Что непонятно у классиков или энциклопедия русского быта xix века
Что непонятно у классиков, или Энциклопедия русского быта XIX века — Юрий Федосюк
Итак, разница между календарями в XX и XXI веках составляет 13 дней, в XIX веке она равнялась 12 дням, в XVIII — 11. С 1 марта 2100 года разница между старым и новым стилем достигнет уже 14 дней.
При чтении старой русской литературы разницу между официально принятым в России григорианским календарем и старым, юлианским, полезно учитывать. Иначе мы не вполне точно будем воспринимать время, когда происходят события, описанные у наших классиков. Вот примеры.
Сегодня нередко, услышав раскаты грома в первые дни мая, люди цитируют начало известного стихотворения Ф.И. Тютчева «Весенняя гроза»: «Люблю грозу в начале мая…» При этом мало кому приходит в голову, что стихотворение написано в XIX веке, когда май в России начинался 13 мая по нынешнему календарю (разница в 12 суток) и гроза в средней полосе страны вовсе не редкость. Поэтому Тютчев, описывая первую грозу в начале (а по-нашему в середине) мая, ничуть ей не удивляется, а только радуется.
В рассказе И.С. Тургенева «Стучит!» читаем: «…дело было в десятых числах июля и жары стояли страшные…» Сейчас нам ясно, что по-нынешнему речь идет о двадцатых числах июля. В другом произведении Тургенева, романе «Отцы и дети», говорится: «Наступили лучшие дни в году — первые дни июня». Добавив 12 дней, читатель легко поймет, какое время года по современному календарю Тургенев считал лучшим.
В дальнейшем изложении даты старого и нового стиля мы будем давать через дробь.
Праздники и посты
Всего главных христианских праздников в году насчитывается двенадцать, по-церковнославянски — двунадесять или дванадесять. Отсюда каждый из них назывался ДВУНАДЕСЯТЫМ (дванадесятым).
К двунадесятым праздникам относятся: Вход Господень в Иерусалим, или Вербное воскресенье, Вознесение, Троица (переходящие); Крещение (Богоявление), Сретение, Благовещение, Преображение, Успение, Рождество Богородицы, Воздвижение, Введение и Рождество Христово (непереходящие). Главный православный праздник — Пасха Христова — стоит особняком, в число двунадесятых праздников не входит.
В поэме Некрасова «Кому на Руси жить хорошо» помещик Оболт-Оболдуев с умилением вспоминает свою богатую и привольную жизнь при крепостном праве:
Пред каждым почитаемым
Двунадесятым праздником
В моих парадных горницах
Поп всенощну служил.
Действительно, устроить у себя в доме дорогостоящее многочасовое богослужение — ВСЕНОЩНУЮ, продолжавшуюся с вечера до полуночи, а то и позднее, мог себе позволить далеко не каждый помещик.
Разъясним (в календарном порядке) основные праздники и посты, широко отмечавшиеся и соблюдавшиеся в дореволюционной России и отраженные в русской классической литературе.
Главным зимним многодневным праздником были СВЯТКИ, продолжавшиеся от Рождества Христова (25 декабря / 7 января) до Крещения (6/19 января). Это время было короткой передышкой в сельских работах, кратковременным периодом относительного достатка в большинстве семей и сопровождалось массовыми народными увеселениями. «Настали святки! То-то радость!» — писал Пушкин в «Евгении Онегине».
У древних славян-язычников то была пора очищения от скверны, дни уборки и мытья, а затем праздничных пиршеств с жертвоприношениями богам.
Накануне РОЖДЕСТВА, то есть дня рождения Иисуса Христа, в СОЧЕЛЬНИК, молодежь ходила по улицам, распевала особые песни — КОЛЯДКИ, плясала перед хатами, выпрашивая у хозяев угощение и мелкие деньги. Этот обычай красочно описан в повести Гоголя «Ночь перед Рождеством».
