Что не соколы крылаты
ЛитЛайф
Жанры
Авторы
Книги
Серии
Форум
Ковпик В.
Книга «Былины. Исторические песни. Баллады»
Оглавление
Читать
Помогите нам сделать Литлайф лучше
Что не соколы крылаты
Чуют солнечный восход —
Царя белого казаки
Собираются в поход.
Как задумал князь Кутузов
«Как бы нам, братцы казаки,
Нам турецкий город взять?»
Тут казаки в черных бурках;
Они строят свой завал,
Они строят, поспешают —
Турка в гости к себе ждут.
Платов встречает казаков
Не травушка, не ковылушка к земле клонится,
Царя белого армеюшка Богу молится,
Царя белого армеюшка – донские казаки:
Помолившись, распростившись, на конь садилися,
Приложили свои вострые дротики на черну гриву.
Они билися-рубилися день до вечера,
Со вечера до полуночи, а с полуночи до белой зари!
Не гусюшки и не лебеди напролет летят,
Идут-то, идут донские казаки с батальицы,
Со страшного кровопролития турецкого,
Притомленных добрых коней в поводу ведут,
Кровавое свое платье цветное в тороках везут,
А царское знамечко-то на плечах несут.
Навстречу донским казакам генерал Платов:
«Где были вы, слуги верные, где вас Бог носил?»
«Мы идем-то, идем сы батальицы,
С того страшного кровопролитьица турецкого!»
Стоит тут генерал Платов, призадумался,
Призадумавшись, он слезно плакать стал!
Платов ведет казаков на неприятеля
Вот как хвалится-похваляется генерал Платов:
«Есть у меня на тихом Дону слуги верные,
луги верные, донские казаки —
Вы орлы-то мои, орлы сизокрылые,
Соколы вы мои залетные!
Вы седлайте своих добрых коней, не замешкайте,
Вы поедемте в чисто поле, поотведаем,
Поглядим, посмотрим во все стороны:
Отчего-то наша армеюшка потревожилась?
Потревожилась она от неприятеля,
От неприятеля, от злых черкес!»
Ходоки у царя в Петербурге
Вы орлы мои сизокрылые,
Соколы наши поднебесные,
алекохонько орлы залетели
В тот ли же Петербург-город
К нашему императору
К Александру сыну Павловичу.
Уж на них государь прогневался,
Он велел с них обрать платье цветное,
Платье цветное, все казацкое,
Он велел обрядить в платье штатское,
Что в платье штатское, во солдатское,
Он велел им обрить всем бороды.
Уж и тут они его ослушились:
«Ох ты гей еси наш батюшка,
Православный царь Александр Павлович!
Не приказывай ты нам обрить бороды,
Прикажи ты нам рубить головы».
Песни об Отечественной войне 1812 г
Французский король пишет письмо Александру
Не в лузях-то вода полая разливалася —
Тридцать три кораблика во поход пошли.
С дорогими со припасами – свинцом-порохом.
Французский король царю белому отсылается:
«Припаси-ка ты мне квартир-квартир, ровно
сорок тысяч. Самому мне, королю, белые палатушки».
На это наш православный царь призадумался,
Его царская персонушка переменилася.
Перед ним стоял генералушка – сам Кутузов.
Уж он речь-то говорил, генералушка.
Словно как в трубу трубил:
«Не пужайся ты, наш батюшка, православный царь!
А мы встретим злодея середи пути,
Середи пути, на своей земли,
А мы столики поставим ему – пушки медные,
А мы скатерти ему постелим – вольны пули,
На закусочку поставим – каленых картечь;
Угощать его будут – канонерушки,
Провожать его будут – все козачушки».
Русские войска получают приказ готовиться к сражению
Как на зорьке, на заре, на утренней было на росе,
Как не золотая трубонька привострубила,
Да возговорил-промолвил наш граф Циповсков-генерал:
«Господа вы генералушки со полковничками,
Вы отдайте-ка приказы по всей армии своей,
Шашки вострые и ружья чистые, во замках кремни востры.
Как завтра к нам француз в гости хотел быть,
Чтобы было у нас чем его потчевать».
Кутузов призывает солдат победить французов
Как заплакала Россиюшка от француза.
