Что значит победа в современном русском литературном языке
Значение слова победа
Победа в словаре кроссвордиста
победа
победа — успех в сражении, соревновании, закончившийся поражением соперника.
1.Успех в бою, в битве, закончившийся полным поражением противника. отт. Успех в спортивном состязании, соревновании, закончившийся поражением соперника.
2. перен.Успех в борьбе за что-либо. отт. Какое-либо достижение в результате борьбы, преодоления чего-либо.
Большой современный толковый словарь русского языка
ж.
1) а) Успех в бою, в битве, закончившийся полным поражением противника. б) Успех в спортивном состязании, соревновании, закончившийся поражением соперника.
2) а) перен. Успех в борьбе за что-л. б) Какое-л. достижение в результате борьбы, преодоления чего-л.
Новый толково-словообразовательный словарь русского языка Ефремовой
Словарь русского языка Лопатина
Словарь русского языка Ожегова
вершина хр. Улахан-Чистай (Якутия), самая высокая в системе хр. Черского. Высота 3147 м.
Современный толковый словарь, БСЭ
победа ж.
1) а) Успех в бою, в битве, закончившийся полным поражением противника. б) Успех в спортивном состязании, соревновании, закончившийся поражением соперника.
2) а) перен. Успех в борьбе за что-л. б) Какое-л. достижение в результате борьбы, преодоления чего-л.
Толковый словарь Ефремовой
– марка автомобиля ГАЗ-М20 (Россия, КИМ).
Словарь автомобильного жаргона
Полный орфографический словарь русского языка
Полный орфографический словарь русского языка
тактический или стратегический успех в бою, в войне, полное поражение войск противника достижение абсолютного преимущества, успех спортсмена или команды спортсменов в соревновании, состязании и т. п. успех в борьбе за что-либо, достижение в результате борьбы, преодоления чего-либо : успехи в любовных делах
употребление нариц. сущ. победа в качестве личного женского имени
Нельзя оскорблять победу словами типа «приемлемая победа », « победа по правилам», «моральная победа » и тому подобными.
И ко всем этим победам над пространством прибавляется победа над временем: возможно больше первого, возможно меньше второго — вот к чему тянет человека ненасытность его.
Дословный перевод: Победа любит заботу.
Семь великих тайн космоса
Никакая победа не принесет столько, сколько может отнять одно поражение.
О, нет! А ведь победа была так близка!
К русскому панк-року я отношусь получше, чем к русскому року вообще. Надо проводить как можно больше фестивалей — тогда это будет настоящая победа рок-н-ролла. Причем здорово, чтобы русские и западные музыканты выступали на одних площадках, вместе.
Михаил Юрьевич Горшенёв
Стинки: Судья открывает счёт, победа вонючим нокаутом!
В настоящее время победа кроется уже не столько в числе и энергии, сколько в экономическом развитии и нравственном превосходстве.
Николай Лаврентьевич Кладо
Звёздные войны. Эпизод II. Атака клонов
Речь не о том, реальна война или нет, победа невозможна. Война задумывается не для того, чтобы побеждать, а для того, чтобы не прекращаться. Иерархическое общество возможно только на основе бедности и невежества. Войну планируют для того, чтобы держать население на грани голодной смерти. Война ведется руководящим классом против своих же подданных, и цель её не победа над Евразией или Восточной Азией, а сохранение своей структуры общества.
После победы во второй мировой войне американский империализм вместе с его прихвостнями в различных странах пришёл на смену фашистской Германии, Италии и Японии и бешено готовит новую мировую войну, угрожает всему миру. В этом отражается крайнее загнивание капиталистического мира и его страх перед приближающейся гибелью. Этот враг всё ещё силен, поэтому все революционные силы в каждой стране должны сплотиться, революционные силы всех стран должны сплотиться, должны создать антиимпериалистический единый фронт во главе с Советским Союзом и следовать правильной политике, в противном случае победа невозможна. У этого врага слабая основа, в его стане происходит распад, он оторван от народа, и ему не избавиться от экономического кризиса, следовательно, его можно победить. Было бы величайшей ошибкой переоценивать силы врага и недооценивать силы революции.
Транслитерация: pobeda
Задом наперед читается как: адебоп
Победа состоит из 6 букв
Поиск ответа
| Вопрос № 272176 |
можно ли после слова победа над использовать название города? Напр.: победа над Казанью
Ответ справочной службы русского языка
Здравствуйте!
