Что нельзя христианам женщинам

Игумен Нектарий (Морозов): «Христианство – не система запретов»

Бесконечные посты и соблюдение целого списка запретов – часто кажется, что именно из этого состоит жизнь христианина. Понять, какая связь между дорогой к Богу и бесконечными отказами себе в маленьких радостях жизни, довольно непросто. Мы встретились с настоятелем Архиерейского подворья– храма в честь иконы Божией Матери «Утоли моя печали» г. Саратова игуменом Нектарием (Морозовым) и получили ответы на вопросы о тех сторонах церковной жизни, которые очень часто вызывают недоумение.

– Отец Нектарий, всем известно, что в жизни православного христианина есть немало разного рода запретов. Как это уживается с понятием христианской свободы, и главное – ради чего все эти «нельзя», зачем они нужны?

– Дело в том, что когда говорят о церковной жизни как о системе неких запретов – это всегда бывает ошибкой внешнего наблюдателя. Он видит что-то извне, но не может вникнуть в суть того явления, которое рассматривает. В христианстве нет запретов как таковых, ни об одной евангельской заповеди, ни об одном церковном правиле или каноне нельзя сказать, что они носят характер запрета. Все люди в мире не обязаны быть христианами, у каждого есть свобода выбора – становиться христианином, входить в Церковь или нет. Но даже если человек начинает жить церковной жизнью, его никто не может заставить определенное количество раз в год причащаться и исповедоваться, как, например, в дореволюционной России. Хотя и тогда это было правилом скорее административно-государственным, которое вовсе не отражает сущности самого явления Церкви. Христианство имеет своей целью дать человеку возможность непосредственного общения с Богом и единения с ним. Но последнее достигается не исполнением каких-то формальных правил и предписаний. Внутренний путь человека к Богу всегда очень длительный, трудный и подчас мучительный.

– Почему вы называете путь к Богу мучительным?

– Потому что у Бога нет препятствий для общения с нами, а препятствия есть только в жизни самого человека. Это грехи, страсти, которые есть у каждого из нас. И получается, что каждый раз, когда человек пытается приблизиться к Богу, он спотыкается на том или ином грехе, страсти. И тогда появляется понимание – для того чтобы идти дальше, надо от чего-то в себе отказаться, а это всегда непросто. А иногда такого понимания нет, и тогда человек годами бьется, стоит на одном месте. В то же время в истории Церкви есть множество примеров жизни людей, которые достигли возможного для человека совершенства и оставили нам в своих творениях опыт святой, подвижнической жизни. Но это опять же не свод каких-то правил и запретов, а свидетельство о том, как приходили к Богу они.

– То есть речь идет не о запретах, а скорее о неких рекомендациях?

– Люди, описавшие для нас свой опыт, были очень разными по темпераменту, по личным характеристикам и часто были друг на друга не похожи, но в то же время они были абсолютно согласны друг с другом в главном. И если взять творения святых отцов, то мы увидим, что каждый говорил практически то же, что и другой. Не потому, что они основывались на опыте друг друга, а потому, что путь к Богу в целом один и тот же. И опыт святых отцов лег в основу тех правил, которых придерживается Православная Церковь. Она их не навязывает, а именно предлагает человеку, в нее входящему, как некий наиболее удобный и совершенный путь к Богу. Дело в том, что Церковь именуется матерью по отношению к человеку. Естественно, что в детском возрасте родители обязательно устанавливают для ребенка правила, которым ему приходится следовать, – нельзя бегать босиком по лужам, поворачивать кран на газовой плите и др. Ребенку эти правила могут показаться совсем неочевидными, их важность понятна лишь из опыта. Также и Церковь заботится о каждом своем чаде. И есть правила, которые кажутся вначале непонятными, но за которые впоследствии человек благодарен. Это касается и постов в среду и пятницу, и тех многодневных постов в церковной жизни, которых четыре в году.

– А поясните, пожалуйста, в чем смысл такого частого отказа от привычной пищи? Когда человек узнает, что кроме Рождественского и Великого постов есть и два летних многодневных поста, Петровский и Успенский, то часто бывает очень удивлен.

