двери тамерлана верещагин картина

Двери Тимура закрывают вход для непосвященных

В творчестве Василия Верещагина важное место занимали темы исторических событий, культуры и быта народов, живущих в странах Средней Азии. Несколько лет он прослужил в чине прапорщика при генерал-губернаторе Туркестана, участвовал в сражениях, был ранен, за ратные подвиги даже получил орден Святого Георгия IV степени. Несмотря ни на что Верещагин увёз в сердце восхищение местной природой, творчеством мастеров Востока, яркими красками национальных одежд… Эти впечатления вылились в цикл работ под названием «Туркестанская серия», к которой принадлежит и полотно «Двери Тимура (Тамерлана)», написанное художником в 1872-1873 годах.

Надо сказать, что писалась серия по воспоминаниям во время пребывания художника в Санкт-Петербурге, Париже, Мюнхене. Она частично посвящена военным событиям периода присоединения к России среднеазиатских ханств, частично — быту, традициям и культуре местного населения.

Верещагин открыл для зрителя совершенно новые темы, ранее неизвестные широкому зрителю и никем не писанные. Можно сказать, нашёл свою дорогу в русском искусстве и снискал популярность. Но тематика, колористика и техника живописи были оказались сложны для восприятия современников, их новизна и необычность поначалу вызвали неоднозначную оценку. Многим коллегам художника, среди которых были, например, Перов и Репин, «Туркестанская серия» казалась чужеродной. Впрочем, со временем возобладало мнение Ивана Крамского, что картины Верещагина — блестящий успех новой русской школы и её безусловное достижение.

Отзываясь о «Дверях Тимура» Крамской напишет: «Эти тяжелые, страшно старые двери с удивительной орнаментацией, эти фигуры, сонные, неподвижные, как пуговки к дверям, как мебель какая-нибудь, как тот же орнамент, так переносят в Среднюю Азию… что напишите книг, сколько хотите, не вызовете такого впечатления, как одна такая картина».

«Двери Тимура (Тамерлана)» — большое полотно, это холст размером 213 x 168. Оно представляет новый тип исторической картины, при этом композиция и сюжет необычны. Верещагин с документальной точностью изображает декоративный резной орнамент дверей мавзолея Гур-Эмир в Самарканде, можно даже разглядеть мельчайшие детали прихотливой резьбы.

Яркие или мрачные гигантские полотна

Художник сумел сделать невероятное — передал зрителю дух средневекового деспотизма. С одной стороны человек любуется искусной работой древних резчиков, восхищается яркостью нарядов стражей, а с другой в лицо буквально дышит кровавая эпоха Тамерлана.

Далеко не все способны были воспринять трагическую, ничем не приукрашенную реальность верещагинских полотен. К творческим противникам Верещагина принадлежал его коллега по цеху Александр Бенуа, безусловный эстет, предпочитавший красоту страшной действительности.

Полотна Верещагина представлялись ему антиэстетичными: «Еще памятно, как 20 лет тому назад ломились на выставку Верещагина и какое чудовищное и огорашивающее впечатление производили его пёстрые и кровавые картины. Выставки эти, устроенные в комнатах без дневного света, увешанных странными чужеземными предметами и уставленных тропическими растениями, производили ужасный, непреодолимый эффект. Нам ясно помнится, как толпилась перед ярко освещенными электричеством громадными картинами непроницаемая, все растущая масса народа. Эти яркие или мрачные гигантские полотна, на которых шагали феерично разодетые индусы, богато разукрашенные слоны с магараджами на спинах, на которых тянулись по горам в глубоком снегу несчастные войска, или поп в черной ризе отпевал под тусклым небом целое поле обезглавленных голых покойников, — эти полотна действовали, как тяжёлые кошмары горячки».

Поразительно, но наглухо закрытые двери тем не менее «приоткрывают вход» в царство Тамерлана. Тимур (Хромой) или Тамерлан — один из великих мировых завоевателей, сыгравший заметную роль в истории Средней Азии и Кавказа. Выдающийся полководец, эмир с 1370, создатель крупной державы со столицей в Самарканде, основатель династии тимуридов.

Опираясь на богатый опыт своих предшественников, он сумел создать мощную и боеспособную армию, позволившую ему одерживать блестящие победы на полях сражений. Хотя завоевательные походы Тимура отличались жестокостью даже по средневековым меркам. Говорили, что он пришёл в этот мир, чтобы утопить его в крови. Вместе с тем, эмир был довольно образованным человеком, знал много языков, любил общаться со мудрыми старцами, знал наизусть Коран и 99 имён Аллаха. Постройки Тимура, в создании которых он принимал деятельное участие, обнаруживают в нем редкий художественный вкус. У себя в Самарканде он собрал лучших представители искусства и науки разных стран.

