомиц Воспитательного общества благородных девиц при Воскресенском Новодевичьем женском монастыре, названном Смольным из-за его расположения на территории бывшего Смоляного двора, — один из бесспорных шедевров русской живописи XVIII столетия и структуро­образующий фрагмент коллекции Русского музея. Со временем у этого цикла кисти Дмитрия Григорьевича Левицкого (1735–1822) возникло короткое нарицательное имя — «Смолянки». Сегодня знаменитые портреты можно увидеть на выставке в Государственном историческом музее. Рассказываем об истории и обстоятельствах их создания, а также о том, на что важно обратить внимание, рассматривая работы Левицкого.

Екатерина Великая и Иван Бецкой

Важной составляющей екатерининских реформ стала не только сиюминутная забота о репутации просвещенной правительницы, но и мысли о будущем отечества. Множество воспитательных, учебных и научных учреждений были образованы попечением императрицы, озаботившейся формированием «новой породы людей». Решением этой задачи занимался выдающийся гуманитарный деятель эпохи Иван Иванович Бецкой (1704–1795), внебрачный — но не бро­шенный — сын генерал-фельдмаршала князя Ивана Юрьевича Трубецкого, унаследовавший его огромное состояние. Просветительская деятельность Бецкого у некоторых современников вызывала иронию — об этом свиде­тельствует следующий стишок:

Иван Иваныч Бецкий,
Человек немецкий,
Носил мундир шведский,
Воспитатель детский,

В двенадцать лет
Выпустил в свет
Шестьдесят кур,
Набитых дур!

Бецкой, однако, был истинным энтузиастом и невероятно щедрым благотворителем: он многое успел совершить до наступившей в 1783 году опалы и даже по смерти оставил 400 000 рублей на нужды воспитательных учреждений — сумму по тем временам безумную.

Смольный институт в Санкт-Петербурге. Центральная часть главного фасада и план наружной стены. Рисунок Джакомо Кваренги. 1806–1808 годы Государственный Эрмитаж

Воспитательное общество благородных девиц

5 мая 1764 года был подписан именной указ Правительствующему Сенату об открытии Воспитательного общества благородных девиц. Понадобилось несколько месяцев для завершения первого набора, и лишь 9 июля 1765 года императрице поднесли список представленных к зачислению пятидесяти воспитанниц, среди которых было семь титулованных девиц. Остальные места достались дочерям чиновников, обер-офицеров и низших придворных чинов. Началось осуществление амбициозной педагогической программы Бецкого. Главным в ней было воспитание добрых нравов, которое, по мнению Екатерины и Бецкого, было возможно лишь в закрытом учебном заведении, исключавшем пагубное влияние семьи. Принимать в общество следовало детей не старше шести лет и содержать там до восемнадцати. Более того, от родителей требовалась расписка, что они не потребуют возврата своего чада ранее чем по завершении полного курса, то есть через двенадцать лет. Редкие свидания с близкими допускались лишь на территории заведения и под присмотром наставниц.

Самым суровым наказанием было увещевание, а важной заботой воспитания — жизнерадостное настроение подопечных: система разнообразных поощрений предусматривала светские развлечения, балы и прогулки, а также поездки в гости — вплоть до обеда у начальницы княжны Долгорукой, Бецкого или даже самой императрицы. Этический кодекс смолянок сформулирован в картушках — нравоучительных картинах художника Алексея Бельского, в 1769 году сочиненных для классов Смольного института по заказу тамошнего начальства.

Екатерина II в Смольном институте. Из серии из восьми гравюр Даниэля Ходовецкого из жизни Екатерины II. 1797 год Государственный Эрмитаж

Гостьей смолянок частенько бывала Екатерина Великая, поддерживавшая неформальные отношения с воспитанницами, вплоть до личной переписки — например, Александру Левшиной она именовала в письмах Левушкой, а Глафиру Алымову — Алимушкой. Отметился визитами великий князь Павел Петрович. Воспитательное общество было предметом особой гордости Екатерины и демонстрировалось высоким гостям — шведскому королю Густаву III, прусскому принцу Генриху, французскому философу Дени Дидро.

