девочка перед дверью краткое содержание
Девочка перед дверью
Жил на свете царь Дадон…
Длинный полутемный коридор. Двери. Возле каждой — табуретка. На каждой табуретке — примус. Или керосинка. Керосинки коптят. Примуса шумят. Пляшут на чайниках крышки. А коридор пуст.
И только возле одной двери происходит что-то малопонятное.
А девочка стоит рядом, нахмуренная, засунув руки в карманчики фартука, и строго спрашивает: «А вы чего заклеиваете нашу дверь? Это наша дверь. У меня игрушки там. И горшочек. Вот папа придет — он вам даст!»
Ей не отвечают. Молча делают свое дело, а затем подбирают с пола портфели и проходят мимо нее — странные дядьки с портфелями под мышками и с тщательно загороженными от ее сурового взора пустыми безглазыми лицами.
С тихим шипением смолкают примуса. Люди выползают из дверей, берут чайники и исчезают. А лица у них не как всегда, а как у тех дядек: без глаз.
Что с ними? Ведь она их отлично знает. Они веселые. Заводят патефоны и поют песни. Они дарят ей печенье и мармеладки и спрашивают, кого она больше любит — папу или маму.
Примуса стоят смолкшие. В коридоре темно. И тихо-тихо.
…Жил на свете царь Дадон.
Смолоду был грозен он.
И соседям то и дело
наносил обиды смело…
Бегал, наверное, по коридору и плевал в чайники. Или выкручивал фитили, чтобы не коптили…
Ничего ведь не произошло. Папа и мама уезжают всегда надолго. Мама едет в Москву — к редактору. А папа иногда едет с ней вместе, а иногда улетает даже. Потому что мама — просто переводчик, а папа — и переводчик, и летчик. Он прилетит. Оторвет ихнюю противную заклейку с двери, а дядек тех больше не пустит. Он будет крутить ее по комнате и петь:
Открывай пошире рот!
На те, Витька, пряник!
Мне сегодня перевод
Заказал ботаник!
Перед уходом мама всегда целуется. Сегодня тоже поцеловала. Встала на одно колено, притянула Витю к себе и поцеловала. И ушла… И с ней… какие-то. С ее работы — редакторы (она сказала Вите). А потом пришли эти… Ну и что?
Тишина в коридоре. За каждой дверью сидят летчики и молча пьют чай. Или не пьют. И чайники стынут на их подоконниках.
И вот в тишине за одной из дверей начинает хрипеть патефон. И дверь распахивается. На освещенном пороге — Женщина-летчик Милица Васильевна. На ней черный капот с хризантемами, в волосах бумажки, в зубах папироса.
А патефон в ее комнате вопит что есть мочи: «Сэ-эрд-це! Ти-бе ни хочит-ца па-кою!»
И под его победные вопли я вступаю в жизнь. С этого часа я помню подряд все.
«Что такое хорошо и что такое плохо?»
— Нянь! А эта тетя на картине кто? Королева?
— Никакая не королева.
— Ну тогда герцогиня? Или… графиня?
На этом мои познания в геральдике, взращенные на мамином брокгаузовском Шекспире, иссякают, и я умолкаю.
Но женщина в золотой одежде, с короной на голове смотрит на меня из рамы и не дает покоя. И странные крылатые не то дяденьки, не то тетеньки вкруг нее. И мальчик. Ну как же не королева? Вот и у него корона. Значит, он принц.
— Так кто же она тогда?!
— Плотникова жена, — отвечает няня. И с грохотом ставит утюг на подставку.
Вовсе уже непонятно…
— А эти кто? С крыльями?
— Ангелы. Они ей служат.
— А потому что царица небесная.
Простыня взлетает в няниных руках, подобно белеет-парусу.
Ух ты! Вот оно что! Ну, тогда все понятно: и синенький стаканчик на цепочке, и огонек в стаканчике, и корона…
Царица небесная — это, наверное, главнее в сто раз, чем Золотая рыбка. Рыбка — Владычица морская, у нее только рыбы и восьминоги всякие. А у Царицы небесной кого только нет! И ангелы эти, и воробьи, наверное… И летчики тоже, конечно. Вот это царство!
И словно в подтверждение моих размышлений, в оконное стекло требовательно начинают лупить носами громогласные подданные Плотниковой жены. Няня ставит утюг и идет к шкафчику.