Подскажите, пожалуйста, верно ли такое написание четверостишия в одну строку:
«Менялся мир, и мы менялись с ним. / Отжившее, кончаясь, тлело. / Лишь подвиг наш остался молодым, / Победа наша не старела!»?
Ответ справочной службы русского языка
Ответ справочной службы русского языка
Добрый день, уважаемое «Справочное бюро».
На плакатах, баннерах, перетяжках и т.п., посвящённых Победе, изображена медаль с надписью; «65 лет Великой ПобедЫ». Скажите, пожалуйста, это верное написание? Я думаю, что правильно «65 лет Великой ПобедЕ».
Объясните, пожалуйста, какой вариант правильный.
С уважением, Юля.
P.S. Очень, мягко говоря, надоели безграмотные рекламщики и корреспонденты!
Ответ справочной службы русского языка
Но. В печатных и электронных СМИ, на открытках и плакатах, как правило, употребляется родительный падеж. Такое массовое употребление вряд ли может быть объяснено простой безграмотностью. Попробуем разобраться, в чём тут дело.
Необходимо сказать, что существует веский аргумент в пользу родительного падежа : именно такое управление – в названиях наград, учрежденных в юбилейные годы. Вот примеры из «Большой советской энциклопедии»: медаль «Двадцать лет победы в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» (учреждена 7 мая 1965), медаль «Тридцать лет победы в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» (учреждена 25 апреля 1975). Родительный падеж употребляется и в названиях наград, учрежденных в ознаменование 40-летия, 50-летия, 60-летия Победы; то же в названии последней по времени медали «65 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.», учрежденной указом Президента Российской Федерации от 4 марта 2009 года. (Сейчас слово Победа в значении ‘ победа в Великой Отечественной войне’, как правило, пишется с прописной.)
По-видимому, именно эта конструкция и стала источником неверного употребления. Происходит следующее: в грамматически правильной фразе 65 лет со дня Великой Победы слова со дня опускаются, получается сочетание 65 лет Великой Победы – сочетание, по сути, нелепое, абсурдное. Его возникновению, несомненно, способствует и другое, грамматически правильное, употребление родительного падежа – 65-летие Великой Победы.
Нужна ли запятая в данном предложении: Победа со слезами на глазах
Ответ справочной службы русского языка
Как правильно пишется:
«Юбилей великой победы» или «Юбилей великой победе»
Окончание слова » победа «
Ответ справочной службы русского языка
Правильно: юбилей Великой Победы.
Прошло много лет. Здание стало жилым домом. Великая Отечественная война не пощадила и его стен. Но после П/победы дом был восстановлен и дожил до весьма преклонных лет
Возможны варианты написания.
C чем связана вариативность?
Ответ справочной службы русского языка
Прошло много лет. Здание стало жилым домом. Великая Отечественная война не пощадила и его стен. Но после П/победы дом был восстановлен и дожил до весьма преклонных лет
Ответ справочной службы русского языка
Годовщина освобождения Ленинграда от блокады дорога жителям России не менее(,) чем сама Победа в Великой Отечественной войне.
Спасибо.
Ответ справочной службы русского языка
Ответ справочной службы русского языка
Для разрешения спора заглянем в словари. Мыться означает ‘мыть себя, свое лицо, руки, тело’. Умыться (несов. умываться ) – ‘вымыть себе лицо, руки’. (определения из «Словаря русского языка» под ред. А. П. Евгеньевой – «Малого академического словаря»). Так что победа в споре за Вами.
Ответ справочной службы русского языка
Ответ справочной службы русского языка
Этимологически имена Никита и Николай, действительно, родственные: Никита – от греческого никетас ‘победитель’, Николай – от греческого Николаос от никао ‘побеждать’ и лаос ‘народ’ – другими словами, оба имени восходят в конечном итоге к одному и тому же греческому корню нике ‘ победа ‘, никао ‘побеждать’. Однако в современном русском языке Никита и Николай – два совершенно разных имени, а Никитич и Николаевич – соответственно разные отчества, называть Никитича Николаевичем (и наоборот) нельзя. Что касается замены отчества – она возможна только в порядке, установленном законодательством Российской Федерации (любое лицо, достигшее 14-летнего возраста, вправе переменить фамилию, имя и / или отчество, обратившись в органы записи актов гражданского состояния).
