Что значит реанимация ковид
Что значит реанимация ковид
Проблема поражения легких при вирусной инфекции, вызванной COVID-19 является вызовом для всего медицинского сообщества, и особенно для врачей анестезиологов-реаниматологов. Связано это с тем, что больные, нуждающиеся в реанимационной помощи, по поводу развивающейся дыхательной недостаточности обладают целым рядом специфических особенностей. Больные, поступающие в ОРИТ с тяжелой дыхательной недостаточностью, как правило, старше 65 лет, страдают сопутствующей соматической патологией (диабет, ишемическая болезнь сердца, цереброваскулярная болезнь, неврологическая патология, гипертоническая болезнь, онкологические заболевания, гематологические заболевания, хронические вирусные заболевания, нарушения в системе свертывания крови). Все эти факторы говорят о том, что больные поступающие в отделение реанимации по показаниям относятся к категории тяжелых или крайне тяжелых пациентов. Фактически такие пациенты имеют ОРДС от легкой степени тяжести до тяжелой.
В терапии классического ОРДС принято использовать ступенчатый подход к выбору респираторной терапии. Простая схема выглядит следующим образом: низкопоточная кислородотерапия – высокопоточная кислородотерапия или НИМВЛ – инвазивная ИВЛ. Выбор того или иного метода респираторной терапии основан на степени тяжести ОРДС. Существует много утвержденных шкал для оценки тяжести ОРДС. На наш взгляд в клинической практике можно считать удобной и применимой «Берлинскую дефиницую ОРДС».
Общемировая практика свидетельствует о крайне большом проценте летальных исходов связанных с вирусной инфекцией вызванной COVID-19 при использовании инвазивной ИВЛ (до 85-90%). На наш взгляд данный факт связан не с самим методом искусственной вентиляции легких, а с крайне тяжелым состоянием пациентов и особенностями течения заболевания COVID-19.
Тяжесть пациентов, которым проводится инвазивная ИВЛ обусловлена большим объемом поражения легочной ткани (как правило более 75%), а также возникающей суперинфекцией при проведении длительной искусственной вентиляции.
Собственный опыт показывает, что процесс репарации легочной ткани при COVID происходит к 10-14 дню заболевания. С этим связана необходимость длительной искусственной вентиляции легких. В анестезиологии-реаниматологии одним из критериев перевода на спонтанное дыхание и экстубации служит стойкое сохранение индекса оксигенации более 200 мм рт. ст. при условии, что используются невысокие значения ПДКВ (не более 5-6 см. вод. ст.), низкие значения поддерживающего инспираторного давления (не более 15 см. вод. ст.), сохраняются стабильные показатели податливости легочной ткани (статический комплайнс более 50 мл/мбар), имеется достаточное инспираторное усилие пациента ( p 0.1 более 2.)
Достижение адекватных параметров газообмена, легочной механики и адекватного спонтанного дыхания является сложной задачей, при условии ограниченной дыхательной поверхности легких.
При этом задача поддержания адекватных параметров вентиляции усугубляется присоединением вторичной бактериальной инфекции легких, что увеличивает объем поражения легочной ткани. Известно, что при проведении инвазинвой ИВЛ более 2 суток возникает крайне высокий риск возникновения нозокомиальной пневмонии. Кроме того, у больных с COVID и «цитокиновым штормом» применяются ингибиторы интерлейкина, которые являются выраженными иммунодепрессантами, что в несколько раз увеличивает риск возникновения вторичной бактериальной пневмонии.
В условиях субтотального или тотального поражения дыхательной поверхности легких процент успеха терапии дыхательной недостаточности является крайне низким.
Собственный опыт показывает, что выживаемость пациентов на инвазивной ИВЛ составляет 15.3 % на текущий момент времени.
Алгоритм безопасности и успешности ИВЛ включает:
В связи с тем, что процент выживаемости пациентов при использовании инвазивной ИВЛ остается крайне низким возрастает интерес к использованию неинвазивной искусственной вентиляции легких. Неинвазивную ИВЛ по современным представлениям целесообразно использовать при ОРДС легкой степени тяжести. В условиях пандемии и дефицита реанимационных коек процент пациентов с тяжелой формой ОРДС преобладает над легкой формой.