На святках молодые люди облачались в шкуры различных животных, надевали маски, изображая собой нелепых чудищ и уродов. Хождение по домам ряженых показано в комедии «Бедность не порок» А.Н. Островского. Святочное веселье с ряжеными в имении Ростовых, а затем Мелюковых колоритно нарисовано Л. Толстым в «Войне и мире» (Т. 2. Ч. 4‑я. Гл. X).
Праздником КРЕЩЕНИЯ, или БОГОЯВЛЕНИЯ, поминается обряд крещения Иисуса Христа, то есть погружения его в священную реку Иордан; при этом, согласно Евангелию от Матфея, Иисусу явился Дух Божий в виде голубя — отсюда Богоявление.
На Крещение девушки собирались отдельно от парней, чтобы гадать о будущем, прежде всего о суженом — безвестном еще женихе. Здесь существовал целый ритуал, во многом унаследованный с древнейших времен, различные магические действия с разгадками той или иной приметы: «гадает ветреная младость» (Пушкин). Например, у первого прохожего спрашивали имя — так именно и должен был зваться будущий жених. Эти наивные и трогательные крещенские гадания, которыми увлекалась и «русская душою» Татьяна, описаны в пятой главе «Евгения Онегина».
Еще полнее разновидности крещенских гаданий перечислены в романтической балладе В.А. Жуковского «Светлана», первая строфа которой широко известна: «Раз в крещенский вечерок / Девушки гадали…»
Крещение обычно связано с сильными холодами, прозванными народом «крещенскими морозами». Встретив былую уездную барышню через несколько лет на столичном балу важной дамой, женой генерала, Онегин замечает: «У! как теперь окружена / Крещенским холодом она!»
В старину праздновали не день рождения человека, а день его ИМЕНИН, то есть день, посвященный святому, именем которого его окрестили. Так, кульминационная сцена романа «Евгений Онегин» происходит в день именин героини — ТАТЬЯНИН ДЕНЬ, 12 января по старому стилю, 25-го по новому. На следующее утро Онегин и Ленский встречаются на роковой дуэли.
Самым веселым праздником ранней весны была МАСЛЕНИЦА, продолжавшаяся целую неделю.
Истоки масленицы — в глубокой древности. У язычников это было время проводов зимы и встречи весны. Приурочить масленицу к определенному времени нельзя, каждый год оно меняется. Почему? Масленая неделя связана с главным православным праздником ПАСХИ, который не имеет постоянной даты. Это — передвижной праздник, он зависит не только от стояния Солнца, но и от местонахождения Луны. Пасха празднуется непременно в воскресенье, первое после весеннего равноденствия и полнолуния. Поэтому дата Пасхи ежегодно блуждает в пределах 35 дней — от 22 марта до 25 апреля по старому стилю (5 апреля — 8 мая по новому).
Масленица же начинается за восемь недель до Пасхи, то есть в феврале — марте нового стиля. В эту неделю запрещалось есть мясо, остальную же пищу разрешалось вкушать вволю, так как сразу же за масленичным весельем следовал продолжительный и строгий Великий пост, тянувшийся почти семь недель. «Не все коту масленица, придет и Великий пост» — предупреждает пословица, первую часть которой взял Островский для названия одной из своих комедий. ШИРОКОЙ, то есть самой разгульной, МАСЛЕНИЦЕЙ называются последние четыре дня масленичной недели, от четверга до воскресенья.
Последний день масленичной недели называется ПРОЩЕНЫМ ВОСКРЕСЕНЬЕМ или ПРОЩЕНЫМ ДНЕМ. В этот день — канун Великого поста — домочадцы кланялись друг другу, взаимно прося простить все обиды и огорчения, нанесенные вольно или невольно.
«У нас в доме, поздним вечером, все вдруг делались тогда кроткими, смиренно кланялись друг другу, прося друг у друга прощенья», — пишет И.А. Бунин в автобиографическом романе «Жизнь Арсеньева».
В прощеное воскресенье иногда совершался вполне языческий обряд — проводы масленицы и сожжение ее самой в виде соломенного чучела, одетого в женское платье, что сопровождалось песнями и плясками. Такой обряд показан в пьесе-сказке А. Островского «Снегурочка» и в одноименной опере Н.А. Римского-Корсакова.