Ответ справочной службы русского языка
Правильно: Кубок России, Суперкубок России.
(Интересно, у вас всегда так: по три раза надо задавать вопрос, чтобы на него ответили?)
Ответ справочной службы русского языка
Здравствуйте!
Подскажите, пожалуйста, как правильно говорить: «у Вас на счету» или «у Вас на счете»?
Спасибо!
Ответ справочной службы русского языка
Читальный зал
Наука и жизнь
Русский язык в школе
Русский язык за рубежом
Русская речь
Мир русского слова
Журнал «Грамоты.ру»
Исследования и монографии
Конкурсные публикации
 |  |
Русская речь
«Иль на щите иль со щитом. »
Борис Самойлович Шварцкопф
(Из «Рыцарского романа» М. И. Глинки на слова Н. В. Кукольника)
По свидетельству Плутарха, спартанка, провожая сына на войну, вручила ему щит со словами: «С ним или на нем», то есть возвращайся победителем (со щитом) или погибни со славой (павших в бою выносили с поля битвы на щите) (см. Н. С. и М. Г. Ашукины. Крылатые слова. Литературные цитаты. Образные выражения. М., 1966). За фразеологизмом «со щитом или на щите» закрепилось переносное значение ‘стать победителем или побежденным’.
Однако не всегда выражение правильно понимается и употребляется: на щите ‘поражение’ и со щитом ’победа’. И один из первых сигналов о неблагополучии исходил от И. Ильфа и Е. Петрова: Полыхаев, ездивший в центр отстаивать права «Геркулеса» на помещение бывшей гостиницы «Каир», «вернулся, как выразился Бомзе, на щите, помещение осталось за “Геркулесом”. » (Золотой теленок). [Добавлено рукой автора: Гл. XI] Здесь вопреки устоявшемуся значению на щите обозначало не поражение, а победу, причем эта ошибка вложена в уста подхалима и хамелеона Бомзе. Но вот текст спортивного отчета:
«Определились первые победители. «На щите» был и другой столичный динамовец – Владимир Родомский. Всего несколько секунд не дотянул он весной в первом туре этих соревнований до нормы мастера спорта. А вот теперь мастерский рубеж позади» («Комсомольская правда», 18 августа 1962). И здесь на щите понимается как победа.
Причину этой ошибки можно понять, если вспомить, что в современном русском языке есть один «похожий» фразеологизм: поднять на щит. Он означает ‘превозносить, восхвалять кого-нибудь’ (от обряда провозглашения императором древнеримскими легионерами победоносного вождя, см. Словарь под редакцией Д. Н. Ушакова). В рассматриваемых нами случаях значение части фразеологизма на щите переосмыслено явно под влиянием фразеологизма поднять на щит: в последнем превозносится тот, кто «на щите» (уж, наверное, не побежденный), стало быть, и в первом выражении на щите также должно обозначать победителя.
Но если рассуждать так, то вполне вероятно ожидать и нового – в соответствии с ложно понятым на щите – обозначения поражения. И вот, пожалуйста: «. он (Бомарше) оказывается то под щитом – в тюремном заключении, то на щите – в роли тайного агента власти, которому поручаются самые деликатные миссии. » (Элизабет Маньян. Три часа в гостях у Бомарше. Перевод с французского. – «Литературная газета», 20 декабря 1966). Здесь уже новая система координат «победа – поражение» выявялась полностью: на щите обозначает победу, под щитом – поражение. Логика торжествует.
Впрочем, справедливость требует отметить, что пример под щитом встретился уже в повести А. С. Макаренко «Флаги на башнях» (1938) в диалоге между начальником колонии и хозяйственником:
«Поздно вечером в кабинете Захарова Соломон Давидович. с большим энтузиазмом готовился к новому своему делу: снабжению и сбыту. И сказал Захарову:
– Со щитом или под щитом, а снабжение у нас будет неплохое, к вашему сведению.
– Надо говорить «со щитом или на щите», Соломон Давидович. Так греки говорили.
– А «под щитом» они не говорили?
– Нет, не говорили, Соломон Давидович.
– Под щитом, значит, им было без надобности?