Во многом биография Тимура напоминает биографию Чингисхана: оба завоевателя начали свою деятельность как предводители набранных ими лично отрядов приверженцев, которые и потом оставались главной опорой их могущества. Различие же заключается главным образом в образовании. Чингисхан был безграмотен.

Как написано в древних книгах, Тамерлан наложил проклятье на тех, кто потревожит его покой после смерти. Надпись на нефритовой надгробной плите гласит: «Всякий, кто нарушит мой покой в этой жизни или в следующей, будет подвергнут страданиям и погибнет».

Исторически достоверен факт, что гробница Тамерлана в мавзолее Гур Эмир в Самарканде всё-таки была вскрыта советскими учёными. И произошло это 21 июня 1941 года, менее чем за сутки до нападения фашистской Германии на СССР.

Из воспоминаний Малика Каюмова, бывшего кинооператором при вскрытии могилы:

«Вошёл в ближайшую чайхану, смотрю — там три древних старика сидят. Я ещё отметил про себя: похожи друг на друга, как родные братья. Ну, я присел неподалёку, мне чайник и пиалу принесли. Вдруг один из этих стариков и обращается ко мне: «Сынок, ты ведь из тех, кто вскрывать могилу Тамерлана вздумали?». А я возьми да и скажи: «Да я в этой экспедиции самый главный, без меня все эти учёные — никуда!». Шуткой решил свой страх отогнать. Только, смотрю, старики в ответ на мою улыбку ещё больше нахмурились. А тот, что заговорил со мной, к себе манит. Подхожу ближе, смотрю, в руках у него книга — старинная, рукописная, страницы арабской вязью заполнены. А старик по строчкам пальцем водит: «Вот смотри, сынок, что в этой книге написано. „Кто вскроет могилу Тамерлана — выпустит на волю духа войны. И будет бойня такая кровавая и страшная, какой мир не видал во веки вечные“»…

Остальным там делать нечего…

Вскрытие гробницы Тамерлана было произведено выдающимся советским ученым-антропологом Герасимовым. В результате исследования черепа полководца, по уникальным технологиям была воссоздана внешность Тамерлана.

Позже, по словам Каюмова, в октябре 1942 года на фронте он добился встречи с маршалом Жуковым. Уверовав в предсказание старцев, он объяснил командующему ситуацию и предложил вернуть прах Тамерлана обратно в могилу. Это было осуществлено 19-20 ноября 1942 года. В эти дни произошел коренной перелом в Великой Отечественной: наши войска осуществили прорыв и перешли в наступление в Сталинградской битве.

Много позже гробница Тимура всё же стала местом паломничества туристов. Местные жители обратились с просьбой навсегда запечатать мавзолей. И он был закрыт в официальном порядке. Теперь навестить гробницу величайшего завоевателя могут только мулла и учёные. Остальным там делать нечего…

Василий Васильевич Верещагин

Русский художник, мастер батальной картины Василий Васильевич Верещагин родился в Череповце 14 (26) октября 1842 в семье помещика. В 1850–1860 учился в петербургском Кадетском корпусе, окончив его в чине гардемарина. Плавал в 1858–1859 на фрегате «Камчатка» и других кораблях в Данию, Францию, Англию. В 1860 Верещагин поступил в петербургскую Академию художеств, но оставил ее в 1863 году.

Всю жизнь Василий Верещагин был неутомимым путешественником. Стремясь (по его собственным словам) «учиться на живой летописи истории мира», ездил по России, на Кавказ, в Крым, на Дунай, в Западную Европу, дважды побывал в Туркестане, участвуя в колониальных походах русских войск, два раза – в Индии. В 1877–1878 годах участвовал в русско-турецкой войне на Балканах. Посетил Сирию и Палестину, США, Филиппины, у Кубу, Японию.

Впечатления от поездок воплощались в больших циклах этюдов и картин. В батальных картинах Верещагин с жестким реализмом раскрывает изнанку войны. Погиб художник в походе. Вместе с русскими моряками он сгинул при взрыве броненосца «Петропавловск» на рейде Порт-Артура 31 марта (13 апреля) 1904 года во время русско-японской войны.

Источник

Десять шедевров Василия Верещагина

Худож­ни­ка Васи­лия Вере­ща­ги­на не надо пред­став­лять широ­кой пуб­ли­ке — все мы и так пре­крас­но зна­ем его твор­че­ство. Неко­то­рые его кар­ти­ны навсе­гда оста­ют­ся в памя­ти, даже будучи уви­ден­ны­ми в малень­ких репро­дук­ци­ях из школь­ных учеб­ни­ков. Про­шед­шая в про­шлом году в Тре­тья­ков­ской гале­рее ретро­спек­тив­ная выстав­ка Вере­ща­ги­на пока­за­ла, что воен­но-исто­ри­че­ские и восточ­ные полот­на это­го живо­пис­ца при­вле­ка­ют зри­те­лей XXI века не мень­ше, а то и боль­ше, чем про­из­ве­де­ния совре­мен­но­го искусства.