– Дело в том, что святые отцы всегда считали пост началом добродетельной христианской жизни.

– Почему? В чем заключается сущность любого искушения, которое влечет за собой либо грехопадение, либо наоборот приобретение некоего опыта стояния в добре и верности Богу? Человек всегда искушается чем-то, что ему бывает приятно, что предлагается его воображению в качестве наслаждения. На одной чаше весов лежит заповедь Божия, возможность сохранить верность Богу в чем-то малом, а может, и великом, а на другой – удовольствие, которое человек хочет получить. Оно может быть очень различным, потому что накричать на кого-то, на кого ты зол, – это тоже удовольствие. И оказывается, для того чтобы остаться верным Богу, нужно себя заставить отказаться от этого наслаждения. А пост – это некий фундамент, приобретение самого первого и самого простого навыка отказа от чего-либо. Человек, как правило, любит есть определенные виды пищи и так, чтобы его ничто не связывало и не ограничивало. А пост дает первый опыт отказа от удовольствия. Пережив такой опыт, можно идти дальше. Как правило, люди, которые не могли держать пост, не могли исполнить и какую-то другую заповедь. Но, конечно, и в посте нужно рассуждение. Когда женщина ждет ребенка или кормит только родившегося младенца, ее плоть и так удручена, и нет необходимости ограничивать ее дополнительно.

– Со стороны человеку видится огромное количество запретов, и складывается мнение, что быть православным можно только в монастыре. А в миру либо невозможно, либо ну очень сложно и непонятно, ради чего?

– Есть одна замечательная книга Грэма Грина «Конец одного романа». Там есть такой эпизод: умирает главная героиня, женщина, чудесным образом обратившаяся к Богу. И человек, который ее любил, читает уже после смерти ее дневник и узнает, какие перемены произошли в ее жизни. И он бунтует против Бога, говорит: «Господи, я боюсь полюбить Тебя так, как полюбила она, потому что если полюбить – надо умереть, а я еще хочу жить». Приблизительно то же непонимание звучит и в вопросе. Почему-то людям порой кажется, что для того, чтобы быть с Богом, надо умереть, а человек может жить с Богом. Суть не в том, чтобы возложить на себя неудобоносимое иго тяжелых запретов, а в другом. Надо начать стремиться к Богу, а там уже сама совесть будет подсказывать на этом пути человеку, от чего ему надо отказаться. Вот пример. Есть очень распространенный вопрос: можно ли православному человеку смотреть кино? На него есть несколько уровней ответов. Смотреть фильмы, наполняющие душу грязью и нечистотой, однозначно нельзя. Но это все равно дело личного выбора, только совесть может подсказать. А можно ли смотреть фильмы, которые не повредят душе? Можно. Но, если на этот просмотр уходит много времени, что не позволяет прочитать молитвенное правило и не оставляет времени для попечения о своей душе, то, наверное, тоже не стоит. Но опять же никто не может сказать: нельзя. Человек сам понимает, что ему необходимо, а что нет. Или можно ли читать поэзию? Конечно, да. Но человек может сам прийти к такому внутреннему состоянию, когда для него всю поэзию заменит Псалтирь, а может и не прийти. У каждого свой путь постепенного возрастания.

– Получается, запретить может только совесть, а выполнять чисто механически запрет не имеет смысла?

– Не совсем. Хотя внешне выполняемый запрет, конечно, не даст человеку положения сына по отношению к Богу и даже наемника, а скорее – лишь положение раба. Надо отметить, что человек спасается в трех устроениях – раба, когда он просто боится наказания, наемника, который ищет награды и поэтому что-то делает, а от чего-то отказывается, и в устроении сына, который делает что-либо только из любви к своему небесному Отцу. В Ветхом Завете есть заповедь «око за око, зуб за зуб», которая уже неприменима в полной мере в христианстве. Если бы не было этой заповеди, то люди, которые жили в древнем страшном мире, убивали бы друг друга, ничем не смущаясь. Когда они поняли, что за неким действием следует противодействие, то они вынуждены были пересмотреть прежние порядки. Человек, живущий в современном мире, тоже может иметь самые различные устремления и желания. И любой закон, даже несовершенный, сдерживает и ограничивает людей в их худших устремлениях.

