во поле большом спит казак лихой
Во поле большом спит казак лихой
41. Ой, при лужку, при лужке
(Старинная казачья песня)
Ой, при лужку, при луне, при счастливой доле,
При знакомом табуне конь гулял на воле.*
Ты гуляй, гуляй, мой конь, пока не споймаю,
А споймаю – зануздаю шелковой уздою.
Вот споймал казак коня, зануздал уздою,
Вдарил шпоры под бока, конь летит стрелою.
Ты лети, лети, мой конь, лети, не споткнися,
Возле Сашиного двора, конь, остановися.
Конь остановился, вдарил копытами,
Чтобы вышла красна девка с черными бровями.
Но не вышла красна девка, вышла ее мати:
“Здравствуй, здравствуй, милый зять,
Пожалуйте в хату”.
“А я в хату не пойду, пойду во светлицу,
Разбужу я крепким сном спящую девицу”.
А девица не спала, друга поджидала,
Правой ручкой обняла, крепко целовала.
А на утро всё село, вся станица знала,
Как казачка казака крепко целовала.
* Вторая строка повторяется дважды
42. Мы смело в бой пойдём
(Гимн Добровольческой армии)
Мы смело в бой пойдём за Русь святую,
И, как один, прольём кровь молодую.*
Рвутся снаряды, трещат пулемёты,
Скоро покончим с врагами расчёты.
Вот показались красные цепи,
С ними мы будем драться до смерти.
Вечная память павшим героям,
Честь отдадим им воинским строем.
Русь наводнили чуждые силы,
Честь опозорена, храм осквернили.
От силы несметной сквозь лихолетья
Честь отстояли юнкера и кадеты.
* Припев повторяется дважды
43. Пусть свищут пули
(Марш Алексеевского полка)
Мужайтесь матери, отцы,
Терпите жены, дети,
Для блага Родины своей
Забудем все на свете.
Вперед же, братья, на врага,
Вперед полки лихие!
Господь за нас, мы победим!
Да здравствует Россия!
44. Течёт речка по песочку
(Старинная казачья песня)
Течёт речка по песочку,
Бережочек сносит, эх,
Молодой казак, молодой казак
Командира просит.*
Командир мой, командир мой,
Отпусти меня до дому, эх,
Больно скучилась, больно смучилась
Милая моя зазноба.
Я бы рад был отпустить тебя,
Да боюсь, долго пробудешь, эх,
Ты напейся воды холодной,
Про свою любовь забудешь.
Пил я воду, пил холодну,
Пил, не напивался, эх,
Любил казак забайкалку,
С нею любо-любовался.
Умер казак, умер бравый, умерла его надежда, эх,
Остаётся мой конь вороный, Сбруя золо-золотая.
Коня ведут, меня несут, конь головку клонит.
Молода моя забайкалка горьки слёзы ронит.
* Две последние строки повторяются
45. Пролягала она путь-дорожка
(Старинная казачья песня)
Пролягала она путь-дорожка,
Пролягала она всё широка
По чистому полю, по чистому полю.
Как по этой, а вот по дорожке,
Как по этой, а вот по широкой,
Стоял бел шатёрик, стоял бел шатёрик.
Как из того, а вот из шатрочка,
Как из того, а вот из белого,
Выходил молодчик, выходил молодчик.
По полку, эх, ходит он гуляет,
По полку, эх, ходит он гуляет,
Казаков спытает, казаков спытает.
Отчего ды, а вы казаченьки,
Отчего ды, а вы молодые
На личико бледны, на личико бледны.
Оттого мы, эх, а мы, худы-бледны,
Оттого мы, эх, а мы, худы-бледны,
Что мы люди бедны, что мы люди бедны.
День в походе, а ночь в карауле,
День в походе, а ночь в карауле
На часах стояли, на часах стояли.
Пролягала она путь-дорожка,
Пролягала она всё широка,
По чистому полю, по чистому полю.