Ты не плачь, не плачь, Россиюшка, Бог тебе поможет!
Собирался сударь Платов да со полками,
С военными полками да с казаками.
Из казаков выбирали да исаулы,
Исаулы были крепкие караулы,
На часах долго стояли да приустали,
Белые ручушки, резвы ножечки задрожали.
Тут спроговори(л) – спромолвил да князь Кутузов:
«Ай вы вставайте ж, мои деточки, утром пораняе,
Казачьи песни
Как не две тученьки не две грозные…
Как не две тученьки не две грозные
Вместе соходилися—
Как две силы-армеюшки
Вместе соезжалися:
Как одна сила-армеюшка
Она Царя Белого,
Как вторая сила-армеюшка
Короля французского.
Господа ли генералушки
Вместе соходилися,
Они думали крепку думушку
Все заедино:
„А когда же у нас, братцы, будет
Бой-батальица?
На осенний первый праздничек, братцы,
На Семенов день.»
Как Семенов день приходить, братцы,
Как гора валит;
Как Семенов день проходить, братцы,
Как река бежит;
Как ударили из пушек, братцы,
Из винтовочек—
Покатилися с могучих плеч
Головушки,
Полилася басурманская кровь
На все четыре стороны.
Ст. Оренбургская, 1903 г,, казак Филипп Барбусов 76 лет.
Восхвалился вор-французик Россиюшку взяти…
Восхвалился вор-французик
Россиюшку взяти, Москву раззорити.
Расплакались, растужились наши сенаторы.
Вы не плачьте, не тужите, наши сенаторы:
Может, может Бог-от нам поможет,
А Платов пособит.
Идет силушка наша россейска,
Идет со всех сторон, со всех четырех,
Генерал казачий Платов—
Со правого флангу.
Во левой руке он держит
Шелковы поводья,
Во правой руке он держит
Подзорную трубу;
Выглядывал, высматривал
Французскую силу;
Много силушки россейской,
Но французской больше.
Генерал наш казачий Платов
По полкам гуляет,
Приказ отдавает:
«Канониры, славны бомбардиры,
Слушайте приказу:
Пушки, ружья заряжайте,
Огня не вскрывайте.»
Воспалил же вор-французик
Из пушек картечью,
Казаченьки молоденьки—
Из своих из ружей.
Записана войсковым старшиною II. К. Бухариным в ст. Нижнеозерной от урядника Андрея Гаврииловича Яковлева.
Как со гор-то, со гор, со гор со высоких…
Как со гор-то, со гор, со гор со высоких
Снега, братцы, сокатались,
Как неполая вода,
Вода в лугах разливалась—
Наши легенькие, легенькие кораблички
Они с моря во поход пошли,
Как со дорогим они со припасом—
Со свинцом они, со порохом.
Как французский король Царю Белому
Письмом грозным ему отсылался:
Он велел припасти и приготовить же
В Москве квартир сорок тысяч;
Самому королю, королю французскому,—
Ему царские белы палатушки,
А князьям-то его, боярам,—
Им дома купеческие.
Как на ту пору наш православный Царь
А он крепко призадумался,
Его царская коронушка
К земле она приклонилася,
Его царская персонушка
В лице она переменилася.
Как перед ним-то стоит
Сам Кутузов граф.
„Не пугайся ты, наш православный Царь,
Короля французского:
Уж мы выставим ему квартирушку
Ему поля чистые,
А князьям-то его, боярам,—
Им пушки медные,
А на закусочку-то ему—
Ему пули меткие.»
Записана отставным генерал-майором Ал. Ив. Суровым.
Что двенадцатого года…
Что двенадцатого года
Поседелые орлы,
Православному народу
Заслужили славу мы.
Взоры мужеством пылают,
Грудь отвагою полна,
Память славы созывает
На поля Бородина.
За живое нас задело,—
С верой Богу помолясь,
Вся Россия закипела
И к знаменам собралась.
Как по воле басурманской
Ото всех концов земли,
Словно волны океана
Тьмы народов натекли.
,,Смерть!» сказал врагам Кутузов
И с дружиною своей
Начал потчевать французов
По-казачьи, без затей!
На пригорке батарея
Шлет им ядра на поклон,
Зашаталися злодеи,
Захмелел Наполеон.