– Запреты социальные как раз понятны, они обеспечивают безопасность. А вот многие законы церковной жизни человеку, живущему вне Церкви, но тем не менее присматривающемуся к ней с интересом, очень трудно объяснить.

– Но они на самом деле и не должны быть понятны человеку, живущему вне Церкви. Они обретают смысл только внутри церковной жизни. Например, в спорте есть свои принципы, которых нужно придерживаться, чтобы добиться результата. Но кроме самого спортсмена его режим дня больше никому не нужно соблюдать. Также и здесь. Нет особого смысла поститься человеку, который не считает себя христианином и не ходит в храм.

– Порой кажется, что можно было бы попробовать приобщиться к церковной жизни. Но возникают разного рода сомнения. Ведь жизнь на самом деле вся уже «напичкана» тем, что несовместимо с христианской жизнью. Соответственно появляются выводы: это не для меня. Так зачем пытаться сломать то, что изменить уже кажется невозможным?

– Но когда человек нарушает запрет, у него же за спиной не стоит батюшка, который следит за ним. Об этом нарушении священник или Церковь могут узнать только в одном случае – если человек решит прийти на исповедь и рассказать. А это произойдет только тогда, если будет уязвлена совесть и сердце подскажет человеку, что он сделал нечто нехорошее. И люди на самом деле боятся, что если они придут в храм, то голос их совести окажется проясненным, и они его там услышат. Вы знаете, почему очень многие, особенно журналисты, говорят и пишут о Церкви с такой поразительной страстностью? По той же причине, по которой так странно проявляют свои чувства по отношению к девочкам мальчики. Они этих чувств стесняются, боятся. И порою их внутренней культуры недостаточно для того, чтобы понять, как эта симпатия должна проявляться. И потому они дергают девочек за косички и ставят им подножки. Так же и журналисты, которые порой злобно пишут о Церкви, на самом деле ее любят. Но их внутренней душевной культуры хватает ровно на столько. И они тоже боятся своего чувства к Церкви. Потому что если дать ему свободу, то придется перевернуть всю свою жизнь, придется пойти против себя войной. И если человек не делает шаг навстречу Церкви, он боится не запретов, которые ему якобы будут навязаны, а боится в первую очередь себя. Просто очень сложно рассмотреть это и самому себе в этом признаться.

Источник

Чего нельзя православным?

«Можно ли пра­во­слав­ным хри­сти­а­нам носить шорты?», «А читать Мастера и Мар­га­риту?», «А кушать суши?», «А заго­рать на море?» — такого типа вопросы часто при­сы­лают на пра­во­слав­ные сайты. Что можно взять с собой из «про­шлой» жизни, а что надо оста­вить? Такое впе­чат­ле­ние, что хри­сти­ане — это очень бояз­ли­вые люди, кото­рые первым делом хотят уяс­нить список «рели­ги­оз­ных запре­тов». Зачем вообще нужны такие запреты и как не свести к ним свою жизнь в Церкви, отве­чает про­то­и­е­рей Арка­дий Шатов, насто­я­тель храма Свя­того бла­го­вер­ного царе­вича Димит­рия при Первой град­ской боль­нице города Москвы.

— Чело­век при­хо­дит в Цер­ковь и обна­ру­жи­вает, что здесь многое совсем не так, как он привык. Многое «нельзя», и он начи­тает бояться сде­лать что-то не так. Дей­стви­тельно ли хри­сти­а­нина на каждом шагу под­сте­ре­гают опас­но­сти?

— Обычно такое отно­ше­ние — ничего нельзя и все страшно — бывает у нео­фи­тов, у тех, кто только принял хри­сти­ан­ство. Когда чело­век при­хо­дит в Цер­ковь, для него вся жизнь меня­ется. При при­бли­же­нии к Богу все пре­об­ра­жа­ется, при­об­ре­тает другой смысл. Многие новички задают очень много вопро­сов — и пра­вильно делают, потому что дей­стви­тельно им все нужно пере­осмыс­лить. Потом чело­век «под­рас­тает» и пере­стает так много спра­ши­вать. Тому, кто уже имеет какой-то опыт хри­сти­ан­ской жизни, конечно, проще, он уже чув­ствует, пони­мает, что можно, а чего нельзя.