46. В степи широкой, под Иканом
(историческая казачья песня)
47. Ай, ты, Россия, матушка Россия.
(историческая казачья песня)
Ай, ты, Россия, ай, матушка Россия,
Эй, ой да, вот(ы) ты, Россия, матушка наша земля.
Эй, ой да, вот(ы) ты, Россия, матушка наша земля.
Ай, ты, Российская наша земля,
Эй, ой да, вот(ы), много, много горя, нужды приняла.
Эй, ой да, вот(ы), много, много горя, нужды приняла.
Ай, много горя, нужды приняла,
Эй, ой да, вот(ы), много, много крови а ты пролила.
Эй, ой да, вот(ы), много, много крови а ты пролила.
Ай, много крови а ты пролила,
Эй, ой да, вот(ы), много, много,
славы, славы про тебя, да
Эй, ой да, вот(ы), много, много,
славы, славы про тебя.
Во поле большом спит казак лихой
Черный ворон, черный ворон,
Что ты вьешься надо мной?
Ты добычи не дождешься,
Черный ворон, я не твой!
Что ты когти распускаешь
Над моею головой?
Иль добычу себе чаешь,
Черный ворон, я не твой!
Завяжу смертельну рану
Подаренным мне платком,
А потом с тобой я стану
Говорить все об одном.
Полети в мою сторонку,
Скажи маменьке моей,
Ты скажи моей любезной,
Что за Родину я пал.
Отнеси платок кровавый
Милой любушке моей.
Ты скажи – она свободна,
Я женился на другой.
Взял невесту тиху-скромну
В чистом поле под кустом,
Обвенчальна была сваха –
Сабля вострая моя.
Казаки, казаки,
Едут, едут по Берлину
Наши казаки.
Казаки, казаки,
Едут, едут по Берлину
Наши казаки.
Казаки, казаки,
Едут, едут по Берлину
Наши казаки.
Казаки, казаки,
Едут, едут по Берлину
Наши казаки.
Казаки, казаки,
Едут, едут по Берлину
Наши казаки.
Казаки, казаки,
Едут, едут по Берлину
Наши казаки.
По Берлинской мостовой
Снова едет верховой.
Про дивчину, про землячку
Говорит друзьям.
Как вернусь в родимый дом,
Как вернусь на тихий Дон,
Синеглазую казачку
Снова встречу там.
Казаки, казаки,
Едут, едут по Берлину
Наши казаки.
Казаки, казаки,
Едут, едут по Берлину
Наши казаки.
Казак уходил на войну
На вольном, на синем, на тихом Дону
Походная песня звучала.
Казак уходил, уходил на войну,
Невеста его провожала.
Над степью зажегся печальный рассвет,
Донская волна засверкала.
— Дарю я тебе на прощанье кисет,
Сама я его вышивала.
Будь храбрым, будь смелым в жестоком бою,
За русскую землю сражайся
И помни про Дон, про невесту свою,
Ты к ним поскорей возвращайся.
Каким ты был, таким остался
Каким ты был, таким остался,
Орел степной, казак лихой.
Зачем, зачем ты снова повстречался,
Зачем нарушил мой покой?
Затем опять в своих утратах
Меня ты хочешь обвинить?
В одном, в одном я только виновата,
Что нету сил тебя забыть.
Свою судьбу с твоей судьбою
Пускай связать я не могла,
Но я жила, жила одним тобою,
Я всю войну тебя ждала.
Ждала, когда наступят сроки,
Когда вернешься ты домой.
И горьки мне, горьки твои упреки,
Горячий мой, упрямый мой.
Но ты взглянуть не догадался,
Умчался вдаль, казак лихой.
Каким ты был, таким ты и остался,
Но ты и дорог мне такой.
плясовая песня; записана в селе Краснохолм Илекского района
Opенбургской oблaсти в 1939 г.
Opенбуржцы – казаки, они верно служат
По станицам разъезжают, ни о чём не тужат.