— Сейчас, мои лапоньки. Сейчас, мои сиракузики…
Няня достает мешочек с пшенкой и сыплет через форточку на подоконник.
Воробьи гомонят, подпрыгивая от нетерпения, а няня Груша отпускает в их адрес нелестные замечания:
— Ведь еще насыплю, дурья твоя голова, чего скачешь, козел заморский? Ладно, там у меня на кухне еще вроде перловка была…
Но стоит няне отойти, как над колодцем двора медленно начинают парить две жирные вороны, прилетевшие из Соседнего-Двора-В-Который-Ходить-Нельзя.
Но вороны уже, нагло отпихнув перепуганных воробьев, долбят черными клювами по подоконнику, стараясь сожрать до няниного прихода как можно больше.
— Ах ты хамлёт проклятый! — бушует няня. — Чтоб тебя дождь намочил! А ну, брысь отсюдова, прорвы!
Вороны, не торопясь и не теряя достоинства, отлетают. Тем более что они уже все сожрали. А неунывающие воробьи снова скачут по подоконнику, отлично зная, что няня не замедлит навести справедливость и даст перловки.
Вот интересно: а вороны тоже подчиняются Царице небесной? Нет. Наверное, они у нее шпионы. Или враги народа. Должны же и в ее царстве быть враги народа…
Мои папа и мама уехали в командировку. Командировки бывают большие и маленькие. У мамы и папы очень большая командировка.
Так мне сказала Женщина-летчик Милица Васильевна. Сначала я жила у нее. Долго — наверное, целый месяц. А потом пришел комендант общежития и сказал ей, чтобы она отдала меня в детский дом.
Тогда Милица Васильевна взяла меня за руку и поехала со мной в Москву. Она сказала:
— А теперь, Витька, попробуй привести меня к каким-нибудь твоим знакомым. Или дальним родственникам.
И я повезла ее к няне Груше. Раньше, когда я жила с мамой и папой, мы часто ездили к няне, и дорогу я знала. Мы сели в трамвай-троечку и поехали. Когда я ездила с мамой, я всегда смотрела в окошко и где вылезать — помнила. Надо было доехать до площади, где с одной стороны ворота, а с другой — большой красный дом и роют под землей дырку.
Мы слезли и пошли через площадь к няни Грушиному дому. А когда мы шли мимо Соседнего-Двора-В-Который-Ходить-Нельзя, Милица Васильевна вдруг остановилась и говорит:
— Э, нет, брат… Это куда ж ты меня ведешь? Сюда я еще не хочу.
Марьяна Козырева: Девочка перед дверью
Здесь есть возможность читать онлайн «Марьяна Козырева: Девочка перед дверью» весь текст электронной книги совершенно бесплатно (целиком полную версию). В некоторых случаях присутствует краткое содержание. Город: Ленинград, год выпуска: 1990, ISBN: 5-08-000247-6, издательство: Детская литература, категория: Детскиая проза / на русском языке. Описание произведения, (предисловие) а так же отзывы посетителей доступны на портале. Библиотека «Либ Кат» — LibCat.ru создана для любителей полистать хорошую книжку и предлагает широкий выбор жанров:
Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже:
Девочка перед дверью: краткое содержание, описание и аннотация
Предлагаем к чтению аннотацию, описание, краткое содержание или предисловие (зависит от того, что написал сам автор книги «Девочка перед дверью»). Если вы не нашли необходимую информацию о книге — напишите в комментариях, мы постараемся отыскать её.
Марьяна Козырева: другие книги автора
Кто написал Девочка перед дверью? Узнайте фамилию, как зовут автора книги и список всех его произведений по сериям.
Возможность размещать книги на на нашем сайте есть у любого зарегистрированного пользователя. Если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия, пожалуйста, направьте Вашу жалобу на info@libcat.ru или заполните форму обратной связи.
В течение 24 часов мы закроем доступ к нелегально размещенному контенту.
Девочка перед дверью — читать онлайн бесплатно полную книгу (весь текст) целиком
Ниже представлен текст книги, разбитый по страницам. Система сохранения места последней прочитанной страницы, позволяет с удобством читать онлайн бесплатно книгу «Девочка перед дверью», без необходимости каждый раз заново искать на чём Вы остановились. Поставьте закладку, и сможете в любой момент перейти на страницу, на которой закончили чтение.
