Что означает хороший читатель
Каким должен быть читатель
Читатель должен быть доброжелательным и понятливым человеком.
Он должен знать своего писателя, понимать, что не от хорошей жизни тот вступил на тернистый путь.
Возможно, у писателя было трудное детство. Возможно, его не понимали или бросили родители и он с детства скитался.
Читатель должен снисходительно относиться к грамматическим ошибкам писателя. Ведь правильно писать могут многие.
Читатель должен сквозь пальцы смотреть на то, что писатель не совсем правильно употребляет некоторые слова родной речи, а также все, без исключения, латинские изречения.
Какая разница!
Ведь важно не то, что писатель сказал, а то, что он хотел сказать!
Читатель должен сам догадаться и понять все так, как было задумано, а не так, как оно вышло.
Первая поправка Херца:
Вторая поправка Херца:
Поправка Кима Гарбуза:
Фи, как мало Вы, Хелью, требуете от Читателя. Перечислить зарплату? А если зарплата «с гулькин нос» по сравнению с потребностями Писателя? Нет. Читатели должны организовать «ФОНД ПИСАТЕЛЯ» с привлечением к этому делу олигархов и просто богатых любителей словестности (думаю, изящной. Так вот этот «Фонд» берет полностью на себя
а) публикацию произведений Писателя(что не обязательно) и,ГЛАВНОЕ-
б) Обеспечение постоянно растущих ПОТРЕБНОСТЕЙ Писателя в виде Яхты, Виллы, Роллс Ройса, и прочих мелочей. Вот за что нужно бороться.
(Примечание: Ким Гарбуз живет в Америке:))
Дополнение Ирины Сабировой:
если вдруг на глаза читателя попадется произведение Другого Писателя, он должен стыдливо отвести глаза, сделав вид, что ему совершенно не интересно. В случае же, если читатель поддался соблазну и прочитал произведение Другого Писателя, то он должен в красках рассказать Своему Писателю, как ему было скучно и противно читать Другого Писателя, что он глубоко сожалеет о своем легкомысленном поступке, раскаивается и никогда больше так не будет.
Дополнение Доры Карельштейн:
Настоящий читатель должен заботиться о вдохновении писателя и с этой целью исправно осведомлять его в своих письмах о всех городских сплетнях и разборках.
Что навсегда избавит песателя от мук творчества по высасыванию сюжетов из пальца.
1. В. Набоков Хорошие читатели и хорошие писатели
1. В.НАБОКОВ: «Хорошие читатели и хорошие писатели» (извлечение)
Однажды выступая в одном провинциальном американском колледже,во время затянувшегося лекционного тура, Владимир Набоков устроил небольшой опрос, предложив десять определений читателя; студенты должны были выбрать четыре, каковой набор, по их мнению, обеспечит хорошего читателя.
Выберите четыре ответа на вопрос, каким должен быть и что делать хороший читатель:
1. Состоять членом клуба книголюбов.
2. Отождествлять себя с героем/героиней книги.
3. Интересоваться прежде всего социально-экономическим аспектом.
4. Предпочитать книги, в которых больше действия и диалога.
5. Не приступать к чтению, не посмотрев экранизацию.
6. Быть начинающим писателем.
7. Иметь воображение.
8. Иметь хорошую память.
9. Иметь словарь.
10. Иметь некоторый художественный вкус.
Студенты дружно налегли на отзывчивое отождествление, на действие, на социально-экономический и исторический аспекты. Как вы, без сомнения, уже догадались, хороший читатель — тот, кто располагает воображением, памятью, словарем и некоторым художественным вкусом, причем последний я намерен развивать в себе и в других при всякой возможности.
Должен оговориться, что слово «читатель» я употребляю весьма свободно. Пусть это покажется странным, но книгу вообще нельзя читать — ее можно только перечитывать. Хороший читатель, читатель отборный, соучаствующий и созидающий, — это перечитыватель.
Сейчас объясню, почему. Когда мы в первый раз читаем книгу, трудоемкий процесс перемещения взгляда слева направо, строчка за строчкой, страница за страницей, та сложная физическая работа, которую мы проделываем, сам пространственно-временной процесс осмысления книги мешает эстетическому ее восприятию.