Неко­то­рые оши­боч­но отож­деств­ля­ют Вере­ща­ги­на с пере­движ­ни­ка­ми, хотя он нико­гда не вхо­дил в Това­ри­ще­ство пере­движ­ных худо­же­ствен­ных выста­вок, да и вооб­ще сто­ро­нил­ся раз­ных объ­еди­не­ний и твор­че­ских сою­зов. Тем не менее, с этим направ­ле­ни­ем его род­нят оче­вид­ный реа­лизм и исто­ризм поло­тен, а так­же соци­аль­ный под­текст. Он не вос­пе­вал вой­ну, с кото­рой свя­зал своё твор­че­ство, а кри­ти­ко­вал её. «Но фурия вой­ны сно­ва и сно­ва пре­сле­ду­ет меня», — писал он на рубе­же веков, за несколь­ко лет до рус­ско-япон­ской вой­ны, кото­рую не смог обой­ти сто­ро­ной. Имен­но там, в 1904 году, на подо­рвав­шем­ся на мине бро­не­нос­це «Пет­ро­пав­ловск» Вере­ща­гин погиб вме­сте с экипажем.

Васи­лий Вере­ща­гин в нача­ле 1900‑х годов

VATNIKSTAN пред­ла­га­ет вни­ма­тель­но рас­смот­реть десять выбран­ных нами шедев­ров Вере­ща­ги­на и про­сле­дить по ним твор­че­ский путь выда­ю­ще­го­ся рус­ско­го художника.

Богатый киргизский охотник с соколом (1871)

Пона­ча­лу моло­дой дво­ря­нин Вере­ща­гин полу­чал типич­ное для сво­е­го поло­же­ния обра­зо­ва­ния — воен­ное. Но склон­ность к искус­ству побе­ди­ла, и в 1860 году выпуск­ник Мор­ско­го кор­пу­са посту­пил в Ака­де­мию худо­жеств. Так пара­док­саль­ным обра­зом нача­ли спле­тать­ся воеди­но пони­ма­ние и зна­ние воен­ной тема­ти­ки и худо­же­ствен­ная страсть. Извест­ный «бунт» пере­движ­ни­ков, учив­ших­ся в той же Ака­де­мии, Вере­ща­гин уже не застал — неза­дол­го до него он совер­шил лич­ный «бунт» и уехал на Кав­каз, что­бы на месте узна­вать и рисо­вать с нату­ры наци­о­наль­ные типы и при­ро­ду. Тогда начал фор­ми­ро­вать­ся и ори­ен­та­лизм Вере­ща­ги­на, его любовь к Востоку.

Твор­че­ство Вере­ща­ги­на иссле­до­ва­те­ли под­раз­де­ля­ют на «серии», посколь­ку подав­ля­ю­щее боль­шин­ство поло­тен напи­са­но им на осно­ве кон­крет­ных выезд­ных экс­пе­ди­ций или же спе­ци­аль­но выбран­ных тем. Неболь­шая «Кав­каз­ская серия» при­нес­ла Вере­ща­ги­ну пер­вый пол­но­цен­ный опыт, и гене­рал-губер­на­тор Тур­ке­ста­на Кон­стан­тин фон Кауф­ман при­гла­сил пер­спек­тив­но­го худож­ни­ка к себе. Так с 1867 года нача­лась огром­ная и, пожа­луй, цен­траль­ная в твор­че­стве Вере­ща­ги­на «Тур­ке­стан­ская серия».

Инте­рес к восточ­ным типа­жам вопло­ща­ет одна из извест­ных кар­тин это­го боль­шо­го цик­ла. Встре­ча­ет­ся инфор­ма­ция, что на ней изоб­ра­жён Бай­тик Кана­ев, кир­гиз­ский вождь, под­дер­жи­вав­ший рос­сий­ские вла­сти в Сред­ней Азии в их борь­бе про­тив Коканд­ско­го хан­ства. Но инте­рес­нее дру­гое: кар­ти­ну Вере­ща­гин писал уже в 1871 году в Мюн­хене, после поез­док в Тур­ке­стан (как, впро­чем, и боль­шин­ство дру­гих извест­ных работ «Тур­ке­стан­ской серии»). Конеч­но, при рабо­те он исполь­зо­вал эски­зы, кото­рые были сде­ла­ны ещё в Сред­ней Азии, но всё же отме­тим, что очень кра­соч­ная и дета­ли­зи­ро­ван­ная кар­ти­на как буд­то напи­са­на с нату­ры, с охот­ни­ка, пози­ру­ю­ще­го перед худож­ни­ком пря­мо в дан­ный момент.