Девочка перед дверью
Жил на свете царь Дадон…
Длинный полутемный коридор. Двери. Возле каждой — табуретка. На каждой табуретке — примус. Или керосинка. Керосинки коптят. Примуса шумят. Пляшут на чайниках крышки. А коридор пуст.
И только возле одной двери происходит что-то малопонятное.
А девочка стоит рядом, нахмуренная, засунув руки в карманчики фартука, и строго спрашивает: «А вы чего заклеиваете нашу дверь? Это наша дверь. У меня игрушки там. И горшочек. Вот папа придет — он вам даст!»
Ей не отвечают. Молча делают свое дело, а затем подбирают с пола портфели и проходят мимо нее — странные дядьки с портфелями под мышками и с тщательно загороженными от ее сурового взора пустыми безглазыми лицами.
С тихим шипением смолкают примуса. Люди выползают из дверей, берут чайники и исчезают. А лица у них не как всегда, а как у тех дядек: без глаз.
Что с ними? Ведь она их отлично знает. Они веселые. Заводят патефоны и поют песни. Они дарят ей печенье и мармеладки и спрашивают, кого она больше любит — папу или маму.
Примуса стоят смолкшие. В коридоре темно. И тихо-тихо.
…Жил на свете царь Дадон.
Смолоду был грозен он.
И соседям то и дело
наносил обиды смело…
Бегал, наверное, по коридору и плевал в чайники. Или выкручивал фитили, чтобы не коптили…
Ничего ведь не произошло. Папа и мама уезжают всегда надолго. Мама едет в Москву — к редактору. А папа иногда едет с ней вместе, а иногда улетает даже. Потому что мама — просто переводчик, а папа — и переводчик, и летчик. Он прилетит. Оторвет ихнюю противную заклейку с двери, а дядек тех больше не пустит. Он будет крутить ее по комнате и петь:
Открывай пошире рот!
На те, Витька, пряник!
Мне сегодня перевод
Заказал ботаник!
Перед уходом мама всегда целуется. Сегодня тоже поцеловала. Встала на одно колено, притянула Витю к себе и поцеловала. И ушла… И с ней… какие-то. С ее работы — редакторы (она сказала Вите). А потом пришли эти… Ну и что?
Тишина в коридоре. За каждой дверью сидят летчики и молча пьют чай. Или не пьют. И чайники стынут на их подоконниках.
И вот в тишине за одной из дверей начинает хрипеть патефон. И дверь распахивается. На освещенном пороге — Женщина-летчик Милица Васильевна. На ней черный капот с хризантемами, в волосах бумажки, в зубах папироса.
А патефон в ее комнате вопит что есть мочи: «Сэ-эрд-це! Ти-бе ни хочит-ца па-кою!»
И под его победные вопли я вступаю в жизнь. С этого часа я помню подряд все.
«Что такое хорошо и что такое плохо?»
— Нянь! А эта тетя на картине кто? Королева?
— Никакая не королева.
— Ну тогда герцогиня? Или… графиня?
На этом мои познания в геральдике, взращенные на мамином брокгаузовском Шекспире, иссякают, и я умолкаю.
Но женщина в золотой одежде, с короной на голове смотрит на меня из рамы и не дает покоя. И странные крылатые не то дяденьки, не то тетеньки вкруг нее. И мальчик. Ну как же не королева? Вот и у него корона. Значит, он принц.
— Так кто же она тогда?!
— Плотникова жена, — отвечает няня. И с грохотом ставит утюг на подставку.
Вовсе уже непонятно…
— А эти кто? С крыльями?
— Ангелы. Они ей служат.
— А потому что царица небесная.
Простыня взлетает в няниных руках, подобно белеет-парусу.
Ух ты! Вот оно что! Ну, тогда все понятно: и синенький стаканчик на цепочке, и огонек в стаканчике, и корона…
Царица небесная — это, наверное, главнее в сто раз, чем Золотая рыбка. Рыбка — Владычица морская, у нее только рыбы и восьминоги всякие. А у Царицы небесной кого только нет! И ангелы эти, и воробьи, наверное… И летчики тоже, конечно. Вот это царство!
