Что означает честный крест

Честной и Животворящий Крест как наше оружие

Архимандрит Епифаний Иконому

Не подлежит сомнению, что мы живем в эпоху, в которой господствует рациональная мысль и абсолютизация человеческого разума, эпоху, когда человек провозгласил себя и свои творения сущностью мира сего, изолировав и изгнав из него все метафизическое, сверхчувственное и сверхразумное. Философия новой – еще худшей – вариации гуманизма стала нашим мировоззрением, под действием которого человек рискует заключить себя в темницах своих достижений, которые, в конце концов, погребут его под своими обломками. Очевидно, что в столь негативной и безысходной атмосфере говорить о таинстве Креста и пытаться постигнуть то место, которое он должен занимать в жизни людей, похоже на утопию. Однако сейчас как никогда мы, оставив эту бесплодную философию, ощутили насущную потребность приблизиться, в меру наших слабых сил, к таинству Креста. Ведь необходимо понять, каков есть путь, проходящий под Его сенью, по которому необходимо следовать христианину, дабы очистить душу от греха и стяжать ее спасение.

Жизнь человека в этом мире, а в особенности жизнь верующего, – это крестный путь, это путь напряженного ожидания, жестокой борьбы, попыток, браней, падений и новых взлетов. Житие наше подобно бескрайнему бурному морю, волны которого швыряют из стороны в сторону утлое суденышко нашего внутреннего мира. И потому как нельзя более уместными представляются слова святой Синклитикии, назвавший Крест Господень «парусом», ибо лишь с его помощью мы можем переплыть море нашей жизни. И действительно, без Креста христианин лишается силы идти вперед, неустанно бороться с искушениями, с врагом рода человеческого, со всеми сатанинскими силами мира и, наконец, победить их. Ибо это не просто кусок древесины и не просто крестное знамение, которое человек делает механически, но таинственная сила, происходящая от жертвы и пресвятой крови Распятого на нем, сила, укрепляющая человека, имеющего Крест своим союзником в борьбе.

Крест подобен знамени, которое, оставаясь простым куском ткани, приводит нас в трепет от одного своего вида или прикосновения к нему, ибо напоминает нам о священных битвах нашей многострадальной родины. Так и при виде Креста мы мысленно переносимся на Голгофу и стоим подле Пресвятой Богородицы и возлюбленного ученика Христова, и плачем от любви к Нему, и пьем из открытой раны Христовой новую жизнь, проросшую во имя спасения грешников.

Всмотревшись в этот великий символ жертвы и страдания за веру, мы можем увидеть глазами души и сердца нашего иную действительность, потрясающую нас и порождающую священный ужас. Мы видим распятое на Кресте Пресвятое Тело Христа, столь много сделавшего на этой земле и столь сильно пострадавшего во имя всех людей всех времен, во имя людей, столь беспечно пренебрегающих своим спасением.

Мы видим пронзенное копьем Сердце, источающее Кровь Любви и взывающее к Отцу: «Отче, прости им…», в то время как мы сами не можем простить тех, кто причинили нам вред или боль.

Мы видим смирение и уничижение, которое принял на себя Богочеловек во имя твари Своей, в то время как мы сами возмущаемся и болезненно воспринимаем насмешки, которым мы подвергаемся за нашу жизнь и борьбу во Христе.

Мы видим сей громадный и тяжкий Крест, но не можем поднять и несравненно более легкие кресты трудностей нашего краткого жизненного странствия по этой бренной земле. Другими словами, на Кресте Господнем мы можем прочесть истины, которым не научит нас никакая книга, никакой университет, даже вся мудрость мира сего. Мы можем прочесть то, о чем столь точно сказал один современный православный мыслитель: «Подводящий нас ко Кресту приводит нас к самой Святой Троице, дарит нам пропуск в вечное блаженство. Все мы в определенной степени являемся соучастниками распятия Христа или брата нашего. Вопрос в том, хотим ли мы из распинающих стать распинаемыми? Если мы возжелаем этого, то мы будем жить вечно в Царствии Божием и явим его и нашему миру, и нашей эпохе».

На пороге XXI века – на этом историческом рубеже, представляющемся столь мучительным и пугающим в преддверии мрака неизвестности третьего тысячелетия, человек кажется неспособным ответить на вызов времени. В прошлом у него было множество опор, за которые он мог уцепиться, чтобы самоутвердиться за счет них. Философия, искусство, культура, спорт, политика, деньги по очереди становились его «богами», очаровывая измученного путника истории, однако, удовлетворяя лишь на мгновение его жажду и его стремление к высшему, к превосходящему сиюминутный мир. В наше время на место этих «богов» заступили превращенные в самоцель достижения технического прогресса, компьютерные технологии, исследование космоса. Однако такое развитие событий вместо того, чтобы открыть новые перспективы и показать человеку путь, усилило духовное одурманивание и еще больше отдалило человека от его сущности, лежащей вне тех ограниченных рамок, в которые он сам заключил себя.