Пушки медны побросали;
Русски грянули ура!
Показали мы французам,
Как столицу Москву брать!
Ст. Оренбургская, 1902 г., хорунжий Г. Н. Качалин; ст. Пречистенская; 1902 г., казак Александр Константинов; ст. Миясская, 1902 г., урядник Михаил Соколов.
Что не соколы крылаты…
Что не соколы крылаты
Чуют солнечный восход —
Белого Царя казаки
Собираются в поход. (2 раза предыдущую и эту строчки)
Кровь их мужеством пылает,
Грудь отвагою полна,
Память славы вызывает
На поля Бородина, (2 раза предыдущую и эту строчки)
Где на поле басурманы
Шлют нам ядра на поклон.
Заметалися злодеи;
Выходи, Наполеон! (2 раза предыдущую и эту строчки)
„Смерть врагам!» сказал Кутузов
И с дружиною своей
Начал потчевать французов
По-казачьи, без затей! (2 раза предыдущую и эту строчки)
Вот с пригорка батареи
Шлют им ядра на поклон;
Зашаталися злодеи,
Захмелел Наполеон: (2 раза предыдущую и эту строчки)
Он надеялся на силу;
Нас не разведавши путем,
Себе заживо могилу
Русским выкопал штыком. (2 раза предыдущую и эту строчки)
Ах ли ты грозил войною,
Победить нас захотел,
Лишь с одною головою
Твой орел к нам залетел! (2 раза предыдущую и эту строчки)
Ст. Нижнеозерная, 1902 года, вахмистр Степан Ситников и бомбардир Василий Стрижев 56 лет.
Генерал Кутузов в 1812 г.
Главнокомандующий генерал от инфантерии Голенищев-Кутузов в Турецкой (1806-1812 г.) войне в 1811 и 1812 годах
Что не соколы крылаты
Чуют солнечный восход—
Царя Белого казаки
Собираются в поход.
Как задумал князь Кутузов
Со дружиною своей:
„Как бы нам, братцы казаки,
Нам турецкий город взять?»
Тут казаки—в черных бурках;
Они строят свой завал,
Они строят, поспешают,—
Турка в гости к себе ждут.
Ст. Донецкая, 1903 г., казак Александр Инякин.
Примечание. В 1812 году сформирован был в Оренбургском войске тысячный Атаманский полк, который участвовал во взятий Дрездена, и № 3 полк майора Белякова, участвовавший в сражений при Шатебриане и Париже. (Сообщил С. Н. Севастьянов).
Уж ты, поле мое чистое…
Уж ты, поле мое чистое,
Поле широкое, раздольице.
На том поле на том чистом
Мы сойдемся с неприятелем—
Со такой ордой неверною,
Со неверною турецкою.
На турецкий славный праздничек,
На злосчастный день во середу
Злые турки разгулялися,
Все до пьяна напивалися,
Во хмелю-то похвалялися:
,,Мы Россиюшку насквозь пройдем,
Графа Паскевича во полон возьмем.
Граф Паскевич уговаривал:
«Вы не бойтеся, ребятушки,
Послужите верой-правдою.»
Ст. Магнитная, 1903 г., урядник Филипп Ефимов.
Поле наше чистое, поле турецкое…
Поле наше чистое, поле турецкое!
Мы когда тебя, поле, пройдем?
Когда, чистое, прокатимся,
Через Дунай-речку переправимся?
Мы сойдемся с неприятелем,
Со такой ордой неверною,
Со неверною турецкою,
С графом Паскевичем *) во полон ее возьмем.
Граф Паскевич нам говаривал:
„Не убойтеся, ребятушки моего полка казаченьки:
Может Бог-от нас помилует,
Государь-то нас пожалует,
Он крестами и медалями,
Орденами, офицерами.»
Ст. Кундравинская, 1902 г., трубач Василий Комаев.
Примечание. В 1809 году два Оренбургских полка № 1 и № 2, перейдя Дунай, участвовали в занятии Силистрии, в боях под Рущуком, Шумлой и Бабадагом. (Сообщил С. Н. Севастьянов).
Прусско-российско-французская война 1806-1807 г.г.
Ну-ка, братцы казаченьки,
Станем немцев выручать,
А то немцы трусоваты,
Нам за них, знать, отвечать.
