генуэзская пехота на куликовом поле
Генуэзская пехота на куликовом поле
Особняком в массе недавних публикаций стоит статья А. Широкорада «Загадки поля Куликова. Вопросы, на которые нет ответов вот уже 625 лет». Автор указанной статьи, с оттенком явного раздражения комментирует (имея в виду современное массовое восприятие известного фрагмента «Сказания о Мамаевом побоище»): «Это последнее указание летописи позволило вовсю разыграться буйной фантазии наших историков и беллетристов. Из книги в книгу кочует «черная генуэзская пехота», идущая густой плотной фалангой по Куликову полю. Однако в 1380 году генуэзские колонии в Причерноморье находились в состоянии войны с Мамаем. Теоретически на Куликовом поле могли оказаться венецианцы. Но их в городе Тана-Азана (Азов) проживало всего несколько сотен вместе с женами и детьми. Да и генуэзцы, если бы даже находились в союзе с Мамаем, с трудом смогли бы послать ему на помощь несколько десятков человек.». В интервью, взятом корреспондентом православного журнала «Нескучный сад» у археологов, ведущих работы на месте Куликовской битвы, ученые вовсе отрицают участие как генуэзцев, так и русских в этой битве на стороне Мамая.
Версия А. Широкорада о войне генуэзцев с Мамаем и о возможном участии венецианских воинов в Куликовской битве сомнительна. Скорее можно говорить о напряженности этих отношений и о том, что Мамай фактически вынудил Кафу принять участие в походе, поставив генуэзский полис перед возможностью крайне тяжелого развития ситуации). В настоящей статье мы не будем отрицать участия военных сил Кафы и подчиненных ей генуэзских колоний в битве, но попытаемся представить более реалистическую картину этого участия. Впрочем, той же точки зрения придерживались и другие известные отечественные исследователи.
Но, во-первых, мы имеем четкое летописное свидетельство участия крымского населения в битве (на стороне сил Мамая): «…и рати понаймовав фрясы, и черкесы, и ясы» и, во-вторых, часть авторов (на наш взгляд, вполне обоснованно) сообщает о принудительной мобилизации городского ополчения Кафы союзниками Мамая.
Прежде чем мы приступим к обещанному выше рассмотрению вопроса о генуэзских арбалетчиках Мамая, нам придется хотя бы кратко обрисовать историю возникновения итальянских колоний в Северном Причерноморье. Итак, в 1169 г. византийский император Мануил I Комнин подписал указ, в силу которого генуэзцам было разрешено официально вести торговлю в Черном море (куда уже проникали и венецианцы, пизанцы, тосканцы, флорентийцы и т.д.). После образования Латинской империи со столицей в Константинополе итальянские коммерсанты (из-за огромных пошлин) вынуждены были прекратить выгодную торговлю. В 1261 г., в ответ на оказанную годом ранее Лигурийской республикой императору Михаилу Палеологу помощь (выразившуюся в предоставлении в распоряжение византийцев генуэзского флота во время войны Трапезунда против Венеции за восстановление греческой Византийской империи) между Византией и Генуей был подписан союзный договор, фактически предоставлявший лигурийским купцам право монопольную на беспошлинную торговлю в Причерноморье (Нимфейский трактат). В 1265 г. император Михаил, опасаясь чрезмерного усиления генуэзцев на Черном море, допустил к торговле и венецианцев (кроме того, в непосредственной близости от современного Таганрога возникла пизанская торговая фактория – Порто Пизано).
В XIII-XV вв. на побережье Крыма, Кубани и Абхазии возникло уже 39 одних только генуэзских торговых поселений. Кроме того, в Тане, Солдайе и др. местностях существовали поселения венецианцев. Сами итальянские поселения появлялись в Причерноморье не в результате вооруженного вторжения, а по достижении договорного согласия с вождями местных племен (такой порядок основания колоний вполне естественно приводил к существованию различных форм зависимости итальянских факторий от местной племенной знати или существовавших в то время на берегах Черного моря государственных образований).