Тем не менее, в нашей клинической практике у 23% пациентов ОРИТ в качестве стартовой терапии ДН и ОРДС применялась неинвазивная масочная вентиляция (НИМВЛ). К применению НИМВЛ есть ряд ограничений: больной должен быть в ясном сознании, должен сотрудничать с персоналом. Допустимо использовать легкую седацию с целью обеспечения максимального комфорта пациента.
Критериями неэффективности НИМВЛ являются сохранение индекса оксигенации ниже 100 мм рт.ст., отсутствие герметичности дыхательного контура, возбуждение и дезориентация пациента, невозможность синхронизации пациента с респиратором, травмы головы и шеи, отсутствие сознания, отсутствие собственного дыхания. ЧДД более 35/мин.
В нашей практике успешность НИМВЛ составила 11.1 %. Зав. ОАИР: к.м.н. Груздев К.А.
Разбираем тяжёлую форму коронавируса по дням. Не читайте, если вы чувствительны и ранимы
Главный внештатный анестезиолог-реаниматолог, доктор медицинских наук, профессор Константин Шаповалов, работающий в красной зоне основного моностационара Забайкалья с первого дня пандемии, разобрал для «Чита.Ру» на дни процесс протекания тяжёлой формы коронавируса у людей без иммунной защиты.
Появление симптомов — и через пару дней стало полегче
— Когда человек заболевает, у него повышается температура, возникает сухой, занудный, малопродуктивный и неприятный кашель, недомогание, иногда головная боль, слабость. Что человек начинает пить? Противовоспалительные таблетки. Когда обращается в больницу, когда не обращается. На первом этапе ему это помогает, снимает симптоматику, очень многим через 2-3 дня становится полегче. Кто-то успокаивается на этом фоне.
6-й день — госпитализация
Есть такое высказывание, что коронавирусная инфекция – это самая длинная ОРВИ, то есть она очень долго протекает относительно всех других. С этим связаны особенности иммунной защиты, формирования иммунного ответа. После этого периода успокоения, когда как будто бы всё неплохо, примерно на шестые сутки (у кого-то чуть раньше – на пятые, на седьмые, на восьмые иногда бывает) наступает второе ухудшение. Как правило, в этот момент человек попадает в стационар.
В эти сроки у тех людей, у которых будет в дальнейшем тяжёлое течение, начинается развитие пневмонии, и она начинает проявляться. Это снова подъём температуры – выше 38, снова недомогание, снова головные боли, признаки интоксикации, редко ещё бывает одышка (снижение сатурации) в эти сроки. Тогда люди снова обращаются за медицинской помощью, и когда им делают КТ-исследование, в лёгких находят лёгонькие облачка по периферии: небольшие, с неровными краями.
Видно, что это пока небольшие изменения. Сейчас-то мы знаем, чем это дальше чревато, – мы уже видели это течение. Пока эти изменения небольшие, и лёгкие выполняют функцию – человек дышит как обычно.
Мы лечим, назначаем специальный комплекс противовирусной терапии, противовоспалительной терапии, антицитокиновой и на этом фоне добиваемся положительного результата – сбиваем интоксикацию, лихорадку. Но этот патологический процесс в лёгких, повреждение лёгких характеризуется инертностью, то есть вот так сразу его не оборвёшь. И примерно ещё в течение 3-4 дней этот процесс прогрессирует.
Очень часто люди говорят: «Как же так? Я госпитализировался, было КТ-1, а через три дня у меня КТ-4. Меня, значит, плохо лечат». Дело не в том, как лечат, а в том, что изменения в лёгких, которые регистрируются на КТ, – это процесс, а не событие. КТ-картинка – это просто фотография процесса, который идёт. И, к сожалению, нет сейчас лекарств, которые могли бы одномоментно резко его оборвать. Золотой пули, как у нас говорят в медицине, волшебной таблетки, от этого сейчас нет.
9-й день — кислород
Примерно к девятому дню нарастает дыхательная недостаточность: лёгкие перестают уже выполнять свою работу, как они раньше выполняли.