И словно в подтверждение моих размышлений, в оконное стекло требовательно начинают лупить носами громогласные подданные Плотниковой жены. Няня ставит утюг и идет к шкафчику.
— Сейчас, мои лапоньки. Сейчас, мои сиракузики…
Няня достает мешочек с пшенкой и сыплет через форточку на подоконник.
Рецензии на книгу « Девочка перед дверью » Марьяна Козырева
Мария Орлова («Самокат») о книге «Девочка перед дверью» Марьяны Козыревой
«Девочку перед дверью» я читала после «Сахарного ребёнка», и поскольку две эти книги, «Сахарный ребёнок» и «Девочка перед дверью» написаны об одном времени, да, к тому же, о девочках, судьбы которых, во многом, оказались похожи, то рассказывая о «Девочке перед дверью» просто невозможно отказаться от сравнения этих книг.
В «Девочке перед дверью» гораздо больше присутствует народ. Народ как толпа, стадо, который отказывается мыслить самостоятельно и с готовностью принимает то, что ему говорят свыше. Каким бы нелепым не был этот приказ. Сказано рвать обложки тетрадей, значит, будут рвать. Ну и что, что никто так и не сумел обнаружить на них призывы троцкистов. Какая-то девочка неизвестно где смогла. Значит, надо притворяться, что и ты видишь этот призыв, не то мигом превратишься во врага народа.
Но, конечно, здесь, как и в «Сахарном ребёнке», на первый план выходят люди, человеческие отношения. Те люди, которые повстречались девочке в те сложные годы, когда она то и дело оказывалась одна среди чужих людей. Годы, наполненные трудностями, печалями и радостями, множеством встреч и расставаний.
В целом книга воспринимается значительно легче, чем «Сахарный ребёнок». В идеале её надо читать первой, на мой взгляд. Мне жизнь Марьяны (которую в книге зовут Викторией) показалась менее трагичной и тяжёлой, чем жизнь героини «Сахарного ребёнка». Хотя, возможно, всё дело в её манере описывать произошедшее, не заостряя внимание на трудностях, а упоминая их немного вскользь, быстро переходя к рассказу о чём-то хорошем, что произошло с ней в то время.
Хотя, конечно, эту книгу стоит прочитать не столько из-за личной истории автора, сколько для того, чтобы понять, какой была жизнь в стране в 30-40е годы. Понять, почему невинные люди оказывались в таких ужасных ситуациях, когда в их жизни всё вставало с ног на голову, и им неожиданно приходилось бороться за выживание.
А выжить они сумели благодаря хорошим, добрым и честным людям, которые попадались на их пути. К счастью, мир никогда не бывает однозначно чёрным, даже в самые тёмные моменты истории. И всегда найдутся те, кто не придаст, кто, рискуя собственной шкурой, накормит и приютит. Я думаю, это очень важное внутреннее качество: сохранить в себе человечность, несмотря на страх самому оказаться под ударом.
Дополнена книга небольшим количеством чёрно-белых иллюстраций, которые, одновременно, наводят ужас и, в то же время, делают книгу невероятно атмосферной.
Книжный формат, твёрдый переплёт, офсетная бумага.
Читать можно где-то начиная с 9ти лет и до бесконечности.
Прекрасная книга, очень трогательная, хорошо написанная, с очень интересными комментариями. Помимо прочего очевидно хорошего она как бы задевает вскользь очень сложные и неоднозначные темы, оставляя возможные комментарии и рассуждения в стороне и предоставляя хорошую возможность подумать-поговорить: например, в кратком эпизоде с теми узбеками, которые грозятся вырезать русских, когда немцы победят. Невыносимо грустно, что все это было. Но книжка не тоскливая, а, наоборот, очень интересная и вдохновляющая.
Читать было интересно, но не слишком. Немного скучно. Лично мне не хватило эмоций. Хотелось бы больше подробностей жизни, больше мыслей. Тем не менее, читалось легко, с погружением в атмосферу
Сразу скажу, что я обожаю мемуары! Среди них есть любимые и не очень, но истории, рассказанные реальными людьми о реальной жизни – лучшие свидетели прошлого. Поэтому я сразу знала, что «Девочку..» Марьяны Козыревой прочту обязательно.
