Что значит празднословие в православии
Многоглаголание, пустословие и любопытство
Из наследия Оптинских старцев
Оптинские старцы часто напоминали о благоразумном молчании и предостерегали от многоглаголания.
«Благое говорить – серебро рассыпать, а благоразумное молчание – золото.
Лучше предвидеть и молчать, чем говорить и потом раскаиваться.
Умное молчание дороже всего. Если положить все правила благоразумия на одну весовую чашу, а на другую чашу положить благоразумное молчание, то молчание одно перевесит.
Молчание хорошо, да благовременное и благоразумное, за которым не следует раскаяние.
Когда чувствуешь, что желаешь что-нибудь сказать по страсти, – молчи. Удержись, не говори. Ведь это брань, победить нужно, тогда только отстанет».
Преподобный Варсонофий |
Преподобный Варсонофий советовал:
«Больше молчите. А если что спросят, даже в церкви, ответьте без всякой раздражительности, не показывая угрюмого вида».
Преподобный Никон писал:
«Помни монашеское правило: не начинать говорить самому, не быв спрошенным».
И хоть эти слова старца относятся к монашествующим, но и живущим в миру нужно чаще вспоминать о них. Ведь как часто мы даем непрошеные советы, задаем лишние вопросы, рассказываем что-то глубоко личное (что следовало бы сберечь лишь для близких людей), а потом раскаиваемся в этом.
«От неосторожных слов более бед, нежели от самих дел»
Преподобный Амвросий предупреждал:
«Слово не воробей: вылетит – не поймаешь. Нередко от неосторожных слов бывает более бед, нежели от самых дел. Человек словесным потому и называется, чтобы произносил слова разумно обдуманные».
Молитвенное настроение и мир в душе
Преподобный Никон учил молчанию для сохранения молитвенного настроения и мира в душе:
«После молитвы, домашней или церковной, чтобы сохранить молитвенное умиленное настроение, необходимо молчание. Иногда даже простое незначительное слово может нарушить и спугнуть из души нашей умиление.
Молчание подготовляет душу к молитве. Тишина – как она благотворно действует на душу!»
Преподобный Моисей наставлял:
«Между собою храните молчание, кроме нужного ничего постороннего не говорите, да будет чист ум ваш в молитвах. Укоряйте себя мысленно и уничижайте и худшими всех себя имейте, и Бог призрит на смирение ваше и покроет от всех искушений».
Многоглаголание и уныние
Оптинские преподобные предупреждали: те, кто не может удержаться от многоглаголания, не смогут освободиться и от множества мучительных прилогов и следующих за этими прилогами уныния и отчаяния. Преподобный Лев писал:
«W. когда не положится совершенно сохранять двери ограждениями о устнах своих, то иначе не возможно ей освободиться от смущения и мучительства сладострастнейших прилогов и таких же мыслей и от оной происходящей скуки и уныния, влекущих в помыслы всепагубнейшей отчаянности».
Пустословие и любопытство
Старцы Оптинские предостерегали и от пустословия и неосторожных слов. Преподобный Никон напоминал духовным чадам:
«Остерегайтесь шуток и неосторожных слов в обращении друг с другом. Это оговаривание и пустословие может обратиться в привычку».
Иеросхимонах Иосиф (Литовкин) (1837—1911) |
Старцы предупреждали и о вреде любопытства. Преподобный Иосиф учил:
«Любопытствовать о чужих мыслях грешно и может быть вредно. Это никак не должно дозволяться».
Преподобный Варсонофий говорил о том, что любопытство, несмотря на кажущуюся невинность, тем не менее, является смертным грехом, потому что от него бывают гибельные последствия:
«Святые отцы говорят: любопытство есть смертный грех. Некоторым кажется странным, как это любопытство ставится наряду с тягчайшими грехами, например убийством, грабительством и т.д., – а оттого, что от него бывают гибельные последствия».
Бывает и безрассудное молчание от обиды, злости или по тщеславию, и такое молчание может быть даже хуже многоглаголания.
Преподобный Никон писал:
«Молчание полезно для души. Когда мы говорим, трудно удержаться от празднословия и осуждения. Но есть молчание плохое, когда кто злится и потому молчит».
Преподобный Макарий предупреждал:
«Безрассудное и не в разуме молчание хуже многоглаголания, а мерное или малое укрепление никакого вреда не принесет, а еще смирит и подаст силу к творению подвигов и трудов. Но безмерие и в том и в другом приносит весьма великий вред».
