Что не нравится обломову в петербургской жизни
Вопрос по произведению Исповедь Обломова
Не нравится мне эта ваша петербургская жизнь!
— Все, вечная беготня взапуски, вечная игра дрянных страстишек, особенно
жадности, перебиванья друг у друга дороги, сплетни, пересуды, щелчки друг
другу, это оглядывание с ног до головы; послушаешь, о чем говорят, так голова закружится, одуреешь. Скука, скука, скука. Где же тут человек?
Где его целость?
Куда он скрылся, как разменялся на всякую мелочь?
— Продолжай же дорисовывать мне идеал твоей жизни…
— Ну вот, встал бы утром, — начал Обломов, подкладывая руки под затылок,
и по лицу разлилось выражение покоя: он мысленно был уже в деревне.
В ожидании, пока проснется жена, я надел бы шлафрок и походил по саду
подышать утренними испарениями; там уж нашел бы я садовника, поливали
бы вместе цветы, подстригали кусты, деревья. Я составляю букет для жены.
Потом иду в ванну или в реку купаться, возвращаюсь — балкон уж отворен;
жена в блузе, в легком чепчике, который чуть-чуть держится, того и гляди
слетит с головы…
Она ждет меня. «Чай готов», — говорит она. — Какой поцелуй! Какой чай!
Какое покойное кресло! Сажусь около стола; на нем сухари, сливки, свежее
масло…
— Не брани меня, Андрей, а лучше в самом деле помоги!
Я сам мучусь этим; и если б ты посмотрел и послушал меня вот хоть бы сегодня,
как я сам копаю себе могилу и оплакиваю себя, у тебя бы упрек не сошел с языка. Все знаю, все понимаю, но силы и воли нет. Дай мне своей воли и ума и веди меня, куда хочешь. За тобой я, может быть, пойду, а один не сдвинусь с места. Ты правду говоришь: «Теперь или никогда больше». Еще год — поздно будет!
Почему Илья Обломов не полюбил Петербург?
1. Современная социокультурная ситуация детства характеризуется противоречием «между возрастающей значимостью детства и полным игнорированием специфики детского возраста». (1) Все шире обсуждаются проблемы детства, растет рынок товаров и услуг для детей, создана огромная индустрия детства. Но все это: и производство товаров (одежда, игрушки, фильмы, компьютерные программы, книги), и производство услуг (а теперь именно этим термином обозначается и образование, и лечение, и развлечение), не учитывает возрастных особенностей и потребностей детей, а нередко и противоречит им, определяясь исключительно требованиями рынка.
Да и сама организация жизни современного дошкольника не только не способствует нормальному психическому развитию ребенка, но нередко тормозит и искажает его.
Утрачиваются отработанные в культуре способы общения ребенка со взрослыми, с ровесниками. Уже почти ушел в прошлое материнский фольклор, помогавший малышу выстраивать, упорядочивать окружающий его мир. Являясь опережающей моделью построения мира для ребенка, он одновременно был первой встречей с поэтической речью.
Взамен традиционной ритуальности детской жизни, повторяемости и предсказуемости событий, делающих мир ребенка устойчивым и безопасным, выстраивающих сознание и поведение ребенка — беготня по обучалкам и развивалкам или сиденье перед экраном телевизора и компьютера.
Не владеющие навыками самообслуживания дети не в состоянии собрать отдельные разрозненные действия в осмысленную деятельность, в осознанное и произвольное поведение.
Сдает свои позиции и детская игра — ведущая деятельность этого возраста, в которой формируются важнейшие психические новообразования. По материалам обследования пятилетних детей (2), у большинства не развито воображение, творческая инициатива, самостоятельность мышления, их речь ситуативна, несвязна, нелогична, эмоциональный тон снижен. А раннее обучение, которое заняло место игры, все эти «Математики» и «Философии» с пеленок, курсы риторики и психологии для пятилеток, подготовка с двух лет к школе и т. п., лишают возможности думать и действовать самостоятельно, изобретать, придумывать, удивляться и искать ответы на свои вопросы. Раннее обучение рождает у ребенка страх сделать или сказать что-нибудь «неправильно», страх, сковывающий воображение, мышление.