Воспитанницы разделялись на четыре возраста — по три года каждый (точно так же были устроены Воспитательное училище при Академии художеств и Сухопутный шляхетный корпус). Девочки первого возраста (6–9 лет) изучали закон Божий, чтение и письмо, русский и иностранный языки, арифметику, рисование, музыку, занимались танцами и рукоделием. Во втором возрасте (9–12 лет) к этим предметам добавлялись история и география. В третьем (12–15 лет) необхо­димо было читать нравоучительную литературу, практиковаться в опытной физике и токарном деле, изучать архитектуру и геральдику, пробовать себя в скульптуре. Наконец, последние три года посвящались повторению и углуб­лению всех полученных знаний и навыков, а также развитию выявленных особых способностей. Для всех воспитанниц шили форменные платья одина­кового покроя, но каждому возрасту был присвоен особый цвет: первому, младшему, — кофейный или коричневый, второму — голубой, третьему — серый, четвертому, выпускному, — белый. В свободное время девицы занимались рукоделием, физкультурой, пением, а главное — постановкой спектаклей по пьесам Вольтера, Детуша и других французских авторов.

Об особенно выдающихся выпускницах императрица продолжала заботиться и после окончания ими заведения. Первый выпуск праздновался 30 апреля 1776 года. Пятеро смолянок — Екатерина Нелидова, Александра Левшина, Глафира Алымова, Наталья Борщева, Екатерина Молчанова — были взяты фрейлинами ко двору. Все они стали героинями портретов из знаменитой серии Дмитрия Левицкого.

Дмитрий Григорьевич Левицкий (1735–1822)

Малороссийский уроженец (село Маячка Полтавской губернии), сын священ­ника, иконописца, гравера Григория Кирилловича Носа, неведомо когда и зачем взявшего фамилию Левицкий, Дмитрий стал первым отечественным живописцем европейского уровня — «русским Гейнсборо», как его обоснованно называют.

Портрет архитектора Александра Кокоринова. Картина Дмитрия Левицкого. 1769 год Государственный Русский музей

1770–80-е — самый плодотворный период в творчестве художника. В эти годы он демонстрирует уникальное владение всеми типами портретных изображе­ний с наиболее эффективными сюжетными, композиционными, пластиче­скими и цветовыми приемами. В полупарадном портрете Кокоринова впервые появляются многослойная фактурная живопись, свободное суще­ствование модели в пространстве, цветовое богатство, композиционная изобретатель­ность. Говорящие аксессуары выбраны с чувством меры: большая академическая печать на столе — свидетельство высокой должности ректора, а чертеж указывает на профессию архитектора.

Портрет Прокофия Демидова. Картина Дмитрия Левицкого. 1773 год Государственная Третьяковская галерея

Деликатной, чуть ироничной интонацией отличается парадный портрет в рост Прокофия Акинфиевича Демидова (1773). Свободная изящная поза, в какой обычно изображаются монархи и вельможи, парадоксально сочетается с домашней одеждой. Вместо знаков императорской власти или высокого происхождения известный чудак и благотворитель торжественно опирается на стол с лейкой для полива растений и царственным жестом указывает на горшки с цветами: Демидов был известен своими ботаническими увлечениями.

Екатерина II — законодательница в храме богини Правосудия. Картина Дмитрия Левицкого. 1783 год Государственный Русский музей

Все эти качества и возможности великий живописец виртуозно проявил в самом известном своем творении — «Смолянках».

«Смолянки»

Условия хранения полотен в неотапливаемых залах Большого Петергофского дворца не могли не сказаться на их сохранности. В январе 1888 года тогдашний директор императорского Эрмитажа Васильчиков констатировал:

Уникальному живописному комплексу — «Смолянкам» — довелось пережить еще две фундаментальные реставрации. Первую — вынужденную, аварий­ную — пришлось провести после Февральской революции 1917 года, после того как 17 августа 1917 года в девять часов вечера портреты перевезли из импера­торского дворца в Русский музей. Современная, тщательная и бережная реставрация шедевров завершилась в 2010 году, в канун мероприятий по случаю Левицкого. Согласно предварительному технологичес­кому исследованию, авторский красочный слой сохранился лучше, чем казалось. Удаление поздних реставрационных записей позволило увидеть многие неразличимые ранее подробности, раскрыть аутентичные фрагменты и убедиться, что мастерская вязкая, фактурная, плотная живопись Левицкого не слишком боится смыто­стей и потертостей, неизбежно возникающих в процессе бытования: куда сильнее она страдает от реставрационных записей, то есть вторжения чуждой живописной системы. В этом, как и во многом другом, Дмитрий Левицкий уникален.