У крепостной стены. «Пусть войдут!» (1871)

Во вре­мя тур­ке­стан­ских экс­пе­ди­ций Вере­ща­гин стал участ­ни­ком обо­ро­ны Самар­кан­да. Город с рус­ским гар­ни­зо­ном оса­ди­ли вос­став­шие мест­ные жите­ли, и Вере­ща­ги­ну при­шлось вспом­нить своё воен­ное обра­зо­ва­ние. Хотя, когда Кауф­ман пред­ла­гал худож­ни­ку при­е­хать в «горя­чую точ­ку» в чине пра­пор­щи­ка, тот поста­вил усло­вие, что будет ходить в граж­дан­ском без вся­ких чинов и зва­ний. Но во вре­мя оса­ды Самар­кан­да было не до пацифизма:

«С ружьём в руках, этот Василь Васи­лич… все­гда был при­ме­ром для осталь­ных: надо ли выбро­сить ворвав­ших­ся в воро­та или через про­лом вра­гов — Василь Васи­лич рабо­та­ет шты­ком впе­ре­ди всех; надо ли очи­стить эспла­на­ду (неза­стро­ен­ное место меж­ду кре­пост­ны­ми сте­на­ми и город­ски­ми построй­ка­ми. — Ред.) — и на вылаз­ке он первый».

Так вспо­ми­на­ли уча­стие Вере­ща­ги­на в войне про­стые сол­да­ты. Да и сам худож­ник чест­но при­нял орден Свя­то­го Геор­гия 4‑й сте­пе­ни за заслу­ги в обо­роне горо­да. Пред­став­лен­ная кар­ти­на осно­ва­на на эпи­зо­де, в кото­ром участ­во­вал Вере­ща­гин, а фра­за «пусть вой­дут» при­над­ле­жит офи­це­ру Наза­ро­ву, ожи­дав­ше­му напа­де­ния на про­лом в стене.

После­ду­ю­щие впе­чат­ле­ния худож­ни­ка от тех собы­тий были про­ти­во­ре­чи­вы­ми, поэто­му кар­ти­на даже полу­чи­ла про­дол­же­ние — «У кре­пост­ной сте­ны. „Вошли!“». Её Вере­ща­гин уни­что­жил, когда на него посы­па­лись обви­не­ния в отсут­ствии пат­ри­о­тиз­ма и в попыт­ках обес­че­стить рус­ско­го солдата.

Эскиз кар­ти­ны «У кре­пост­ной сте­ны. „Вошли!“» (1871)

Апофеоз войны (1871)

Самое извест­ное полот­но Вере­ща­ги­на ста­ло мета­фо­ри­че­ским сим­во­лом послед­ствий вой­ны. Оно вошло в мини-цикл «Вар­ва­ры», кото­рый мож­но рас­смат­ри­вать как еди­ную сюжет­ную эпи­че­скую поэ­му. Даже назва­ния самих кар­тин наме­ка­ют на неко­то­рую после­до­ва­тель­ность: «Высмат­ри­ва­ют», «Напа­да­ют врас­плох», «Окру­жи­ли, пре­сле­ду­ют…», «Пред­став­ля­ют тро­феи», «Тор­же­ству­ют», «У гроб­ни­цы свя­то­го», «Апо­фе­оз вой­ны». Из этих кар­тин «Напа­да­ют врас­плох» чем-то напо­ми­на­ет «Пусть вой­дут!», а «Окру­жи­ли, пре­сле­ду­ют…» повто­ри­ла судь­бу уни­что­жен­ной «Вошли!».

«Напа­да­ют врас­плох» (1871)

К сча­стью, ради­каль­ной само­цен­зу­ре «Апо­фе­оз вой­ны» не под­верг­ся. Вере­ща­гин хотел назвать кар­ти­ну «Апо­фе­оз Тамер­ла­на» или «Тор­же­ство Тамер­ла­на», но под вли­я­ни­ем изве­стий о фран­ко-прус­ской войне заго­ло­вок утра­тил кон­крет­но-исто­ри­че­ское зна­че­ние. К ново­му назва­нию худож­ник доба­вил и под­пись: «Посвя­ща­ет­ся всем вели­ким заво­е­ва­те­лям: про­шед­шим, насто­я­щим и буду­щим». Так намё­ки на сред­не­ве­ко­вые поряд­ки в Сред­ней Азии и даже рас­ска­зы оче­вид­цев XIX века о пира­ми­дах чере­пов, кото­рые явно вдох­но­ви­ли худож­ни­ка, усту­пи­ли место фило­соф­ско­му раз­мыш­ле­нию о послед­стви­ях вой­ны в целом.