Когда мы смотрим на картину, нам не приходится особым образом перемещать взгляд, даже если в ней тоже есть глубина и развитие. При первом контакте с произведением живописи время вообще не играет роли. А на знакомство с книгой необходимо потратить время. У нас нет физического органа (такого, каким в случае с живописью является глаз), который мог бы разом вобрать в себя целое, а затем заниматься подробностями. Но при втором, третьем, четвертом чтении мы в каком-то смысле общаемся с книгой так же, как с картиной.
Не будем, однако, путать глаз, этот чудовищный плод эволюции, с разумом, еще более чудовищным ее достижением.
Любая книга — будь то художественное произведение или научный труд (граница между ними не столь четкая, как принято думать) — обращена прежде всего к уму. Ум, мозг, вершина трепетного позвоночника, — вот тот единственный инструмент, с которым нужно браться за книгу.
У каждого свой душевный склад, и я скажу вам сразу, что для читателя больше всего подходит сочетание художественного склада с научным. Неумеренный художественный пыл внесет излишнюю субъективность в отношение к книге, холодная научная рассудочность остудит жар интуиции. Но если будущий читатель совершенно лишен страстности и терпения — страстности художника и терпения ученого, — он едва ли полюбит великую литературу.
Литература родилась не в тот день, когда из неандертальской долины с криком: «Волк, волк!» — выбежал мальчик, а следом и сам серый волк, дышащий ему в затылок; литература родилась в тот день, когда мальчик прибежал с криком: «Волк, волк!», а волка за ним и не было.
В конце концов бедняжку из-за его любви к вранью сожрала-таки реальная бестия, но для нас это дело второстепенное. Важно совсем другое. Глядите: между настоящим волком и волком в небылице что-то мерцает и переливается. Этот мерцающий промежуток, эта призма и есть литература.
Литература — это выдумка. Вымысел есть вымысел. Назвать рассказ правдивым значит оскорбить и искусство, и правду. Всякий большой писатель — большой обманщик, но такова же и эта архимошенница — Природа. Природа обманывает всегда. От простеньких уловок в интересах размножения до умопомрачительно изощренной иллюзорности в защитной окраске бабочек и птиц — Природа использует изумительную систему фокусов и соблазнов. Писатель только следует ее примеру.
Ненадолго вернувшись к нашему маленькому волосатому дикарю, пугающему волком, можем сказать так: магия искусства шла от призрака выдуманного им волка, от волка его фантазии, и при жизни удачливого шалуна рассказ о нем был хорошим рассказом. А когда проказник погиб, рассказ у пещерного костра превратился в хорошее поучение. Но магия исчезла вместе с ним. Ибо все дело в выдумке.
Писателя можно оценивать с трех точек зрения: как рассказчика, как учителя, как волшебника. Все трое — рассказчик, учитель, волшебник — сходятся в крупном писателе, но крупным он станет, если первую скрипку играет волшебник.
К рассказчику мы обращаемся за развлечением, за умственным возбуждением простейшего рода, за эмоциональной вовлеченностью, за удовольствием поблуждать в неких дальних областях пространства и времени. Слегка иной, хотя и необязательно более высокий склад ума ищет в писателях учителей.
Пропагандист, моралист, пророк — таков восходящий ряд. К учителю можно пойти не только за поучением, но и ради знания, ради сведений. Мне, к сожалению, знакомы люди, читавшие французских и русских романистов, чтобы что-нибудь разузнать о жизни в веселом Париже или в печальной России. Но в-третьих, и это главное, великий писатель — всегда великий волшебник, и именно тогда начинается самое захватывающее, когда мы пытаемся постичь индивидуальную магию писателя, изучить стиль, образность, структуру его романов или стихотворений.
Три грани великого писателя — магия, рассказ, поучение — обычно слиты в цельное ощущение единого и единственного сияния, поскольку магия искусства может пронизывать весь рассказ, жить в самой сердцевине мысли.
Шедевры сухой, прозрачной, организованной мысли способны вызывать художественное потрясение не меньшей мощности, чем «Мэнсфилд-парк» или самый бурный каскад диккенсовской образности. Точность поэзии в сочетании с научной интуицией — вот, как мне кажется, подходящая формула для проверки качества романа.
Для того чтобы погрузиться в эту магию, мудрый читатель прочтет книгу не сердцем и не столько даже умом, а позвоночником. Именно тут возникает контрольный холодок, хотя, читая книгу, мы должны держаться слегка отрешенно, не сокращая дистанции.