Что непонятно у классиков, или Энциклопедия русского быта XIX века — Юрий Федосюк
У Константина Левина («Анна Каренина») — 3000 десятин в Калязинском уезде.
Мать Нехлюдова («Воскресение» Л. Толстого) «получила в приданое около 10 тысяч десятин».
У князя Лиговского тяжба с казной о 20 тысячах десятин лесу («Княгиня Лиговская» Лермонтова).
Таких данных в русской литературе множество.
После крестьянской реформы 1861 года помещичьи земли стали переходить в руки предприимчивых и оборотистых кулаков. В повести Горького «Фома Гордеев» миллионер Щуров говорит: «…был я в молодости мужик, а земли имел две с четью (четвертью. — Ю.Ф.) десятины, а под старость накопил одиннадцать тысяч десятин и все под лесом».
Полезно представить себе и величину усадебных садов, в которых происходит действие русских классических произведений. Сад, окружающий дом Федора Карамазова, «был величиной с десятину или немногим более». Зато у Шелестовых («Моя жизнь» Чехова) «сад был большой, на четырех десятинах».
Впрочем, десятина не всегда равнялась 2400 квадратным саженям. В старину была и ХОЗЯЙСТВЕННАЯ ДЕСЯТИНА, поболее, — в 3200 или 3600 квадратных саженей. О такой-то и мечтает Иудушка в «Господах Головлевых» Салтыкова-Щедрина: «Тогда десятина-то хозяйственная была, против нынешней в полтора раза побольше».
Если речь шла не о сельскохозяйственных угодьях, то площадь обычно исчислялась не в десятинах, а в квадратных верстах. В «Молохе» Куприна читаем: «…открылась огромная панорама завода, раскинувшегося на пятьдесят квадратных верст».
Меры веса
Сначала приведем таблицу:
Золотник = 4,26 грамма.
Лот = 3 золотника = 12,79 грамма.
Фунт = 32 лота = 410 граммов.
Пуд = 40 фунтов = 16,38 килограмма.
Берковец = 10 пудов = 163,8 килограмма.
ЗОЛОТНИК стал мерой веса на основе одноименной золотой монеты, которая использовалась как гирька. Отсюда — «мал золотник, да дорог». Так говорят о чем-то на вид незначительном, а по существу ценном. На золотники продавались товары, употреблявшиеся в домашнем хозяйстве в небольших количествах, — чай, сахар. Чепурин в пьесе Островского «Трудовой хлеб» получает два куска сахара — «два золотника — рафинад нынче в цене». Анна Павловна в «Пошехонской старине» Салтыкова-Щедрина «проводит пальцем черту на комке масла и долго спорит из-за лишнего золотника, который выпрашивает повар». В рассказе Горького «В степи» упоминается «кусочек хлеба золотников в пять весом», то есть очень небольшой, чуть тяжелее 20 граммов.
ЛОТ. Забытыми ныне лотами измерялись цветочные семена, почтовые отправления, ценные и полудрагоценные камни и т.п. В «Преступлении и наказании» Достоевского читаем: «Письмо от матери Раскольникова было большое, плотное, в два лота: два большие почтовые листа были мелко-мелко исписаны». Итак, вес письма составлял почти 26 граммов. «Вот, смотри, Верочка, это твое, а то Марфинькино — ни одной нитки жемчуга, ни одного лишнего лота ни та, ни другая не получит», — говорит бабушка в «Обрыве» Гончарова, деля свои драгоценности.
ФУНТ. Фунтами измерялись хлеб, конфеты, масло, почти все продовольственные товары, и даже керосин — полторы копейки стоил фунт керосина. Схимник Ферапонт в «Братьях Карамазовых» «ел всего лишь по два фунта хлеба в три дня, не более». В тяжелое военное время в Павлоградском полку — узнаем из «Войны и мира» — «растягивали последние сухари: выдавали только полфунта на человека», то есть двести граммов в сутки, очень немного.
В «Господах Головлевых» говорится о дынях «по 20 фунтов весу — вот какие дыни!». Дыни действительно изрядные — по 8 с лишком килограммов каждая.