Хри­сти­ан­ство — не рели­гия запре­тов, хри­сти­ан­ство — это рели­гия пас­халь­ной радо­сти, пол­ноты бытия. Но чтобы сохра­нить эту пол­ноту, эту радость, при­хо­дится быть очень осто­рож­ным, избе­гать тех соблаз­нов, иску­ше­ний, кото­рых так много в мире. Апо­стол Петр гово­рит хри­сти­а­нам: «Трез­ви­тесь, бодр­ствуйте, потому что про­тив­ник ваш диавол ходит, как рыка­ю­щий лев, ища, кого погло­тить» ( 1Пет. 5:8 ). Так что надо, конечно, жить со стра­хом Божиим и бояться иску­ше­ний. Осто­рож­ность и страх должны сопут­ство­вать жизни хри­сти­а­нина.

— Но что же хоро­шего в страхе?

— Святой Васи­лий Вели­кий гово­рит, что у чело­века есть три сту­пени слу­же­ния Богу. Первая — сту­пень раба, когда чело­век боится нака­за­ния. Вторая — сту­пень наем­ника, когда чело­век тру­дится ради награды. И третья — сту­пень сына, когда чело­век делает все из любви к Богу. Авва Доро­фей гово­рит, что можно только перейти со сту­пени на сту­пень, нельзя сразу запрыг­нуть на сту­пень сынов­ней любви. Надо пройти эти пред­ва­ри­тель­ные сту­пени. И если эти чув­ства — страха нака­за­ния или жела­ния награды — есть в душе чело­века, это не так плохо. Значит, доброе начало поло­жено.

В Церкви часто гово­рится о страхе. В храм, напри­мер, надо вхо­дить со стра­хом Божиим. Страх перед Богом не уни­что­жает любви.

А вот бояться дья­вола больше чем Бога — непра­вильно. Пра­вед­ный Алек­сий (Мечев), напри­мер, пре­не­бре­жи­тельно назы­вал дья­вола ока­яш­кой, он гово­рил: «У нас два врага: яшка (то есть само­лю­бие, само­мне­ние) и ока­яшка» — такое пре­не­бре­жи­тель­ное наиме­но­ва­ние того, кого побе­дил Хри­стос. Бояться иску­ше­ний, быть осто­рож­ным, конечно, нужно, но все должно быть в разум­ной сте­пени.

— Как понять, где страх обос­но­ван­ный, а где наду­ман­ный? Не бывает ли так, что страх просто пара­ли­зует чело­века, и он, вместо того чтобы хоть что-то делать, ничего не делает, боясь сде­лать «не так»?

— Дьявол про­тя­ги­вает чело­веку две руки. В одной — воз­мож­ность быть без­гра­нично рас­пу­щен­ным, раз­вя­зан­ным, посту­пать про­из­вольно. Во второй — быть заком­плек­со­ван­ным, шара­хаться от каж­дого куста. Надо выби­рать сред­ний, цар­ский путь. Клас­си­фи­ци­ро­вать страхи трудно. Каждый случай инди­ви­дуа­лен.

— Где же найти авто­ри­тет, к кото­рому можно обра­титься с вопро­сом? Кто помо­жет сори­ен­ти­ро­ваться в ситу­а­ции?

— Мне кажется, для чело­века авто­ри­те­том должно быть мнение его духов­ника. Каждый чело­век должен выбрать себе такого стар­шего това­рища, а лучше — отца, и ста­раться его слу­шаться. Хри­сти­ан­ство — это не просто система пра­виль­ных умо­за­клю­че­ний. Наш падший ум может гово­рить, что мы все делаем пра­вильно, в то время как мы совер­шаем поступки, про­ти­во­ре­ча­щие воле Божией. Поэтому чело­веку необ­хо­дим настав­ник.

— Но ведь не спра­ши­вать духов­ника о всяких мело­чах!