Господь дал распять Свое Пречистое Тело на Кресте, «уничижил Себя Самого…», дабы дать выход из тупиков, которые, как Он знал, вечно будут мучить Его творение. Своей Крестной жертвой Он призвал всех нас принести к символу Его жертвы нашу жизнь и наши дела, опереться на него в наших стремлениях и чаяниях, распять на нем наши страсти и нашу грешную природу. Он дал нам понять, что значение Креста заключается в ожидании грядущего Воскресения, ибо, если мы основываем нашу жизнь на Кресте Господнем, мы ведем ее по пути воскресения к тому, что лишь в лоне Церкви, вдали от соблазнов и приманок сего мира, можно вкусить и пережить.

Перевод с новогреческого: редакция интернет-издания “Пемптусия”.

Источник

Происхождение честного и животворящего Креста Господня

После усердной молитвы все лобызали святую икону и честной Крест и безбоязненно шли на врагов: Господь содействовал им силою крестною и Пречистая Богородица оказывала им помощь, ходатайствуя за них пред Богом. Постоянно держась такого обычая пред каждым сражением, великий князь не изменил ему и пред битвою против болгар: он вышел, имея, подобно царю Константину в древние времена, впереди войска Крест Господень. Выступив на поле, после сражения с болгарами, русская рать обратила последних в бегство и, преследуя их, захватила пять городов; в числе их был и город Бряхимов на реке Каме. Когда же возвратились после битвы с неверными в свой стан, то увидели, что от иконы Богоматери с Младенцем-Христом исходят светлые, подобные огненным, лучи, осиявающие всё войско; это было в первый день августа месяца. Дивное зрелище еще более возбудило в великом князе дух мужества и надежды, и он снова обратил свои полки в погоню за болгарами; он сжег большинство городов их, положив на уцелевшие дань, и опустошил всю землю; после этой победы великий князь возвратился с торжеством домой. – Греческий царь Мануил, вышедший со своим войском против сарацин, в тот же именно день видел также подобное чудо, – исхождение от находившейся вместе с честным Крестом среди войска иконы Пречистой Богородицы со Спасителем лучей, осеняющих весь полк, и в этот день он победил сарацин.

Тропарь, глас 1:

Спаси, Господи, люди Твоя, и благослови достояние Твое, победы благоверному императору нашему Николаю Александровичу на сопротивныя даруя, и твое сохраняя Крестом Твоим жительство.

Кондак, глас 4:

Тропарь, глас 8:

С вышних призираяй, убогия приемляй, посети нас озлобленныя грехи, Владыко Всемилостиве. Молитвами Богородицы даруй душам нашим велию милость.

Кондак, глас 4:

Всякия скверны, Всемилостивый Спасе, аз бых делатель, и во отчаяния ров впадся, но стеню от сердца, и вопию к Тебе, Слове: ускори щедрый, и потщися на помощь нашу, яко милостив.

Источник

Животворящий Крест Господень

Почему мы почитаем Крест Христов

Наша Православная Церковь воздает почитание Кресту Христову как главному инструменту и символу искупления человеческого рода. В отличие от разного рода инакомыслия, которое либо не желает воздавать должное Кресту (протестантизм), либо напрямую борется с Ним, как языческим символом (Свидетели Иеговы), наша Православная Церковь отмечает день Воздвижения Креста Господня.

Честной Крест Господень для христианской веры является высшим символом жертвы и освящения, и потому его значение поистине огромно. Крест вместе с Воскресением действуют как две основные оси, по которым движется жизнь верных христиан. Воскресение следует за Крестом и предполагает Крест, а Крест предсказывает Воскресение. Без креста нет Воскресения.

Великий апостол Павел часто подчеркивает в своих посланиях, что Крест Христов является гордостью для него и для Церкви. «А я не желаю хвалиться, разве только крестом Господа нашего Иисуса Христа, которым для меня мир распят, и я для мира» (Гал. 6:14), потому что «Ибо слово о кресте для погибающих юродство есть, а для нас, спасаемых — сила Божия» (Кор. 1:18).

Всякий, кто умер через распятие, был назван «проклятым», но после того, как воплощенный Бог умер на кресте, он стал источником искупления. Из средства смерти он превратился в вечный источник жизни, из отвратительного и ужасного инструмента палачей — в светлый и благословенный символ, из дерева боли и траура — в убежище для отдохновения и радости.

Этот парадокс и великая перемена произошли из-за того, что неизмеримая божественная любовь и милосердие не мстили за человеческое невежество и зло. В бездонной божественной любви нет места ненависти, гневу и злости. Бог, как абсолютная любовь, вместо мести, помиловал человека и дал ему искупление от горьких уз греха и зла, даровав жизнь вечную.

«Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь.

Любовь Божия к нам открылась в том, что Бог послал в мир Единородного Сына Своего, чтобы мы получили жизнь через Него.

В том любовь, что не мы возлюбили Бога, но Он возлюбил нас и послал Сына Своего в умилостивление за грехи наши».

Благодаря безмерной любви Бога, ужасное орудие убийства человечества стало источником освящения и искупления.

Согласно Апостолу Павлу, после распятия Господа Крест Христов из ужасного смертоносного орудия убийства нечестивых людей превратился в символ Спасения, средство примирения с Богом и источник освящения. Сила Креста заключается в неугасаемой любви Бога, которая теперь направляется через Крест на все человечество.