Итальянские колонии не были независимыми. Они лишь обладали ограниченной автономией (при этом сами итальянские поселенцы жили в окружении местного населения). И только в отношении прав на ведение торговых операций генуэзцы и венецианцы имели преимущества, т.к. они одни обеспечивали заморский сбыт местной продукции. Ряд поселений, в т.ч. таких крупных, как расположенная в Зихии Матрега (Матрика), вовсе не имели генуэзских консульских представительств. Только Кафа (современная Феодосия) и ее позднейшие владения в Крыму получили ограниченный суверенитет (и непосредственную власть – dominiumdirectumвнутри колонии). Тем не менее, кафинцы также уплачивали дань представителю ханлюков (вероятно, под этим именем скрываются подданные Золотой Орды, жившие внутри кафинских городских стен) и ханскому резиденту – тудуну.
Первое упоминание о Кафе относится к 1281 г., в 1290 г. был принят устав колонии (от которого до нас дошли только заголовки отдельных артикулов). Урочище Кафа близ Феодосии было получено лигурийцами от золотоордынской администрации (в 1266 г. эта территория вошла в удел хана Оран-Тимура, племянника Менгу-Тимура). Несмотря на формальный вассалитет, по временам Кафа, вероятно, проводила вполне независимую политику, что вызывало карательные походы не нее со стороны ордынских ханов. В 1307 г. город был захвачен и разграблен ханом Тохтой (Солдайя-Судак, венецианская фактория, в 1308 г.). В 1308 г. ордынцы вновь осадили Кафу, набеги повторялись в 1317-1318, 1322, 1327, 1338 и 1344-1347 гг. Вспомним также Тимура (1395 г.), Едигея (1399 г.).
Несмотря на это, генуэзцы постепенно расширяли подчиненную им территорию. Так, в 1357 г. ими была основана крепость Чембало, в 1365 г. они захватили венецианскую Солдайю с 18 населенными пунктами, впоследствии составившими Солдайское консульство. Итальянское (генуэзское) владение, узкой полоской протянувшееся вдоль южного побережья Крымского полуострова (от Кафы до Чембало), стало называться Кампаньей (т.е., сельской округой) или Капитанством Готии (вероятно, в этой области было введено прямое военное правление, – ею управляли капитаны, а не консулы). Новая область продолжала оставаться зависимой от ханской власти, в ней также пребывал наместник-тудун. Относительно автономными были только городские и ремесленные генуэзские поселения – Луста, Партенит, Джалита, Лупико и т.д. со временными консулатами.
Кроме того, вне Солдайского консульства полунезависимыми владетелями стали представители рода Гуаско, как в Матреге (совр. Тамань) – потомки смешанного генуэзско-черкесского рода де Гизольфи. Гордые нобили Гуаско фактически установили в подвластной им области собственное правосудие, создали свои вооруженные отряды. С их произволом не могли совладать Солдайские консулы («дело братьев Гуаско»).
Помимо уже указанных сложностей объективного характера, положение итальянцев на Крымском полуострове осложнялось перманентной борьбой Венеции и Генуи. Взаимоотношения венецианских и генуэзских поселений между собой зеркально отражали состояние конкуренции и борьбы, в которой почти перманентно пребывали их итальянские метрополии.
Первое военное столкновение (война 1292-1299 гг.) принесло победу Генуе. После подписания Венецией сепаратного мира с Золотой Ордой (1347 г.) во время войны, начавшейся из-за убийства венецианцами в Тане и генуэзцами в Кафе (1343 г.) ордынских сборщиков налогов (война продолжалась в 1343-1348 гг.) начинается вооруженный конфликт Генуи с недавней союзницей (1348-1352 гг.). Это столкновение также закончилось победой Генуи. Следующий конфликт (1350-1355 гг.) также принес победу Лигурийской республике.
С 1355-1357 гг. начинается период безраздельного владычества Генуи в Черном море. Последняя из интересующих нас фаз венецианско-генуэзского противостояния приходится на 1379-1381 гг. Несмотря на первоначальный успех Генуи (1379 г. – разгром флота Республики св. Марка при Пуле, на Адриатическом море; 1380 г. – оккупация генуэзцами венецианского г. Кьоджи), в конечном итоге Лигурия проиграла войну, потеряв (все при том же Кьоджи) 19 галер. 4000 генуэзцев были захвачены Венецией в качестве пленников.
С конца XIV в. Кафа также постоянно враждует с греческим княжеством Феодоро также находившимся в зависимости от крымской золотоордынской администрации. В 1357 г. генуэзцам удалось оккупировать приморскую часть княжества.