И тогда с наслаждением, одновременно и чувственным и интеллектуальным, мы будем смотреть, как художник строит карточный домик и этот карточный домик превращается в прекрасное здание из стекла и стали.
Другие статьи в литературном дневнике:
Портал Проза.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Ежедневная аудитория портала Проза.ру – порядка 100 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более полумиллиона страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+
О хороших читателях и хороших писателях (взято с сайта http://nabokov-lit.ru/)
Алоха!
В продолжение вчерашнего поста.
В разговоре с Андреем поднималась тема «Хэппи Энда» для книги.
А ещё поднималась связанная с ней тема «Идеального Читателя«.
Темы эти связанны. И, по крайне мере для меня, связаны довольно прочно.
Так как я много уже писал о каких-то мифических людях, которые появятся из ниоткуда и очень помогут))
Но сейчас о читателях и писателях.
Вот статья / лекция / эссе Владимира Набокова на эту тему.
Так как во мне нашла отклик каждая из высказанных здесь мыслей, то я не буду дербанить эту работу, и не буду вставлять своих скудоумных ремарок, а просто приведу её целиком, как есть:
О ХОРОШИХ ЧИТАТЕЛЯХ И ХОРОШИХ ПИСАТЕЛЯХ
«Как стать хорошим читателем» или «О хорошем отношении к автору» — примерно такой подзаголовок подошел бы этим разнородным рассуждениям, в которых я хочу с любовной и медлительной дотошностью разобрать несколько шедевров европейской литературы. Сто лет назад Флобер написал в письме к любовнице: «Comme l’on serait savant si l’on connaissait bien seulement cinq a six livres» — «Каким ученым можно было бы стать, зная как следует пять-шесть книг».
Читатель должен замечать подробности и любоваться ими. Хорош стылый свет обобщения, но лишь после того, как при солнечном свете заботливо собраны все мелочи. Начинать с готового обобщения — значит приступить к делу не с того конца, удалиться от книги, даже не начав ее понимать. Что может быть скучнее и несправедливее по отношению к автору, чем, скажем, браться за «Госпожу Бовари», наперед зная, что в этой книге обличается буржуазия. Нужно всегда помнить, что во всяком произведении искусства воссоздан новый мир, и наша главная задача — как можно подробнее узнать этот мир, впервые открывающийся нам и никак впрямую не связанный с теми мирами, что мы знали прежде. Этот мир нужно подробно изучить — тогда и только тогда начинайте думать о его связях с другими мирами, другими областями знания.
Теперь другой вопрос: можно ли извлечь из романов сведения о странах и их истории? Неужели кто-то еще наивно полагает, что из тех пухлых бестселлеров, которые нам на каждом шагу подсовывают книжные клубы под видом исторических романов, можно что-нибудь узнать о прошлом? Можно ли доверять той картине помещичьей Англии с баронетами и садовой архитектурой, которую оставила Джейн Остен, если все ее знания о жизни ограничивались гостиной священника? Или «Холодный дом», фантастические сцены на фоне фантастического Лондона, — можно ли считать его очерком жизни Лондона столетней давности? Конечно, нет. То же самое относится и к другим романам. Истина состоит в том, что великие романы — это великие сказки, а романы в нашем курсе — величайшие сказки.