Предостережения Оптинских старцев о вреде многоглаголания, пустословия, неосторожных шуток и любопытства актуальны и в наше время.
Будем же помнить: «За всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда: ибо от слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься» (Мф. 12: 36–37).
Православная Жизнь
В причинах и последствиях празднословия разбирался Сергей Комаров.
Почему мы говорим, говорим, говорим?
«За всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда» (Мф. 12:36), – сказал Спаситель. А пробовал ли кто из нас посчитать, сколько вообще слов мы говорим, например, за час или за день? Вы не пытались? Я, признаться, тоже. Как-то неохота тратить время на такие пустяки, правда? А вот святые люди, оказывается, занимались этим. Такую священную арифметику я нашел в записках известного старца, духовника Псково-Печерского монастыря схиигумена Саввы (Остапенко).
«Попробуем произвести небольшой математический подсчет, — предлагает старец. — Для того, чтобы трижды прочитать молитву «Отче наш», причем не спеша, требуется всего-навсего одна минута, то есть за одну минуту мы произносим полторы сотни слов. Значит, за один час мы произносим девять тысяч слов. Но кто из нас такой подвижник, разговор которого за двадцать четыре часа в сутки исчислялся бы одним часом?
…Если мы в сутки разговариваем в общей сложности по десять часов, то значит, что за день мы произносим девяносто тысяч слов; за неделю — шестьсот тридцать тысяч; за месяц — два миллиона семьсот тысяч, а за год — тридцать два миллиона с лишним. Если каждое слово сравним с песчинкой, то за один год нашей жизни на чашу весов будет положено более тридцати миллионов песчинок. Представляешь себе? Это целый мешок! И, конечно, чаша весов сразу опустит нас на дно ада за один только грех празднословия».1)
«А поговорить. », или О «благом» празднословии
В том-то и дело, что чрезмерная говорливость у нас и грехом не считается. Мы ее просто не замечаем. Тут сказал, там сказал, здесь на шутку ответил, с тем разговор поддержал. Вот и выходит — празднословие. Кстати, что это такое? Схиигумен Савва отвечает: «это такие слова, которые мы произносим, как говорится, от нечего делать; слова пустые, без всякого внутреннего достоинства и смысла; слова, ничего не значащие и бесцельные, которые не вызывают никакой необходимости, не имеют никакого полезного употребления. Так. говорим, лишь бы что-нибудь сказать».2)
Интересно, что праздные слова могут произноситься под самым благим видом. Например, как вы считаете, осведомиться о здоровье – это грех, или нет? Постойте, не спешите отвечать. Давайте снова послушаем отца Савву.
«Вот возьми и даже тот случай, когда мы друг друга спрашиваем: «Как здоровье?» — ну, как по-твоему: хорошо это или плохо? На пользу души такой вопрос или во вред? Чтобы правильно ответить на эти вопросы, надо знать намерение вопрошающего. Если человек спрашивает с намерением помочь болящему: принести лекарство, купить необходимые продукты и вещи, сделать уборку в помещении и т. д., то это хорошо; а если спрашивают только с тем намерением, чтобы показать свою любовь и заботу о ближнем, но кроме ахов, охов и покачивания головой ничем не помогает болящему, то это очень плохо. Такое лицемерие противно и Богу, и людям. Сам грешит празднословием и других наводит на грех. А самое главное то, что он, как разбойник, обкрадывает болящего, похищает ту награду, которую Господь приготовил болящему за его терпение. Пороптал на свою болезнь — лишился награды. А кто навел на это горе, тот и в ус не дует. Он весел, радуется: «Вот какой я внимательный!».3)
Празднословие: причины и следствия
Удивительны рассуждения святых людей, не правда ли? Отец Савва заметил такое, о чем мы просто и не задумываемся. Брякнем что-то — и дальше побежим, а через час уже не помним, что сказали. И в такой атмосфере у нас проходит вся жизнь.
«Попробуй… обычный разговор свой проанализировать, как говорится, разобрать по косточкам, и ты убедишься, что чуть ли не каждое слово — грех: то жалоба, то упрек, то ропот, то спор, а то и вовсе брань или осуждение и клевета»4), — советует схиигумен Савва. Спросим себя, друзья. Мы, мотающиеся по монастырям, бегающие за старцами, собирающие дома всякие святыньки; мы, рассуждающие об Афоне и Валааме, – делаем когда-либо такую простую вещь, как этот анализ? А ведь празднословие — это, прямо скажем, грех явный, лежащий на поверхности. Да, не самый страшный. Но — в ад привести может. Как и любой другой грех.