Как священный символ, крест теперь ассоциируется с Господом Иисусом Христом. От Него он черпает свою непобедимую силу, освящение и благодать. Вот почему поклонение христиан Кресту — это не идолопоклонство: поклонение Святому Кресту означает поклонение Самому Христу, который есть знамение и памятование Его искупительной жертвы.

Что символизирует Крест

Честный Крест Господень — объединяющая сила человечества. Две поперечных перекладины Креста, символизируют союз людей с Богом (вертикальная перекладина) и союз людей друг с другом (поперечная перекладина). Конечно, объединение людей обязательно происходит через их отношения с Богом. Поперечная перекладина также символизирует две руки Распятого Спасителя, которые открыты, чтобы охватить и обнять все человечество.

Верующие теперь гордо носят крест как драгоценный и действенный оплот против зла, но также как признание своей веры в великую искупительную жертву Христа. Стоит обратить внимание на явное отвращение и даже ненависть к Кресту Христову многих еретических христианских групп. В целом, протестантский мир не чтит Креста. Известно, что протестанты не крестятся и используют крест только как элемент.

Состояние отчаяния и блаженства, которое вызывает в нашей душе присутствие и вид Святого Креста, заставляет нас мужественно и терпеливо переносить жизненные трудности, то есть нести наш личный крест:

«Тогда Иисус сказал ученикам Своим: если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною». (Мф. 16:24)

Мы надеемся на грядущее Воскресение, в прямом и переносном смысле. Эта непоколебимая вера дает нам силы и заставляет смотреть на жизнь с оптимизмом.

Частицы Животворящего Креста

Честной Крест был 4,50 метра в высоту и 2,40 метра в ширину. Ученые-исследователи, в попытках проследить судьбу Креста, на котором был распят Иисус, с Vпо VII век установили всего пятьдесят четыре упоминания о частицах древа Животворящего Креста в различных реликвариях того времени. После XII века, вероятно, из-за крестовых походов и возвращения паломников из Святой Земли, их число резко увеличилось.

На Афоне, в монастыре Ксиропотам, хранится частица древа Животворящего Креста, одна из самых больших среди ныне сохранившихся.

Древо Честного Креста, имеющее крестообразную форму, помещено в специальный ларец, украшенный драгоценными камнями. 12 рубинов, 8 алмазов и 8 изумрудов инкрустированы в это произведение искусства, бережно оберегающее святыню. В центре креста — фигура Иисуса, выполненная из смальты.

Известный исследователь древних артефактов Анатоль Фролов проанализировал важность Честного Креста для Византийской империи. Он нашел в общей сложности 1150 ссылок и упоминаний о распятиях с частями Святого Животворящего Креста.

Молитва Кресту Животворящему на русском

Знаменуй себя крестом и твори молитву Животворящему Кресту:

Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его, и да бежат от лица Его ненавидящии Его. Яко исчезает дым, да исчезнут; яко тает воск от лица огня, тако да погибнут беси от лица любящих Бога и знаменующихся крестным знамением, и в веселии глаголющих: радуйся, Пречестный и Животворящий Кресте Господень, прогоняяй бесы силою на тебе пропятаго Господа нашего Иисуса Христа, во ад сшедшаго и поправшаго силу диаволю, и даровавшаго нам тебе Крест Свой Честный на прогнание всякаго супостата. О, Пречестный и Животворящий Кресте Господень! Помогай ми со Святою Госпожею Девою Богородицею и со всеми святыми во веки. Аминь.

Источник

Что такое Честные Древа Креста Господня?

14 августа — праздник Изнесения Честны́х Древ Животворящего Креста Господня

Что такое Крест Господень?

Крест Господень — деревянный крест, на котором распяли Иисуса Христа. После того как тело Спасителя сняли, Его Крест сбросили в старый колодец для дождевой воды. В 70 году по Р. Х. Иерусалим разрушила до основания римская армия, а место нахождения Креста было утеряно. Через 300 лет, когда во главе Римской империи станет Константин I, его мать Елена отыщет Крест на Святой Земле — в честь этого события Церковь установила праздник Воздвижения Честнаго и Животворящего Креста Господня.

Как узнали, что это тот самый крест? Были же и другие

Верно, вместе с Христом распяли еще двух разбойников, и все три креста лежали в одном месте. Понять, какой из них принадлежал Спасителю, по внешним признакам было невозможно. Поэтому ко всем крестам приложили мертвеца и во время прикосновения к одному из них он воскрес (по другой версии, к крестам приложили тяжелобольную женщину, и та исцелилась). Поэтому Крест Господень и называют «Животворящим».

Что такое «Честные Древа Креста Господня»?

Это часть Креста Спасителя, которая хранилась в сокровищнице Константинопольского правителя. Святая Елена после обретения Креста Господня разделила его на несколько частей и одну увезла с собой в столицу. «ЧестнЫми» они называются в честь особого почитания среди верующих.

Праздник называется «Изнесение Честных Древ». Их куда-то выносили?