Восьмая часть фунта, то есть 50 граммов, в обиходе называлась ОСЬМУШКОЙ. Эта мера упоминается в автобиографической трилогии Горького: «Мы покупали три золотника чая, осьмушку сахара…»
Очень часто в старой литературе встречаем выражения «шестериковая сальная свеча», «пятериковая свеча» и т.п. В рассказе Глеба Успенского «Примерная семья» герои жалуются на оплывающие свечи и обмениваются такими репликами: «Вы ЧЕТВЕРИК палите?» — «Четверик». Догадаться, как выглядела такая свеча, без исторических источников невозможно. А связаны эти бытовые названия с тем же фунтом: шестериковых свечей продавалось по шесть за фунт, пятериковых — по пять на фунт и т.п. Чем легче были свечи, тем меньше они оплывали.
ПУД. Слово знакомое, только недавно вышедшее из официального употребления, примерно — 16 килограммов. В классической литературе оно нередко употреблялось гиперболически. Гоголевский Тарас Бульба «вскочил на своего Черта, который бешено отшатнулся, почувствовав на себе двадцатипудовое бремя, потому что Тарас был чрезвычайно тяжел и толст». Бессмысленно, однако, переводить вес Бульбы в килограммы — храбрый казак не мог весить 327 килограммов. Это обычная для Гоголя гипербола.
То же — в «Горе от ума», где Фамусов говорит: «…При государыне служил Екатерине. / А в те поры все важны, в сорок пуд…» Здесь сорок пуд, конечно, не мера веса, а, если можно так выразиться, мера важности.
Были и редкие местные меры веса, например БАТМАН на Волге — 10 фунтов. В повести Горького «В людях» работник Мишка на спор съедает за два часа батман окорока, то есть 4 килограмма.
Вспоминая, как объедались блинами на масленицу в старой Москве, Куприн с усмешкой пишет: «…цифры тут астрономические. Счет приходилось бы начинать пудами, переходить на берковцы, потом на тонны и вслед за тем уже на грузовые шестимачтовые корабли».
Меры емкости для сыпучих товаров
Это — меры объема, в старину ими отмеряли зерно, реже — муку и крупу. Из-за различия в кондиции и степени влажности они не могли быть абсолютно едиными и точными, по этой причине такие меры постепенно были вытеснены мерами веса. Однако в классической литературе меры емкости встречаются постоянно, ставя современного читателя в нелегкое положение: представить себе объем товара мы не в состоянии.
В самом деле — много это или мало, если из летописи дьячка в «Истории села Горюхина» Пушкина мы узнаем, что Белкин приобрел это село за четверть овса. Щедринский Иудушка Головлев одалживает нищему мужику «четверть ржицы и осьминку». «У нас старик тоже три осьминки посеял», — читаем в «Анне Карениной». В водевиле Чехова «Медведь» помещица велит отсыпать для коня Смирнова «осьмушку овса» и т.д.
Наиболее крупной мерой сыпучих тел была четверть, или куль — рогожный мешок, вмещающий это количество зерна. В старых справочниках узнаем: «В торговле принято, что в четверти заключается 9,5 пуда пшеницы, 6,25 пуда ржи, 7,25 пуда ячменя, 6 пудов овса». Далее следовали:
ОСЬМИНКА, или ОСЬМИННИК, — полчетверти, или 105 литров;
ЧЕТВЕРИК, или МЕРА, — одна восьмая четверти, или 26,24 литра; по весу примерно пуд зерна;
ГАРНЕЦ, или ОСЬМУШКА, — одна восьмая четверика, или 3,3 литра.
В рассказе П.И. Мельникова-Печерского «Балахоновы» сказано: «И ходила молва про Балахоновых, что в кладовых своих они деньги четвериками пересыпают, а жемчуг гарнцами меряют».
«Богачи-то, богачи, а овса всего три меры дали… Что же три меры? Только закусить», — жалуется кучер Филипп после пребывания Долли в гостях у Вронского и Анны Карениной.