Все возрастающий темп жизни, тотальное внедрение телевизора и компьютера, раннее обучение приводят к информационным перегрузкам, снижению собственной познавательной активности ребенка. Быстро меняющиеся теле- и компьютерные картинки не оставляют времени задуматься, осмыслить и пережить увиденное.
Что это за жизнь? Я не хочу ее!
Изучение объемного эпического произведения
(роман И.А.Гончарова «Обломов» в десятом классе)
Первая тема анализа романа
Тема: «Что ж это за жизнь? Я не хочу её».
Цель:первое знакомство с главным героем, открытие сути внутреннего конфликта Обломова, причин его неприятия мира Петербурга.
Задачи:1. определить первичные представления школьников о главном герое; открыть семантику имени, выйти через детальный анализ вещного мира к пониманию характера Обломова, сопоставить жизненный идеал главного героя и мира Петербурга, далекого от этого идеала; 2. развивать умение находить значимые детали, делать выводы об их содержательности.
Литературоведческая концепция: Герои «своих времен», с которыми русская литература знакомила нас, были в дороге: Онегин «летел в пыли на почтовых», Чацкий появился в доме Фамусова после трехлетнего путешествия, а еще Печорин, которого можно назвать вечным странником, бричка Чичикова, тарантас Базарова… Но о герое Гончарова в первом же предложении сказано: «В Гороховой улице… лежал утром в постели… Илья Ильич Обломов».
Семантика имени. Фамилия Обломов вызывает ассоциации со словом «облом», которое в литературном языке означает действие по глаголу «обломать» (1.Ломая, отделить концы, крайние части чего-либо;2. перен. Заставить кого-либо вести себя определенным образом, подчинив себе волю, сломив упрямство – «Словарь русского языка в четырех томах»), а в современном жаргоне – «неудачу, крушение планов; тяжелое душевное состояние, депрессию, отрицательные эмоции, апатию, нежелание делать чего-либо). Кроме того, важную роль играет и переносное значение слова «обломок»: остаток чего-либо прежде существовавшего, исчезнувшего, можно сравнить в «Моей родословной» А.С.Пушкина: «Родов дряхлеющих обломок. »; у Ф.И.Тютчева в стихотворении «Как птичка с раннею зарей. »:
Обломки старых поколений,
Вы, пережившие свой век!
Как ваших жалоб, ваших пеней
Неправый праведен упрек!
Он обломок давней правды.
А руин его потомок
Вещный мир. Гончаров подробно описывает квартиру Обломова, его вещи, которые могут многое сказать о своем хозяине: длинные, мягкие и широкие туфли, восточный халат «без малейшего намека на Европу», слой пыли на зеркале, прошлогодняя газета, высохшие чернила. На всем – следы заброшенности и отсутствия активной жизни.
Чувствуется отчужденность хозяина от мира его вещей: бюро красного дерева, два дивана, задок у одного дивана осел вниз; красные ширмы с вышитыми небывалыми в природе птицами и плодами; шелковые занавесы, ковры, несколько картин, бронза, фарфор и множество красивых мелочей; неграциозные стулья красного дерева, шаткие этажерки. «Сам хозяин, однако, смотрел на убранство своего кабинета так холодно и рассеянно, как будто спрашивал глазами: «Кто сюда натащил всё это?»
В интерьере бросается в глаза одна особенность: это очень подробное, детальное описание. Гончаров сам себя называл рисовальщиком. В.Г.Белинский отмечал: «Он увлекается своим умение рисовать». А.В.Дружинин пишет: «Подобно фламандцам, Гончаров национален, поэтичен в мельчайших подробностях, подобно им он ставит перед нашими глазами целую жизнь данной эпохи и данного общества». Прорисованы даже мелкие детали. Подтверждение этому можно найти в тексте первой главы – «занавесы из шелка», рисунок из ткани «с вышитыми небывалыми в природе птицами и плодами»; «на столе тарелка с солонкой, обглоданной косточкой да хлебные крошки». И.А.Гончаров при описании использует множество деталей, добиваясь правдоподобия картины.