Время и пространство, краски времен года, движения мышц и мысли — все это (насколько можно судить, и мне кажется, тут нет ошибки) для писателя, наделенного высоким даром, не традиционные понятия, извлеченные из общедоступной библиотеки расхожих истин, но ряд уникальных открытий, для которых гениальный мастер сумел найти уникальный же способ выражения. Удел среднего писателя — раскрашивать клише: он не замахивается на то, чтобы заново изобрести мир — он лишь пытается выжать все лучшее из заведенного порядка вещей, из опробованных другими шаблонов вымысла. Разнообразные сочетания, которые средний литератор способен выстроить в заранее заданных рамках, бывают не лишены своеобразного мимолетного очарования, поскольку средним читателям нравится, когда им в привлекательной оболочке преподносят их собственные мысли. Но настоящий писатель, который заставляет планеты вертеться, лепит человека и, пока тот спит, нещадно мнет его ребро, — такой писатель готовыми ценностями не располагает: он должен сам их создать. Писательское искусство — вещь совершенно никчемная, если оно не предполагает умения видеть мир прежде всего как кладовую вымысла. Если материя этого мира и реальна (насколько реальность вообще возможна), то она отнюдь не является целостной данностью: это хаос, которому автор говорит: «Пуск!» — и мир начинает вспыхивать и плавиться. Он переменился в самом своем атомном составе, а не просто в поверхностных, видимых частях. Писатель первым наносит на карту его очертания, дает имена его элементам. Вот ягоды, они съедобны. Вон там, впереди, кто-то пятнистый метнулся прочь — надо его приручить. А вот то озеро за деревьями я назову «Жемчужным» или — еще изысканнее — «Сточным». Этот туман будет горой — и ее надо покорить. Мастер лезет вверх по нехоженому склону, и там, на ветреной вершине, встречает — кого бы вы думали? — счастливого и запыхавшегося читателя, и они кидаются друг другу в объятия, чтобы уже вовек не разлучаться — если вовеки пребудет книга.
В одном провинциальном колледже, куда меня занесло во время затянувшегося лекционного тура, я устроил небольшой опрос. Я предложил десять определений читателя; студенты должны были выбрать четыре, каковой набор, по их мнению, обеспечит хорошего читателя. Список куда-то задевался, но попробую восстановить его по памяти. Выберите четыре ответа на вопрос, каким должен быть и что делать хороший читатель:
1. Состоять членом клуба книголюбов.
2. Отождествлять себя с героем/героиней книги.
3. Интересоваться прежде всего социально-экономическим аспектом.
4. Предпочитать книги, в которых больше действия и диалога.
5. Не приступать к чтению, не посмотрев экранизацию.
6. Быть начинающим писателем.
7. Иметь воображение.
8. Иметь хорошую память.
10. Иметь некоторый художественный вкус.
Студенты дружно налегли на отзывчивое отождествление, на действие, на социально-экономический и исторический аспекты. Как вы, без сомнения, уже догадались, хороший читатель — тот, кто располагает воображением, памятью, словарем и некоторым художественным вкусом, причем последний я намерен развивать в себе и в других при всякой возможности.
Должен оговориться, что слово «читатель» я употребляю весьма свободно. Пусть это покажется странным, но книгу вообще нельзя читать — ее можно только перечитывать. Хороший читатель, читатель отборный, соучаствующий и созидающий, — это перечитыватель. Сейчас объясню, почему. Когда мы в первый раз читаем книгу, трудоемкий процесс перемещения взгляда слева направо, строчка за строчкой, страница за страницей, та сложная физическая работа, которую мы проделываем, сам пространственно-временной процесс осмысления книги мешает эстетическому ее восприятию. Когда мы смотрим на картину, нам не приходится особым образом перемещать взгляд, даже если в ней тоже есть глубина и развитие. При первом контакте с произведением живописи время вообще не играет роли. А на знакомство с книгой необходимо потратить время. У нас нет физического органа (такого, каким в случае с живописью является глаз), который мог бы разом вобрать в себя целое, а затем заниматься подробностями. Но при втором, третьем, четвертом чтении мы в каком-то смысле общаемся с книгой так же, как с картиной. Не будем, однако, путать глаз, этот чудовищный плод эволюции, с разумом, еще более чудовищным ее достижением. Любая книга — будь то художественное произведение или научный труд (граница между ними не столь четкая, как принято думать) — обращена прежде всего к уму. Ум, мозг, вершина трепетного позвоночника, — вот тот единственный инструмент, с которым нужно браться за книгу.
А раз так, мы должны разобраться в том, как работает ум, когда сумрачный читатель сталкивается с солнечным сиянием книги. Прежде всего, сумрачное настроение рассеивается и, полный отваги, читатель отдается духу игры. Нередко приходится делать над собой усилие, чтобы приступить к книге, особенно если она рекомендована людьми, чьи вкусы, по тайному убеждению юного читателя, скучны и старомодны, но если такое усилие все-таки делается, оно будет вознаграждено сполна. Раз художник использовал воображение при создании книги, то и ее читатель должен пустить в ход свое — так будет и правильно, и честно.