Что непонятно у классиков, или Энциклопедия русского быта XIX века — Юрий Федосюк
Несколько слов об этой книге
История этой книги не совсем обычна. Она началась еще в 1959 году с письма, которое 39-летний филолог и журналист Юрий Федосюк написал в редакцию журнала «Вопросы литературы». «Сотни выражений, встречающихся в сочинениях русских классиков и отражающих общественные отношения и бытовые особенности дореволюционной России, становятся для все более широкого круга современных читателей „камнем преткновения“ — либо непонятными вовсе, либо понимаемыми превратно „…“ — говорилось в этом письме. — Мне, знакомому лишь с метрической системой, неясно, богат или беден помещик, владеющий двумястами десятин земли, сильно ли пьян купец, выпивший „полштофа“ водки, щедр ли чиновник, дающий на чай „синенькую“, „красненькую“ или „семитку“. Кто из героев выше но положению, когда одного титулуют „ваше благородие“, второго — „ваше сиятельство“, а третьего — „ваше превосходительство“? Отдельные события того ли иного романа происходят в „Успеньев день“ или „на Фоминой неделе“, но если тут не дается описания природы, мне непонятно ни время года, ни хронология событий». Завершая письмо, Ю. Федосюк призывал ученых — филологов и историков начать работу над специальным справочником по истории русского быта, который помогал бы широкому кругу читателей, и прежде всего учителям литературы, студентам и школьникам, «глубже постигать произведения классиков, оживив многие строки, потускневшие из-за того, что содержащиеся в них понятия сданы в архив нашей эпохой».
Письмо было сочувственно встречено специалистами: журнал «Вопросы литературы» опубликовал его в № 6 за 1959 год под заглавием «Такое пособие необходимо», однако содержавшийся в нем призыв к ученым, похоже, не был ими услышан. Шли годы, а крайне необходимое, по мнению Ю. Федосюка, всем читателям русской классической литературы пособие все не появлялось на свет. И тогда, спустя четверть с лишним века после своей публикации в «Вопросах литературы», Юрий Александрович Федосюк, к тому времени уже хорошо известный среди филологов и историков своими книгами по этимологии русских фамилий (Что означает ваша фамилия? — М., 1969; Русские фамилии: Популярный этимологический словарь. — М., 1972; переиздано в 1981 и 1996 гг.) и по истории Москвы (Бульварное кольцо. — М., 1972; Лучи от Кремля. — М., 1978; Москва в кольце Садовых. — М., 1982; переиздано в 1991 г. и др.), решает реализовать свою давнюю идею сам.
В 1989 году работа над новой книгой была завершена, но судьба ее, к сожалению, неожиданно оказалась очень нелегкой. Рукопись была передана одному авторитетному государственному издательству, которое вначале по причине финансовых трудностей, а затем, увы, из-за недобросовестности и некомпетентности сотрудника, ответственного за выпуск книги, так и не смогло издать ее. Между тем договор, заключенный с издательством, а также многочисленные уверения в том, что книга вот-вот будет выпущена, долгое время не давали возможности вначале самому автору (он умер в 1993 году, так и не дождавшись выхода книги), а затем и его наследникам попытаться издать ее в другом месте.
За минувшие со времени написания книги годы интерес к отечественной истории и культуре в России заметно вырос, а идеологические барьеры, которые некогда не давали авторам и издательствам возможности удовлетворять этот интерес читателей, исчезли. Были изданы такие книги, как «Беседы о русской культуре» Ю. М. Лотмана (СПб, 1994), «Костюм в русской художественной культуре 18 — первой половине 20 вв.» Р. М. Кирсановой (М., 1995), «Словарь редких и забытых слов» В. П. Сомова (М., 1996), словарь-справочник «Редкие слова в произведениях авторов XIX века» под редакцией Р. П. Рогожниковой (М., 1997) и др. Однако книга, которую вы сейчас держите в руках, не совпадает по форме и содержанию ни с одной из них. Перед вами одновременно и увлекательный рассказ о том, как жили в старину наши предки, который автор снабдил многочисленными примерами из хорошо известных произведений русской классической литературы, и крайне необходимый исторический комментарий к этим произведениям, благодаря которому читатель сможет гораздо глубже понять их содержание.