Ах, какое сравнение! Действительно, «в нашей душе не держится ничего». Причем, в отличии от людей древности, сегодняшний день ставит перед нами важную задачу переработки огромного количества информации: что нужно бы обдумать, что пересказать другому, в чем нас наверняка обманывают. Но мы большей частью беззащитны перед таким вызовом времени. Даже выкладывать спичечные пирамидки, как Штирлиц, вместе с соответствующей мысленной работой (помните рассуждающий голос за кадром?) мы не сможем, ибо воспитаны совсем другой культурой. Это культура фаст-фуда: съел информацию, толком не пережевав и не дав организму ни грамма витаминов, извергнул (простите). Такие извергнутые из ума, непереваренные мысли облекаются в соответствующий словесный мусор и заполняют эфир нашего общения.
Неуемная болтливость и культура речи
Наша неуемная говорливость есть прежде всего диагноз состояния ума. Поврежденная мыслительная деятельность выдает ущербный результат. Мы просто-напросто отвыкли думать и не очищаем свой ум, поэтому и не пользуемся даром слова, как должно. Вот что пишет о предназначении и о реальном состоянии нашего ума свт. Феофан Затворник: «…обсуждать окружающие нас вещи, чтоб добыть определенные о них понятия, всем и можно, и должно. Вот этим и следовало быть у всех занятою мыслительной силе. …она всегда должна быть занята серьезным делом обдумывания и обсуждения действительностей. Между тем, что видим в нашей мысленной области? Непрерывное движение образов и представлений без всякой определенной цели и порядка. …не рассуждение, а блуждание и рассеяние мыслей… праздномыслие и пустомыслие. Пристало ли так действовать разумной твари?»6)
Сказанное относится и к культуре речи: как мы говорим, сколько и о чем. Какие мы мыслители, такие и собеседники. Одно бездумное существо встречается с другим, начинается производство словесного навоза, и – нет такого Геракла, какой бы очистил эти Авгиевы конюшни. Миллионы, биллионы предложений, сказанных впустую, постоянно пополняют безразмерные кладбища мертворожденных слов. Уста продолжают молоть, не останавливаясь, высыпая наружу бесчисленные смысловые плевелы.
Дар слова: зачем дан
А ведь священный дар слова не для того дан. Счастливая возможность облекать мысль в слова подарена нам для общения с Богом и с другим человеком, а также для самопознания: заговорив, человек может услышать и понять самого себя. Для чего человек словесен? Для молитвы и поэзии, для богословия и пения. Для того, чтобы постигнуть все в мире и, назвав, владеть им. Для того, чтобы сказать Богу: «Ты Отец мой»; а человеку: «Ты брат мой». Для того, чтобы уподобиться самому Богу, произносящему слово…
Слово – небесный дар, который нужно беречь, понимая его предназначение. Золотым «паркером», подаренным королем или президентом, никто не будет рисовать рожицы на газете. Так же преступно и подарок Божий использовать как футбольный мяч, гоняемый мальчишками по полю. Понять цену нашей словесности и использовать по назначению – вот мысль, открывающая пространство для огромного труда, без которого невозможна православная аскеза. Священного труда, необходимого всякому человеку, называющему себя христианином.
Быть внимательным к каждому слову. Не сказать, пока не обдумал. Подумать, после того как сказал. Словам тесно, а мыслям просторно – этот писательский принцип хорошо помнить всякий раз, когда мы открываем уста, чтобы произнести слово. Слово, которое должно быть приправлено солью (см. Кол. 4,6) и не вызовет гнева Божьего в день Страшного суда.
Литература:
1. Схиигумен Савва (Остапенко). Опыт построения истинного миросозерцания. Празднословие.
2. Там же
3. Схиигумен Савва (Остапенко). Опыт построения истинного миросозерцания. Анализ разговора.
4. Там же
5. Свт.Иоанн Златоуст. Беседы на послание к Евреям. Беседа 21
6. Святитель Феофан Затворник. Что есть духовная жизнь. Письмо 6
Грех празднословия
Если сегодня подойти к любому прохожему на улице и спросить, что такое празднословие, то далеко не каждый даст верный ответ. Еще меньше людей с уверенностью скажут, что это, на самом деле, грех. Так подробно стоит поговорить о самом понятии «празднословие», узнать его сущность, понять, как от него избавиться и не поддаться.