Даже если принять известные в истории Кафы «сотни» и «десятки» в качестве единиц не фискального, но милитарного характера (имея в виду поквартальную мобилизацию городского ополчения), численность городской милиции составит ок. 900 чел., без учета профессионального гарнизона (о нем уже говорилось выше). Максимальный размер ополчения, 2000 чел., мы могли бы получить, учитывая довольно известную в средневековых городах привычку распределять защиту каменных стен по цехам и кварталам городского населения (обычно в ведении каждого отряда ополчения находилась защита крепостной башни с прилегающим участком стены).
Косвенно на размер кафинских вооруженных сил может указывать и то, что беклярибек Ногай в 1298 г., посылая в Кафу за данью своего сына (которого итальянцы впоследствии и убили), отправил с ним 4000 воинов. Т.о., вероятно, ординарные милитарные ресурсы всей тогдашней итальянской (генуэзской и венецианской) крымской колонии должны были вполне соотноситься с указанной выше цифрой (а вероятно, были еще меньше). При кафинском консуле состояло в качестве постоянной (предусмотренной уставом колонии) стражи три офицера, 40 наемных солдат, 20 оргузиев. В 1434 г., во время генуэзского похода на Солхат (современный Старый Крым, центр ордынской администрации на полуострове), Кафа выставила 2000 вооруженных воинов. Небольшие гарнизоны располагались в других городах и крепостях на побережье Крымского полуострова. Таким образом, общая численность вооруженных сил генуэзских колоний в Крыму могла составлять несколько тысяч человек.
Мы вновь позволим себе процитировать А.Л. Пономарева: «Под стать размерам города были и масштабы предприятий. Появившихся на побережье венецианцев берут в плен два десятка ополченцев, для обороны крымских владений коммуна направляет аж целое войско из тринадцати всадников, неприступность первоклассной крепости в Судаке обеспечивает гарнизон из нескольких десятков наемников, а крупнейшим военным предприятием становится экипировка в 1380 г. двух галей, с которыми уходят полторы сотни кафиотов…».
По настоящему сильным был флот Кафы, – пожалуй – главная составляющая ее могущества. кафинские колонии представляли собой, как и метрополия, типичный пример того, что геополитики любят называть «талассократической», т.е. прибрежной, цивилизацией. Могущество таких культур обычно основывается на успешной торговле, тонкой интриге и дипломатии а также сильном флоте (при весьма скромных размерах и возможностях сухопутной армии). Лишним доказательством тому служат мощные фортификационные сооружения Кафы и ее дочерних колоний.
Отдельно должны быть рассмотрены этнический и конфессиональный состав населения Кафы. По данным точных подсчетов А.Л. Пономарева, население крупнейшей крымской генуэзской колонии было очень небольшим (относительно приводимой обычно в литературе цифры – 70 000 чел. –см. ниже) и могло составлять примерно 4300 чел., число жителей Чембало – от 1000 до 1400 чел. Представление о несокрушимой мощи колонии возникает из сообщений путешественников позднейшего периода, посещавших Кафу в османское время (Кафа по числу населения находилась на пятом месте среди городов Высокой Порты). Относительно уже упомянутых сообщений путешественников А.Л. Пономарев пишет: «Данные же о городе генуэзского периода, известные из записок путешественников XVв., хотя и приводятся повсеместно, не могут быть приняты. Шесть тысяч домов в бурге площадью 82 гектара и 11 тысяч в пригородах… – чудовищное преувеличение плотности средневекового городского населения и застройки, даже если они относятся к расцвету генуэзской Кафы…».
По данным картуляриев (сохранились документы 1374-1382 гг.) мы можем сделать косвенные заключения об этническом и конфессиональном составе кафинского населения. Итак, на первом месте среди жителей Кафы оказываются греки (ок. 48 %), исповедующие православие, на втором месте стоит армянская колония (ок. 24 %), принадлежащая к Армянской Апостольской Церкви. Мусульманское население составляет ок. 5 % от общего числа кафинцев и представлено, скорее всего, почти исключительно татарами. Заметим apropos, что православная колония города в последующий период стремительно тюркизировалась – впрочем, это не относится непосредственно к рассматриваемой нами теме. Неизвестен удельный вес местной иудейской общины (можно лишь указать на то, что в картулярии 1382 г. названы 22 еврея, а также на то, что один из городских кварталов носил имя «Джудека» (Judeca, Giudeca).