Что же касается читательского воображения, есть по меньшей мере две его разновидности. Давайте выясним, какая из них требуется при чтении. Первая — довольно убогая, питающаяся простыми эмоциями и имеющая отчетливо личный характер. (Этот первый тип эмоционального чтения, в свою очередь, делится на несколько подвидов.) Мы остро переживаем ситуацию, описанную в книге, поскольку она напоминает о чем-то, что довелось испытать нам или нашим знакомым. Либо опять же книга оказывается близка читателю потому, что вызывает в его памяти некий край, пейзаж, образ жизни, которые дороги ему как часть прошлого. Либо — и это худшее, что может произойти с читателем — он отождествляет себя с персонажем книги. Я не советовал бы читателям прибегать к этой разновидности воображения. Каков же тот единственно правильный инструмент, которым читателю следует пользоваться? Это — безличное воображение и эстетическое удовольствие. Следует стремиться, как мне кажется, к художественно-гармоническому равновесию между умом читателя и умом автора. Следует оставаться немного в стороне, находя удовольствие в самой этой отстраненности, и оттуда с наслаждением, — переходящим в страсть, исторгающим слезы и бросающим в дрожь, — созерцать глубинную ткань шедевра. Разумеется, полной объективности тут быть не может. Все ценное в какой-то степени всегда субъективно. Мне могло присниться, что вы сидите здесь; или я — привидевшийся вам кошмар. Я лишь хочу сказать, что читатель должен уметь вовремя обуздывать свое воображение, а для этого нужно ясно представлять тот особый мир, который предоставлен в его распоряжение автором. Нужно смотреть и слушать, нужно научиться видеть комнаты, одежду, манеры обитателей этого мира. Цвет глаз Фанни Прайс в «Мэнсфилд-парке», обстановка ее холодной комнатки — все это очень важно.
У каждого свой душевный склад, и я скажу вам сразу, что для читателя больше всего подходит сочетание художественного склада с научным. Неумеренный художественный пыл внесет излишнюю субъективность в отношение к книге, холодная научная рассудочность остудит жар интуиции. Но если будущий читатель совершенно лишен страстности и терпения — страстности художника и терпения ученого, — он едва ли полюбит великую литературу.
Литература родилась не в тот день, когда из неандертальской долины с криком: «Волк, волк!» — выбежал мальчик, а следом и сам серый волк, дышащий ему в затылок; литература родилась в тот день, когда мальчик прибежал с криком: «Волк, волк!», а волка за ним и не было. В конце концов бедняжку из-за его любви к вранью сожрала-таки реальная бестия, но для нас это дело второстепенное. Важно совсем другое. Глядите: между настоящим волком и волком в небылице что-то мерцает и переливается. Этот мерцающий промежуток, эта призма и есть литература.
Литература — это выдумка. Вымысел есть вымысел. Назвать рассказ правдивым значит оскорбить и искусство, и правду. Всякий большой писатель — большой обманщик, но такова же и эта архимошенница — Природа. Природа обманывает всегда. От простеньких уловок в интересах размножения до умопомрачительно изощренной иллюзорности в защитной окраске бабочек и птиц — Природа использует изумительную систему фокусов и соблазнов. Писатель только следует ее примеру.
Ненадолго вернувшись к нашему маленькому волосатому дикарю, пугающему волком, можем сказать так: магия искусства шла от призрака выдуманного им волка, от волка его фантазии, и при жизни удачливого шалуна рассказ о нем был хорошим рассказом. А когда проказник погиб, рассказ у пещерного костра превратился в хорошее поучение. Но магия исчезла вместе с ним. Ибо все дело в выдумке.
Писателя можно оценивать с трех точек зрения: как рассказчика, как учителя, как волшебника. Все трое — рассказчик, учитель, волшебник — сходятся в крупном писателе, но крупным он станет, если первую скрипку играет волшебник.
К рассказчику мы обращаемся за развлечением, за умственным возбуждением простейшего рода, за эмоциональной вовлеченностью, за удовольствием поблуждать в неких дальних областях пространства и времени. Слегка иной, хотя и необязательно более высокий склад ума ищет в писателях учителей. Пропагандист, моралист, пророк — таков восходящий ряд. К учителю можно пойти не только за поучением, но и ради знания, ради сведений. Мне, к сожалению, знакомы люди, читавшие французских и русских романистов, чтобы что-нибудь разузнать о жизни в веселом Париже или в печальной России. Но в-третьих, и это главное, великий писатель — всегда великий волшебник, и именно тогда начинается самое захватывающее, когда мы пытаемся постичь индивидуальную магию писателя, изучить стиль, образность, структуру его романов или стихотворений.