Эта кар­ти­на, веро­ят­но, ста­ла пред­ме­том мно­го­чис­лен­ных отсы­лок в рус­ской и миро­вой куль­ту­ре. «Веро­ят­но» — пото­му что до кон­ца понять, явля­ет­ся ли «гора чере­пов» обя­за­тель­ной цита­той Вере­ща­ги­на или же сов­па­де­ни­ем, судить труд­но. Напри­мер, вспом­ним кадр из филь­ма «Выжив­ший» Але­ханд­ро Иньяр­ри­ту 2015 года; в кино­лен­те, кста­ти, мож­но уви­деть и сце­ну, похо­жую на кар­ти­ну Вере­ща­ги­на «Раз­ва­ли­ны теат­ра в Чугу­ча­ке» (1869−1870).

Срав­не­ние кад­ров из филь­ма «Выжив­ший» и кар­тин Верещагина

Или, ска­жем, рекла­ма с Тамер­ла­ном из зна­ме­ни­то­го цик­ла бан­ка «Импе­ри­ал». Есть ли здесь какое-то вдох­но­ве­ние Вере­ща­ги­ным или нет, непо­нят­но, но выгля­дит очень похоже.

Двери Тимура (Тамерлана) (1872)

Исто­ри­че­ское полот­но из «Тур­ке­стан­ской серии» на пер­вый взгляд не несёт в себе силь­но­го сюже­та. На кар­тине ниче­го не про­ис­хо­дит: два стра­жа поко­ев Тамер­ла­на про­сто сто­ят у две­рей двор­ца. Одна­ко этот выду­ман­ный сюжет пере­да­ёт рабо­леп­ную тиши­ну, кото­рая царит в дан­ный момент на кар­тине. «Две­ри Тамер­ла­на» про­из­ве­ли хоро­шее впе­чат­ле­ние на совре­мен­ни­ков. Вот что писал худо­же­ствен­ный кри­тик Вла­ди­мир Стасов:

«Дей­стви­тель­но, эти два древ­них сред­не­ази­а­та из сре­ды пол­чищ Тамер­ла­но­вых, сто­ро­жа­щие в пол­ном, живо­пис­ном сво­ём воору­же­нии дверь сво­е­го страш­но­го вла­ды­ки, были напи­са­ны… до такой сте­пе­ни совер­шен­но, что нико­гда не мог­ли с ними рав­нять­ся все луч­шие подоб­но­го рода кар­ти­ны Жеро­ма (Жан-Леон Жером, фран­цуз­ский худож­ник XIX века, как и Вере­ща­гин, увле­кал­ся темой Восто­ка. — Ред.) и дру­гих талант­ли­вей­ших его това­ри­щей. Чудес­но-худо­же­ствен­ная скульп­ту­ра две­ри, солн­це, упав­шие тени, релье­фы чело­ве­че­ских фигур, прав­да живых, по-восточ­но­му пест­ря­щих кра­сок — всё это было несравненно».

Две­ри ста­ли слов­но оду­шев­лён­ным цен­траль­ным геро­ем кар­ти­ны, а два стра­жа вос­при­ни­ма­ют­ся как буд­то при­ло­же­ние и допол­не­ние к ним. При­ве­дём сло­ва дру­го­го совре­мен­ни­ка Вере­ща­ги­на, худож­ни­ка Ива­на Крамского:

«Эти тяже­лые, страш­но ста­рые две­ри с уди­ви­тель­ной орна­мен­та­ци­ей, эти фигу­ры, сон­ные, непо­движ­ные, как пугов­ки к две­рям, как мебель какая-нибудь, как тот же орна­мент, так пере­но­сят в Сред­нюю Азию… что напи­ши­те книг, сколь­ко хоти­те, не вызо­ве­те тако­го впе­чат­ле­ния, как одна такая картина».

Смертельно раненный (1873)

Завер­шит первую поло­ви­ну обзо­ра ещё одна кар­ти­на из бога­той «Тур­ке­стан­ской серии». В ней вновь соеди­ни­лись жиз­нен­ный вне­вре­мен­ной сюжет и кон­крет­ная исто­рия, уви­ден­ная Вере­ща­ги­ным. Сло­во очевидцу-художнику:

«Пуля уда­ри­ла в рёб­ра, он выпу­стил из рук ружьё, схва­тил­ся за грудь и побе­жал по пло­щад­ке вкру­го­вую, крича:

— Что ты кри­чишь-то, сер­деч­ный, ты ляг, — гово­рит ему ближ­ний това­рищ, но бед­няк ниче­го уже не слы­шал, он опи­сал ещё круг, пошат­нул­ся, упал навз­ничь и умер, и его патро­ны пошли в мой запас».