В Кафе проживало также известное число русских купцов, так же, как в Москве того периода известны «гости-сурожане» из итальянских областей Крыма. О «сурожанах» историки доподлинно не знают, к какому племени они принадлежали (были ли эти «гости» итальянцами, или греками, или армянами, или даже русскими купцами, имевшими связи и общие дела с кафинскими торговыми конторами). Сурожане находились и при кн. Дмитрии Донском на Куликовом поле (об этом мы будем подробнее говорить при обсуждении 2-й темы).
Что до западноевропейцев (генуэзцев, при небольшом числе венецианцев и выходцев из других итальянских городов, а также немцев, французов, венгров, поляков и т.д.), их число не превышает 18 %.
Дискуссионным остается вопрос о вероисповедной принадлежности оргузиев. Известно, что черкесы в довольно ранний период попали в сферу деятельности греческих христианских миссий, а в последующее время – отчасти также и под влияние существовавших в Причерноморье католических епархий. К концу XVв. в христианство была обращена большая часть причерноморской Черкессии и некоторые ее внутренние районы. Католическая община сохранялась (с нач. XVI в. – без священников) до сер. XVIIв. (субэтническая группа шапсугов –»френккардаш»).
Здесь важно также отметить, что существовала тенденция называть «генуэзцами» представителей всей вообще правящей городской верхушки, не имевшей герметически непроницаемых границ (и нередко пополнявшейся, кроме итальянцев, также – вероятно – за счет членов армянской общины).
В 1475 г. (перед падением города под натиском османских захватчиков), более 70 % (по др. сведениям, ок. 98 %) кафинцев были неитальянцами.
Совершенно отдельно от собственно кафинского населения стояли т.н. ханлюки, управлявшиеся собственным судьей (titanuscanlucorum). Полагают, что ханлюками были золотоордынские подданные из кафинской Кампаньи (большей частью греки, а также евреи, тюркоязычное население неясной этнической принадлежности и армяне).
Документы, на которые ссылались цитированные нами выше специалисты, имеют то преимущество, что они полны, конкретны и велись ежедневно из года в год. Записи массариев (бухгалтерских книг) стали самым надежным (и первым по времени) источником статистических данных по Крыму и Украине, а также части России. Несмотря на то, что в них содержатся упоминания о переговорах Кафы с Мамаем, в массариях не обнаружено убедительных сведений о присылке генуэзцами военного отряда в помощь темнику в 1380 г.
Представленная выше скромная картина кафинской жизни существенно отличается от монументального полотна, написанного А. Быковым и О. Кузьминой: «Ко времени Куликовской битвы генуэзские города были хорошо укреплены и, видимо, содержали весьма значительные, хорошо вооруженные и обученные войска. Кафа по укрепленной площади и количеству населения уступала в то время только Константинополю и была центром причерноморской торговли и транзитной торговли с Востоком. Проникнув в черноморский регион ради сверхприбылей от торговли на шелковом пути, генуэзцы постепенно освоили и местные рынки».
Что касается политического положения причерноморских генуэзских колоний, его весьма красноречиво (и на наш взгляд, совершенно справедливо) описывают С.В. Дьячков и Н.А. Алексеенко: «Показывая чудеса дипломатического слалома и политической беспринципности, ловко маневрируя между интересами Великого княжества Литовского, крымских ханов, князей Феодоро, слабеющей Византии и турков-османов, генуэзцы на протяжении двухсот лет извлекали немалые барыши из колоний Причерноморья».
Правда, авторы пишут о более позднем периоде, когда Золотая Орда уже сошла с политической сцены и ее место в сознании и дипломатической практике кафинцев прочно заняли турки-османы. Тем не менее, все, сказанное авторами предыдущего отрывка, справедливо и для золотоордынского периода. Положение генуэзских колоний в Северном Причерноморье никак нельзя назвать незыблемым.
В числе немаловажных факторов, которые нам необходимо будет учесть, нужно назвать и эпидемию чумы, привезенную бежавшими из крымской колонии кафинцами в митрополию (1347-1350 гг.). По некоторым сведениям, в Европе того времени общие потери составили около двух миллионов человек (по крайним оценкам – до 2,5 млн.). Эпидемия существенным образом должна была сказаться на численности населения и Генуи, и, тем более, самой Кафы.