Книга читается на одном дыхании. Написана она от лица автора и рассказывает о небольшом отрезке жизни семьи Гордонов, пришедшемся на 1930-1940-е годы. Этот период и так один из наиболее трагических в истории России, а когда еще события описаны глазами ребенка, трагедия усиливается, ведь понятно, что таких детей в стране были миллионы… Впрочем, Марьяна (в книге ее зовут Витька!), особенно не страдает: в том-то и дело, что ребенок остается ребенком всегда! Она долго не понимает, что происходит вокруг, не понимает размеров надвигающейся катастрофы… Этот момент постепенного прозрения мне показался в книге особенно важным… Невозможно думать о том, как выжили эти люди.. И невозможно думать о том, какая огромная часть жизни была у них просто отнята…
Название «Девочка перед дверью» показалось мне метафоричным. Также как Алиса, видящая через маленькую дверцу огромную стану чудес, маленькая Витька стоит на пороге такой огромной и счастливой Жизни, но вся эта Жизнь ей недоступна…
Мне кажется, книга рассчитана, скорее, на взрослых, чем на детей. Вряд ли детям будут понятны все вторые планы и подтексты.. Хотя наверняка и детям будет небезынтересно ее прочесть. Своей дочке подсуну немного позже.
Витюшка, Витька, девочка простая..
Так вышло – не в то время родилась:
Гордилась, что страною правил Сталин,
За правду с несогласными дралась.
Но, оказалось, – правда есть другая!
О ней не принято во всю кричать!
И правду эту в сердце сберегая,
Не предала она отца и мать..
Сгустились над Гордонами ненастья,
В судьбе немного было сытных блюд:
Достался им всего осколок счастья –
Их жизнь на тихой станции Верблюд.
Как хочется любить и быть любимой!
А тут вокруг репрессии, война…
И кажется, что жизнь проходит мимо,
Но все же продолжается она!
И как бы ни пришлось девчонке трудно,
Мечты сбываются! Лишь только в них поверь!
И девочка задышит полной грудью,
И распахнется перед нею дверь!
Заинтересовала меня личность Марьяны Львовны Козыревой, ее родителей и друзей. Сначала прочитала о ней, потом и «Девочку перед дверью». По-моему, книга выходила лишь однажды, в 1990 году. Есть аудиоверсия в исполнении Ирины Ерисановой.
Повествование ведется от имени Вити (Вики, Виктории), в начале книги ей лет пять (столько было автору, когда в 1933 арестовали ее родителей).
«Длинный полутемный коридор. Двери. Возле каждой — табуретка. На каждой табуретке — примус. Или керосинка. Керосинки коптят. Примуса шумят. Пляшут на чайниках крышки. А коридор пуст. И только возле одной двери происходит что-то малопонятное. А девочка стоит рядом, нахмуренная, засунув руки в карманчики фартука, и строго спрашивает: «А вы чего заклеиваете нашу дверь? Это наша дверь. У меня там игрушки и горшочек. Вот папа придет – он вам даст!». Ей не отвечают. Молча делают свое дело, а затем подбирают с пола портфели и проходят мимо нас – странные дядьки с портфелями под мышками и с тщательно загороженными от ее сурового взгляда пустыми безглазыми лицами. С тихим шипением смолкают примуса. Люди выползают из дверей, берут чайники и исчезают. А лица у них не как всегда, а как у тех дядек без глаз.»
(Кстати, совсем недавно про эти обложки с «Вещим Олегом» читала у Фазиля Искандера в рассказах про Чика)
Девочка перед дверью
Жил на свете царь Дадон…
Длинный полутемный коридор. Двери. Возле каждой — табуретка. На каждой табуретке — примус. Или керосинка. Керосинки коптят. Примуса шумят. Пляшут на чайниках крышки. А коридор пуст.
И только возле одной двери происходит что-то малопонятное.
А девочка стоит рядом, нахмуренная, засунув руки в карманчики фартука, и строго спрашивает: «А вы чего заклеиваете нашу дверь? Это наша дверь. У меня игрушки там. И горшочек. Вот папа придет — он вам даст!»
Ей не отвечают. Молча делают свое дело, а затем подбирают с пола портфели и проходят мимо нее — странные дядьки с портфелями под мышками и с тщательно загороженными от ее сурового взора пустыми безглазыми лицами.