Вот эти лёгкие облачка, которые мы видим на КТ на пятые сутки, они к девятым-десятым становятся здоровыми, белыми, заполняют всё пространство лёгких, иногда видно только самые верхушки лёгких, которые задействованы в процессе дыхания.
(Когда мы делаем КТ в динамике пациенту с иммунной защитой, спустя трое суток, мы видим, что эти облачка как были, так и остались. Они не выросли, и более того, они остаются бледными, лёгкими, и по краю у них есть очень чёткая граница наподобие скорлупки. Как будто их кто-то прорисовал. Что это такое? Это иммунная система вспомнила, она видит врага, видит, где находится вирус, в каких отделах лёгких, и она организовала вот такой защитный барьер, чтобы остальные участки лёгких не поражались. И потом процесс выздоровления протекает очень быстро. А спустя несколько дней эти люди выписываются).
Человеку без иммунной защиты в этот момент для того, чтобы он не задыхался, не развивалась тяжёлая одышка и не снижался показатель сатурации (кислорода в кровотоке), требуется кислород. Пациента переводят на кислородную поддержку, сначала в палате — есть у нас портативные аппараты, которые дают пациенту 5-7 литров кислорода в минуту. Этого ему пока достаточно. И многие говорят: «Да у меня всё нормально. Дальше всё будет замечательно».
11-й день — реанимация
Но спустя ещё примерно 2 дня этого уровня кислорода ему становится недостаточно. Это примерно одиннадцатый день, и в эти сроки пациент переводится в реанимацию. Когда уже не хватает 5-7 литров кислорода в минуту, продолжается нарастание одышки, все такие пациенты находятся уже в реанимационных отделениях, и мы им даём высокий поток кислорода – 10-50 литров в минуту.
12-й день — неинвазивная ИВЛ, вероятность летального исхода 70%
Как правило, через сутки и этого уже недостаточно, приходится начинать искусственную вентиляцию лёгких. У нас есть разные методики и подходы. Иногда мы специально даём аппаратно до 50 литров в минуту. Но если этого недостаточно, человек переводится на масочную неинвазивную искусственную вентиляцию лёгких: ему ремнями надевается маска, которая очень плотно подгоняется на лице.
У многих от этого через несколько дней формируются пролежни на носу, потому что эту маску снимать нельзя: она на человеке днём и ночью каждый день. Он с ней ест, справляет свои физиологические нужды. Без этой маски он тут же синеет и начинает задыхаться. Это очень тяжело, находиться на неинвазивной искусственной вентиляции лёгких. И они могут быть в таком состоянии неделю, две недели, три недели иногда – очень длительный срок. Днём, ночью, в обед, изо дня в день всё одно и то же.
Спустя 2,5-3 недели от начала болезни — инвазивная ИВЛ, вероятность летального исхода выше 90%
Очень медленно, очень тяжело лечится это заболевание. Если и этого недостаточно, спустя 2,5–3 недели от начала заболевания часто приходится переводить людей уже на инвазивную ИВЛ. При этом многие люди уже устают от этой масочной вентиляции. И не только психологически — это, действительно, тяжёлая физическая работа.
Мы с вами дышим и даже не задумываемся, что это какая-то работа для мышц. У человека, который находится в тяжёлой дыхательной недостаточности, острой дыхательной недостаточности, происходит очень тяжёлая мышечная работа — постоянная. У некоторых умерших пациентов на вскрытии находят микроразрывы дыхательных мышц. У кого-то развиваются гематомы на фоне того, что мышцы надрываются, не справляются с этой работой.
Человеку устанавливается эндотрахеальная трубка, при этом ему проводится так называемый медикаментозный сон или искусственный наркоз – уже ничего не чувствует, не видит, не слышит, находится в состоянии полного сна, соответственно, не понимает, что с ним происходит.
Ему в трахею устанавливается трубка, и примерно в течение двух-трёх суток он находится в состоянии глубокого наркоза, потому что наблюдаются уже критические расстройства газообмена в лёгких. Этим пациентам нужно выключать спонтанное дыхание для того, чтобы в лёгких не происходили так называемые самоповреждения. После этого, если пациент стабилен (а некоторые уже умирают в эти сроки), у него выполняется трахеостомия, и при благоприятном исходе он находится с ней 2-3 недели.