1 Настасья Давыдова и Феодосия Ржевская

Это единственная картина серии, где персонажи изображены на нейтральном фоне — видимо, в помещении института. Она же — единственная не датиро­ванная авторской подписью. Установить год создания «Портрета Ржевской и княжны Давыдовой» исследователи смогли благодаря реестру «высочайших повелений» императрицы Кабинету. Из него следует, что в августе 1772 года за два портрета благородных девиц академику Левицкому было уплачено «200 рублёв».

Слева Анастасия (Настасья) Михайловна Давыдова: она одета в платье кофейного цвета, установленного для младшего возраста (отсюда выражение «кофейная барышня»). Феодосия Степановна Ржевская справа и в голубом (этот цвет платья был установлен для смолянок второго возраста).

Княжна Давыдова (1766–?) Год ее рождения известен благодаря портрету княжны работы грузинского художника Николая Абхази, или Абхазова, хранящемуся в Рыбинском историко-художественном музее. Надпись на нем гласит: «Портретъ княгини Настасьи Михаловны Давыдовой арегиналъ списанъ 1770 году апреля 2 дня живописцемъ Николаемъ Апхазе (в)ымъ напятом году отрождения ее». См.: И. П. Дзуцова Материалы для словаря грузинских художников, работавших во второй половине XVIII — XIX веке. М., 1987. окончила Смольный институт в 1782 году (третий выпуск) без шифра, то есть без особого отличия. К сожалению, мы ничего не знаем о ее дальнейшей судьбе, за исключением того, что в Давыдова участвовала в спектаклях любительского театра в Тамбове, где ее отец был губернатором.

Ржевская (1760–1795) окончила Смольный институт с золотым шифром в 1779 году (второй выпуск). В Смольном училась и ее младшая сестра Прасковья. В 26 лет Феодосия вышла замуж за овдовевшего князя Михаила Николаевича Голицына, впоследствии Ярославского губернатора. Князь Иван Михайлович Долгорукий, двоюродный брат сестер Ржевских, вспоминал о Феодосии:

«Она была тиха, скромна и меланхолического свойства. Природа одарила ее разными талантами, из коих наипаче отличалась она в искусстве Терпсихоры. Будучи еще на воспитании в Смольном, она танцевала балеты при Екатерине, которые так ей полюбились… Но была она ума не хитрого…» И. М. Долгоруков. Капище моего сердца, или Словарь всех тех лиц, с коими я был в разных отношениях в течение моей жизни. М., 1997.

Умерла Феодосия Ржевская молодой, похоронена на кладбище Толгского монастыря в Ярославле.

2 Екатерина Нелидова

Поступившая в Смольный в 1765 году Нелидова отличалась чрезвычайной грацией, музыкальной одаренностью, способностью к танцам и рисованию. В ноябре драматург и поэт Алексей Андреевич Ржевский написал «Стихи к девице Нелидовой на представление во французской опере, называемой „Служанка и госпожа“, роли Сербинской»:

Как ты, Нелидова, Сербину представляла,
Ты маску Талии самой в лице являла,
И, соглашая глас с движением лица,
Приятность с действием и с чувствиями взоры,
Пандолфу делая то ласки, то укоры,
Пленила пением и мысли и сердца.
Игра твоя жива, естественна, пристойна;
Ты к зрителям в сердца и к славе путь нашла —
Нелестной славы ты, Нелидова, достойна;
Иль паче всякую хвалу ты превзошла!
Не меньше мы твоей игрою восхищенны…
Естественной игрой ты всех ввела в забвенье:
Всяк действие твое за истину считал;
Всяк зависть ощущал к Пандолфу в то мгновенье,
И всякий в месте быть Пандолфовом желал.