С тихим шипением смолкают примуса. Люди выползают из дверей, берут чайники и исчезают. А лица у них не как всегда, а как у тех дядек: без глаз.
Что с ними? Ведь она их отлично знает. Они веселые. Заводят патефоны и поют песни. Они дарят ей печенье и мармеладки и спрашивают, кого она больше любит — папу или маму.
Примуса стоят смолкшие. В коридоре темно. И тихо-тихо.
…Жил на свете царь Дадон.
Смолоду был грозен он.
И соседям то и дело
наносил обиды смело…
Бегал, наверное, по коридору и плевал в чайники. Или выкручивал фитили, чтобы не коптили…
Ничего ведь не произошло. Папа и мама уезжают всегда надолго. Мама едет в Москву — к редактору. А папа иногда едет с ней вместе, а иногда улетает даже. Потому что мама — просто переводчик, а папа — и переводчик, и летчик. Он прилетит. Оторвет ихнюю противную заклейку с двери, а дядек тех больше не пустит. Он будет крутить ее по комнате и петь:
Открывай пошире рот!
На те, Витька, пряник!
Мне сегодня перевод
Заказал ботаник!
Перед уходом мама всегда целуется. Сегодня тоже поцеловала. Встала на одно колено, притянула Витю к себе и поцеловала. И ушла… И с ней… какие-то. С ее работы — редакторы (она сказала Вите). А потом пришли эти… Ну и что?
Тишина в коридоре. За каждой дверью сидят летчики и молча пьют чай. Или не пьют. И чайники стынут на их подоконниках.
И вот в тишине за одной из дверей начинает хрипеть патефон. И дверь распахивается. На освещенном пороге — Женщина-летчик Милица Васильевна. На ней черный капот с хризантемами, в волосах бумажки, в зубах папироса.
А патефон в ее комнате вопит что есть мочи: «Сэ-эрд-це! Ти-бе ни хочит-ца па-кою!»
И под его победные вопли я вступаю в жизнь. С этого часа я помню подряд все.
«Что такое хорошо и что такое плохо?»
— Нянь! А эта тетя на картине кто? Королева?
— Никакая не королева.
— Ну тогда герцогиня? Или… графиня?
На этом мои познания в геральдике, взращенные на мамином брокгаузовском Шекспире, иссякают, и я умолкаю.
Но женщина в золотой одежде, с короной на голове смотрит на меня из рамы и не дает покоя. И странные крылатые не то дяденьки, не то тетеньки вкруг нее. И мальчик. Ну как же не королева? Вот и у него корона. Значит, он принц.
— Так кто же она тогда?!
— Плотникова жена, — отвечает няня. И с грохотом ставит утюг на подставку.
Вовсе уже непонятно…
— А эти кто? С крыльями?
— Ангелы. Они ей служат.
— А потому что царица небесная.
Простыня взлетает в няниных руках, подобно белеет-парусу.
Ух ты! Вот оно что! Ну, тогда все понятно: и синенький стаканчик на цепочке, и огонек в стаканчике, и корона…
Царица небесная — это, наверное, главнее в сто раз, чем Золотая рыбка. Рыбка — Владычица морская, у нее только рыбы и восьминоги всякие. А у Царицы небесной кого только нет! И ангелы эти, и воробьи, наверное… И летчики тоже, конечно. Вот это царство!
И словно в подтверждение моих размышлений, в оконное стекло требовательно начинают лупить носами громогласные подданные Плотниковой жены. Няня ставит утюг и идет к шкафчику.
— Сейчас, мои лапоньки. Сейчас, мои сиракузики…
Няня достает мешочек с пшенкой и сыплет через форточку на подоконник.
Воробьи гомонят, подпрыгивая от нетерпения, а няня Груша отпускает в их адрес нелестные замечания:
— Ведь еще насыплю, дурья твоя голова, чего скачешь, козел заморский? Ладно, там у меня на кухне еще вроде перловка была…
Но стоит няне отойти, как над колодцем двора медленно начинают парить две жирные вороны, прилетевшие из Соседнего-Двора-В-Который-Ходить-Нельзя.
Но вороны уже, нагло отпихнув перепуганных воробьев, долбят черными клювами по подоконнику, стараясь сожрать до няниного прихода как можно больше.