Барин и слуга. Обломов и Захар как братья-близнецы, которые один без другого существовать не могут. Причем Захар – карикатура на своего барина. Рабство их взаимно. Но, кажется, оба они этим состоянием вполне довольны. Помещик с крепостным связаны крепкой цепью, один без другого и шевельнуться не может. Обломов, по словам Добролюбова, «раб своего крепостного Захара, и трудно решить, который из них более подчиняется власти другого. По крайней мере – чего Захар не захочет, того Илья Ильич не может заставить сделать, а чего захочет Захар, то сделает и против воли барина, а барин покорится». Образ Захара определяет структуру первой части романа. Все события происходят и оцениваются в двух планах: через сознание помещика и крепостного. Обломов немыслим без слуги и наоборот. Захар уже не представляет себе другой жизни и другого хозяина. Захар тоже «пропитался» этим образом существования. Он не хочет вытирать пыль, отвечая на это: «Зачем вытирать пыль, если она снова накопится?» Он не стремиться менять образ жизни, любит поспать, любит тепло, одет в поношенный сюртук. Нет ни одной вещи, которую бы он не сломал. Этот прием взаимного «зеркального отражения» барина и слуги сгущает атмосферу обломовщины, выводит ее сущность из конкретно-исторической сферы в сферу общечеловеческую.
Петербург в жизни Обломова. Жизнь Петербурга действительно редко пробивается к «закупоренному в своем кабинете» Обломову. Петербург представляется герою Гончарова чуждым городом: его деловая суета, постоянная погоня за богатством и успехом ввергают Обломова в тоску и обездвиженность, после очень краткой и бесславно закончившейся попытки служить он «лениво махнул рукой на все юношеские надежды» и уж ничем более не занимался. Все пути, которые предлагает Обломову петербургская жизнь, им отвергаются: столичный франт Волков зовет Обломова в светские салоны, Судьбинский убеждает, что вершина человеческого счастья – карьера чиновника, литератор Пенки призывает обличать нравы общества в журналах. «Парад» гостей Обломова – это не столько «парад» личностей, сколько парад масок: «светский человек» Волков, «государственный человек» Судьбинский, «обличающий человек» Пенкин, «безликий человек» Алексеев, «беспардонный человек» Тарантьев. А Обломов – за «просто» человека во всей его целостности и масштабности. Герой Гончарова не только не может, но и не хочет включаться в этот круговорот пустоты, где за внешней энергичностью скрываются низкие человеческие страсти. Обломов отвергает жизненные ценности Петербурга, потому что не видит в них высшей цели, ради которой стоило бы их принять, не случайно он скажет Штольцу: «Не нравится мне эта ваша петербургская жизнь. Вечная беготня взапуски, вечная игра дрянных страстишек, особенно жадности, перебиванья друг у друга дороги, сплетни, пересуды. Где же тут человек? Где его целость? Куда он скрылся, как разменялся на всякую мелочь?» По мнению Ильи Ильича, человек должен быть целостной, уникальной личностью, а не марионеткой, не функцией в чиновничьем мире Петербурга.
Историк Василий Ключевский, определяя характерные черты русского человека, отметил: «Ни один народ в Европе не способен к такому напряженному труду на короткое время, какое сможет развивать великоросс, но и нигде в Европе, кажется, не найти такой непривычки к ровному, размеренному, постоянному труду, как в той же Великороссии». Именно эта вялость, отсутствие энергии для постоянного изменения жизни, ее преображения, остановка жизни, ее замирание и отразились в образе Обломова.