Нова­тор­ство под­хо­да Вере­ща­ги­на заклю­ча­лось в том, что очень ред­ко уми­ра­ю­щих сол­дат изоб­ра­жа­ли имен­но так. На баталь­ных кар­ти­нах мы чаще уви­дим тра­ги­че­ские позы, дра­му уми­ра­ю­ще­го героя, кото­ро­му хочет­ся под­ра­жать. Здесь же какой-то неле­пый мужик в стран­ной позе, непо­нят­но зачем и куда убе­га­ю­щий. Этим под­чёр­ки­ва­ет­ся бес­смыс­лен­ность смер­ти и паци­фист­ский пафос худож­ни­ка, и это, конеч­но, под­ли­ва­ло мас­ло в огонь обви­не­ний в кле­вет­ни­че­ской анти­па­три­о­ти­че­ской пропаганде.

Мно­гие кар­ти­ны «Тур­ке­стан­ской серии», напи­сан­ные Вере­ща­ги­ным в 1871–1873 годах в Мюн­хене, пона­ча­лу были пока­за­ны за рубе­жом, а затем в 1874 году в Петер­бур­ге на спе­ци­аль­ной выстав­ке. Посе­тив­шие её импе­ра­тор Алек­сандр II и его сын, буду­щий Алек­сандр III, были явно не в вос­тор­ге. Это не поме­ша­ло Пав­лу Тре­тья­ко­ву выку­пить пока­зан­ные кар­ти­ны (в том чис­ле все пять рас­смот­рен­ных выше), и ныне до сих пор они хра­нят­ся в Тре­тья­ков­ской гале­рее в Москве.

Мавзолей Тадж-Махал в Агре (1874−1876)

«Индий­ская серия», свя­зан­ная с поезд­кой Вере­ща­ги­на по этой экзо­ти­че­ской стране в сере­дине 1870‑х годов, может казать­ся доб­ро­воль­ным изгна­ни­ем. Тем не менее, она пода­ри­ла нам десят­ки кра­си­вых пей­за­жей, порт­ре­тов и запе­чат­лён­ных архи­тек­тур­ных досто­при­ме­ча­тель­но­стей, кото­рые в эпо­ху ран­не­го ста­нов­ле­ния фото­гра­фии было про­ще и инте­рес­нее наблю­дать через живо­пис­ные полот­на современников.

Соци­аль­ный под­текст, свя­зан­ный с коло­ни­за­тор­ской поли­ти­кой Вели­ко­бри­та­нии в Индии, в кар­ти­нах Вере­ща­ги­на почти не заме­тен. Зато едва зна­ко­мая евро­пей­цам экзо­ти­ка пере­да­на ярко и кра­соч­но, как, напри­мер, на запо­ми­на­ю­щем­ся изоб­ра­же­нии Тадж-Маха­ла. Вер­нув­шись из Азии в Париж, Вере­ща­гин зани­мал­ся обу­строй­ством свой мастер­ской и напи­са­ни­ем кар­тин на осно­ве индий­ских впе­чат­ле­ний. Ради исто­ри­че­ских кар­тин даже при­хо­ди­лось зака­зы­вать ста­рые костю­мы, что­бы точ­но вос­про­из­ве­сти восточ­ный колорит.

Этот мир­ный пери­од твор­че­ства длил­ся недол­го: с нача­лом рус­ско-турец­кой вой­ны Вере­ща­гин отпра­вил­ся на фронт.

Шипка-Шейново. Скобелев под Шипкой (1878−1879)

Фор­маль­но кар­ти­на как раз о побе­де. «Белый гене­рал» Миха­ил Ско­бе­лев про­но­сит­ся перед сол­да­та­ми, кото­рые кида­ют над голо­ва­ми шап­ки — тур­ки раз­гром­ле­ны, доро­га на Стам­бул откры­та, теперь-то вой­на пой­дёт по пла­ну и «щит на воро­тах Царь­гра­да» не за гора­ми… На уби­тых това­ри­щей тор­же­ству­ю­щая армия слов­но не обра­ща­ет вни­ма­ние, но зри­тель кар­ти­ны прой­ти мимо про­сто не может — Вере­ща­гин наме­рен­но пока­зы­ва­ет на пер­вом плане имен­но мёрт­вые тела.