Чудеса
Если течение всё-таки благоприятно, то примерно через 2-3 недели такого лечения в лёгких запускается процесс саногенеза, то есть организм начинает справляться с этим тяжёлым поражением, газообмен начинает восстанавливаться. Это происходит очень долго. И мы постепенно снижаем респираторную поддержку на аппарате, подачу кислорода, применяем комплексную терапию, и после этого человек в течение 2-3 недель, иногда месяца или больше, восстанавливается. С ним занимаются наши реабилитологи, весь персонал, и он может постепенно восстановиться.
Но, к сожалению, вероятность такого исхода по мере усугубления тяжести респираторной поддержки всё меньше и меньше, а у тех, кто прошёл через всё это и в последующем выписался, восстановился, наблюдаются тяжелейшие изменения в лёгких, и человек, по сути, становится инвалидом.
6 часов в красной зоне. Что мы увидели в реанимации 52-й больницы
На автобусной остановке у больницы полная женщина средних лет с крупной родинкой у виска говорит в телефон: «Никакой вакцины я никогда делать не буду! Смерти не боюсь. Умру так умру».
За ее спиной — 52-я больница. Здесь на втором этаже в реанимации лежит юноша. Ему 21 год. Растрепанные русые волосы, голова неестественно повернута к окну, кожа очень бледная. Легкие больше не работают. Он в коме. По трубкам от бумажно-белого тела густая темная кровь движется к аппарату ЭКМО. Там она напитывается кислородом и по трубкам возвращается к молодому человеку. Помпа качает густую кровь в резервуар. Маленькие черные капельки окаймляют край резервуара. Машина дышит за юношу. Это машина последнего шанса.
Некоторые пациенты подключены не только к ИВЛ, но и диализным аппаратам. При ковиде нередко возникают проблемы с почками
«Болезнь пришла за молодыми»
Пациентам требуется постоянный мониторинг. Ухудшение может произойти внезапно
Последний месяц мы наблюдаем, что пациенты в крайне тяжелом состоянии с ковидом помолодели, — продолжает врач. — У нас были пациенты 18-ти лет. Если весной прошлого года это были люди возрастные, то сейчас коронавирус пришел за молодыми. У 21-летнего мальчика крайне тяжелое состояние. Пациенты на ЭКМО в принципе исключительно тяжелые. Это длительно болеющие пациенты с тотальным поражением легких. Позже присоединяется полиорганная недостаточность (перестают работать сразу несколько органов. — «Правмир»). И даже если удается этих пациентов спасти, потом следует долгий период реабилитации.
У мальчика мы не выявили никаких сопутствующих заболеваний. Вполне себе сохранный был пациент. За две недели это с ним произошло.
Но есть и те, кто за 2–3 дня после поступления был переведен на ЭКМО.
Все пять отделений реанимации больницы заполнены почти на 100 процентов. В марте, когда казалось, что в битве с вирусом произошел перелом и враг отступает, клиника вернулась к обычному режиму работы. Врачи снова стали просто хирургами, кардиологами, гематологами. Некоторым удалось снять СИЗы. Но надежда на мирное время продлилась всего месяц, пришла новая волна.
В СИЗе начинаешь обливаться потом через две минуты. Пот льется по спине, ногам, заливает глаза. На улице жара. И это делает СИЗовы муки адовыми.
17 марта 2020 года в 7-е отделение реанимации поступил первый пациент с COVID-19. Все медсестры и врачи здесь переболели. Одна из медсестер провела в этой реанимации три недели. Ее спасли. В 52-й за полтора года умерли от ковида двое медиков.
Некоторые пациенты в 7-й реанимации подключены к двум машинам. Толстые ребристые фиолетовые трубки от горла ведут к аппаратам ИВЛ, трубки потоньше — к аппаратам диализа. У тяжелых пациентов с ковидом часто отказывают почки.
Больные проводят здесь в среднем около 20 дней, некоторые — по три месяца.
— Конечно, мы не можем сказать, что мы победили ковид, — признается Елена Филимонова. — Как можно об этом говорить? Но мы многое о нем поняли. У нас в больнице настолько тяжелая категория больных, что 23 часа 50 минут может быть все хорошо и стабильно, а какие-то 10 минут решат исход. Тут в любой момент может случиться какая-то острая катастрофа, которая сведет на нет все усилия. Выживают единицы со 100 процентами поражения легких. Никакого чуда не происходит — это ежедневная тяжелая борьба.