Да. В Константинополе сложилась традиция в августе нести святыню крестным ходом по городу, так как в это время года болело много людей. Вот что о возникновении праздника говорится в греческом часослове 1897 года:

«По причине болезней, весьма часто бывавших в августе, издревле утвердился в Константинополе обычай износить Честное Древо Креста на дороги и улицы для освящения мест и в отвращение болезней. Накануне (31 июля), износя его из царской сокровищницы, полагали на святой трапезе Великой церкви (в честь Святой Софии — Премудрости Божией). С настоящего дня и далее до Успения Пресвятой Богородицы, творя литии по всему городу, предлагали его потом народу для поклонения. Это и есть предъисхождение Честного Креста».

В названии праздника вместо слова «изнесение» иногда встречается «происхождение». Это неправильный перевод греческого слова, которое означает церемонию или процессию — во время праздника часть Креста торжественно несли по городу. Праздник перешел в Русскую Церковь из византийской традиции после Крещения Руси. В этот день на середину храма из алтаря выносится для поклонения украшенный крест.

Источник

«Да воскреснет Бог» – почему мы молимся Кресту Господню

Да воскре́снет Бог, и расточа́тся врази́ Его́, и да бежа́т от лица́ Его́ ненави́дящии Его́. Я́ко исчеза́ет дым, да исче́знут; я́ко та́ет воск от лица́ огня́, та́ко да поги́бнут бе́си от лица́ лю́бящих Бо́га и зна́менующихся кре́стным зна́мением, и в весе́лии глаго́лющих: ра́дуйся, Пречестны́й и Животворя́щий Кре́сте Госпо́день, прогоня́яй бе́сы си́лою на тебе́ пропя́таго Го́спода на́шего Иису́са Христа́, во ад сше́дшаго и попра́вшего си́лу диа́волю, и дарова́вшаго нам тебе́ Крест Свой Честны́й на прогна́ние вся́каго супоста́та. О, Пречестны́й и Животворя́щий Кре́сте Госпо́день! Помога́й ми со Свято́ю Госпоже́ю Де́вою Богоро́дицею и со все́ми святы́ми во ве́ки. Ами́нь.

Давайте шаг за шагом рассмотрим содержание этой молитвы, которая состоит из двух частей: пасхального по своей сути славословия и персонифицированного (что смущает некоторых из нас) обращения ко Кресту.

Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его, и да бежат от лица Его ненавидящии Его. Яко исчезает дым, да исчезнут; яко тает воск от лица огня, тако да погибнут беси от лица любящих Бога и знаменующихся крестным знамением, и в веселии глаголющих…

Протоиерей Игорь Прекуп. Фото: Станислав Мошков/rus.postimees.ee

Начало молитвы Кресту почти полностью совпадает с первыми четырьмя стихами 67-го псалма: Да воскреснет Бог, и расточатся врази Егo, и да бежат от лица Его ненавидящии Его. Яко исчезает дым, да исчезнут, яко тает воск от лица огня, тако да погибнут грешницы от лица Божия, а праведницы да возвеселятся, да возрадуются пред Богом, да насладятся в веселии (Пс. 67: 1–4). Это мессианский псалом, в котором «Пророк изображает пришествие Господне, низложение мысленных врагов и окончание духовного плена» (свт. Афанасий Великий). Интересно, что молитва Кресту начинается с мысли о победоносном воскресении Христовом. Крест не конец, а пролог Воскресения.

Начало псалма – это возглас Моисея, согласно книге Чисел: Когда поднимался ковчег в путь, Моисей говорил: восстань, Господи, и рассыплются враги Твои, и побегут от лица Твоего ненавидящие Тебя! (Числ. 10: 35). Вместе с рядом авторитетных толкователей мы предполагаем, что царь Давид воспел 67-й псалом при перенесении Ковчега Завета из дома Аведдара в Сионскую скинию в Иерусалиме. Псалмопевец, таким образом, проводит параллель с путешествием Израиля в пустыне и молит Бога, чтобы Он, как пишет прот. Григорий Разумовский, «и впредь так же действовал по отношению к Своему народу, как Он действовал доселе, посрамляя врагов Своих и Своего народа. Он как бы так говорит здесь: Бог не имеет нужды в великом приготовлении для поражения врагов; потому что они состоят в Его власти, и что довольно для Него поднять перст, и все они рассыплются. Враги же, о которых говорит здесь псалмопевец, суть те нечестивые противники Церкви Божией, которые собирались вкупе на Господа и на Христа Его (Пс. 2: 2), чтобы разрушить Их царство; они разделятся и в намерениях их и в силах, и ненавидящие истину Божию не возмогут терпеть Его света, их обличающего, и они побегут от лица Его».

Это буквальное толкование начала 67-го псалма. Однако в рассматриваемой нами молитве Кресту проступает его духовное толкование, выражаемое, в частности, словами блж. Феодорита Киррского: «Божественный Давид, видя водворяющееся у людей нечестие и преобладание диавола, и наученный Всесвятым Духом о пришествии Бога и Спасителя нашего, приносит молитву, прося, чтобы настало оное, как можно скорее; и немедленно принимает откровение будущего; вместе и поучается, и предлагает учение о спасении человеческого рода, о погибели врагов, кратко сказать, о необычайном изменении дел».