Что такое «празднословие»
Празднословие — это та речь, которая пуста. Это слова, которые не несут верной информации. Чтобы лучше понять смысл слова достаточно просто разобрать его или разбить на две части. «Праздно» и «словие», то есть несение народу праздных слов или ненужных речей. Этот грех появился тогда, когда человек научился говорить.
По мнению схиигумена Саввы: «Это такие слова, которые мы произносим, как говорится, от нечего делать; слова пустые, без всякого внутреннего достоинства и смысла; слова, ничего незначащие и бесцельные, которые не вызывают никакой необходимости, не имеют никакого полезного употребления. Так… говорим, лишь бы что-нибудь сказать»
Что значит празднословие в православии
В православии этот термин имеет похожее значение. Это слова, которые не благочестивы. Они не способствуют исполнению воли Всевышнего. Если слова эти неверные и пустые, если приносят вред другим людям, духовный или физический, то это грех.
Лучше понять суть этого понятия в православии поможет история о блаженной Феодоре.
Блаженная Феодора — жена византийского императора-иконоборца, мать-регент императора Михаила. Она почитается в христианской, а именно православной церкви, за защиту иконопочитания. Кроме того, женщину восхваляли и за непосредственное восстановление истинной религии. Именно она вернула иконы в Византию в обход убеждений мужа.
Важно! В православной церкви днем почитания блаженной Феодоры является 24 февраля по новому стилю.
Женщина умерла, как и все она отправилась по дороге через мытарства к Богу. Перед тем как попасть в Рай, душа проходит через бесов, которые говорят о грехах человека, совершенных за его жизнь. Всего их 20, а первым является как раз празднословие. Феодора приблизилась к бесам. Там она слышала ужасный шум, гул и смех. Наконец, и сама блаженная предстала перед бесом. Он взял лист и стал громко читать грех празднословия женщины. Бес читал о частушках, беседах, пениях, глупом смехе.
Так можно легко понять, что же такое празднословие. Вообще одним из самых ценных качеств в истинном христианине считается именно умение молчать. Есть люди, которые имеют такую черту характера по своей природе. Есть же и те, кто специально молчат, чтобы не брать греха на душу. Здесь могут быть разные мотивы и разные цели, не стоит их путать.
Что же можно отнести к празднословию?
Все это религиозные специалисты называют пустословием. Также священнослужители относят к этому греху разного рода телевизионные программы. Те, в которых обсуждается то, что не существенно и не важно. Так, сюда можно отнести и программы, обличающие или открывающие личную жизнь человека. Священнослужители относят к этому греху и радиопередачи, слова комментатора во время спортивных игр или соревнований.
Важно! Грех празднословие присутствует в каждом православном человеке. Он же и вокруг нас.
Причины появления
Святые отцы говорят, что источник этого греха таится в самом человеке. А именно в его гордыне, тщеславии, бесстрашии перед Господом, в злой привычке. Наше желание соответствовать нынешнему обществу переступает границы дозволенного. Так, человек ради успеха в той или иной компании может наговорить на другого.
Простое дело — ради поддержания беседы, согласиться с неверными слухами, передать их дальше. А ведь никто и не задумывался, что так можно сломать кому-то жизнь. Человеческая гордыня, неспособность хранить молчание, все это приводит к греху празднословия.
К чему приводит празднословие?
Каждый может заметить, что все грехи цепляются друг за друга. Они связаны и неразрывны. Это можно легко доказать на примере празднословия и лжи. Одно вытекает из другого. Сегодня человек в невинной беседе передал слух, что слышал от знакомого. Он не знает, верна ли эта информация, но все же передает ее. Завтра же, этот человек создаст свой слух. Это уже станет настоящей ложью. А ведь вранье уже является смертным грехом. Оно противно Господу.
Празднословие имеет и другие последствия. Этот грех отравляет человеческую речь, а значит и культуру. То, что говорит человек — это то, о чем он думает. Именно речь отражает внутреннее состояние души, даже когда кажется, что это обман. Бесполезные разговоры уничтожают разум. Если встретятся два мыслителя, то их беседа будет полезной для ума и человечества, а значит и всеобщей культуры. Если же встретятся два глупца, то они только потеряют остатки разума.