Свод небесный наш покров, а земля постеля,
Я ложусь, да дивлюсь, полюбила, да боюсь.
Полюбила я такого, казаченьку молодого,
Ему с роду двадцать лет, ровно в саду алый цвет.
Сидит девка в теремке рученьки поджавши,
Перед ней стоит казак, фуражечку снявши.
А я девка не така, хочу любить казака,
Хочу любить казака, Opенбургского полка.
Opeнбургский командир за Дунай нас проводил
Он на сером меренку разъезжает по полку
Вдоль полка разъезжал, всем здорово нам сказал:
Здорово, казаки, круглые затылочки.
При лужку, при лужке
Ой, при лужку, при лужке,
При широком поле,
При знакомом табуне
Конь гулял на воле.
При знакомом табуне
Конь гулял на воле.
Ты гуляй, гуляй, мой конь,
Пока твоя воля,
А как поймаю — зануздаю
Шёлковой уздою.
Вот споймал парень коня,
Зануздал уздою,
Вдарил шпоры под бока,
Конь летел стрелою.
Ты лети, лети, мой конь,
Лети, торопися,
Возле свахинова двора
Ты остановися
Конь остановился,
Вдарил копытами,
Чтобы вышла красна девка
С чёрными бровями.
Но не вышла красна девка,
Вышла её мати.
— Здравствуй, здравствуй, милый зять,
Пожалуйте в хату.
— А я в хату не пойду,
Пойду во светлицу,
Разбужу я крепким сном
Спящую девицу.
А девица не спала,
Друга поджидала
Правой ручкой обняла,
Крепко целовала.
Правой ручкой обняла,
Крепко целовала.
Ой, при лужку, при лужке,
При широком поле,
При знакомом табуне
Конь гулял на воле.
Ах ты, степь широкая
Оседлаю я горячего коня,
Крепко сумы приторочу вперемет.
Встань, казачка молодая, у плетня,
Проводи меня до солнышка в поход.
Скачут сотни из-за Терека-реки,
Под копытами дороженька дрожит.
Едут с песней молодые казаки
В Красной Армии республике служить.
Газыри лежат рядами на груди,
Стелет ветер голубые башлыки.
Красный маршал Ворошилов, погляди
На казачьи богатырские полки.
Песня партизан – шкуровцев
БЕГСТВО ГОРЕМЫКИНА ЗА ДУНАЙ
На пруду было…,
На прудочке было, братцы, в Бессарабии…
В Бессарабии…
На границе, братцы, полк казаченек…
Полк казаченек…
Во полку служил, братцы, с Дона молодой казак…
Молодой казак.
Как и звать-то, братцы, ево было Матвей Федорыч.
Матвей Федорыч.
По прозванью-то братцы, Горемыкин сын.
Горемыкин сын.
А станицы-то он братцы, был Березовской.
Был Березовской.
Как и вздумал-то он, братцы, казак, за Дунай бежать.
За Дунай бежать.
Как садился-то, братцы, он в легку лодочку.
В легку лодочку.
Переплыл-то он, братцы, Дунай-речку быструю.
Речку быструю.
Как и думал-то он, братцы, думу крепкую.
Думу крепкую.
А и нет горшее в поле травушки-полынушки,
Как полынушки.
А еще того горшее нам, братцы, казаченькам
Нам казаченькам.
На границе стоять, служить службу царскую.
Грянул внезапно гром над Москвою,
Выступил с шумом Дон из берегов.
Ай, донцы-молодцы!
Ай, донцы-молодцы!
Ай, да донцы, донцы-молодцы!
Русским знакома к славе дорога!
С Дона до Рейна вмиг пролетим.
Натиском быстрым всех превозможем,
Всех превозможем и отомстим.
Страшен аркан наш, сабля ужасна,
Сабля ужасна, пика метка.
Пули, как пчелы, роем летают,
Роем летают, сабли звучат.
Против сил русских не устояли,
Чая спасенье в бегстве найти.