Мотивация. В 1879 году русский классик, автор трех знаменитых романов «Обыкновенная история», «Обломов», «Обрыв», Иван Александрович Гончаров пишет статью «Лучше поздно, чем никогда», в которой подводит итоги своего творчества, подвергая критическому, достаточно подробному анализу все три романа. Это исключительный случай в русской литературе: дело писателя – создавать свои произведения, а их осмысление – воля критиков и читателей. В статье «Лучше поздно, чем никогда» Гончаров пишет: «Когда работа идет в олове, лица не дают покоя, пристают, позирует в сценах, я слышу отрывки их разговоров – и мне казалось, прости Господи, что я не выдумываю, а что это всё носится в воздухе около меня и мне только надо смотреть и вдумываться». Давайте же и мы будем «смотреть и вдумываться».
Выяснение первичного восприятия текста:
— Вы прочитали первую часть романа «Обломов». Встречались вы ранее в литературе с таким героем?
— Чем он не похож на других главных героев литературных произведений?
-Как вы относитесь к Обломову первых глав: с жалостью, сочувствием, или он вызывает у вас презрение? Попытайтесь, как можно полнее аргументировать свой ответ.
— А ведь именно такого восприятия и добивался Гончаров. В статье «Лучше поздно, чем никогда» он пишет: «Мне, например, прежде всего в глаз бросался ленивый образ Обломова. » Как вы думаете, а зачем вообще создавать образ «ленивого» героя? Чем он может быть интересен?
— Какие ассоциации вызывает у вас фамилия «Обломов»?
— Какие ассоциации с именем у вас возникли?
— Кто запомнил – сколько лет Обломову? «Человек лет тридцати двух-трёх от роду». Что вы можете сказать об этом возрасте?
Целеполагание.Мы начинаем знакомиться с литературным героем, суждение о котором, как вы уже почувствовали, не так-то просто составить.
— Вспомните, что именно оказывается важным, когда мы размышляем о литературном герое?
— Говорят, что сначала встречают по одёжке. Попытаемся встретить Обломова именно так: найдите в тексте наиболее характерные детали внешнего облика и объясните их смысловое наполнение.
— Гончаров так подробно описал обстановку квартиры Обломова, что мы словно сами оказываемся там: что именно мы увидели бы?
-Сразу возникает вопрос: почему одна и та же комната служила и спальней, и кабинетом, и приемной?
Запись в тетради: в виде таблицы оформляется выборка самых характерных деталей описания внешнего облика Обломова и описания его кабинета.
— Что особенного в поведении Обломова?
— Первое знакомство с Обломовым невозможно без обращения к Захару – второму главному герою первой главы. Мало образов слуг являются заметными в мировой литературе. Кроме Захара, Санчо-Пансы и Савельича, трудно кого-нибудь назвать, так как слуги редко являются носителями самостоятельных идей. Имя слуги Обломова Захар означает «память Господня» – от Захария с древнееврейского. Что семантика имени раскрывает нам в образе, созданном Гончаровым?
— Какой смысл выявляется в том, что Обломов не может обойтись без Захара, а Захар – без Обломова?
— Ролевая игра: расскажите от лица Захара о своем барине.
— Добролюбов отметил, что Захар всё-таки умеет сделать хоть что-нибудь, а Обломов ровно ничего не может и не умеет. Вы согласны с критиком?
— Что нового в восприятие главного героя вносит образ Захара?
Работа по группам. «Кузница, а не жизнь». Так мог бы сказать Обломов после посещения гостей. Чем прежде всего отличается их жизнь от жизни Обломова, куда вообще зовёт Илью Ильича Петербург? Познакомимся с каждым из гостей подробнее. Разделимся на пять групп. Каждая группа получает задание представить своего героя: Волкова, Судьбинского, Пенкина, Тарантьева, Алексеева. Задание у всех одно: подберите определение к слову «человек», рассказывая о вашем герое, и защитите своё определение. Каковы жизненные ценности вашего героя, почему именно такое определение вы дали? Каким предстает Обломов в отношениях с вашим героем?
— Почему каждого из своих гостей, которые, казалось, счастливы и довольны жизнью, Обломов жалеет?