Стоит сказать, что празднословие — это грех, который пронизывает все наше общество, все человечество. Порой люди даже не замечают того, что говорят. В беседе друг может легко обидеть друга словами, которые не имеют ничего общего с реальностью. В придачу к этому еще и покрыть ложью, нелепыми слухами другого, а через несколько секунд просто забыть.
С каждым днем, годом, десятилетием все ниже падает цена слова. Разве же это правильно? Всего несколько столетий назад, когда человек произносил фразу: «Я даю тебе честное слово», никто не сомневался в его чести и верности обещанию. Даже самым честным людям никто сейчас не верит. «Что мне твои клятвы и твои слова?» — с каждым днем все чаще звучит именно эта фраза. Вот к чему приводит празднословие — к разложению общества, в котором и без того, не так много верности и чести.
Важно! Священнослужители говорят, что слово было дано человеку не для того, чтобы он нес глупость народу, а чтобы нес волю Божию.
Как избавиться от греха
Если человек признает свой грех, то это уже пройдена половина пути к избавлению. Встает логичный вопрос. Как же избавиться от празднословия, ведь его порождает наш разговор? Приведем ниже несколько советов:
Святые отцы о празднословии
О грехе празднословия говорили священники во все времена и во всех народах. Именно этому греху посвящен отдельный псалом из Псалтыря.
Это интересно! Псалтырь — книга из Ветхого Завета. Она состоит из 150 псалмов или песен. Каждая из них несет в себе обращение к богу в разных формах. Есть жалобные, хвалебные, предсказывающие и другие. Псалтырь был переведен с еврейского языка. Самым известным писателем псалмов считается царь Иерусалима Давид.
Приведем несколько известных изречений известных людей о грехе празднословия:
Грех есть в каждом человеке. Не бывает безгрешных, об этом нам говорил еще сам Иисус. Святым же долгом человека является следование Божьим законам и заповедям. Людям нужно стремиться к избавлению от греха, а в первую очередь именно от празднословия. Не зря именно оно стоит первым в числе всех мытарств. Именно празднословие порождает другие, более тяжкие, а затем и смертные грехи.
Празднословие — покров лжи
Что такое празднословие? Правильно ли мы понимаем это, казалось бы, хорошо знакомое и понятное слово? Можем ли чувствовать его в себе и умеем ли избегать? Над молитвой преподобного Ефрема Сирина продолжает размышлять протоиерей Игорь Прекуп.
Ранее мы говорили, что дух праздности – это такое устроение человека, при котором он страшно тяготится чем-либо наполненным высоким смыслом, потому что «положение обязывает»; любыми обязанностями именно потому, что это «надо»; любым долгом, потому что это связывает, ограничивает возможности выбора; это состояние противоположное, враждебное «перемене ума»: покаянию. Дух праздности – это дух пустоты духовной, а стало быть, и душевной, потому что душа поистине полна лишь тогда, когда живет Духом Святым. Нередко лихорадочный поиск «духовной пищи» является ничем иным, как действием того же духа праздности, побуждающего одержимого им человека насыщаться суррогатами, производить их и вновь насыщаться, чтобы перебить духовный голод, обмануть душу, подменить ей пищу духовную на душевную (из сказанного отнюдь не следует, что душе не нужна собственно душевная пища).
Эта праздность пронизывает собой всего человека, в том числе и такое важное свойство как речь. Словесность – свойство человеческого ума; слово – явление мысли, а разумность – одна из существеннейших черт образа Божия в человеке. Поэтому, когда человек позволяет духу праздности овладеть своей речью, можно сказать, что он сдался ему весь: праздность, проявляющаяся в словах, указывает на порабощение их источника – разума этому духу.
Однако следует ли из вышесказанного, что всякая речь, не переполненная славословием Бога – празднословие? Вся, скажем так, светская словесность (границу светскости в литературе, кстати, провести весьма непросто) – празднословие? Вовсе нет. Наоборот!
Вдумаемся, в чем суть празднословия, в чем проявляется эта разновидность духа опустошения? В том, чтобы вслух любоваться красотой мира сего и возмущаться его уродством, чтобы вслух же радоваться о том, что несет на себе печать Творца (быть может, и не задумываясь непосредственно о Нем), и горевать, переживая диссонанс, которым вибрирует все творение Божие, пораженное грехом? Или, может, дух опустошения проявляется в том, чтобы улавливать пульс, ритм земной жизни, его колебания, музыку, если хотите, состояния всего живого вокруг, и выражать это всевозможными способами, в том числе речью: устной, письменной, в поэзии, прозе ли – неважно – в этом разве его проявление. Нет.