Три грани великого писателя — магия, рассказ, поучение — обычно слиты в цельное ощущение единого и единственного сияния, поскольку магия искусства может пронизывать весь рассказ, жить в самой сердцевине мысли. Шедевры сухой, прозрачной, организованной мысли способны вызывать художественное потрясение не меньшей мощности, чем «Мэнсфилд-парк» или самый бурный каскад диккенсовской образности. Точность поэзии в сочетании с научной интуицией — вот, как мне кажется, подходящая формула для проверки качества романа. Для того чтобы погрузиться в эту магию, мудрый читатель прочтет книгу не сердцем и не столько даже умом, а позвоночником. Именно тут возникает контрольный холодок, хотя, читая книгу, мы должны держаться слегка отрешенно, не сокращая дистанции. И тогда с наслаждением, одновременно и чувственным и интеллектуальным, мы будем смотреть, как художник строит карточный домик и этот карточный домик превращается в прекрасное здание из стекла и стали.
Там ещё много чего интересного.
Мысль дня от старца Сирина:
Писателя можно оценивать с трех точек зрения: как рассказчика, как учителя, как волшебника. Все трое — рассказчик, учитель, волшебник — сходятся в крупном писателе, но крупным он станет, если первую скрипку играет волшебник.
С книгой в обнимку: как стать хорошим читателем
В эссе о литературе нобелевский лауреат Герман Гессе пишет: «Жизнь коротка, в горнем мире не спросится, сколько книг ты осилил в своём земном бытии. Поэтому неумно и вредно тратить время на бесполезное чтение». И тут же уточняет: бесполезным его делает не выбор плохих книг, а качество самого чтения.
Человек, пролиставший томик Пруста или Набокова ради очередной галочки в чек-листе, получит от гениального текста гораздо меньше пользы, чем въедливый читатель незамысловатого жанрового романа. Чем больше внимания и сил мы вкладываем в текст, тем большую отдачу получаем. Даже тогда, когда проводим вечер не с проверенной временем классикой, а с непритязательной беллетристикой.
В то время, как журналы и блоги полнятся советами, как читать больше и чаще, мы предлагаем подумать о том, как вывести чтение на качественно новый уровень. Стать читателем осознанным, включённым и пытливым. Ведь хорошая книга может быть не только приятным времяпрепровождением, но и важным опытом, формирующим наше мировоззрение, развивающим эрудицию и раскрывающим новые грани нашей личности.
Как выбирать книги
Не существует универсальных книг, которые нравятся всем и всегда. Следовать популярным спискам в стиле «100 лучших романов всех времён», выбирая, что почитать на выходных, не более рационально, чем подкидывать монетку. Главное правило выбора материала для вдумчивого чтения звучит так: книгу надо именно выбирать, а не полагаться на случай (или красивую обложку).
Чтобы произведение не разочаровало, необходимо понимать, что вы хотите от него получить. Не браться за «Маленькую жизнь», если вам хочется чего-то лёгкого и весёлого. Отказаться от Кафки, если именно сейчас требуется чтение тёплое, уютное и утешительное. Аннотация редко даёт полное представление о том, что скрывается под обложкой. Другое дело — профессиональные рецензии. Критик Галина Юзефович советует найти своего «гуру» в мире литературы, чей вкус совпадает с вашим, и следить за его публикациями.
Хорошая литература — это сад расходящихся тропок, так что присмотритесь повнимательнее не только к критике, но и к текстам своих любимых авторов. Современный нонфикшн изобилует книжными рекомендациями, но и эссе старых мастеров могут хранить в себе настоящие жемчужины. Осталось только выбрать, чьему вкусу вы доверяете и внимательнее приглядеться к его прозе. Кафка, например, безумно любил «Братьев Карамазовых», а Фолкнер благоговел перед творчеством Джойса и Манна.
Как читать книги
Узнавайте больше
Каждая книга — не отдельный остров, а часть большого литературного архипелага. В любом большом романе отражается эпоха, традиция и современный ему контекст. Знание условий, в которых был написан текст, биографии автора, особенностей его поэтики открывает новые грани и смыслы, которые невозможно заметить при поверхностном прочтении.