– Совершенно верно. Так говорили греки, когда отправлялись на войну. Со щитом вернусь – значит с победой. Но щите – значит принесут меня убитым. Со щитом или на щите.
Соломон Давидович внимательно прислушался к этой исторической справке и усомнился.
– Если я правильно понимаю, для нас подходит только со щитом, а на щите для нас абсолютно не подходит. Какой же смысл может быть для отдела снабжения на щите?
– Тогда скажем так: со щитом или с двумя щитами! Это вполне приемлемо для отдела снабжения».
Однако все такие случаи – следствие того, что забыто значение фразеологизма на щите или со щитом, значение его частей. И, вероятно, правильно делает «Фразеологический словарь русского языка» под редакцией А. И. Молоткова, подавая эти части выражения по отдельности: На щите; Со щитом (стр. 538), с тем, чтобы напомнить, освежить в памяти читателя значение каждой из них.
[Добавлено рукой автора: (А. С. Макаренко. Флаги на башнях, ч. 3, 19 – сочинения в семи томах, т. 3. М., 1960, стр. 413)
Журнал «Русская речь», 1968, № 4
Текущий рейтинг: 
Почему победа так значима для русских? Война и «русский вопрос»
РI: Спор «красных» и «белых» патриотов на нашем сайте стихийно продолжается, и мы даем возможность высказаться сторонникам разных точек зрения. Философ Рустем Вахитов считает, что русская нация стала нацией только в советское время, и в первую очередь в ходе Великой войны 1941-45 годов. Более того, он полагает, что российскую нацию как бы выковал жесткий идеократический режим, и это является, скорее, достоинством этой нации, чем ее недостатком.
Мы понимаем, что с этой точкой зрения едва ли согласятся большинство авторов и читателей. Со своей стороны скажем, что проблему следует разделить на две. С одной стороны, конечно, любое противостояние внешней агрессии сплачивает национальную общность, придает ей новое политическое качество. С другой стороны, едва ли послевоенный период истории – от конца войны до начала оттепели – представляет собой счастливое время духовного возрождения, в том числе национального. Впрочем, таковым не стала и не одна последующая эпоха – ни коммуно-футуристическая оттепель, ни пасторально-традиционалистский застой, ни быстро перешедшая в декаданс перестройка, ни уж тем более девяностые, ни культурно опустошенные нулевые. Поэтому трудно не замечать некоторой ущербности большевистского нациестроительства.
Отношение современных русских людей к Великой Отечественной войне парадоксально и если большинство не сознает этой парадоксальности, то только потому, что такое отношение для них совершено естественно – так же, как для живого организма естественно расти или дышать.
Мы же не обращаем внимание на то, что мы дышим, во всяком случае пока здоровы и ничто не препятствует нашему дыханию. Зато с стороны эта парадоксальность не просто заметна, а прямо-таки бросается в глаза, отсюда и удивление иностранцев и доморощенных русофобов, которые не устают искренне вопрошать: что это русские так носятся с этой Победой?
Причем если иностранцы удивляются спокойно, то доморощенные русобофы, которые только телами здесь, в России, а душой – на обожаемом ими Западе и оттого жестоко страдают, – удивляются с гневом и презрением. Именно они придумали издевательское словечко – «победобесие». Так они назвали, может, несколько наивные и неуклюжие попытки простых русских людей – не хипстеров, не столичных популярных блогеров, а представителей пресловутого «глубинного народа» — выразить свою радость по поводу того, что их отцы и деды победили нацистскую гидру, спасли всех нас от нее, выразить благодарность за это солдатам и офицерам Победы…
В чем же причина такого отношения русского народа к войне? Обычно говорят, что это была необычная война. И своим масштабом, и своим трагизмом она превосходила войны, уже бывшие в истории России. К тому же Гитлер, в отличие от Наполеона и даже татаро-монголов, не ставил себе целью просто захватить и обложить данью население Советского Союза. Речь шла об уничтожении целых народов, освобождении «жизненного пространства» для немецких и европейских колонистов.
Скорее наоборот, там люди, которые считают себя любящими свой народ, его историю и национальное бытие, рушат памятники советским солдатам и прославляют коллаборационистов. Как мы недавно с удивлением и горечью убедились, и среди украинцев таких ненавистников Победы немало…
Прошу понять меня правильно. Я не хочу сказать, что все представители народов Прибалтики или Украины предали память советских воинов и чувствуют себя наследниками коллаборационистов. Нормальных, вменяемых, здравомыслящих людей и там, и там большинство (хотя это большинство молчащее и бездействующее).