Завершая это небольшое вступительное слово, мне хотелось бы выразить свою благодарность Марине Ивановне Лабзиной и Татьяне Михайловне Тумуровой за их труд по редактированию книги во время первой, к сожалению, не увенчавшейся успехом попытки ее издания. Я глубоко признателен издательству «Флинта», которое, получив от меня рукопись, любезно согласилось оперативно выпустить в свет книгу моего отца, так долго ждавшую своего читателя. Кроме того, считаю своим приятным долгом искренне поблагодарить Сергея Ивановича Кормилова, Эрика Иосифовича Хан-Пиру, Игоря Георгиевича Добродомова, Льва Иосифовича Соболева и Геннадия Юрьевича Скворцова: внимательно познакомившись с первыми изданиями этой книги, они высказали свои замечания, которые дали возможность внести в текст целый ряд уточнений и исправлений.
Что непонятно у классиков, или Энциклопедия русского быта XIX века — Юрий Федосюк
Вместо предисловия
Погружаясь в богатый и многообразный мир русской классической литературы, молодой человек, часто незаметно для себя, сталкивается с трудностями. Ее страницы, как на машине времени, переносят нас в давние времена, когда и общественное устройство, и быт, и сами люди заметно отличались от нынешних. Поэтому произведения классиков воспринимаются нами не столь легко и просто, как современниками автора — теми читателями, для которых были написаны. Сложны для понимания как особенности описываемой эпохи, ее законы и приметы, так и отдельные слова и понятия, исчезнувшие из обихода или изменившие свой смысл.
Русская литература и отечественная история — родные сестры. В нашем сознании они идут рука об руку. Не сможет читатель понять до конца «Мертвые души» Н.В. Гоголя или «Анну Каренину» Льва Толстого, не имея представления о времени их действия, ничего не зная о крепостном праве или о пореформенной эпохе. Поэтому без знания отечественной истории трудно понять русскую литературу, знание же литературы облегчает понимание истории, оживляя ее образами, диалогами и красками.
Постижение произведения невозможно без того, чтобы слова не превратились в нашем сознании в зрительный образ или отвлеченное понятие. Вот спешит Евгений Онегин к умирающему дяде, «летя в пыли на почтовых». А что означает строка: «…Стремглав по почте поскакал…»? (Можно ли в наши дни «скакать по почте»?) Что за управитель сообщил герою о том, что «дядя при смерти в постеле»? Что представляет собой усадьба дяди, штофные обои в его гостиной? Наконец — и это особенно важно, — что значат слова «…Ярем он барщины старинной / Оброком легким заменил…»? Короче: что ни строфа — то загадки, большие и малые, а между тем весьма существенные для уяснения смысла повествования, времени действия, психологии героев.
Из этих частностей и складывается та неповторимая картина, которая позволяет нам наслаждаться художественным произведением, отчетливо видеть и понимать действие.
Да, люди всегда были людьми, они дружили и враждовали, трудились и развлекались, уступали или боролись, защищая свои жизненные идеалы — без этих общих с нами черт незачем было бы читать и перечитывать произведения о далеком прошлом. Но вот исторические условия, вся обстановка их жизни в очень многом отличались от современных.
Теперь читателю ясно, для чего написана эта книга. Для того, чтобы облегчить восприятие русской классической литературы, убрав слегка застлавшую ее дымку времени, затрудняющую понимание. Для кого эта книга написана? Для вступающего в жизнь молодого человека, растущий интерес которого к родной литературе, как и к отечественной истории, естествен и закономерен, особенно в наше время.
Книга разделена на тематические главы, которые позволят получить сведения о тех или иных фактах прошлого не отрывочно, а в их исторической совокупности, взаимосвязанно. Тем самым она может служить не только учебным пособием по литературе, но и простейшим справочником по истории общественных отношений и быта России от конца XVIII века до начала века XX. При этом она почти полностью опирается на материал русской классической литературы.