Не боимся этих галлов,—
Шашки вострые у нас,
Лишь бы батюшка наш Платов
Допустил к ним скоро нас!
Расщелкаем эту сволочь,
Разобьем мы все полки;
Нам не надобна их помощь,
Нам не нужны пруссаки!
Бонапарт хоть и храбрится,
Но напляшется и он,
Как удастся нам сразиться:
С нами князь Багратион!
Он Суворова-Рымникска
Ученик достойный был;
Подойди-ка к нему близко,
Он покажет тебе пыл!
Хоть будь впятеро сильнее,
Он не станет отступать:
Там гораздо он смелее,
Где труднее побеждать.
Записана подъесаулом М. Т. Лобановым.
Примечание. В этой войне в русской армий состояло 13 казачьих полков под предводительством Платова.
См. „Трехсотлетие войска Донского» стр. 3, „Донской атаман Платов» (издание „Вес. Каз. В.» 1902 г.) стр. 14 и „Жизнь и деятельность г.-м. Падурова» стр. 9.
Песня эта, вероятно, подражание песне на поход в Австрию 1805 года (см. „100 песен» стр. 26 и 83).
В 1807 году в войне с французами, в сражении при Гонюлезе 15-го июля, участвовали Оренбургские 1 и 2 полки. (Сведение это сообщил С.Н. Севастьянов).
Во Уральском было славном городе…
Во Уральском было славном городе,
По проезжей было славной улице,
По большой было по Нетрясовой; *)
Как ведут-то его, ведут доброго молодца
Безвинного, беспричинного.
Его резвы ноженьки скованы,
Его белы рученьки связаны.
Никто-то его провожать нейдет.
Наперед-то идет отец с матерью;
Позади-то идет молодая жена,
Как идет-то она слезми заливается;
По бокам-то идут конвойщики,
Как конвойщики законвоены,
Нарезны-то ружья заряжены.
___________
*) Вероятно, по „Митрясовской».
Что не соколы крылаты
На закате лет Льва Николаевича Толстого частенько посещало дурное настроение. Не было покоя душе его. А всё потому, что разочаровался Лев Николаевич в господском начале и стал активно симпатизировать крестьянству. Психологическое нездоровье писателя заметно прогрессировало и стало настоящей угрозой для родных и близких. Вспышки внезапного гнева ошибочно списывались домочадцами на преклонный возраст писателя. «Бог с ним, пускай побеснуется, — наивно думала супруга Софья Андреевна. — Раньше отпускало, может и сейчас отойдёт». Но дело оказалось нешуточным — мятежный граф вконец ополоумел и обнаглел донельзя.
— Какой ещё бобёр! Вертайте сотню обратно, козлы, бл@ть!! — внезапно пришёл в бешенство Толстой, схватил стоявший в углу дежурный дубец и погнал гостей прочь.
После этого возмутительного случая Толстой целую неделю пребывал в непонятном волнении. «А вдруг и правда Зловонный Бобёр придёт, и я совсем дураком сделаюсь?» — терзала его навязчивая мысль. Эта мысль метались по черепушке писателя, как обезумевший чёрт по тесной табакерке. «А вдруг и правда?» — не отпускала она графа. В итоге, поднатужившись, чёрт всё-таки вырвался наружу и материализовался.
— Пора. Сегодня затмение, — произнёс Лев Николаевич, скривил лицо, и сермяжно, без сантиментов, ударил ногой задремавшую супругу.
— Лёвушка, ты что? — вскочила с софы растрёпанная Софья Андреевна. — Только прилегла, а ты опять безобразия вытворять выдумал.
— Что разлеглась, тварь. Вели Осипу закладывать. На бобра пойдём.
— грозно повелел Толстой и почесал бороду.
Из бороды в разные стороны полетели желтоватые хлопья и какие-то полудохлые жуки.
«Какой бобёр?» — подумала Софья Андреевна, но перечить не стала, потому как знала, что всё закончится как обычно — дракой. Поправив на затылки седые породистые завитушки, она быстренько выбежала прочь.
В коридоре графиня наткнулась на горничную Дашку. Та лежала на полу и наяривала себе мерлушку гладко отшлифованным деревянным предметом. Предмет категорически напомнил Софье Андреевне крестьянина Ефима Смешнова.