Я хочу сказать другое: можно быть эстонцем или украинцем, не говоря уже об узбеке или таджике, и не рассматривать Великую Победу как высшую ценность, не считать ее критически важным событием для своего народа, даже, увы, не испытывать глубокую благодарность советским воинам-победителям. При этом считать так и оставаться нормальным русским нельзя. Такой человек среди самих русских будет восприниматься как выродок, моральный урод. И неудивительно, что если такой персонаж и встречается среди русских по рождению, то, как правило, среди тех, кто, как они выражаются, собирается «валить из Рашки», то есть кто не чувствует своей нутряной связи с русским народом, кто только и думает, как бы от него отделиться и присоединиться, например, к народу американскому. В свое время это очень хорошо уяснили наши правители, и только тогда они стали говорить громкие и красивые слова о Великой Победе и подвиге народа.
Все мы помним, что вплоть до начала 2000-х некоторые люди в руководстве страны и их политтехнологи не оставляли попыток пересмотреть историю Великой Отечественной войны в духе Солженицына, с сочувствием отзывались о РОА и генерале Власове. Не по собственному желанию они стали устроителями парадов Победы и акций памяти, а потому, что поняли, что иного русский народ, простые русские люди наших дней не примут и не поймут…
Почему же это так? У меня есть вариант ответа на это вопрос.
Он звучит так: в эпоху Великой Отечественной войны пережила свое национальное самоосознание русская советская нация. Однако, чтобы правильно понять этот ответ, нужно оговориться, чем отличается народ от нации.
Всякий этнос проходит в своем развитии несколько стадий: союз племен, народ, нация (сейчас, правда, такой подход отвергают этноконструктивисты, ну да мы с читателям, надеюсь – люди старомодные! ). Союзом племен этнос бывает на родовой стадии развития общества, народом он становится в доиндустриальном обществе, например, феодального типа, нацией – в индустриальном обществе (иногда – при капитализме, а иногда – при социализме). Народ живет мифами, специфическими религиозными верованиями, песенным и поэтическим фольклором, традициями, которые, как правило, связаны с образом жизни аграрного общества. Грамотных на этой стадии – меньшинство, у народа нет единого литературного языка, представители народа говорят на разных диалектах. Часто у них нет даже общей идентичности, они не воспринимают себя единым народом. Идентичность у них локальная, региональная (баварцы, прусаки, эльзасцы, бретонцы и т.д.).
Нация — индустриальное, городское, цивильное сообщество. Нация в ряде случаев может быть аграрной, но и крестьяне, ставшие членами нации, принципиально отличаются от крестьян традиционного общества. Нация имеет свой литературный язык, понимание истории и своего места в ней. Мир для члена нации — это уже не мифологическая реальность, где время движется по кругу. В жизни нации огромную роль играют институты образования и просвещения – школы, университеты, газеты и журналы. Грамотность здесь не исключение, а правило. Наконец, нации не бывает без национального самосознания, конструктивизм, как известно, придает ему даже важнейшее значение, и это та доля истины, которую он в себе несет.
Русский народ древен, но русская нация стала формироваться лишь после петровских реформ, а высшая точка ее самосознания пришлась на эпоху Пушкина, когда возник и укоренился русский литературный язык (до этого русская знать говорила в основном по-французски), достигла своего расцвета русская классическая литература (Пушкин и поэты и писателя и его круга), появились сочинения по русской истории (Карамзина, потом Соловьева, Ключевского).
Кстати, обратим внимание на то, что «повивальной бабкой» русской дореволюционной нации была война с «объединенной Европой» того времени — Отечественная война 1812 года (как это случилось и с рождением русской советской нации через 130 лет, когда на нас напала гитлеровская «Крепость Европа»).
Но особенность российской ситуации состояла в том, что дореволюционная русская нация составляла лишь незначительную часть российского общества и была страшно оторвана от русского народа. Нация, то есть светское, городское, грамотное сообщество, существовала преимущественно в городах, в которых даже в начале ХХ века жило лишь чуть более 10% населения Российской Империи, а уж в начале XIX века — и не более 5%. Основная часть этнических русских жила в деревнях, и они принадлежали не к русской нации, а к русскому народу. Они были чаще всего неграмотны, мыслили в мифологических категориях, ничего не знали о Пушкине, Лермонтове и Карамзине и говорили про себя не «мы — русские», а «мы — псковские» или «мы — православные».