КАК НА ВОЛЬНЫХ СТЕПЯХ
Как на вольных степях, степях на Сара.
Ай, на Саратовских, эй-да, на степях,
Да было Саратова, там жили да прожива.
Жили-проживали да люди, люди да вольные,
Ой-да, проживали люди вольные,
Эй, всё донские, да гребенски.
Ай, гребенские, эй-да, казаки,
Казаки армейские; то собиралися ка.
Казаки да во единый круг, все они думу думали,
Ой-да все они думу думали.
Во кругу стоял Ермак Тимофе.
Ай, Тимофеевич, эй-да, как Ермак
Да речи говорил, ровно как в трубу трубил,
Ермак речи говорил, да ровно как в трубу трубил,
Ой-да, ровно как он в трубу трубил:
„Всё проходит у нас, у нас лето тё.
Ай, лето тёплое, эй-да, настаёт
Да зимушка холодная, где ж мы зиму зимовать,
Где ж мы зиму зимовать будем, на Иртыш пойдём,
Ой-да, на Иртыш-реку пойдём,
На Иртыш идти, да переход,
Ай, переход велик, эй-да, переход,
Да переход велик, да зазимуем бра.
Зазимуем, братцы, мы да на речке Камышинке,
Ой-да, мы на речке на Камышинке».
ЗА КУБАНЬЮ, ЗА РЕКОЙ, ТАМ КАЗАК ГУЛЯЛ…
НА ГОРЕ, ГОРЕ СТОЯЛА КОРЧМА
На горе, горе стояла корчма,
Корчма польская, королевская.
Как во той корчме шинкарка сидит,
Шинкует она пивом и вином.
Шинкует она пивом и вином,
Пивом и вином да сладким медком.
Приходили к ней три молодчика:
Пруссак и поляк да донской казак.
Ходит по корчме, шпорами гремит,
Шпорами гремит, шинкарку манит:
«Шинкарка-душа, поедем со мной,
Поедем со мной, к нам на тихий Дон.
У нас на Дону весело живут –
Не ткут, не прядут, ни сеют, ни жнут.
Прельстилась она на его слова,
Села на коня позади седла.
Он повез ее во темны леса
И повесил там да на сосенку.
Повесил ее да на сосенку
И поджег сосну снизу доверху.
Сосенка горит, шинкарка кричит:
«Ой, вы казаки, да все обманщики!»
Возрождение казачьих песен
К 110-летию со дня рождения народной певицы, Лидии РУСЛАНОВОЙ
(НОВЫЙ КАЗАЧИЙ ФОЛЬКЛОР)
ОТПУСТИ МОЁ СТРЕМЯ, КРАСАВИЦА
Отпусти моё стремя, красавица;
Не могу я остаться с тобой.
Наша сотня в поход собирается,
И сигнал уже подан трубой.
Дуют ветры свинцовою силою,
И негоже сидеть по тылам.
Отпусти же меня, моя милая,
Я взамен тебе сердце отдам.
Отпусти, мою руку, красавица,
Стременную полнее налей.
Пусть, чуток, по земле расплескается –
Казаку ляжет путь веселей.
Видишь – мой вороной беспокоится,
Ждёт, когда ему дам шенкеля,
Чтоб помчаться стрелой за околицу,
По дороге, намётом пыля.
Дуют ветры свинцовою силою,
И негоже сидеть по тылам.
Отпусти же меня, моя милая,
Я взамен тебе сердце отдам.
Отпусти мои думы, красавица;
Наша ночка была коротка.
А за Доном заря занимается,
И тебе не сдержать казака.
Чем закончится бой, я не ведаю,
Но и к смерти, и к славе готов.
Только, если вернёмся с победою,
Жди, красавица, вскоре сватов.
Дуют ветры свинцовою силою,
И негоже сидеть по тылам.
Отпусти же меня, моя милая,
Я взамен тебе сердце отдам.
Разверни меха, гармонь,
Не вздыхай так тяжко.
Кто в джигитке половчей – выходи вперёд!