— Обо всем, что вызы­вает сомне­ние, можно спра­ши­вать. Если вопрос вызван под­лин­ным дове­рием духов­нику, под­лин­ным жела­нием посту­пить по воле Божией, тогда любой вопрос воз­мо­жен. Как дитя при­хо­дит к маме и задает иногда самые глупые вопросы, а мама — отве­чает. Невоз­можно соста­вить список вопро­сов, кото­рые можно и нельзя зада­вать.

Если духов­ник счи­тает, что его спра­ши­вают о чем-то незна­чи­тель­ном, он может так и ска­зать: «Знаешь, это не важно, обрати вни­ма­ние на более суще­ствен­ные вещи». Так тоже бывает.

Хочу еще доба­вить, что «вопросы по мело­чам» сму­щают людей, кото­рые смот­рят со сто­роны, не зная, что у спра­ши­ва­ю­щего внутри. Вот они и сму­ща­ются — как же так, все время можно-нельзя, можно-нельзя. А чем чело­век живет? Он, конечно, живет не этими вопро­сами. Эти вопросы внеш­ние, охра­ни­тель­ные.

— А как же само­сто­я­тель­ность? Сего­дня можно часто услы­шать при­зывы к хри­сти­а­нам быть более само­сто­я­тель­ными.

— В Еван­ге­лии Гос­подь гово­рит: «…без Меня не можете делать ничего» ( Ин. 15:5 ). Так что мы люди неса­мо­сто­я­тель­ные. Если у чело­века есть связь с Богом, то он, конечно, может обхо­диться без помощи настав­ни­ков. Но обычно чем выше сте­пень духов­ного совер­шен­ства чело­века, тем больше он при­об­ре­тает сми­ре­ния и слу­ша­ется сове­тов. Мы знаем, как святые отцы про­ве­ряли наме­ре­ние пре­по­доб­ного Симеона Столп­ника под­ви­заться на столпе. Они послали к нему ска­зать: «Сойди со столпа». Как только Симеон услы­шал это пове­ле­ние, он начал спус­каться. А послан­ные были научены посту­пить так: если Симеон не послу­ша­ется, силой заста­вить его сойти со столпа; если же послу­шает, то оста­вить его стоять. Он само­сто­я­тель­ный или нет? Я видел святых людей. Они были само­сто­я­тель­ными, но уди­ви­тельно сми­рен­ными.

— Как все-таки понять, что можно, а чего нельзя?

— Один пра­во­слав­ный запад­ный святой гово­рил: «Люби Бога и посту­пай как хочешь». Если чело­век любит Бога, то он уже не может сде­лать ничего пло­хого, ему не хочется делать плохое. Когда чело­век любит Бога и все его чув­ства, мысли, жела­ния обра­щены к Богу, плохое не имеет над ним власти.

Но, навер­ное, никто из нас не может ска­зать, что он настолько любит Бога, что полу­чил уже совер­шен­ную сво­боду. И поскольку мы любим Его несо­вер­шен­ной любо­вью, а в какие-то моменты, можно ска­зать, совсем пре­даем Его, любим что-то другое, для нас нужны пра­вила. Они помо­гают нам избе­гать соблаз­нов, рас­по­зна­вать зло, стре­мя­ще­еся пора­бо­тить нас. Вет­хо­за­вет­ные запо­веди начи­на­лись с отри­ца­ния: не убий, не укради, не лже­сви­де­тель­ствуй. Многое из того, что сейчас в неве­ру­ю­щем мире счи­та­ется нор­маль­ным, на самом делать нельзя — блу­дить, смот­реть непри­стой­ные фильмы, жить для себя, а не для других, праздно про­во­дить время…

Но, конечно, неправы те люди, кото­рые оза­бо­чены только вопро­сом, чего делать нельзя. Такое «огра­ни­чи­тель­ное» Пра­во­сла­вие теряет смысл. Жизнь должна быть осно­вана на поло­жи­тель­ном дела­нии. А это любовь к Богу, любовь к ближ­нему, стрем­ле­ние делать добро. Нельзя сосре­до­то­чить свою жизнь только на том, чтобы не делать зла. Отка­зы­ва­ясь от чего-то пло­хого, необ­хо­димо напол­нять свою жизнь чем-то поло­жи­тель­ным. В душе не может и не должно быть пустого места.