Разумеется, в странах Европы, таких как Германия, Франция и тем более Англия, первоначально также население городов было в меньшинстве. Но там существовал капитализм метрополии – промышленный капитализм и потому урбанизация шла очень быстро. В Англии уже в первой половине XIX века городское население стало превышать по численности сельское, в Германии это стало происходить в конце XIX века. В России и в начале ХХ века до этого было далеко. И причина этого была до омерзения прозаична – периферийно-сырьевой характер российского капитализма.
Россия вошла в систему мирового капитализма еще при наследнице Петра Великого – Анне Иоанновне. Петр создал в стране металлургическое производство, а его преемники на российском троне раздали созданные Петром заводы (которые принадлежали Берг-коллеги и первоначально лишь управлялись дворянами-помещиками) фактически в частную собственность своим приближенным. Те стали торговать продукцией заводов со странами Запада (это, кстати, очень напоминает раздачу нефтегазовых предприятий, созданных при советских генсеках, друзьям Ельцина и его преемника – российская история имеет свойство повторяться!).
Затем, уже в эпоху Александра Первого, Россия превращается в поставщика хлеба на международный рынок, и эта экономическая специализация закрепляется за ней надолго – до революции 1917 года.
Но каков бы ни был ресурс, которым торговала имперская Россия на мировом рынке, российской «элите» было выгодно запереть более 100 миллионов русских крестьян, практически весь русский народ, в деревне и держать там в полуголодном, темном, забитом состоянии, чтобы получать максимальные прибыли (между прочим, чем ниже образование и качество жизни у человека, тем дешевле его рабочая сила). Для этого была создана жесточайшая паспортная система, существовавшая до 1917 года и отмененная лишь Лениным. По ней крестьянин не мог без разрешения, полученного в полиции, отъехать за несколько верст от дома (кстати, дворяне имели «свободный паспорт», позволявший без ограничений передвигаться по стране).
Крестьяне были заперты в деревне и когда элита торговала металлами (часть крестьян работала тогда на крепостных заводах, другая часть – кормила дворян, что заменяло тем оплату за госслужбу) и тем более когда наступила очередь хлебного ресурса. Ничего не изменила даже отмена крепостного права: паспортные ограничения все равно остались и это понятно: освобождение без земли сделало крестьян должниками банков, а это вынудило их еще больше работать на помещиков — экспортеров хлеба (отпускали их только на сезонные работы на городских производствах).
Так и получилось, что, в отличие от европейских обществ, русское общество даже в начале ХХ века было расколото на современную, модерную, дворянско-интеллигентски-буржуазную нацию в городах и крестьянство, которое жило еще в полуфеодальном, полуазиатском мире.
Это сыграло с российской элитой злую шутку и в 1914 и в 1918 годах. Когда началась мировая война, то власти развернули пропаганду националистического толка, суть которой сводилась к тому, что «русские рыцари» должны защитить «цивилизованный мир» от «тевтонских агрессоров» (философ Владимир Эрн даже выводил милитаризм Круппа из трансцендентализма Канта!). Националистическая истерия дошла до того, что Петербург переименовали в Петроград, русских немцев стали преследовать и высылать (задолго до сталинских депортаций!), а члены дома Романовых стали появляться на балах в русских национальных костюмах. Но националистическая пропаганда действует только на членов нации, то есть на членов гражданского секулярного просвещенного общества. Умы и чувства неграмотных крестьян с религиозно-мифологическим сознанием она не затрагивает. А именно из них состояла большая часть армии Российской империи. Эти крестьяне в солдатских шинелях ничего не понимали в рассуждениях кадетов о русских национальных интересах. Они знали, что они — «хрестьяне», что немчура – «антихристы», что воюют они «за царя православного».
А как только царь православный отрекся от царства, то они вогнали штыки в землю и пошли по домам (доказав тем самым, что патриотизм – не биологический инстинкт, а идеология, принесенная национальными буржуазными революциями вроде французской, во время которой и стали именовать патриотами сторонников революции).