Худож­ник не боял­ся изоб­ра­жать кон­тра­сты вой­ны, даже если это было рис­ко­ван­но для его поло­же­ния в обще­стве. Сего­дня, без исто­ри­че­ско­го кон­тек­ста, мы, воз­мож­но, и не пой­мём, что же тако­го кра­моль­но­го было в кар­тине «Импе­ра­тор Алек­сандр II под Плев­ной 30 авгу­ста 1877 года» (1878−1879). А на самом деле это было насто­я­щей пощё­чи­ной ини­ци­а­то­рам ата­ки Плев­ны спе­ци­аль­но под име­ни­ны импе­ра­то­ра. Штурм про­ва­лил­ся, и рус­ская армия пере­шла к бло­ка­де кре­по­сти. И, кста­ти, на ино­стран­ных выстав­ках кар­ти­на экс­по­ни­ро­ва­лась под про­во­ка­ци­он­ным назва­ни­ем «Име­ни­ны императора».

«Импе­ра­тор Алек­сандр II под Плев­ной 30 авгу­ста 1877 года» (1878−1879)

Побеждённые (Панихида) (1878−1879)

Схо­жая по идее с «Апо­фе­о­зом вой­ны» кар­ти­на из «Бал­кан­ской серии» пере­да­ёт несколь­ко иное настро­е­ние. И в отли­чие от выду­ман­но­го и более мета­фо­рич­но­го «Апо­фе­о­за» «Пани­хи­да» отсы­ла­ет к ситу­а­ции, кото­рую видел лич­но Вере­ща­гин. Он подроб­но и весь­ма нату­ра­ли­стич­но опи­сал её в сво­их вос­по­ми­на­ни­ях о рус­ско-турец­кой войне:

«Я съез­дил в Телиш, что­бы взгля­нуть на то место, где пали наши еге­ря. Откло­нив­шись с шос­се вле­во, я выехал на ров­ное место, пока­тое от укреп­ле­ния, покры­тое высо­кой сухой тра­вой, в кото­рой на пер­вый взгляд ниче­го не было вид­но. Пого­да была закры­тая, пас­мур­ная, непри­вет­ли­вая, и на тём­ном фоне туч две фигу­ры, ясно выри­со­вы­вав­ши­е­ся, при­влек­ли моё вни­ма­ние: то были свя­щен­ник и при­чет­ник из сол­дат, совер­шав­шие боже­ствен­ную службу.

Я сошёл с лоша­ди и, взяв её под узд­цы, подо­шёл к молив­шим­ся, слу­жив­шим панихиду.

Толь­ко подой­дя совсем близ­ко, я разо­брал, по ком совер­ша­лась пани­хи­да: в тра­ве вид­не­лось несколь­ко голов наших сол­дат, оче­вид­но, отре­зан­ных тур­ка­ми; они валя­лись в бес­по­ряд­ке, загряз­нен­ные, но ещё с зияв­ши­ми отре­за­ми на шеях.

Тут мож­но было видеть, с какою утон­чён­ною жесто­ко­стью поте­ша­лись тур­ки, кром­сая тела на все лады: из спин и из бёдер были выре­за­ны рем­ни, на рёб­рах выну­ты целые кус­ки кожи, а на гру­ди тела были ино­гда обуг­ле­ны от раз­ве­дён­но­го огня. Неко­то­рые выда­ю­щи­е­ся части тела были отре­за­ны и суну­ты во рты, носы сби­ты на сто­ро­ну или сплю­ще­ны, а у сол­дат, имев­ших на пого­нах отмет­ку за хоро­шую стрель­бу, были высе­че­ны кре­сто­об­раз­ные насеч­ки на лбах».

Казнь заговорщиков в России (1884−1885)

Вере­ща­гин не был рево­лю­ци­о­не­ром и вооб­ще ста­рал­ся дер­жать­ся от пря­мо­го выска­зы­ва­ния сво­их поли­ти­че­ских взгля­дов. Одна­ко на него, как и на мно­гих обще­ствен­ных дея­те­лей в Рос­сии в 1880‑е годы, ока­за­ло впе­чат­ле­ние казнь наро­до­воль­цев, убив­ших импе­ра­то­ра Алек­сандра II. Пуб­лич­ная смерт­ная казнь, вне зави­си­мо­сти от отно­ше­ния к дея­тель­но­сти самих рево­лю­ци­о­не­ров, вызы­ва­ла неодоб­ре­ние у дея­те­лей культуры.