Важно также другое. Сельская область Кампанья, принадлежавшая Кафе, была единственной надеждой колонии в случае блокады со стороны внутренних районов полуострова. Она снабжала город овощами, мясом, вином и т.д., но самое главное – зерном злаковых культур. Будучи отрезаны от поставщиков зерна, все без исключения итальянские колонии (кроме Кафы) были обречены на голод. О судьбе кафинской Кампаньи в связи с интересующими нас событиями мы будем говорить далее.
Отметим также, что Кафа процветала в первую очередь на торговле именно хлебом (работорговля стояла на втором месте).
Теперь наступает время рассмотреть главное (на наш взгляд) событие кафинской истории в период, предшествующий битве на Куликовом поле. Здесь мы не станем подробно описывать технические детали осуществления власти темника Мамая над западной частью распадавшейся Золотой Орды (благо на то имеется огромный массив литературы, посвященной специально этому вопросу).
Наше внимание будет сосредоточено на другом, менее масштабном в глобальном смысле, но более важном для Кафы, событии.
Между 1379 и 1386 гг. от имени Золотой Орды Крымом управлял зихский князь. Источники приводят различные варианты его имени (Зихий-Черкесий, Джаркас, Черкес-бек, Жанкасиус-Зих). Собственно, то было даже не имя, а родовое или должностное прозвище (похожее на «Венгерец», «Бургундец», «Смолятич» и т.д.). Резиденцией Жанкасиуса-Зиха был Солхат (современный пос. Старый Крым). Жанкасиус был сторонником Мамая. В 1379 г. он потребовал от консулата Кафы проведения экстренной мобилизации ополчения в помощь своему властителю (Мамаю), собиравшему силы для похода на кн. Дмитрия Донского. Администрация города отказалась исполнять требование солхатского наместника. В ответ, в 1380 г. Жанкасиус провел карательную экспедицию, разорив и временно заняв 18 селений кафинской Кампаньи (от Судака-Солдайи до Чембало). Как только в Кафе стало известно опоражении Мамая на Куликовом поле, генуэзский отряд, руководимый Коррадо де Гуаско и Джакопо де Туре, объехал земли Кампаньи, восстанавливая на них власть генуэзской колониальной администрации. Окончательно Кафа вернула себе эти территории по договору с ханом Тохтамышем (1382 г.).
Все изложенное выше имело, несмотря на видимое отсутствие внутренней цели, некоторое отношение и к обсуждаемой общественной полемике, и к тому, что мы собираемся сказать сейчас. Итак, давайте попытаемся суммировать то, что нам известно о жизни кафинской колонии, и соотнести полученные данные с сообщениями об участии крымских генуэзцев. Будем помнить, что ни один из авторов, чьи труды нам доводилось читать, не пишет о прямой интервенции генуэзских сил (нет таких сведений и в русских летописях), хотя ничто не мешало бы и такому развитию событий, благо есть прецеденты (поход на Солхат в 1434 г., о котором уже упоминалось и во время которого собственно Генуя предоставила 6000 солдат, тогда как Кафа – 2000).