— Силён был, Ефим. Ох, силён, — тяжёлым выдохом вырвалось из графини. Софья Андреевна закатила глаза и на миг ушла в истому. Дряблые груди заиграли волнами.
Дашка от неожиданности вскрикнула и спрятала за спину греховный инструмент.
— От, тоже бл@дина! Всё туда же. Осипа не видела? — строго обратилась к Дашке, с трудом отошедшая от сладких воспоминаний, графиня.
— Нет. Не видела. Может баню топит, — робко отозвалась горничная.
— Спасу от графа нашего батюшки нет!! В мыслях весь, — пожаловалась графиня, покрасневшей как жопа бабуина Дашке. — Крестьян и астрономов почитает, а царя-батюшку ни во что не ставит. Гавно царь у нас, говорит. Малоумный гусар и гавно!
— Что полюбил крестьян — святая истина! Не далее как третьего пожелал меня поиметь в ухо, — неожиданно осмелела и разоткровенничалась Дашка. — Так и говорит: «Подь суды Дарья, я тебя буду в ухо @бть!» «Как же так, Лев Николаевич»? — Говорю ему.- «Нечто больше некуда, как в ухо»? А он: » Поговори мне. Сказал в ухо — значит в ухо«. И поимел.
— Вот скот! Тьфу! — возмутилась Софья Андреевна, грязно выругалась, накинула шубку и вышла во двор.
***
Осип встряхнул вожжи, слегка ударив ими по крупу лошади. Лошадь всхрапнула, своенравно вскинула голову и понесла. Сани легко заскользили по снегу.
— Эх, Лев Николаевич, уж больно дело хлопотное — бобра ловить. Да и к чему никак в толк не возьму. Сдался нам, бобёр этот? — удивлялся Осип.
— Тебе, Осип, много знать и не надо. Гони быстрее. Надо до затмения дело справить, — зло огрызнулся граф.
Осип плюнул, ощерился и со всей дури ударил лошадь кнутом.
— Пошла.
Всю дорогу Толстой кутал ноги в расстеленных на санях шкурах и что-то мычал себе под нос. Осип, пытаясь угодить графу, залихватски затянул:
«Что не соколы крылаты
Чуют солнечный восход —
Царя белого казаки
Собираются в поход.
Как задумал князь Кутузов
Со дружиною своей:
«Как бы нам, братцы казаки,
Нам турецкий город взять?»
Тут казаки в черных бурках;
Они строят свой завал,
Они строят, поспешают —
Турка в гости к себе ждут
ААААА БЛЯЯЯЯЯЯЯ. Турки в гости к себе ждууууут!!»
Осип тут же замолк и загрустил. Оставшийся путь граф и крестьянин не перемолвились ни словом.
Спустя полчаса охотники на бобров прибыли на место. Осип привязал вожжи к дереву, деловито взял топор, бечёвку, здоровенный капкан, и побрёл по глубоким сугробам. По дороге он с трёх ударов завалил молодую берёзу, отрубил ветки и затащил её на покрывшуюся льдом реку. Граф нехотя слез с саней, снял штаны, задрал тулуп и принялся срать. Лошадь от невыносимого смрада зафыркала и замотала головой. Пока Лев Николаевич справлял нужду, Осип вырубил здоровую прорубь, засунул берёзу с прикрепленным на неё бечёвкой капканом и присел на корточки.
Лошадь от этого звериного рыка подпрыгнула и помчала, погоняемая одуревшим от страха графом.
В это время на Солнце медленно надвигалось что-то чёрное. Солнце постепенно теряло привычно круглый вид, и вскоре превратилось узенький яркий серпик. Еще несколько мгновений спустя оно исчезло, и день внезапно превратился в ночь. На потемневшим небе зажглись яркие звёзды, которые и осветили путь лошадке, усердно тащащей за собой сани, с обезумевшим от ужаса графом.
Через десять месяцев Лев Николаевич уйдёт из дома, и в муках покинет этот мир на богом забытой станции Астапово. Ему, как впрочем и всем, не суждено будет увидеть эру Зловонного Бобра, которая, вопреки предсказанию учёных, так и не настала.