Как серебряный огонь,
Засверкала шашка.
Эх, крути-верти, казак, зажигай народ.
Ой, судьба нас разметала
Лёгким ворохом листвы:
От Амура до Урала,
И от Волги до Невы.
Вот, последний бугорок, торопись, дружище!
Нам осталось проскакать, только полверсты.
Где знакомый хуторок? Всюду пепелища,
Лишь белеют кое-где новые кресты.
ТОРГ (шуточные стихи).
Пошли на ярмарку деды-отставники,
Когда-то бравые лихие казаки.
Конечно, выправка у них теперь не та,
Зато, ушла из жизни дурь и суета.
К кальсонам привязали гаманки*:
Под шароварами их скрыли дончаки,
Чтоб хитрый вор достать монеты не сумел,
И деньги вытащить украдкой не успел.
Торговля шумная на ярмарке идёт.
Снуёт, торопится вокруг честной народ.
Ведь торговаться с толком надобно уметь,
Иначе можно в одночасье прогореть.
Вот у обоза кругом встали казаки.
Купить семян решили новых дончаки;
Чтоб к атаману их в станицу привезти,
И новый сорт пшеницы славной развести.
Навроде, сладились, закончили торги.
Штаны спустили вниз на сапоги,
Чтоб отвязать с кальсон тугие кошельки:
Их на кальсонах держат крепкие шнурки.
Ну, а купцы, вдруг, стали цены набавлять,
Пошёл опять торг. Где штаны тут надевать?
И вот стоят в кругу отставники:
Чекмени задраны, видны исподники.
Ликует ярмарка, вдруг батюшка идёт.
Увидев срам такой, комок земли берёт,
И им бросает, прямо в казаков,
На путь достойный наставляя стариков.
А старики поправили портки,
Закрыли белые свои исподники.
Кто плюнул наземь, кто за ухом почесал,
Но торговаться всё ж с купцом не перестал.
***
Опушка леса. Дон широкий.
Знакомый хутор на бугре;
Паром причалил кособокий,
Коса речная в серебре.
Пою коня — вода родная,
Меж крепких плещется копыт;
Над Доном кружит чаек стая,
Заря то тухнет, то горит…
На берегу костёр, чуть тлеет.
От гумен слышен скрип телег…
Курень под ольхами белеет,
Табун промчался на ночлег…
Опять, как встарь, шумят майданы,
Опять кипит державный Круг;
И грозный голос Атамана
К себе приковывает слух;
На площадях ржут звонко кони,
И степь закуталася в пыль;
А по межам призывно стонет
Седой, задумчивый ковыль…
БОРИСУ КУНДРЮЦКОВУ, 24.11.1933
Он волен, как утренний ветер,
Как дикая песня хазар;
Как марево в пьяном рассвете,
Как в грозную бурю пожар.
Пройдут пепелящие годы
Мятежных и сумрачных бурь,
И снова в заветные воды,
Смеясь, отразится лазурь…
Я И МОЯ СОБАКА, (памяти Жако-Яшки)
Ты — не пьешь, собака. Я же — выпиваю.
Я принес сегодня хлеба и вина.
Хлеб порежем тонко, посолив покруче,
Разопьем бутылку красного до дна.
Тишина. Спокойно. Мы потушим лампу,
И отворим дверцу, подложить дрова.
По углам каморки зайчики запляшут,
А в душе воскреснут звуки и слова.
Так-то лучше будет. Дома-то, бывало,
Сумерки встречали, сидя в темноте.
Так и мы с тобою посидим у печки,
Отдадимся тихой, золотой мечте.
По-второму выпьем, чокнувшись с бутылкой.
За кого? Недурно выпить за друзей.
Из друзей-то, Яшка, ты, лишь подлым не был!
За твоё здоровье, куцый дуралей!
Пламя скачет, вьётся, пляшут свет и тени,
Пёс, зевнувши громко, спит, согревши бок.