Кто эти «враги»? Разумеется, св. Давид имел в виду и тех, о ком пишет прот. Григорий, но только ли их, да и их ли в первую очередь. Буквальное толкование как бы освещает только исторически обусловленную сторону содержания священного текста, тогда как духовное толкование – глубинную, вневременную, вечную по смыслу и значимости. Согласно свт. Афанасию Великому, молитвенный возглас Моисея, воспроизводимый царем Давидом, «выражает побуждение Бога произвести суд над нечистыми демонами; потому что пришествием Его демоны лишены власти мучительствовать над людьми». О том же говорит и блж. Феодорит: «…Молитву сию принес он не против людей, но против демонов, враждующих на людей».

Выдающийся толкователь Священного Писания Евфимий Зигабен пишет о смысле «восстания» Бога следующее: «Поелику до пришествия Христова демоны господствовали над людьми, и ни ангел, ни человек не в состоянии был подать помощь порабощенным им людям, то посему Давид сими словами просит самого Создателя людей – Бога о подаянии помощи находившемуся под жестокою властью творений Его. При сем надобно прилично представлять Божие восстание, именно – как действие Божие в отношении к защите. Под врагами же Божиими в собственном смысле разумеются демоны, как отступники и противники Его». Не люди, заметьте, а демоны.

Это очень важно для понимания христианского отношения к врагам. Нисколько не приуменьшая роль порочных людей в чьих-либо скорбях и трезво оценивая возможности их свободной воли, не освобождая их от нравственной и юридической ответственности за свой выбор и не отрицая права личности и общества от них защищаться, нам заповедуется трезво смотреть на них, как на, пусть добровольных, но все же не более, чем проводников зла, источником которого являются злые духи. Потому апостол Павел и увещевает нас помнить, что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесной (Еф. 6: 12).

И, согласно святоотеческому учению, «кто памятозлобствует на демонов, тот не памятозлобствует на людей», а значит, «кто памятозлобствует на людей, тот подружился с демонами».

Придавать чересчур большое значение тому, что исходит от людей – опасное заблуждение. Надо отдавать себе отчет, что человек, идущий на поводу у бесов – сам их первая жертва, и не человека рассматривать как источник зла надо, а бесов, которые и без него могут нам навредить, в частности, всевая нам помыслы на ближнего, вызывая в нас, пусть и обоснованное, но все же греховное осуждение, неприязнь, малодушие и пр. Иначе получается, что человека, пусть и небезвредного, мы шарахаемся, а в себе самих даем бесу простор.

То же самое касается и слов псалма «да погибнут грешницы от лица Божия». Кто эти «грешники», которые «да исчезнут, как дым, и, как воск тает от огня, так и они – от лица Божия»? Кто из нас не грешен? Тем, кто сознает себя таковым, должно быть страшно читать эти слова… Как это? Нам что, желать себе погибели, уподобления рассеиваемому дыму и тающему воску?! Поясним.

Тако да погибнут беси…

Во-первых, как отмечает блж. Феодорит, «названных у семидесяти (имеется в виду Септуагинта или „Перевод семидесяти толковников“: первый перевод Ветхого Завета с древнееврейского языка на древнегреческий, сделанный в III–II вв. до Р.Х., согласно преданию, семьюдесятью двумя еврейскими учеными для Александрийской диаспоры. – И.П.) „грешниками“ все прочие переводчики наименовали „нечестивыми“. Так называет их и еврейский текст, и сирийский переводчик». Во-вторых, даже если принять такой обобщающий перевод, под «грешниками», как объясняет Евфимий Зигабен, следует понимать злых духов, ибо «они первые породили грех и сделались наставниками в оном и для людей». Впрочем, и блж. Феодорит, как уже было отмечено выше, считает, что «нечестивые» – это бесы.

Что касается пожелания им погибели, то, как пишет Евфимий Зигабен, ссылаясь на свт. Афанасия Великого, «демоны редеют от присутствия Христа, который есть огонь, потребляющий грех; где слово: „погибнут“ не означает разрешения их и истребления, но – то, что они не обретутся уже на тех местах, которые осеняет присутствие Христово».

В том же смысле, только чуть в ином аспекте толкует это место свт. Григорий Нисский, который с негодованием отвергает попытки «любителей споров», ссылающихся на подобные места в Священном Писании, «благость Божию делать содейственницею своей жестокости». Он убежден, что, «как молящийся, чтобы не было больных, не было нищенствующих, желает не смерти людей, а истребления болезни и нищеты: так и каждый из святых, молясь о том, чтобы пришло в уничтожение все враждебное и неприязненное естеству, только людям наиболее невежественным подает повод к такой мысли, будто бы святые ожесточены и раздражены против людей. Ибо Псалмопевец, сказав: Да исчезнут грешники с земли, и беззаконных да не будет более (Пс. 103: 35), молится о том, чтобы исчезли грех и беззаконие; потому что не человек человеку враждебен, но порочным движением произвола соединенное с ним по естеству делается ему врагом. Посему Давид молится, чтобы исчезло зло; но человек – не зло» (Беседы о молитве Господней).