Ролевая игра: Итак, это, по мнению героя, не жизнь. А что же он называет жизнью? От лица Обломова постарайтесь объяснить, что такое настоящая, истинная жизнь.
Ролевая игра: Проведем небольшую ролевую игру: одна часть класса должна выступить «защитниками» той точки зрения, что в Обломове многое уже погасло, а другая часть – в Обломове свет ещё ярок. Подберите достаточное количество аргументов, чтобы убедить своих оппонентов. Внимательнее поработайте с деталью.
Беседа: Как вы думаете, как относится автор к созданному им герою?
Что не нравится обломову в петербургской жизни
В Гороховой улице, в одном из больших домов, народонаселения которого стало бы на целый уездный город, лежал утром в постели, на своей квартире, Илья Ильич Обломов.
Это был человек лет тридцати двух-трех от роду, среднего роста, приятной наружности, с темно-серыми глазами, но с отсутствием всякой определенной идеи, всякой сосредоточенности в чертах лица. Мысль гуляла вольной птицей по лицу, порхала в глазах, садилась на полуотворенные губы, пряталась в складках лба, потом совсем пропадала, и тогда во всем лице теплился ровный свет беспечности. С лица беспечность переходила в позы всего тела, даже в складки шлафрока.
Иногда взгляд его помрачался выражением будто усталости или скуки; но ни усталость, ни скука не могли ни на минуту согнать с лица мягкость, которая была господствующим и основным выражением, не лица только, а всей души; а душа так открыто и ясно светилась в глазах, в улыбке, в каждом движении головы, руки. И поверхностно наблюдательный, холодный человек, взглянув мимоходом на Обломова, сказал бы: «Добряк должен быть, простота!» Человек поглубже и посимпатичнее, долго вглядываясь в лицо его, отошел бы в приятном раздумье, с улыбкой.
Цвет лица у Ильи Ильича не был ни румяный, ни смуглый, ни положительно бледный, а безразличный или казался таким, может быть, потому, что Обломов как-то обрюзг не по летам: от недостатка ли движения или воздуха, а может быть, того и другого. Вообще же тело его, судя по матовому, чересчур белому цвету шеи, маленьких пухлых рук, мягких плеч, казалось слишком изнеженным для мужчины.
Движения его, когда он был даже встревожен, сдерживались также мягкостью и не лишенною своего рода грации ленью. Если на лицо набегала из души туча заботы, взгляд туманился, на лбу являлись складки, начиналась игра сомнений, печали, испуга; но редко тревога эта застывала в форме определенной идеи, еще реже превращалась в намерение. Вся тревога разрешалась вздохом и замирала в апатии или в дремоте.
Как шел домашний костюм Обломова к покойным чертам лица его и к изнеженному телу! На нем был халат из персидской материи, настоящий восточный халат, без малейшего намека на Европу, без кистей, без бархата, без талии, весьма поместительный, так что и Обломов мог дважды завернуться в него. Рукава, по неизменной азиатской моде, шли от пальцев к плечу все шире и шире. Хотя халат этот и утратил свою первоначальную свежесть и местами заменил свой первобытный, естественный лоск другим, благоприобретенным, но все еще сохранял яркость восточной краски и прочность ткани.
Халат имел в глазах Обломова тьму неоцененных достоинств: он мягок, гибок; тело не чувствует его на себе; он, как послушный раб, покоряется самомалейшему движению тела.
Обломов всегда ходил дома без галстука и без жилета, потому что любил простор и приволье. Туфли на нем были длинные, мягкие и широкие; когда он, не глядя, опускал ноги с постели на пол, то непременно попадал в них сразу.
Лежанье у Ильи Ильича не было ни необходимостью, как у больного или как у человека, который хочет спать, ни случайностью, как у того, кто устал, ни наслаждением, как у лентяя: это было его нормальным состоянием. Когда он был дома – а он был почти всегда дома, – он все лежал, и все постоянно в одной комнате, где мы его нашли, служившей ему спальней, кабинетом и приемной. У него было еще три комнаты, но он редко туда заглядывал, утром разве, и то не всякий день, когда человек мел кабинет его, чего всякий день не делалось. В трех комнатах мебель закрыта была чехлами, шторы спущены.