Богу речь — не скажешь. просьбы — не напишешь,
Жалуясь на долгий в жизни болей срок.
Пёс, мой друг уснувший, ныть с тобой — не будем,
Не свернём, не станем посередь пути.
Нам — судьба такая, радостей не зная,
За огнём зовущим, выпивши, идти.
Заведу-сыграю, да про дом отцовский,
И про двор, заросший сорною травой.
О ушедшей были, о тоске безмерной,
О горячей вере — яркой и живой!
Дон!
Что благовест пасхальный.
Дон!
Что грохот канонады.
Ты в душе моей оставил
След божественной услады!
Кто ж тебя, борясь, оставил,
И в изгнанье жил, страдая.
Всяк, Тебя пред миром славил,
На земле считая раем.
Мне не жаль стихов сожженных,
Нет, не жаль их — пусть сгорают.
Жаль того, что с ними вместе
Безвозвратно умирает.
Как из пепла вновь не склеить,
Не собрать листков в тетрадку,
Так и чувств, навек ушедших,
Отгадать нельзя загадку.
Почему же так бесследно?
Неужели жадный пламень
Душу может заморозить,
А из сердца — вылить камень?
Опой мне, кот, свои кошачьи саги.
Ведь здесь тепло, а на дворе — метель.
Замело и долы, и овраги,
Под окошком запуржило ель.
И она, невестою уснувшей,
Золотые увидала сны.
Не твоей ли сказке простодушной
Мне, поверя, ожидать весны.
А когда распустятся берёзы,
Здесь и там, в Родном моём Краю;
Не дивись, что, не сдержавши слёзы,
О мечте я, о своей спою.
Пой же, кот. Умел я в жизни это:
От тоски «весёлую» играть,
И напрасно тёплого привета
Безнадёжно, до могилы, ждать.
Ни одной подруги я не знаю,
Только ты по-прежнему близка,
Бледная любовница немая,
Злая, синеокая тоска.
И с тобою не забыть мне ночи,
И твои, в звенящей тишине,
Жемчуга скрывающие очи, —
Слёзы, предназначенные мне.
И тобой смертельно околдован,
Всё, во что и верил, и любил,
Побеждён, разбит и очарован,
Я под звон стихов похоронил.
Все они, любимые не стали,
Что туман, что пена под волной,
И лишь ты, весталкою печали,
Навсегда останешься со мной.
А когда я жизнь свою растрачу,
Верность, мне ревниво сохраняя;
Радуясь, что умирая — плачу,
И в гробу обнимешь ты меня.
Стонет земля черноземная,
Жизнь тяжела подъяремная;
В степь схоронили широкую
Думу о Воле глубокую…
Вот она, Русь бесталанная!
Вот она, мать окаянная!
Господи, Иисусе Христе, —
Дон наш распят на кресте…
Это вы нашептали те светлые сказки,
Что творили Весну, окрыляя бойцов;
Но была в них всегда, как в участье и в ласке,
Затаенная грусть облетевших цветов.
И теперь, когда слиты все краски в узоре,
Когда жизнь обнажила все язвы свои;
За разбитое счастье, за новое горе
Отдаю вам я грустные песни мои!
На берегу костер, чуть тлеет.
От гумен слышен скрип телег.
Курень под ольхами белеет,
Табун промчался на ночлег.
Перелески, овраги, проталинки,
Ветряки на буграх у станиц,
Белый иней на каждой завалинке,
Над левадами полчища птиц.
Степь широкая, степь раздольная,
Как давно мы с тобой рассталися.
Жизнь казачья, жизнь привольная,
Мы давно с тобой распрощалися.
Но как помнится ширь родимая,
И ковыль-трава выше пояса…
Зорька вешняя, зорька милая,
Запах яблони и небес краса.
К тебе, моя Родина, долгая нежность,
Пройдя через бури, росла и росла;
Твою первозданную мощь и безбрежность,
Нигде и ни с кем я забыть не могла.