Книгу не обязательно читать подряд, от первой до последней строчки. Достаточно ознакомиться с интересующими вас главами или абзацами из этих глав. В конце помещен алфавитный указатель толкуемых в книге слов. Встретив в тексте того или иного произведения непонятное слово, читатель легко найдет страницу, где оно разъясняется, причем разъясняется тоже на примере художественного текста.
Эта книга — один из первых опытов справочного пособия подобного рода. Поэтому едва ли она застрахована от неполноты или некоторых неясностей. Но хочется верить, что читателю будет интересно войти в увлекательный мир быта прошлых веков.
Глава первая. Народный календарь
Церковный календарь
Время свыше суток и в пределах года мы отмеряем по месяцам и дням. У наших вовсе не дальних предков было другое счисление — по церковным праздникам и постам. Простой, неграмотный крестьянин, да и горожанин, плохо разбирались в числах и месяцах, для них события происходили «на Сретенье», «на Егория», «в Петровки», «на Казанскую» и т. п., то есть по памятным дням церковного календаря, который тесно переплетался с древними, дохристианскими поверьями и приметами, отчего мы вправе называть его и народным.
Народное наименование тех или иных дат нашло широкое отражение в классической художественной литературе, ставя современного читателя в сложное положение: мы плохо представляем себе, в какое время происходит названное событие. Вот показательный отрывок из поэмы Н.А. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо»: простая крестьянка Матрена Тимофеевна рассказывает семи мужикам-странникам о своей многотрудной жизни, изредка озаренной и светлыми воспоминаниями о детстве, замужестве, материнстве. Муж ее работает в Питере печником.
Зимой пришел Филиппушка,
Привез платочек шелковый
Да прокатил на саночках
В Екатеринин день.
Зиму супруги провели в деревне, а затем
Филипп на Благовещенье
Ушел, а на Казанскую
Я сына родила.
Кроме указаний на зиму, упомянутые праздники нам ничего не говорят. Слушателям-мужичкам, как и читателям — современникам Некрасова, все было предельно ясно. Поясним: день святой ЕКАТЕРИНЫ отмечался 24 ноября старого стиля (7 декабря нового), БЛАГОВЕЩЕНИЕ — 25 марта (7 апреля), осенний праздник иконы КАЗАНСКОЙ БОГОМАТЕРИ — 22 октября (4 ноября).
Не было дня в году, не отмеченного поминовением какою-либо одного, а чаще нескольких святых или иным событием христианской мифологии. Поэтому народ прекрасно обходился без привычных для нас дат: числа и месяца.
Провинциальное дворянство тоже плохо разбиралось в официальном календаре. Вот что пишет об окружении своего героя И.А. Гончаров в романе «Обломов»: «Они вели счет времени по праздникам, по временам года, по разным семейным и домашним случаям, не ссылаясь никогда ни на месяцы, ни на числа. Может быть, это происходило частью из-за того, что, кроме самого Обломова (имеется в виду отец маленького Ильи. — Ю.Ф.), прочие все путали и названия месяцев, и порядок чисел».
Старый и новый стиль
Вы уже заметили: современные даты упомянутых некрасовской Матреной Тимофеевной праздников приведены по старому и новому стилю, то есть календарю. В чем их различие?
В юлианском календаре, введенном римским императором Юлием Цезарем в 45 году нашей эры, год (то есть время полного оборота Земли вокруг Солнца) был подсчитан не вполне точно, с превышением на 11 минут 14 секунд. За полторы тысячи лет, несмотря на поправку в три дня, сделанную в XIII веке, эта разница составила десять суток. Поэтому в 1582 году римский папа Григорий XIII приказал выбросить из календаря эти десять суток; григорианский календарь («новый стиль») был введен в большинстве стран Западной Европы, а затем и Америки. Однако Россия не согласилась с поправкой, сделанной главой католической церкви, и продолжала придерживаться юлианского календаря. Новый стиль в России ввела советская власть в феврале 1918 года, когда разница в календарях достигла уже 13 суток. Тем самым летосчисление страны было приобщено к общеевропейскому и американскому. Русская православная церковь реформы не признала и до сих пор продолжает жить по юлианскому календарю.