Комната, где лежал Илья Ильич, с первого взгляда казалась прекрасно убранною. Там стояло бюро красного дерева, два дивана, обитые шелковою материею, красивые ширмы с вышитыми небывалыми в природе птицами и плодами. Были там шелковые занавесы, ковры, несколько картин, бронза, фарфор и множество красивых мелочей.
Но опытный глаз человека с чистым вкусом одним беглым взглядом на все, что тут было, прочел бы только желание кое-как соблюсти decorum[1] неизбежных приличий, лишь бы отделаться от них. Обломов хлопотал, конечно, только об этом, когда убирал свой кабинет. Утонченный вкус не удовольствовался бы этими тяжелыми, неграциозными стульями красного дерева, шаткими этажерками. Задок у одного дивана оселся вниз, наклеенное дерево местами отстало.
Точно тот же характер носили на себе и картины, и вазы, и мелочи.
Сам хозяин, однако, смотрел на убранство своего кабинета так холодно и рассеянно, как будто спрашивал глазами: «Кто сюда натащил и наставил все это?» От такого холодного воззрения Обломова на свою собственность, а может быть, и еще от более холодного воззрения на тот же предмет слуги его, Захара, вид кабинета, если осмотреть там все повнимательнее, поражал господствующею в нем запущенностью и небрежностью.
По стенам, около картин, лепилась в виде фестонов паутина, напитанная пылью; зеркала, вместо того чтоб отражать предметы, могли бы служить скорее скрижалями, для записывания на них, по пыли, каких-нибудь заметок на память. Ковры были в пятнах. На диване лежало забытое полотенце; на столе редкое утро не стояла не убранная от вчерашнего ужина тарелка с солонкой и с обглоданной косточкой да не валялись хлебные крошки.
Если б не эта тарелка, да не прислоненная к постели только что выкуренная трубка, или не сам хозяин, лежащий на ней, то можно было бы подумать, что тут никто не живет, – так все запылилось, полиняло и вообще лишено было живых следов человеческого присутствия. На этажерках, правда, лежали две-три развернутые книги, валялась газета, на бюро стояла и чернильница с перьями; но страницы, на которых развернуты были книги, покрылись пылью и пожелтели; видно, что их бросили давно; нумер газеты был прошлогодний, а из чернильницы, если обмакнуть в нее перо, вырвалась бы разве только с жужжаньем испуганная муха.
Илья Ильич проснулся, против обыкновения, очень рано, часов в восемь. Он чем-то сильно озабочен. На лице у него попеременно выступал не то страх, не то тоска и досада. Видно было, что его одолевала внутренняя борьба, а ум еще не являлся на помощь.
Дело в том, что Обломов накануне получил из деревни, от своего старосты, письмо неприятного содержания. Известно, о каких неприятностях может писать староста: неурожай, недоимки, уменьшение дохода и т. п. Хотя староста и в прошлом и в третьем году писал к своему барину точно такие же письма, но и это последнее письмо подействовало так же сильно, как всякий неприятный сюрприз.
Легко ли? предстояло думать о средствах к принятию каких-нибудь мер. Впрочем, надо отдать справедливость заботливости Ильи Ильича о своих делах. Он по первому неприятному письму старосты, полученному несколько лет назад, уже стал создавать в уме план разных перемен и улучшений в порядке управления своим имением.
По этому плану предполагалось ввести разные новые экономические, полицейские и другие меры. Но план был еще далеко не весь обдуман, а неприятные письма старосты ежегодно повторялись, побуждали его к деятельности и, следовательно, нарушали покой. Обломов сознавал необходимость до окончания плана предпринять что-нибудь решительное.
Он, как только проснулся, тотчас же вознамерился встать, умыться и, напившись чаю, подумать хорошенько, кое-что сообразить, записать и вообще заняться этим делом как следует.