Увижу ль вновь, земля родная,
Твоих степей широкий взмах;
Былое счастье земного рая,
Джигитов удаль на полях.
До последней улыбки,
До последнего слова,
До последнего вздоха,
Молиться за тех,
Кто погиб от ударов
Холопов Молоха,
Кто, подстреленный, в Альпах
Свалился на снег.
ПЕСНИ НЕИЗВЕСТНОГО АВТОРА
Шел казак на побывку домой,
Шел он лесом, дорогой прямой.
Обломилась доска,
Подвела казака –
Искупался в воде ледяной. (2)
Он взошел на крутой бережок,
И костер над рекою разжег.
Мимо девушка шла,
И к нему подошла:
— Что случилось с тобою, дружок? (2)
Говорила дивчина ему:
— Не коптись ты, казак, на дыму.
Уходить не спеши,
Сапоги просуши,
Разведем мы костер на двоих. (2)
Казачий чуб, казачий чуб!
Густой, всклокоченный, кудрявый,
Куда под звон военных труб,
Ты не ходил за бранной славой?
ПО ДОРОЖКЕ ПЫЛЬ КЛУБИТСЯ
Запевала
По дорожке пыль клубится,
Слышны выстрелы порой, —
Хор
Той с набега, ой-да удалого,
Едут все донцы домой.
Запевала
Все казаки веселятся,
С поля едучи домой, —
Хор
Лишь один, ой-да казак не весел,
Смотрит круглой сиротой.
Запевала
Что ты буйную повесил,
Бесшабашный удалец,
Хор
Аль на самом, самом деле
Позабыл, что ты донец?
Запевала
Вот они уж близ станицы,
Едут, свищут и поют.
ХорХор
Бабы, старцы, о-да и девицы,
Все навстречу к ним идут.
Запевала
Градом сыплются вопросы
Из толпы со всех сторон:
Хор
Жив ли, жив ли мой сыночек
Жив ли братец, где же он?
Тихо падает снежок на берег Дона
И на шаль казачки молодой;
Проводи меня, красивая, до клёна,
Где встречались, мы расстанемся с тобой.
Юный месяц загляделся на звезду,
Серебрит станицу чистым серебром.
Кто накликал к Дону чёрную беду?
Кто задумал «расказачить» тихий Дон.
Как могли мы защищали степи Дона,
Насмерть бились с новоявленной ордой;
Но приходится, у молодого клёна
Расставаться, синеокая, с тобой.
Как по Дону разгулялась
Острозубая коса,
Из ресниц цветов катилась,
Как слезиночка, роса!
Ровно строчки, мать честная,
Жало пишет – хоть куда.
Завела меня, родная
Степь, сюда, чтоб навсегда…
Разгулялась, расходилась,
Пела острая коса;
Из ресниц цветов катилась,
Как слезиночка, роса.
Да, верить в чудеса нельзя,
Но вы поверьте, хоть с трудом:
Степные кони мне – друзья!
А тихий Дон – мой отчий дом.
Что косы расплетаешь, грусть,
В висках седые ковыли.
Ты мне мила, казачья Русь,
Как небу милы журавли.
Степные кони мне – друзья!
А тихий Дон – мой отчий дом.
И даже высказать нельзя,
Как дорог сердцу батька-Дон.
НА ПЕСЕННЫХ ПРИИСКАХ ТИХОГО ДОНА.
При собрании песен казачьего календаря.
К полудню зноен, душен сад,
И птицы песен не заводят…
Но, как благоговейно рад,
Кто в этот час на Дон приводит
Донских коней на водопой;
Их, растреножив, к Дону сводит…
Одежды прочь. С разбегу в Дон,
Лишь только брызги водяные.
От счастья разве же помрём?!
Резвитесь, други молодые.
Я далеко заплыть могу…
На берег выйду, бодр и весел…
И вот уже на берегу,
Царит огонь казачьих песен.
От песен, словно молодею,
И гордый вспыхивает взгляд!