1. Если кафинская колония и была в определенные исторические периоды практически независима от Золотой Орды и местных татарских правителей, то независимость эта постоянно находилась под угрозой. Формальные же стороны договора с татарскими ханами коммуна старалась соблюдать (присутствие тудуна, выплата откупа и т.д.);
2. Численность населения Кафы в источниках сильно преувеличена (завышена почти в 17 раз);
3. Этнический и конфессиональный состав населения был очень пестрым, причем собственно генуэзцы составляли ок. 18 % от всего населения Кафы; в Кампаньи соотношение, вероятно, было еще радикальнее сдвинуто в пользу местных этносов, причем греки составляли ок. 50 % населения коммуны. Примерно таково же было соотношение православных (греки и татары) и римо-католиков (18 %), при том, что на втором месте в Кафе стояла община Армянской Церкви (здесь также следует напомнить о существовании некоторой напряженности между римо-католическим клиром Кафы и армянской общиной, – напряженность была вызвана миссионерской деятельностью католических орденов среди армян);
4. Сообщение о присылке кафинцами четырехтысячного отряда в войско Мамая кажется весьма и весьма преувеличенным, поскольку это означало бы мобилизацию всех сил коммуны и фактическое оголение тылов, чего невозможно было допустить, учитывая продолжавшуюся войну с Венецией;
5. Кроме Кафы и ее филиальных поселений, никакие другие генуэзские колонии (Матрега, Копа, Батияр, Иль-Пеше и проч.) Северного Причерноморья в походе на Москву не участвовали. Нам также неизвестно об участии сил метрополии (Генуи) в конфликте, что само по себе уже заставляет сомневаться в общегенуэзской заинтересованности походом Мамая;
6. Картулярии Кафы (в высшей степени надежный источник финансового, а не хроникального или агиографического характера) не дают подтверждений прямому участию кафинцев в Мамаевом походе;
7. Имеются прямые свидетельства вынужденного характера кафинской мобилизации (см. выше о Жанкасиусе-Зихе). Напомним, что агрикультурная продукция занятых Жанкасиусом 18 сельских населенных пунктов составляла единственный продовольственный резерв Кафы;
8. Кафа богатела в основном за счет развития посреднической торговли, что в большей или меньшей степени делает необходимым организацию и поддержание statusquoкак перевалочных пунктов для транзитного товара, так и содержание контор для непосредственного сообщения с торговыми контрагентами (торговые дома в метрополии и колония купцов-сурожан в Москве). Т. обр., Кафа скорее была заинтересована в стабильности положения, нежели в перманентном военном конфликте (что само по себе не снимает возможности поддержки Мамая, как ближайшей к городу политической силы большого масштаба). До нач. 1370-х гг. безопасность торговых путей обеспечивала Золотая Орда, затем, в т.н. «великую замятню» (то есть «смуту, время замешательства»), налаженный товарообмен был затруднен;
9. Пресечение подвоза хлеба в Кафу вызвало бы в колонии голод и фактически подрывало всю ее морскую торговлю, поэтому коммуна не была заинтересована в конфликте с ближайшими ордынскими властителями;
10. Практически сразу после вынужденной мобилизации по приказу Жанкасиуса-Зиха и занятия им 18 кафинских сел представители коммуны вступили в тайные переговоры с ханом Тохтамышем, о чем было известно и на Москве;
11. Почти сразу после разгрома Мамая мирный договор Кафы с Тохтамышем был заключен, что может означать в т.ч. его полную предварительную готовность. Возможно, убийство Мамая в Кафе в 1381 г. следует отнести к последствиям того же договора.
Сверх сказанного выше заметим, что свящ. Силовьев и многие выступавшие в последние дни с изложением собственных версий относительно участия генуэзцев-католиков в битве на Куликовом поле, неожиданным образом делают совершенно разные выводы из ясных летописных упоминаний о «фряжском» отряде и не менее ясных (в тех же источниках) сообщений об участии в походе на стороне противников кн. Дмитрия Донского армян, мусульман, православных (греков и бродников). Вернее, во втором случае никакие выводы просто не делаются. Как не делаются (и слава Богу!) подобные выводы из того факта, что русские воины участвовали в набегах золотоордынских орд на Польшу, Литву и балканские государства, а также служили в самом Ханбалыке, как и в Сарае (достаточно вспомнить, что с 1261 г. в Сарае существовала православная епархия (позднейшая епархия Сарская и Подонская).
Провиденциальный характер приобретает и отсутствие выводов из легенды о буддийском вероисповедании бохатура Челубея (позволим себе красочную цитату из того же интервью свящ. Силовьева): «Есть предание о том, что печенег Челубей, или Темир-Мурза, как его называли, принадлежал к буддийской секте «бон (г)-по», которая, в отличие от традиционного буддизма, разрешала войну. Он якобы владел мистическими способностями, которые сейчас хорошо известны по фильмам о восточных единоборствах: мог наносить энергетические удары на расстоянии, исчезать в одном месте и появляться в другом, летать по воздуху (левитировать) и так далее».
Нам не хотелось бы верить, в то, что таким образом осуществляется оперативное исполнение стратегического замысла о «великом подлоге» (с недавних пор это понятие имеет хождение среди читателей и авторов уважаемого интернет-портала). Скорее всего, в этом случае мы имеем дело с непреодолимой косностью и заранее заданным схематизмом мышления.