С полчаса он все лежал, мучась этим намерением, но потом рассудил, что успеет еще сделать это и после чаю, а чай можно пить, по обыкновению, в постели, тем более что ничто не мешает думать и лежа.
Так и сделал. После чаю он уже приподнялся с своего ложа и чуть было не встал; поглядывая на туфли, он даже начал спускать к ним одну ногу с постели, но тотчас же опять подобрал ее.
Пробило половина десятого, Илья Ильич встрепенулся.
– Что ж это я в самом деле? – сказал он вслух с досадой, – надо совесть знать: пора за дело! Дай только волю себе, так и…
Анализ эпизода спора Обломова и Штольца об идеале.
Вспомогательные вопросы к анализу данного эпизода:
· После каких обстоятельств взбунтовался Обломов против «этой вашей петербургской жизни»?
· Как на протяжении сцены обыгрываются ставшие уже привычными образы-символы (диван, халат, туфли)?
· Почему в начале спора в своих обличительных высказываниях Обломов противопоставляет два понятия: «свет» и «жизнь»? Понял ли это Андрей?
· Почему большую часть «поединка» Обломов говорит длинные речи, тогда как Штольц лишь парирует их короткими, хлёсткими ударами, подливая масла в огонь, а в процессе диалога друзья практически дважды меняются местами?
· Что считает «жизнью» каждый из героев?
· Чем отличается обрисованный Обломовым идеал от жизни Обломовки и последующего пребывания Ильи Ильича в доме Пшеницыной?
· В чём убедился Штольц?Чем он разбередил душу Обломова?
· Чем Обломов, в свою очередь, в конце сцены тронул душу Андрея?
· Почему важно заглянуть в начало следующей, 5-й главы?
Анализ эпизода (2 часть, 4 глава)
Здесь Штольцу всё же удаётся перехватить инициативу напоминанием о совместных мечтах молодости, после чего уверенность Обломова исчезает, он начинает говорить неубедительно, с многочисленными паузами (автор использует многоточия), запинками. Он ещё вяло сопротивляется: «Так когда же жить. Для чего же мучиться весь век?» Штольц сухо и бессодержательно отвечает: «Для самого труда». Здесь так же автор не на стороне Штольца, ведь труд как самоцель действительно бессмысленен. По сути дела, герои в этот момент так и остаются при своих позициях. И здесь Штольц вновь применяет единственный выигрышный приём – ещё раз напоминает Илье о детстве, мечтах, надеждах, завершая эти напоминания опорной фразой: «Теперь или никогда!» Приём срабатывает безотказно. Обломов растроган и начинает свою искреннюю и чистую исповедь об отсутствии высокой цели, об угасании жизни, о пропаже самолюбия. «Или я не понял этой жизни, или она никуда не годится, а лучшего я ничего не знал…» Искренность Обломова разбередила душу Андрея, он словно клянётся другу «Я не оставлю тебя…» В конце 4-й главы кажется, что победа в поединке осталась за Штольцем, но в начале 5-й происходит комическое снижение и по сути дела уничтожение этой «победы».
Альтернатива Штольца «Теперь или никогда!» переходит для Обломова в гамлетовский вопрос «Быть или не быть?», но вначале Обломов хочет что-то написать (начать действовать), взял перо, но в чернильнице не оказалось чернил, а в столе – бумаги, а затем, когда уже, казалось, решил ответить на гамлетовский вопрос утвердительно, «приподнялся было с кресла, но не попал сразу ногой в туфлю, и сел опять». Отсутствие чернил и бумаги и непопадание в туфлю возвращают Обломова в прежнюю жизнь.
В эпизоде спора друзей главным оказывается вопрос о цели и смысле жизни человека, и именно этот вопрос является решающим для всего романа. Как истинный большой художник, И.Гончаров ставит этот вечный вопрос, а ответ оставляет открытым. Потому стоит признать, что никто не победил в споре друзей в рассмотренном эпизоде большого романа.