Конечно, внеш­нее влияет на внут­рен­нее. Но другое дело, что для кого-то сейчас менять стиль одежды не время, сперва надо пере­стать изме­нять своему мужу. Нар­ко­ману важно пере­стать упо­треб­лять нар­ко­тики, а бро­сить курить, навер­ное, он сможет потом. Создать четкую систему каких-то внеш­них регла­мен­та­ций невоз­можно, потому что люди, при­ходя в Цер­ковь, должны ори­ен­ти­ро­ваться не на эти внеш­ние запреты, а на пра­виль­ное внут­рен­нее поло­жи­тель­ное дела­ние.

журнал «Нескуч­ный Сад», Ирина Редько. 22 декабря, 2009 г.

Источник

Чего нельзя православным?

«Можно ли православным христианам носить шорты?», «А читать Мастера и Маргариту?», «А кушать суши?», «А загорать на море?» — такого типа вопросы часто присылают на православные сайты. Что можно взять с собой из «прошлой» жизни, а что надо оставить? Такое впечатление, что христиане — это очень боязливые люди, которые первым делом хотят уяснить список «религиозных запретов». Зачем вообще нужны такие запреты и как не свести к ним свою жизнь в Церкви, отвечает протоиерей Аркадий ШАТОВ, настоятель храма Святого благоверного царевича Димитрия при Первой градской больнице города Москвы.

— Человек приходит в Церковь и обнаруживает, что здесь многое совсем не так, как он привык. Многое «нельзя», и он начитает бояться сделать что-то не так. Действительно ли христианина на каждом шагу подстерегают опасности?

— Обычно такое отношение — ничего нельзя и все страшно — бывает у неофитов, у тех, кто только принял христианство. Когда человек приходит в Церковь, для него вся жизнь меняется. При приближении к Богу все преображается, приобретает другой смысл. Многие новички задают очень много вопросов — и правильно делают, потому что действительно им все нужно переосмыслить. Потом человек «подрастает» и перестает так много спрашивать. Тому, кто уже имеет какой-то опыт христианской жизни, конечно, проще, он уже чувствует, понимает, что можно, а чего нельзя.

Христианство — не религия запретов, христианство — это религия пасхальной радости, полноты бытия. Но чтобы сохранить эту полноту, эту радость, приходится быть очень осторожным, избегать тех соблазнов, искушений, которых так много в мире. Апостол Петр говорит христианам: «Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить» (1 Пет. 5: 8). Так что надо, конечно, жить со страхом Божиим и бояться искушений. Осторожность и страх должны сопутствовать жизни христианина.

— Но что же хорошего в страхе?

— Святой Василий Великий говорит, что у человека есть три ступени служения Богу. Первая — ступень раба, когда человек боится наказания. Вторая — ступень наемника, когда человек трудится ради награды. И третья — ступень сына, когда человек делает все из любви к Богу. Авва Дорофей говорит, что можно только перейти со ступени на ступень, нельзя сразу запрыгнуть на ступень сыновней любви. Надо пройти эти предварительные ступени. И если эти чувства — страха наказания или желания награды — есть в душе человека, это не так плохо. Значит, доброе начало положено.

В Церкви часто говорится о страхе. В храм, например, надо входить со страхом Божиим. Страх перед Богом не уничтожает любви.

А вот бояться дьявола больше чем Бога — неправильно. Праведный Алексий (Мечев), например, пренебрежительно называл дьявола окаяшкой, он говорил: «У нас два врага: яшка (то есть самолюбие, самомнение) и окаяшка» — такое пренебрежительное наименование того, кого победил Христос. Бояться искушений, быть осторожным, конечно, нужно, но все должно быть в разумной степени.

— Как понять, где страх обоснованный, а где надуманный? Не бывает ли так, что страх просто парализует человека, и он, вместо того чтобы хоть что-то делать, ничего не делает, боясь сделать «не так»?

— Дьявол протягивает человеку две руки. В одной — возможность быть безгранично распущенным, развязанным, поступать произвольно. Во второй — быть закомплексованным, шарахаться от каждого куста. Надо выбирать средний, царский путь. Классифицировать страхи трудно. Каждый случай индивидуален.