Разумеется, когда человек весь уходит в свои художественные переживания, замыкаясь на них, когда это становится для него культом – вот в самой этой замкнутости, напоминающей идолопоклонство, пожалуй, да, следует признать, что без духа празднословия не обошлось, но тут же следует «отделить мух от котлет»: проявилось это тлетворное влияние именно в склонности ограничивать свои переживания миром сим, в преувеличенном к ним внимании самим по себе, вне контекста истинной подоплеки всего происходящего и переживаемого, в склонности подменять истинную духовную пищу – суррогатами. Это порочное начало примешивается к любой земной деятельности, но становится ли она от этого никчемной, пустой? – Лишь в том случае, когда эта примесь становится доминирующей, определяющей сущность творчества.
Любовь к природе как таковой, попытки осмысления мятущихся чувств и выражения их, оттачивание мастерства письменной или устной речи – это все естественное, которое не отсекать надо, из-за тлетворной примеси, а фильтровать. Поэтому празднословие меньше всего проявляется в литературе нерелигиозных авторов, которые не претендуют на проникновение в пренебесные выси, но ограничивают свои интересы поиском смысла жизни на естественном уровне и… парадоксально, ведь находят его, «сами не чуя, как края ризы Его касаются» (вспомните-ка «На краю света» Н. Лескова), потому что, когда писатель всерьез задумывается о нравственных вопросах, он неизбежно приходит, пусть неосознанно, к выводу о существовании неких метафизических основ нравственности. Причем, что интересно, чем нерелигиозный автор менее склонен фантазировать об этих основах, чем кондовее он в своих концептуальных конструкциях, тем его интуитивные прозрения чище, без всякой оккультной пены. Для примера, можно почитать произведения непрошибаемого атеиста В. Сухомлинского: такое впечатление, что он намного ближе к Царству Небесному, чем многие новоиспеченные «православные писатели», которых, на первый взгляд, не упрекнешь в празднословии – всё о божественном, да с придыханием…
Празднословие – прерогатива тех, кто претендует на «высокий штиль», рассуждает на высокие темы. И секулярный автор празднословит, когда начинает рассуждать на темы, которым ни умом, ни сердцем не сочувствует, или как бы да, сочувствует, даже способен адекватно эмоционально реагировать и давать верные нравственные оценки событиям или чьим-то поступкам, но… сам не станет не только делать того, чем восхищается, но даже ближнего своего в этом не поддержит. Ибо «идеалы – это одно, а жизнь – другое». Такой человек, рассуждая о «высоких материях», о принципах, об идеалах, о героизме, о любви, наконец, о жертвенности – празднословит.
Тем более, празднословит тот, кто трындит не просто об идеалах, а об истинах вечных, о Боге, о святости, о добродетелях… и никакой связи с делами. А говорит, быть может, все правильно. Нет, конечно, нередко бывает, что человек, рассуждая на эти темы, несет полную околесицу; тут празднословие распознать много ума не надо… хотя, прошу прощения, надо признать, что нередко и неглупые люди покупаются на полную чушь болтуна, всего лишь нахватавшегося терминологии, а то и на ходу изобретающего наукообразные неологизмы. К сожалению, даже спустя 20 лет доступности литературы о вере и Церкви, многие люди не то, что с высшим образованием, но и «остепененные», проявляют самое дремучее невежество в области элементарных знаний о традиционной религии, если не своей, то своих предков.
Самое худшее, однако, если празднословие совершается грамотно: цитаты только из лиценз… ой, простите, из благословленных источников, голос приглушен, глаз увлажнен слезой, накал благочестия на грани перехода барьера, аналогичного звуковому: вот-вот, кажется, ба-бах. – и нет его рядом: переместился в райские кущи. Все слова сами по себе верные: что-то из Писания, что-то из Отцов, где-то афоризм от древних то ли греков, то ли римлян (да еще «на языке оригинала»!), а то и просто народную пословицу или поговорку ввернет – все само по себе безупречно… А вот в контексте того, по поводу чего ведется беседа, в контексте цели, преследуемой оратором, вся его конструкция из священных компонентов, прикрывающая или, еще хуже, оправдывающая какую-нибудь гадость, весь этот саркофаг трупа смердящего, украшенный священными фразами – все это фарисействующая ложь; причем ложь какая-то кощунственная именно в силу используемого священного «стройматериала».