— Ах ты хамлёт проклятый! — бушует няня. — Чтоб тебя дождь намочил! А ну, брысь отсюдова, прорвы!
Вороны, не торопясь и не теряя достоинства, отлетают. Тем более что они уже все сожрали. А неунывающие воробьи снова скачут по подоконнику, отлично зная, что няня не замедлит навести справедливость и даст перловки.
Вот интересно: а вороны тоже подчиняются Царице небесной? Нет. Наверное, они у нее шпионы. Или враги народа. Должны же и в ее царстве быть враги народа…
Мои папа и мама уехали в командировку. Командировки бывают большие и маленькие. У мамы и папы очень большая командировка.
Так мне сказала Женщина-летчик Милица Васильевна. Сначала я жила у нее. Долго — наверное, целый месяц. А потом пришел комендант общежития и сказал ей, чтобы она отдала меня в детский дом.
Тогда Милица Васильевна взяла меня за руку и поехала со мной в Москву. Она сказала:
— А теперь, Витька, попробуй привести меня к каким-нибудь твоим знакомым. Или дальним родственникам.
И я повезла ее к няне Груше. Раньше, когда я жила с мамой и папой, мы часто ездили к няне, и дорогу я знала. Мы сели в трамвай-троечку и поехали. Когда я ездила с мамой, я всегда смотрела в окошко и где вылезать — помнила. Надо было доехать до площади, где с одной стороны ворота, а с другой — большой красный дом и роют под землей дырку.
Мы слезли и пошли через площадь к няни Грушиному дому. А когда мы шли мимо Соседнего-Двора-В-Который-Ходить-Нельзя, Милица Васильевна вдруг остановилась и говорит:
— Э, нет, брат… Это куда ж ты меня ведешь? Сюда я еще не хочу.
— Нам не сюда. Нам туда.
И привела ее куда нужно.
Няня Груша не мне няня, а моей маме. Она ей кормилица. Это почти что бабушка. Так она мне объяснила.
Ее квартира очень хорошая. В ней много разных людей. И все готовят на кухне. Не так, как у летчиков, на табуретках, а все вместе. Кухня у няни громадная. Примуса жужжат на разные голоса, и надо громко кричать, иначе ничего не слышно. И от этого очень весело. Пол в кухне в красную и желтую клетку, и по нему можно скакать в классики. А коридор не такой, как у летчиков, а весь кривой. В нем много сундуков и старых кресел, и там очень хорошо играть в прятки или в шпионов. В няниной квартире живут два больших мальчика, Шура и Ясик, и девочка Илика. Илика еще маленькая. Она играть не умеет. Она только бегает за нами следом. Или закроет глаза ладошками и говорит: «Ищите меня! Я спряталась!»
Самая красивая комната — это няни Грушина. Она прямо за кухней. В ней есть наша с няней кровать, столик, две табуретки и шкафчик на стенке. В шкафчике три полки: на одной — пшенка для воробьев и всякое неинтересное, на другой — чашки с блюдцами, две мисочки, чайник и сахарница, а на третьей — книжки. Нянина, мои и одна мамина — «История искусств».
Окно у няни очень глубокое. На нем можно сидеть и смотреть во двор. Или на нянины картины про Плотникову жену и ее мальчика. Картин много, и они все висят на стенке рядом с окном. И синенький стаканчик на цепочке. А внутри его огонек…
Няня Груша — самая главная в квартире. Она не их няня, а моей мамы, но все равно все — и взрослые тоже — ее зовут «няня», и все ее слушаются. И без нее ничего не знают.
Утром я просыпаюсь и слышу, как няня стоит на коленях и разговаривает с Плотниковой женой. Я не очень хорошо слышу, про что она ей говорит, потому что еще не проснулась, и под их разговоры я еще немного сплю. Няня говорит долго. Иногда из кухни кто-нибудь заглянет, видит, что няня занята, и уйдет — не хочет ей мешать. Но няня все равно отвлекается. Вдруг понюхает-понюхает — и как закричит, прямо так, на коленях:
— Николай! Ты что там, макароны на постном масле, что ли, жаришь? У вас ведь жир еще есть!
— Так Нюра на дежурстве. А я не знаю, где там у нее что…
— За окном погляди. В эмалированной кастрюльке, — советует няня. И снова кланяется.