— Где же найти авторитет, к которому можно обратиться с вопросом? Кто поможет сориентироваться в ситуации?

— Мне кажется, для человека авторитетом должно быть мнение его духовника. Каждый человек должен выбрать себе такого старшего товарища, а лучше — отца, и стараться его слушаться. Христианство — это не просто система правильных умозаключений. Наш падший ум может говорить, что мы все делаем правильно, в то время как мы совершаем поступки, противоречащие воле Божией. Поэтому человеку необходим наставник.

— Но ведь не спрашивать духовника о всяких мелочах!

— Обо всем, что вызывает сомнение, можно спрашивать. Если вопрос вызван подлинным доверием духовнику, подлинным желанием поступить по воле Божией, тогда любой вопрос возможен. Как дитя приходит к маме и задает иногда самые глупые вопросы, а мама — отвечает. Невозможно составить список вопросов, которые можно и нельзя задавать.

Если духовник считает, что его спрашивают о чем-то незначительном, он может так и сказать: «Знаешь, это не важно, обрати внимание на более существенные вещи». Так тоже бывает.

Хочу еще добавить, что «вопросы по мелочам» смущают людей, которые смотрят со стороны, не зная, что у спрашивающего внутри. Вот они и смущаются — как же так, все время можно-нельзя, можно-нельзя. А чем человек живет? Он, конечно, живет не этими вопросами. Эти вопросы внешние, охранительные.

— А как же самостоятельность? Сегодня можно часто услышать призывы к христианам быть более самостоятельными.

— В Евангелии Господь говорит: «…без Меня не можете делать ничего» (Ин. 15: 5). Так что мы люди несамостоятельные. Если у человека есть связь с Богом, то он, конечно, может обходиться без помощи наставников. Но обычно чем выше степень духовного совершенства человека, тем больше он приобретает смирения и слушается советов. Мы знаем, как святые отцы проверяли намерение преподобного Симеона Столпника подвизаться на столпе. Они послали к нему сказать: «Сойди со столпа». Как только Симеон услышал это повеление, он начал спускаться. А посланные были научены поступить так: если Симеон не послушается, силой заставить его сойти со столпа; если же послушает, то оставить его стоять. Он самостоятельный или нет? Я видел святых людей. Они были самостоятельными, но удивительно смиренными.

— Как все-таки понять, что можно, а чего нельзя?

— Один православный западный святой говорил: «Люби Бога и поступай как хочешь». Если человек любит Бога, то он уже не может сделать ничего плохого, ему не хочется делать плохое. Когда человек любит Бога и все его чувства, мысли, желания обращены к Богу, плохое не имеет над ним власти.

Но, наверное, никто из нас не может сказать, что он настолько любит Бога, что получил уже совершенную свободу. И поскольку мы любим Его несовершенной любовью, а в какие-то моменты, можно сказать, совсем предаем Его, любим что-то другое, для нас нужны правила. Они помогают нам избегать соблазнов, распознавать зло, стремящееся поработить нас. Ветхозаветные заповеди начинались с отрицания: не убий, не укради, не лжесвидетельствуй. Многое из того, что сейчас в неверующем мире считается нормальным, на самом делать нельзя — блудить, смотреть непристойные фильмы, жить для себя, а не для других, праздно проводить время…

Но, конечно, неправы те люди, которые озабочены только вопросом, чего делать нельзя. Такое «ограничительное» Православие теряет смысл. Жизнь должна быть основана на положительном делании. А это любовь к Богу, любовь к ближнему, стремление делать добро. Нельзя сосредоточить свою жизнь только на том, чтобы не делать зла. Отказываясь от чего-то плохого, необходимо наполнять свою жизнь чем-то положительным. В душе не может и не должно быть пустого места.

Конечно, внешнее влияет на внутреннее. Но другое дело, что для кого-то сейчас менять стиль одежды не время, сперва надо перестать изменять своему мужу. Наркоману важно перестать употреблять наркотики, а бросить курить, наверное, он сможет потом. Создать четкую систему каких-то внешних регламентаций невозможно, потому что люди, приходя в Церковь, должны ориентироваться не на эти внешние запреты, а на правильное внутреннее положительное делание.

Источник