«Подав­ле­ние индий­ско­го вос­ста­ния англи­ча­на­ми» (ок. 1884) «Рас­пя­тие на кре­сте у рим­лян» (1887)

Такой же непро­стой была и судь­ба «Каз­ни заго­вор­щи­ков»: она заслу­жи­ла зва­ние само­го «запре­щён­но­го» про­из­ве­де­ния Вере­ща­ги­на и не мог­ла экс­по­ни­ро­вать­ся в Рос­сии; её купил фран­цуз­ский под­дан­ный в Евро­пе и тай­но про­вёз в Рос­сию, пока одна­жды поли­ция не кон­фис­ко­ва­ла кра­моль­ное про­из­ве­де­ние. После рево­лю­ции, вви­ду опи­сан­но­го сюже­та, она ока­за­лась в питер­ском Музее рево­лю­ции. Там дол­гие годы кар­ти­на не экс­по­ни­ро­ва­лась из-за пло­хо­го состо­я­ния, пока в про­шлом году для выстав­ки Вере­ща­ги­на в Тре­тья­ков­ке её не отвез­ли в Моск­ву, где спе­ци­а­ли­сты про­ве­ли каче­ствен­ную рестав­ра­цию полот­на. Теперь она нахо­дит­ся на посто­ян­ной экс­по­зи­ции в Петер­бур­ге, в том же самом Музее рево­лю­ции (ныне Музее поли­ти­че­ской исто­рии России).

В покорённой Москве (Поджигатели, или Расстрел в Кремле) (1897−1898)

Мас­штаб­ный цикл Вере­ща­ги­на об Оте­че­ствен­ной войне 1812 года созда­вал­ся око­ло 15 лет. Вряд ли худож­ник пытал­ся оправ­дать­ся за яко­бы непа­три­о­ти­че­ские взгля­ды, ком­пен­си­ро­вав их дву­мя десят­ка­ми исто­ри­че­ских поло­тен о геро­и­че­ской воен­ной стра­ни­це рус­ской исто­рии. И без это­го он был пат­ри­о­том, с инте­ре­сом изу­чав­шим ради напи­са­ния кар­тин исто­рию вой­ны с Наполеоном.

Теперь по этим кар­ти­нам мы и сами можем изу­чать исто­рию. Где-то поло­ви­на цик­ла — рас­сказ о напо­лео­нов­ской армии и даже лич­но Напо­леоне (перед вхо­дом в Моск­ву, в Москве, во вре­мя зим­не­го отступ­ле­ния). Ещё несколь­ко поло­тен — рас­сказ о пар­ти­зан­ской борь­бе рус­ско­го наро­да. Боль­шин­ство этих кар­тин сего­дня — экс­по­на­ты Музея Оте­че­ствен­ной вой­ны неда­ле­ко от Крас­ной пло­ща­ди, где каж­дый посе­ти­тель может их уви­деть и про­сле­дить сюжет­но-тема­ти­че­скую после­до­ва­тель­ность вере­ща­гин­ско­го цикла.

«Не замай — дай подой­ти!» (1887−1895)

В каче­стве же выбран­ной кар­ти­ны пред­ло­жен «Рас­стрел в Крем­ле», посколь­ку отсы­ла­ет нас к преды­ду­щим «каз­ням» 1880‑х годов и частой теме Вере­ща­ги­на — смер­ти на войне. Кро­ме нега­тив­ной реак­ции на бес­смыс­лен­ную и жесто­кую рас­пра­ву интер­вен­тов, обви­нив­ших в под­жо­гах мест­ных жите­лей, мы, конеч­но, чув­ству­ем и гор­дость за муже­ствен­ное при­ня­тие смер­ти: никто из свя­зан­ных лиц не пада­ет на коле­ни перед вра­гом и не про­сит пощады.

Ком­по­зи­ци­он­но и тема­ти­че­ски эта кар­ти­на впи­сы­ва­ет Вере­ща­ги­на в миро­вую тра­ди­цию темы рас­стре­ла в живо­пи­си. Ещё в 1814 году Фран­сис­ко Гойя напи­сал кар­ти­ну «Рас­стрел повстан­цев в ночь на 3 мая 1808 года», где испан­ские пар­ти­за­ны похо­жим обра­зом сто­я­ли перед напо­лео­нов­ски­ми солдатами.

«3 мая 1808 года». Худож­ник Фран­сис­ко Гойя, 1814 год

А в 1860‑е годы Эду­ард Мане под впе­чат­ле­ни­ем от кар­ти­ны Гойи изоб­ра­зил рас­стрел мек­си­кан­ско­го импе­ра­то­ра Мак­си­ми­ли­а­на I, при­го­во­рён­но­го к смер­ти воен­ным судом пра­ви­тель­ства Хуа­ре­са в 1867 году.

«Рас­стрел импе­ра­то­ра Мак­си­ми­ли­а­на». Худож­ник Эду­ард Мане, 1868 год

Таким обра­зом, кар­ти­ны Вере­ща­ги­на мож­но счи­тать не толь­ко наци­о­наль­ным, но и миро­вым досто­я­ни­ем живописи.

Источник