Тот же Герман Гессе утверждал, что «читать книгу — для хорошего читателя это значит постигать существо другого человека» и советовал не упускать возможности познакомиться со всем, что выходило из-под пера любимого автора. Однако не стоит впадать в крайности. Начинать знакомство с творчеством Льва Николаевича с покупки полного собрания сочинений в 90 томах — это трюк для настоящих профессионалов. Но хороший читатель всегда готов узнать о прочитанной книге чуть больше, чем спрятано под обложкой. Хотите посмотреть на любимый роман свежим взглядом? Почитайте профессиональную критику, интервью автора или, как минимум, предисловие к ней.
Творите вместе с писателем
Чтение — это не пассивный процесс потребления контента, а сотворчество. По словам канадского писателя Альберто Мангеля, чтение — это «мастерство, которое обогащает текст, придуманный автором, углубляет его… и расширяет до самых дальних границ читательской вселенной». Учитесь быть активным и творческим читателем: снимать поверхностный слой повествования, чтобы добраться до идейной основы произведения, и критически переосмысливать прочитанное.
Владимир Набоков, к примеру, был уверен, что «Анну Каренину» невозможно понять, не нарисовав схему спального вагона, в котором Анна возвращается из Москвы в Петербург. Такое чтение потребует больше внимания и времени, но и удовольствия принесёт больше, чем простое следование за сюжетом.
Читайте сосредоточенно
Не стоит упускать из виду и чисто практический аспект: как, где и в каких условиях вы планируете читать. Всё это оказывает непосредственное влияние на ваше восприятие и уровень вовлечённости. Двадцать минут сосредоточенного чтения перед сном дадут несравнимо больше, чем попытки урвать по паре страничек в течение всего дня. Когда вы сфокусированы только на тексте и не отвлекаетесь на посторонние дела и уведомления из соцсетей, вы можете полностью «погрузиться» в историю, чтобы прочувствовать атмосферу, созданную автором.
А что потом?
Сформулируйте свое впечатление
Вдумчивое чтение требует не только сосредоточенности в процессе, но и подведения некоторых итогов. Не пожалейте времени на то, чтобы, закончив роман, сделать паузу и отрефлексировать полученный опыт. Если вы читаете две или больше книг в месяц, будет полезно завести блокнот для заметок, чтобы сохранять в нём свои размышления о прочитанном. Даже чиркнуть пару строк в Instagram полезнее, чем, закрыв одну книгу, тут же приступить к новой.
Перечитывайте книги
Владимир Набоков был убеждён, что книги нельзя читать — их можно только перечитывать. «Хороший читатель, — писал он в своих лекциях, — читатель отборный, соучаствующий и созидающий, — это перечитыватель». Читая книгу в первый раз, мы знакомимся лишь с её общей формой, словно окидываем беглым взглядом картину. Увлекшись сюжетными перипетиями, упускаем из виду важные нюансы, которые открываются лишь при втором, третьем прочтении, когда сюжет уже известен и можно внимательно присмотреться к технике исполнения. К тому же, многие детали раскрываются лишь ретроспективно. Зная развязку, мы способны разглядеть в характере и поведении персонажей то, что раньше было незаметно или непонятно.
Даже если филологические тонкости вас не интересуют, перечитывать книги всё равно полезно. Ведь восприятие одних и тех же сюжетов по прошествии времени может серьёзно измениться. Как известно, «Анна Каренина», прочитанная в 20 и в 40 лет — это два совершенно разных произведения. Вот почему иногда литературе, которая «не зашла» при первом прочтении, стоит дать второй шанс.
И напоследок
Любой литературный текст открыт к миллионам различных толкований. Не существует одного-единственного верного способа прочитать и понять книгу. Так что доверяйте своему чутью, а не мнению критиков и литературоведов. Да, тысячестраничный том комментариев к «Дару» позволит разгадать набоковские шарады и реконструировать культурный контекст романа. Но как говорит сам его составитель, Александр Долинин, «мой комментарий рассчитан прежде всего на людей, уже прочитавших «Дар» и получивших удовольствие от первого чтения».
Со временем любое великое произведение обрастает исследованиями и интерпретациями, но не позволяйте им затмевать первоисточник. В конце концов, литература создается не для учёных, а для читателей.