Как и другие святые отцы, свт. Григорий под «врагами», об отмщении которым взывает царь Давид, понимает демонов. Однако не только их, но и культивируемые ими в нас греховные страсти.

«Как дым, разорявшись по воздуху, не оставляет и признака своего бытия, и воск, быв брошен в огонь, не находится более: так если на кого-либо снидет Божественная благодать и помощь, господствовавшая в нем, страсти тотчас обращаются в ничто. Не терпит тьма присутствия света, и болезнь не совместна с полным здоровьем, и страсти не действуют при бесстрастии» (цит. по Толковой Псалтири Евфимия Зигабена).

…От лица любящих Бога…

Тут противопоставление: с одной стороны, «ненавидящие Его», которые «да бегут», «исчезнут» и «погибнут», а с другой – «любящие Бога». Кто эти любящие? По идее – мы, если судить по признаку «знаменующиеся крестным знамением» и «в веселии глаголющие…», и далее по тексту. Ну да, знаменуемся, персты складывая аккуратно, и глаголем тоже не на каком-нибудь оскверненном бытовухой языке, а на сакральном церковнославянском… И что?

Если наша любовь сводится к «знаменованию» и «глаголанию», то уместно вспомнить и вздрогнуть: Не всякий, говорящий Мне: «Господи! Господи!», войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного. Многие скажут Мне в тот день: Господи! Господи! не от Твоего ли имени мы пророчествовали? и не Твоим ли именем бесов изгоняли? и не Твоим ли именем многие чудеса творили? И тогда объявлю им: Я никогда не знал вас; отойдите от Меня, делающие беззаконие (Мф. 7: 21–23). И «знаменовались», и «глаголали», и даже чудеса именем Его творили, а вот ведь, оказывается, Он их «никогда не знал».

Союз «и» вовсе не говорит, что предшествующее ему следует из последующего, т.е. из того, что человек «знаменуется» и «глаголет», следует, что он – «любящий Бога». Вовсе необязательно. Конечно, осенение себя крестным знамением и молитвенное обращение к Богу должно побуждаться любовью и свидетельствовать о ней. Да, они должны находиться в причинно-следственной связи, ведь молитвословие и обряд – то внешнее, что должно следовать внутреннему и, в свою очередь, призвано служить его укреплению и развитию, ибо «форма дух бережет», но ведь не всегда бывает так, как должно быть.

Горе нам, если не любим Бога, но горчайшее горе, если при этом еще и натягиваем на себя личину любви, «знаменуясь» и «глаголя», имитируя любовь, но не утруждая себя ее самоотверженным осуществлением.

Как ни странно, однако, я сталкивался с такой позицией, что любовь к Богу выражается именно в уставном благочестии: в неопустительном исполнении молитвенного правила, в регулярном посещении богослужений, в строгом соблюдении постов, и только освоив это все, можно начать «практиковать» любовь к ближнему. В пример приводят Закхея, который якобы сначала Христа возлюбил, вскарабкавшись на дерево и с радостью приняв Его у себя в доме, и только затем возлюбил ближнего, возжелав отдать пол-имения нищим, а если кого чем обидел, то воздать вчетверо (Лк. 19: 1–10). И добро бы говорили это люди неграмотные, Священного Писания в руках не державшие, так ведь нет! Адептами вышеописанной фальсификации христианства могут быть и дипломированные, а то и «остепененные» выпускники духовных и богословских учебных заведений. Тут проблема не в глупости и не в недостатке информации. Это нравственный выбор.

Ведь апостол Иоанн Богослов объясняет совершенно недвусмысленно: Кто говорит: «я люблю Бога», а брата своего ненавидит, тот лжец: ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит? (1 Ин. 4: 20). Да и о любви к Богу в Евангелии сказано куда уж проще: Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня… …Кто любит Меня, тот соблюдет слово Мое… Нелюбящий Меня не соблюдает слов Моих (Ин. 14: 21–24). Казалось бы, что тут мудрить? А вот ведь…

Так что на самом деле (а не ради того, чтобы прельстить) исчезают как дым бесы от молитвы и крестного знамения тех, кто нелицемерно любит Бога, т.е. живет по Его заповедям. Не время от времени поступает по ним, в зависимости от того, насколько благоприятствуют обстоятельства, но именно живет по ним, или лучше сказать – ими.

…И знаменующихся крестным знамением…

Несколько слов о той самой форме, которая дух бережет. Помню, когда-то давно, еще в пору моего диаконства, сидел я в приемной нашего покойного митрополита, тогда еще епископа, Корнилия. Зашел к нему председатель местной старообрядческой общины, тоже сел на диванчик, ждет. Разговорились. Я его начал расспрашивать об особенностях старообрядчества, в чем он их видит. Не то чтобы я уж очень надеялся на серьезный богословский диспут, но все же хотелось послушать «натурального» представителя, а не писателя-теоретика с какой бы то ни было стороны. Он замялся было, потом говорит: «Ну, например… У вас ведь как крестятся. Пальцы вы как складываете, вот так, да? – сказал он, как бы неуверенно сложив первые три пальца щепотью (спасибо, что не потер еще их между собой). – А у нас – вот так…» И сложил двоеперстие.