Здесь братским дружеством овеян!
Здесь чувства вольные кипят.
И есть ли где на свете краше,
Раздольных песен казаков?!
Где Дон волнАми, полной чашей –
Кипит у вольных берегов.
И ты и я с врагом готов сразиться.
За что-ж один другого будем упрекать?
Гроза гремит, и скоро буря разразится,
И вместе будем за наш край страдать.
Зачем проклятья мне, тебе молитвы
И спорить: ты иль я правее сторона,
Когда и ты и я, равно сражались в битве,
И кровь моя с твоей за край родной текла?
Н. Воробьев
МЫ ЕЩЕ ВЕРНЕМСЯ!
Будто годы утомили руки,
Будто веки тяжко разомкнуть…
Вспомни, чьи мы сыновья и внуки.
Нам ли голову клонить на грудь?
Нет, еще копытом шлях мы вспашем,
И к родным вернемся куреням,
И тогда лишь мы отпустим нашим
Повод притомившимся коням.
Пусть вернет нам тех, что поглотили
Котлас, Магадан и Колыма;
Если только шахты не сгноили,
Если не прикончила тюрьма…
Мы еще вернемся, милый друг,
Пусть мы стары, но ведь дух наш молод!
Так давай не ослаблять подпруг
И не опускать устало повод!
(“Родимый край”, 1965, №57)
Над пустынными степями
Льется грустный перезвон.
Спит, закованный степями,
Всевеликий Тихий Дон.
Спит в серебряном тумане,
И не слышит он во сне
Панихид по Атамане,
По родном Каледине.
Он не ведает, что в споре,
Испытав людской обман,
Не стерпев позор и горе,
Пал бесстрашный Атаман.
Он не видит чистой крови
Первых жертв в бою со злом;
Спит он, грозно сдвинув брови,
Богатырским крепким сном.
Но когда опять весною
Солнце ясное взойдет,
И под синею бронею
Вольно грудь его вздохнет,
Николай Евсеев.
В НОЧНОМ
Мои друзья поумирали,
И я один остался жить.
Со мной все те же в дымке дали.
Я продолжаю их любить.
Душа казачья любит волю,
СтепИ и поля кругозор;
Из зарубежья рвется с болью,
Туда, где мой течет Хопер.
Она его здесь так не чует,
Средь займищ ласковых лугов;
И у костров в ночном ночует,
Среди умерших казаков.
Убитых много милых братьев.
Встречаюсь с ними я во сне;
И к ним тяну свои объятья,
И братья тянутся ко мне.
Возрадуйся, душа казачья,
Что мертвые с тобой живут;
И ни о чем они не плачут,
В ночном сидят, едят, поют.
И я не мертвый с ними вместе
Во сне, мне кажется, пою;
И по-казачьи и без лести
Мы славим родину свою.
(“Родимый край”, 1966, №67)
Понял я, что мы не даром пали
В этой страшной, роковой борьбе,
В облаках мы розовых витали,
Злобы дикой нет, не распознали,
Прекословить не могли судьбе.
Верили. да песни громко пели,
Все отдав в напевы и слова.
А за Волю биться не сумели
И без крепи в настоящем деле
Вера наша обрелась мертва.
Нужно было, крепко стиснув зубы,
Лишь ее лелея — злую месть —
Стать самим нам примитивно — грубым,
Бить по мордам, сокрушая зубы
И орать что только духу есть.
Межь людского не теряться хлама,
Бисер свиньям даром не меча,
С обнаглевщим не стесняться хамом,
Их притоны не признать за храмы
И крушить их, подлецов, с плеча.
В Бога верят — с Сатаной торгуют,
Есть культура — а лежачих бьют!
Есть любовь — убийц они целуют,
Есть мораль — на кладбищах ликуют,
С заработком трупы продают.
Мы же бились с самого начала
Объявив что наша вера — Спас!
Вышли в бой, открыв свое забрало
И стеною дьявольскою стала
Мировая сволочь против нас!