3 Екатерина Хрущова и Екатерина Хованская

Слева Екатерина Николаевна Хрущова (1761–1811), а справа Екатерина Николаевна Хованская (1762–1813). Две воспитанницы Смольного изображены в театральных костюмах: они участвовали в постановке комической оперы Шарля Симона Фавара «Любов­ный каприз, или Нинетта при дворе». Хрущова играла роль юноши Кола и на портрете одета в редингот — мужской костюм для верховой езды. Хованская изображала Нинетту.

Окончив институт, Хрущова вышла замуж за полковника Бориса Влади­мировича фон Ломана, а Хованская — за поэта Юрия Александровича Нелединского-Мелецкого, статс-секретаря Павла I, сенатора и почетного опекуна Петербургского воспитательного дома. В 1798 году он попал в опалу, и супруги переехали в Москву. После Бородинского сражения Екатерина Николаевна, как и многие москвичи, уехала в Ярославль и скончалась там в ночь со 2 на 3 апреля 1813 года, не выдержав потрясения от пожара Москвы.

4 Александра Левшина

Александра Петровна Левшина (1757–1782), в замужестве княгиня Черкасская, происходила из обедневшей семьи. Она поступила в Смольный институт в 1764 году и окончила его в с большой золотой медалью и шифром Екатерины II. Левшина пользовалась особым расположением императрицы и чаще других получала приглашения ко двору: это как раз с ней Екатерина вела шутливую переписку, называя ее «моя черномазая Левушка». В одном из писем императрица так описала свою корреспондентку:

2 июня 1778 года Левшина пожалована во фрейлины Екатерины II, а 29 апреля 1780 года она вышла замуж за капитана лейб-гвардии Измайловского полка, князя Петра Александровича Черкасского. Детей у них не было.

Портрет Левшиной больше остальных изображений смолянок. Отличает его и торжественный, подробно разработанный архитектурный фон, детали которого стали видны после реставрации 2010 года: до раскрытия угадывался лишь силуэт вазы на первом плане слева. После реставрации открылась торже­ственная архитектурная композиция с колоннами, появилась пространственная глубина. Расчистка изменила — точнее, возвратила — аутентичный эмоцио­наль­ный строй портрета, лицо обрело девическую миловидность, а поступь — легкость.

5 Глафира Алымова

Глафира Ивановна Алымова (1758–1826), в которую был страстно влюблен сам Бецкой, изображена в белом шелковом платье, которое носили воспитанницы старшего возраста. Повседневные платья белых смолянок шили из английской ткани камлот, а праздничные — из шелка. Алымова обладала музыкальными способностями: француженка Мария Левек, преподававшая арфу, считала ее своей лучшей ученицей. Сама Алымова вспоминала, что два-три раза в неделю в Смольный приезжала жена великого князя Павла Петровича, великая княгиня Наталья Алексеевна, и по несколько часов с ней музици­ровала. Играющей на арфе в «концерте из разных инструментов» Алымова изображена и на портрете, запечатлевшем выступление любимицы Бецкого и Екатерины II на выпускном балу Воспитательного общества благородных девиц (первого выпуска) 30 апреля 1776 года.

Окончив Смольный с золотой медалью первой величины и шифром Екате­рины II, Алымова была причислена ко двору и пожалована во фрейлины великой княгини Марии Федоровны. В 1777 году она вышла замуж за действи­тельного тайного советника, камергера, вице-директора Академии наук, поэта, масона Алексея Андреевича Ржевского (1737–1804). Посаженной матерью на свадьбе была Екатерина II. Во втором браке Алымова была за учителем французского языка, гувернером ее детей, переводчиком, членом Общества любителей российской словесности савойцем Ипполитом Петровичем Маскле.

6 Наталья Борщева

Наталья Семеновна Борщева (1759–1843) изображена в бархатном черном платье: в нем она исполняла танцевальный номер на сцене театра Воспитательного общества благородных девиц на выпускном балу в 1776 году. Екатерины II на балу не было: при дворе был объявлен траур в связи с кончиной великой княгини Натальи Алексеевны. Борщова обладала красивым голосом и пела во француз­ских операх. Уже неоднократно упомянутый ваше поэт Ржевский писал:

Борщова, в опере с Нелидовой играя
И ей подобным же талантом обладая,
Подобну похвалу себе приобрела,
И в зрителях сердца ты пением зажгла…

Наталья кончила курс Смольного института в 1776 году с золотой медалью первой величины, с шифром императрицы Екатерины II и пенсией по 250 рублей в год. 14 июня она была пожалована фрейлиной к великой княгине Марии Федоровне. Как и Нелидова, она сопровождала Павла Петровича и его жену во время путешествия по Европе.