Нет, он не сделал никакого воинственного, торжественного жеста, не поднял руку над головой, не стал произносить пафосных речей. Он как сидел рядом, так и сидел, только пальцы по-другому сложил, но в том, как он это сделал, лучше сказать, как они у него сложились, и в том, как он произнес при этом свое «так», было что-то такое убедительное… Не в том смысле, разумеется, что одно только двоеперстие спасительно, а троеперстие ложно, нет.

Убедительность была в том отношении к святыне, которая чувствовалась во всем: в движении складывавшихся пальцев, в выражении лица, в самом звучании его «так». Было несомненно, что этот простец, если перекрестится, так бесы и побегут, и как дым рассеются, и как воск растают.

Однако не стоит сводить эту убедительность и силу к его внутреннему состоянию, что неизбежно приведет к мысли о том, что речь тут о внутренней силе, о некой психической энергии, концентрируемой благодаря самовнушению. Та сила, которую я почувствовал в нем, не говорила о его каких-то личных психоэнергетических способностях. Тут дело в другом.

Насколько проста вера человека, насколько она глубока и крепка, настолько непосредственней и прочней его внутренняя связь с Богом, святыми и областью священного. Вера не только способствует сосредоточению на своем предмете, но, в первую очередь, она открывает человека для Бога, дает Ему действовать в человеке, и тогда для такого богоносца нет ничего невозможного. Уточню только, что под верой понимается не только уверенность в бытии Божием и в истинности догматов, а еще и жизнь по этой вере, т.е. все то, о чем сказано выше: жизнь по вере – это жизнь по Евангелию.

Святитель Игнатий Брянчанинов отмечает, что «суетен и бесплоден крест свой, как бы он ни был тяжек, если через последование Христу он не преобразится в Крест Христов». Любовь возвела Сына Божия на Крест, поэтому изменение креста своего в Крест Христов происходит, согласно святителю Игнатию, «когда ученик Христов несет его с деятельным сознанием своей греховности», благодаря и славословя Бога; когда заповеди Христовы «соделываются для него крестом, на котором он постоянно распинает своего ветхого человека со страстьми и похотьми его (Гал. 5: 24)».

Для такого человека Крест, на котором был распят Христос – не какое-то древнее орудие казни, даже не просто конкретный, изготовленный с этой целью столб с перекладиной, предназначенный для Вараввы, однако, по злоумышлению первосвященников и старейшин и по требованию манипулируемой ими обезумевшей толпы фанатиков, доставшийся Иисусу. И даже не только Жертвенник, на котором однажды была принесена последняя кровавая Жертва, прообразованная ветхозаветными жертвоприношениями, и который впоследствии был обретен и разделен на множество частей. Но это Жертвенник, пребывающий в вечности, Жертвенник, на который Господь взошел, будучи движим любовью к человеку, Жертвенник любви и свободы, Жертвенник, на который человека возводит любовь, ради его освобождения из плена диавольского, без чего всякая прочая свобода призрачна.

Изображая знак креста (знаменуя крест) на себе ли, на ком-то или на чем-то, мы, тем самым, молитвенно (да-да, молиться можно не только словом, но и жестом) соединяемся с изображаемым – пребывающим в вечности Крестом – призывая на себя и на знаменуемое им силу Господню, освобождающую от власти лукавого и укрепляющую в истине и любви, но одновременно напоминаем себе о необходимости сораспятия Христу и, опять же, просим Его укрепить нас в этом подвиге.

Мы символически изображаем его на себе, что это значит? Под символом следует понимать не просто знак, имеющий тот или иной смысл, а знак, видимо указывающий на невидимую реальность. Когда мы говорим о символичности крестного знамения, мы говорим о таинственной связи совершаемого нами начертания креста и спасительного Креста Господня; когда говорим о сораспятии Христу и несении своего креста, подразумеваем не только терпеливое перенесение скорбей, выпадающих на нашу долю, но и таинственную связь, устанавливаемую между нами и Распятым нашего ради спасения Сыном Человеческим. Конечно, если не только терпим, но терпим во Христе, т.е. в духе Его заповедей, по Евангелию.

…И в веселии глаголющих: радуйся, Пречестный и Животворящий Кресте Господень…

И вот мы подошли к самому пререкаемому месту для гуманитарно умудренных ревнителей веры, опасающихся (небезосновательно, как уже было отмечено) языческих влияний на церковное сознание. В самом деле, Крест – это все же неодушевленный предмет, какая бы на нем благодать ни почивала. Воспевать его во втором лице, т.е. обращаясь к нему, как к личности, как бы наделяя его личностными свойствами – это формальный повод подозревать нас не только в искаженной на языческий лад личной религиозности, но в искажении всего церковного сознания, поскольку эта молитва включена в вечернее молитвенное правило и вообще широко рекомендуется как защита от бесов. Тут не отмахнешься, дескать, один из многих побочных эффектов православного возрождения, мало ли кто и что написал, опубликовал, практикует…

Как тут не вспомнить слова, приписываемые свт. Григорию Двоеслову: «Невежество – мать истинного благочестия»? И мудрейший Экклезиаст словно о том же: …Во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь (Еккл. 1: 18). Говорил ли свт. Григорий Двоеслов упомянутую выше фразу, это еще «бабушка надвое сказала», но одно признать все же следует: без большого багажа знаний по филологии, философии, истории, литературоведению и пр. веровать в простоте сердца проще (уж простите за некоторый каламбур). Это не значит, что без гуманитарных знаний вера лучше. Совсем необязательно. Как раз они могут (и призваны) способствовать углублению веры, ее развитию, когда из камня преткновения становятся инструментом богопознания.