Чистота и тишина здесь стерильные. На высокой койке посередине палаты умирает пациент. Никакой суеты и звуков. Врачи в аквариумной немоте и сосредоточенности пытаются его реанимировать. На голубой простыне кровь.
Приемное отделение
Молодая девушка в черной футболке и джинсах сидит в приемном отделении. Врач в защитном комбинезоне заполняет анкету.
— Хронические заболевания есть?
Девушка говорит медленно, у нее высокая температура. Испуганно озирается. С жаркой улицы, где всем невыносимо носить маски, она попала в безличный мир закрытых лиц и белых комбинезонов. Ей странно, что эти скрипящие при ходьбе как снег комбинезоны защищают врачей от нее.
У пациентов теперь очень высокая температура, отмечает собеседница «Правмира»: «Год назад и осенью у пациентов могло быть 37.1, 37.2. Больные даже не обращали на эту температуру внимания. Сейчас они приезжают — у них с первого дня температура 38–39».
— Если раньше осложнения болезни мы списывали на лишний вес, возраст, сопутствующие заболевания, то сейчас молодые, стройные, спортивные лежат пластом, — продолжает Марина Черемухина.
— Это очевидно новый штамм. Если раньше таких молодых больных было 10-20%, то сейчас их 50% точно. Когда ты видишь, что в реанимации половина молодежи — это просто страшно.
У многих больных сейчас выраженное расстройство пищеварения, по словам врача. Оно было и раньше, но сейчас это зачастую стало предвестником начала болезни. Люди думают, что это отравление, а температура — просто простуда от кондиционера. В 52-ю поступает много тех, кто вовремя не обратился за помощью. Некоторые сразу отправляются в реанимацию.
— В моей семье привились все, — говорит заведующая. — Когда мне заявляют, что сомневаются, вакцинироваться или нет, я всегда отвечаю — вам нужно просто прийти в нашу реанимацию и посмотреть.
Белый кокон
Из гигантского аппарата КТ вывозят пожилую полную женщину в кислородной маске. На мониторе видны ее легкие. Они в белых коконах, от которых тянутся паутинные щупальца по всем легким. Эти белые коконы и называют матовым стеклом. У женщины 90 процентов поражения легких.
Поражение лёгких от 5 процентов до 50 может произойти за 2 дня
Врач показывает, как выглядели легкие пациентки три и пять дней назад. Меньше белой паутины, но очень, очень быстро она разрастается, становится густой. Женщину на каталке везут в реанимацию, над виском у нее большая родинка.
Врачи говорят, что ковидная пневмония отличается от обычной так же, как Земля от Марса. Это разные планеты. Обычная пневмония проявляется на КТ затемнениями, ковидная — этими белыми коконами, матовым стеклом.
Врачи в конце мая поняли, что с течением ковида происходит что-то не то, рассказывает Ирина Белоглазова.
«У нас появились более агрессивно и скоротечно болеющие пациенты, которые хуже стали отвечать на применяемые до этого схемы лечения, пациенты более молодого возраста», — говорит она. После исследований был выявлен «индийский» штамм, который подтвердил догадки медиков.
— Я надеюсь, что эта ситуация пойдет на спад. Этот ковид очень быстротечен, с серьезными последствиями. Некоторые больные вынуждены дышать кислородом и дома, после выписки, с помощью кислородных концентраторов, — отмечает пульмонолог. — Предположить характер течения болезни у данного конкретного больного не так просто. Если больной поступил и мы видим, что у него не очень легкое состояние, а на следующий день он значимо хуже, значит, это неблагоприятный вариант развития болезни.
Иногда пациенты проводят в больнице несколько месяцев
Есть другая категория пациентов, и это в основном пожилые люди, у которых нет бурной клинической картины — запредельной температуры, кашля, они не ощущают одышку, говорят, что чувствуют себя неплохо. И вдруг на 5–6-й день сатурация достаточно резко снижается, мы делаем КТ и там 60–90% поражения легких, — заключает врач.