В первом браке она была за Клавдием Семеновичем Мусиным-Пушкиным, от которого родила шесть сыновей и двух дочерей, а во втором — за генерал-майором бароном Вильгельмом Людвигом фон Ховеном.

Портрет Борщевой — один из самых изысканных в серии. Реставрация позволила увидеть его удивительное цветовое и тональное богатство, виртуозную живопись черным по черному в изображении бархатного платья, обобщенный пейзажный фон.

7 Екатерина Молчанова

Екатерина Ивановна Молчанова (1758–1809) изображена в белом шелковом платье сидящей у стола, на котором поблескивает антлия — вакуумный насос, предназначенный для вычерпывания и перекачивания воды. Антлия использовалась как пособие для изучения смолянками физики в старших возрастах. В процессе реставрации этого портрета также проявились детали, обогащающие композицию: бронзовый краник антлии и уравновешивающий его золотой блик. Стала видна и богатейшая пластическая игра ткани платья.

Молчанова поступила в Смольный в и окончила обучение в 1776 году с золотой медалью первой величины, шифром Екатерины II и пенсией по 250 рублей в год. От соучениц, по воспоминаниям современников, она отличалась серьезностью и любовью к наукам. Из всех развлечений предпо­читала чтение. После окончания института 19 июня 1776 года она была взята ко двору и пожалована во фрейлины великой княгини Марии Федоровны. В 1780 году вышла замуж за Сергея Адамовича Олсуфьева, впоследствии генерал-майора.

В последних портретах серии, исполненных в 1776 году изображениях Екате­рины Молчановой, Натальи Борщевой, Глафиры Алымовой, сформулированы этические установки Просвещения о предназначении человека к «существам разумным», соответствующие воспитательной программе Смольного инсти­тута. Аллегорический смысл каждого из трех портретов достаточно ясен: сидящая у физического прибора Молчанова олицетворяет науку, танцующая Борщова — театр, перебирающая струны арфы Алымова — музыку.

Со времен Пифагора музыка понималась как олицетворение гармонии. В просветительском же трактовании гармония — это сосуществование разума и чувства («ума и чувствительности» по Дидро). Портреты Молчановой, Борщевой и Алымовой — образная модель этой аксиомы: постоянным совершенствованием разума, приобщением к науке в процессе жизненной игры Согласно философии эпохи Просвещения, жизнь — игра физических сущностей и человеческого интеллекта, эмоций и страстей. творится гармония человеческого бытия, аналогичная музыкальной. Этот дидактический постулат раскрывается от первого портрета цикла к заключительному триптиху.

По сути, в «Смолянках» Левицкий формулирует законченную этико-эстети­ческую программу человека новой формации. Но художественное воплощение этой идеи лишено навязчивой литературности и декларативности благодаря блестящей живописно-пластической форме, выверенной композиционно, фактурно, тонально и колористически (пусть не всегда совершенной с точки зрения классического канона).

Героиня каждого портрета обладает особым, ярким душевным складом. Поиски композиционной уравновешенности замаскированы скользящей легкостью фактурного мазка, оживляющего живописную поверхность бликами и pефлексами, которые образуют сугубо индивидуальную вязкую цветовую структуру. Цвето-тоновые отношения в сочетании с угловато-выразительной пластикой фигур порождают бьющую через край жизненную правдивость характеристики моделей, подчеркнутую достоверностью воплощения пространства, обстановки и аксессуаров.

Представляется, что «Смолянки» Левицкого — одно из ярких доказательств того, что Просвещение в России воистину состоялось. Хочется любоваться ими и, подобно Дидро у «Паралитика» Греза, отринув любые аргументы, восклик­нуть: «А, чтобы тысячи чертей взяли критиков и меня первого! Эта картина хороша, и очень хороша, горе тому, кто хоть мгновение может ее рассма­три­вать хладнокровно!» Д. Дидро. Салоны. М., 1989.

Источник