В описанной, однако, ситуации, когда обращение ко Кресту вводит в соблазн, можно, пожалуй, говорить о знаниях как о препятствии, причиняющем скорбь, не потому что знания плохи или излишни, а потому что так уж получается, что обладающий ими спотыкается об это свое богатство.

Да, имея хоть малейшее представление о мифологии, мы знаем, что персонификация – обычное дело именно в мифологии. Стихии, например, персонифицируются, становясь из безличных сил природы божествами, обладающими личностью. Но в том-то и дело, что уверенно рассуждающие о языческом духе молитвы Кресту сами как раз и грешат мифологическим методом, если можно так выразиться. Мифология ведь, в отличие от философии или науки, судит о неизвестном по известному, перенося на область неведомого знакомые шаблоны и объясняя себе непонятное в привычных понятных категориях.

Вот и тут, столкнувшись с персонификацией, переносят знание о ней из известной им языческой мифологии в неизвестную область духовного опыта (почитателям А.Ф. Лосева, к коим сам отношусь, сразу скажу, что умышленно не говорю о христианской мифологии, чтобы не сбить с толку тех, кто с его наследием не знаком): опыта, который есть область исследования литургического богословия.

Персонификация – это прием антропопатизма, т.е. приписывания в мифологии богам (например) человеческих чувств. В широком смысле можно говорить об антропоморфизме – приписывании богам (а также животным и неодушевленным предметам) вообще человеческих свойств, в первую очередь внешних. Но тут вот на что следует обратить внимание: мифологический, языческий антропоморфизм буквален, тогда как библейский – условен. Греки, «стихийные материалисты», в олимпийский период своей мифологии мыслили богов похожими на людей, они, в самом деле, создавали их «по своему образу и подобию». Их боги отличаются от людей разве что бессмертием и силой (но не всемогуществом – этим они не обладали).

Библейский же антропоморфизм «по умолчанию» предполагает трансцендентность Бога святого, всемогущего и промышляющего о Своем творении. Вот как свт. Иоанн Златоуст объясняет сущность библейского антропоморфизма, на примере следующего фрагмента: И услышали голос Господа Бога, ходящего в раю во время прохлады дня (Быт. 3: 8): «…Столь простые слова употребляются ради нашей немощи, и все совершается благоприлично для нашего спасения. Ведь, скажи мне, если захотим принимать слова в буквальном значении, а не будем понимать сообщаемого богоприлично (курсив мой. – И.П.), то не покажется ли многое странным? Что говоришь? Бог ходит? Неужели и ноги припишешь Ему? Как, в самом деле, ужели Тот, Кто везде есть и все наполняет, чей престол небо, а земля подножие ног, ходит по раю? Он восхотел возбудить в них такое чувство (близости Божией), чтобы повергнуть их в беспокойство, что и было на самом деле: они почувствовали это, попытались скрыться от приближающегося (к ним) Бога. Привзошел грех – и преступление, и напал на них стыд».

Божественным Откровением Господь приобщает нас к сверхъестественной тайне происхождения мира и человека, грехопадения и спасения. Крест – составная часть этой тайны, а потому и почитание Креста – тоже таинственно.

Духовную, невместимую рассудком тайну обычным рациональным языком не выразить. Выдающийся богослов русского зарубежья В.Н. Лосский, размышляя в «Догматическом богословии» о Пресвятой Троице, пишет, что «святой Григорий Богослов, величайший богослов Пресвятой Троицы, мог говорить об этой тайне только в форме поэтической, потому что только поэзия способна в словах явить потустороннее (курсив мой. – И.П). Итак, Троица есть изначальная тайна, Святая Святых Божественной реальности, сама жизнь Бога сокрытого, Бога Живого. Только поэзия может представить нам эту тайну; именно потому, что поэзия славословит и не претендует на объяснения» (курсив мой. – И.П).

Вот и ответ на недоумения по поводу персонализации Креста: нет никакого буквального наделения неодушевленного предмета личностными характеристиками, никакого служебного поклонения, подобающего одному лишь Богу. Это почитание, подобающее как святым Ангелам и людям, так и местам, предметам и даже периодам времени. Персонализация Креста в рассматриваемой молитве – это художественно-поэтический прием, в данном случае уместный и необходимый, поскольку, как и в любом художественном тексте, она выполняет смыслообразующую и текстообразующую функцию и создает экспрессивность отдельных частей текста (Е.В. Серебрякова. Персонификация как прием иносказания).

(Продолжение следует)

Источник