Получается, чем выше тема, чем красивей, возвышенней, священней и, если можно так сказать, истинней высказывания по ней, при несоответствии слов состоянию души говорящего и преследуемым целям, тем омерзительней празднословие. Когда Священное Писание цитируют, чтобы оправдать собственное невежество и попустительство злу, когда сами по себе достойные житийные примеры и святоотеческие слова тычут в нос, тупо игнорируя их неприменимость в конкретной ситуации (неприменимость не вообще святоотеческих слов и дел, а именно этих конкретно), лишь бы апеллировать к неоспоримому авторитету (попробуй, скажи, что этот пример или высказывание неуместны в данном контексте; реакция предсказуема: да он Род… Церковь не любит, гад. ) – это празднословие в своем наихудшем, извращенном, а потому кощунственном варианте.
«Праздное слово, – учит свт. Иоанн Златоуст, – есть слово, несообразное с делом, ложное, дышащее клеветой, а также, по изъяснению некоторых, и пустое слово, например, возбуждающее неприличный смех, срамное, бесстыдное, неблагопристойное». Если вдуматься, то и молитва может быть празднословием, ибо, как говорит прп. Ефрем Сирин, праздное слово – это «обещание веры, не исполненное на деле. Человек верует и исповедует Христа, но остается праздным, не делая того, что повелел Христос».
Молящийся Отцу о прощении грехов и ссылающийся на прощение своим «должникам», празднословит, если на самом деле не усиливается прощать «от сердца», если позволяет себе держать обиду и не борется со злопамятством, ну, или борется, но, как бы так сказать… без достаточного энтузиазма.
Празднословит он и делая вид, что желает, да будет воля Божия на земле так же, как и на небе. Именно, «делая вид», потому что его слова (не те, которые «правильные», а те, которые непроизвольно вырываются) и дела (опять же не те, которые «добрые», а повседневные, привычные, которыми человек как бы заявляет: да будет воля моя!) свидетельствуют о том, что воля Божия его мало волнует; если даже он ею интересуется, то лишь в плане того, как бы ее склонить к своей, а свою выдать за Божию.
При такой внутренней установке молитва Господня становится празднословием, аналогично возгласам «Боже!» и «Господи!», давно выродившимся в междометия.
Помню как-то 20 с лишним лет назад делился я со своим духовником, о. Владимиром Залипским, переживаниями: «Вот, – говорю, – бывает так, что излагаю я в школе воскресной тему. Вроде поначалу все нормально. А потом вдруг чувствую, что клинит. И не потому, что не подготовился или забыл что-то – нет, не в этом дело. Наоборот, пытаюсь говорить о том, что запланировал. Вот, только что все шло нормально: примеры вспоминались из Житий, из истории, а то и просто из жизни, сами всплывали в памяти высказывания святых Отцов, выдающихся богословов или философов, логично выстраивалась последовательность аргументации… Вдруг, бац! – клинит: еле соображаю, обосновывать тезис не получается, и вообще на душе как-то вязко… И, главное, я же понимаю, почему: не чувствую себя морально вправе говорить об этом, потому как совесть зазирает. Как быть?» – «А вы, что делаете в таких случаях?» – спросил батюшка. – «Выворачиваюсь и перехожу на другую тему, опускаю ту, которая не складывается. Но это как-то неправильно, я же должен об этом говорить…» – «Нет, ничего. Если сердце чувствует, что об этом сейчас говорить не надо, лучше, в самом деле, его послушаться. В другой раз об этом расскажете. Против совести не стоит…»
Вот это его «против совести не стоит», повторяемое от исповеди к исповеди по самым разным поводам, как-то хорошо отложилось у меня на душе. Не только потому, что он часто на это обращал внимание. В этом есть какая-то непередаваемая суть жизни во Христе. Покойный Солженицын как-то провозгласил: «Жить не по лжи!» Не будем вдаваться в дискуссии о том, насколько него самого получалось придерживаться этой линии, и не празднословие ли это в его устах тогда. В данном случае, неважно. Слова верные. Выстраданные. Как мы говорили выше, и молитва может стать кощунственным празднословием (молитва как процесс), когда она исходит от человека принципиально чуждого ее содержанию, но от этого она сама, ее слова не становятся пустыми.