Теперь больным требуется более жесткий мониторинг, более частый контроль КТ. Причем и анализы не всегда коррелируют с отрицательной клинической и рентгенологической динамикой.
— Мы в доковидной эре привыкли ориентироваться на лабораторные показатели, — рассказывает Ирина Белоглазова. — Если лейкоциты снижаются, С-реактивный белок уменьшается — значит, все хорошо. При ковиде — не тут-то было, он очень коварен — вроде и С-реактивный белок меньше, и сатурация в норме, а мы делаем КТ и там видим прогрессирующее поражение легких. Работа с пациентами стала просто ювелирной. Нам нужно очень тщательно, детально мониторировать их состояние, лавировать по острию болезни приходится с каждым больным, исключительно индивидуальный подход — подбор тактики, комбинации лечения.
В этом отделении лежат два пациента. Толстый и тонкий. Мужчина средних лет с ожирением и спортивный, молодой парень. Мужчина привит. Он постоянно ходит по коридорам, желает общаться и ведет себя крайне энергично. Спортивный, молодой лежит пластом на высокопоточном кислороде и не может подняться. Он не вакцинировался. «Вот, понаблюдайте эффект от прививки в действии, — говорят врачи, — небольшой процент заболевает, но переносят они гораздо, гораздо легче».
«Мы становимся стальными»
Медсестра стоит у лифта с огромным баллоном. В баллоне — гелий и кислород. Она везет смесь пациенту. Молекула гелия очень мала, она проникает туда, куда не может проникнуть кислород. Поэтому некоторым пациентам дают подышать этой смесью и у них сразу повышается сатурация.
Мужчина лежит на боку перед распахнутым окном и жадно вдыхает газ. Медсестра отслеживает, как растет сатурация.
— 93, 94, 96, — говорит она. Потом восклицает радостно: — 98!
Медсестры и медбратья проводят много времени в непосредственном контакте с больными. У них самый высокий риск заразиться. Их смена длится сутки. Они не всегда успевают выйти, чтобы отдохнуть. Некоторые работают сутки через двое, другие — сутки через сутки.
Добредают после работы из своего корпуса в общежитие, которое построили рядом с больницей, падают в кровать, засыпают, а потом снова заступают на смену.
Саша — самый веселый и молодой медбрат отделения реанимации №1.
— Страшно, когда ничем помочь не можешь, — говорит он, — люди пачками умирали, умирали, умирали, руки опускались, потом вроде как получше стало. Сейчас так много не умирают. Сейчас в жару очень тяжело работать, обтекаешь постоянно. Раньше нам спонсоры давали всякие кремы, присыпки. Сейчас чего-то не дают (хохочет).
По словам Саши, самое важное — ободрять пациентов.
— Люди здесь изолированы от внешней среды — они не знают, что там происходит. Поэтому им интересно, когда рассказываешь, какая там на улице погода, что там за птички, как там вообще все, что в стране происходит. Длительные пациенты, которые долго лежат, идут на поправку, их поддерживаешь всякими словами — говоришь «давай — ты молодец, у тебя все получится, тебе уже лучше стало». Пациентка вот у нас сейчас — все за нее переживают — почти полтора месяца лежит. Пошла на поправку, но сейчас ей стало хуже.
Реаниматологи привыкли стоять на рубеже жизни и смерти. «Но сейчас, — как выразился Сергей Петриков, директор НИИ скорой помощи им Н.В. Склифосовского, — мы ощущаем себя на границе какого-то огромного засасывающего жизни портала. Очень много тяжелых больных. Такого потока пациентов, находящихся в критическом состоянии, в нашей профессиональной жизни не было никогда».
— Мы с годами становимся стальными, — говорит старшая медсестра отделения реанимации №1, — но ты не можешь привыкнуть к смерти. Это просто невозможно.
Когда это закончится? У нас уже нет никаких ожиданий. Мы — люди военные, нам родина сказала, значит, нужно идти воевать с вирусом. Конечно, мы привыкли, но и физически, и морально тяжело.
Полную женщину с родинкой над виском привозят в реанимацию, ей будут вставлять трубку ИВЛ в трахею. Датчики прикрепляют к груди. Она тихо стонет.