Диавол – отец лжи (Ин. 8; 44). Говорят, «у каждого своя правда». Вряд ли можно сказать что-то более лживое. Нет, это истин много – больших, маленьких, относительных и абсолютных: в зависимости от их отношения к Единой Истине. А вот Правда одна. Истина – то, что есть – «естина». Но всё, кроме Того, Кто открылся Моисею с именем Сущий, относительно есть. Лишь Он есть в полном смысле слова, ибо в Нем – полнота бытия, все остальное существует относительно. Истин много. Отсутствие одного маленького, но существенного звена в цепи многих истин приводит к тому, что все они вместе составляют сплошную лукавую ложь.
Правда – то, что соответствует замыслу Божию, это само устроение мира, жизни, согласно благой Божией воле; все то, что направляет на правый, спасительный путь, хотя бы иной раз и через попущение зла. Грамотно составленный набор фактических истин может уводить от Правды, поэтому важно не запутаться в фактах, но установить ту истину, которая способствует торжеству Правды. Так вот празднословие – то, что вводит в заблуждение относительно пути Правды. Речь нам дана, чтобы мы могли сообщать ближним истину, способствующую торжеству Правды. Пустая речь та, которая сбивает с пути, хотя бы она и была переполнена сплошными истинами. Признания, которые запутывают слушателя, признания, которые не способствуют пониманию сути того, о чем идет речь – празднословие. К чему они, если формируют ложную картину, лишь порождая или усугубляя соблазн? К чему показания, которые неизбежно будут ложно интерпретированы и использованы в интересах злодея, а жертву выставят в превратном свете?
То же можно сказать и о религиозном просвещении: как мы говорим об Истине? С каким отношением формулируем «истину об Истине»? Что она для нас?
Авва Дорофей, размышляя о разных типах лжи, упоминает, в частности, о лжи самой жизнью. Между этим типом лжи и празднословием прочная (и порочная) связь: когда мы красиво рассуждаем о добродетели, но уклоняемся от ее пути – это празднословие, а поскольку своими правильными рассуждениями даем слушателям повод предполагать за нами соответствующую словам жизнь – это ложь жизнью.
То есть, празднословие – это не просто легкомысленная болтовня. Это и не ложь в прямом смысле. Это покров лжи, сплетенный из лукавства и лицемерия.
Крест – символ сокрушения отца лжи, символ победы над лукавым. Сама Истина распялась ради торжества Правды, ибо угодно было Богу «сначала принципом правды низложить диавола, поскольку тот является ее нарушителем, а затем уже и силою (низложить его) в день Воскресения и Будущего Суда. Ибо это наилучший порядок: чтобы правда предшествовала силе, и есть дело поистине божественного и благого владычества, а не тирании, где правда могла бы лишь следовать за силой» (свт. Григорий Палама).
«Да молчит всяка плоть человеча», – поется на Великом входе в Великую Субботу, – и да стоит со страхом и трепетом, и ничтоже земное в себе да помышляет…» Понятно, что не все могут посвятить жизнь целиком без остатка этому «молчанию». Не все к этому призваны. Однако то, к чему призваны в полноте лишь единицы, в меру сил каждого является всеобщим призванием. Способность вынырнуть из суеты, умолкнуть, замереть благоговейно, и продолжить мыслить и говорить с поправкой на полную свободу от «земных помышлений» – необходима каждому.
Опыт общения с человеком чуждым празднословию может оставить в душе глубокий след. Вспоминается один эпизод. Сидели мы как-то с друзьями, общались. Зашел разговор о вопросах духовного порядка. Заспорили. Они люди хоть не чуждые Церкви, но «с тараканами». Ну, а я себя этаким дезинфектором вообразил, стало быть… Градус дискуссии постепенно повышался. И вот, я в ходе спора, совершенно без всякой задней мысли, ввернул: «А вот отец Владимир»… И тут моих собеседников как подменили: весь азарт куда-то испарился, они чуть ли не на полуслове осеклись, лица их при воспоминании о покойном старце в миру, которого им тоже посчастливилось чуток знать, стали какими-то по-хорошему серьезными: «М-да, отец Владимир… ну, конечно, да… Что-то мы увлеклись». Такое чувство было, что все неожиданно для себя ясно вспомнили его лицо, скорее напоминавшее лик, и почувствовали себя детьми, которые забылись и расшалились в присутствии взрослого. Всё сразу стало таким мелким, а дух беседы увиделся таким несопоставимым с темой… Одного упоминания об о. Владимире нам оказалось достаточно, чтобы поймать себя на празднословии, ясно, отчетливо прочувствовав глупость и фальшь этого порока.