Та же «шутка» повторилась с белым движением. Оно возникло как движение националистическое, и его костяк составили офицеры, которые увидели в Брестском мире предательство России «немецкими агентами-большевиками».
Воевать они пошли за русское национальное буржуазно-либеральное государство – «Единую и неделимую Россию» — либо республику, либо конституционную монархию. Но вся их буржуазно-националистическая пропаганда поддержки у народа не встретила, потому что русский народ стараниями венценосных и родовитых торговцев металлами и хлебом не был еще ни буржуазным, ни национальным сообществом…
Интересно, кстати, в этом плане сравнить французскую и русскую революции. Во время французской революции, как уже говорилось, «красные» воевали за «французскую нацию» — самоуправляющееся эгалитарное сообщество, к которому не относили аристократию, а «белые» — за короля, то есть за полиэтническое донациональное сообщество.
Лозунг революционеров был: «Да здравствует нация!», а роялистов — «Да здравствует король!». Во время русской революции все было наоборот (во всяком случае, для русских, поскольку некоторые другие народы увидели в ней шанс перейти к национальному состоянию). Сторонниками русского национального государства в его буржуазном изводе были контрреволюционеры — «белые», а «красные» были за Интернационал. И Советский Союз, возникший как результат победы большевиков, рассматривался победителями как «социалистический Город на холме», открытый для всех трудящихся, независимо от расы и национальности.
Сегодня любят вспоминать о «послеоктябрьской эмиграции», о том, сколько представителей русской интеллигенции, дворянства и буржуазии вынуждены были оставить Родину. Это, бесспорно, трагично.
Но практически все забыли о том, что в это же время в СССР приезжали десятки тысяч политиков, ученых, инженеров, просто рабочих со всего мира. Среди них были венгры, немцы, французы, итальянцы китайцы, японцы, американцы, африканцы. Конечно, был «философский пароход» и за пределами Родины оказался гегельянец Иван Ильин. Но зато в СССР переехал и прожил здесь долгие годы Георг Лукач – один из всемирно знаменитых философов ХХ века, оказавший влияние на Хайдеггера.
СССР 20-х годов был чем-то вроде США – страной, куда может приехать любой и влиться в многонародное сообщество этого государства — только в социалистическом формате.
Осознание этого позволяет по-иному взглянуть на нападки на русскую нацию и национальную культуру сторонников вульгаризированного классового подхода 20-х годов. Речь не об оправдании этих нападок – они, действительно, неприемлемы, тем более что часто они касались лучших представителей русской культуры — Пушкина, Достоевского, Толстого. Но они были адресованы именно дореволюционной русской нации, но не русскому народу (хотя бы потому что звучали они от самих представителей народа). Многие герои русского народа – такие как Стенька Разин, Емельян Пугачев, наоборот, прославлялись революционерами (хотя кощунственная антирелигиозная пропаганда оскорбляла и культуру народа).
Все изменилось в 30-е годы.
До 30-х годов СССР также был расколот на европеизированное городское сообщество и необъятный океан крестьянской России, который, несмотря на вкрапления в него деревенских коммунистов и комсомольцев, мало отличался от дореволюционного. Революция 1917 года привела к победе крестьянскую общину (именно ее чаяния воплотил «Декрет о земле»), но саму эту общину большевики в первое десятилетие своего правления изменить не смогли.
Однако руководители СССР понимали, что не за горами новая европейская война. Советский Союз должен быть к ней готовым. А для этого нужна индустриализация, для которой, в свою очередь, нужна была многомиллионная рабочая сила. Взять ее было неоткуда, кроме как из русской деревни, где продолжали находиться около 100 миллионов человек (миграция в крупные города в 20-е годы шла преимущественно из малых городов и местечек, но не из деревни). Это и стало одной из задач кампании коллективизации.
Наши апологеты Сталина подчеркивают, что коллективизация была направлена на то, чтобы в деревню пришла новейшая сельскохозяйственная техника и технологии и чтоб за счет повышения производительности сельского труда накормить страну. Это так, но есть и еще один аспект. Механизация сельскохозяйственного труда нужна была и чтоб высвободить миллионы рабочих рук. Там, где с сохой и косой требовалось 50 мужиков, с трактором хватало и десяти, а сорока было назначено партией и государством стать городскими рабочими, возвести заводы первых пятилеток и трудиться на них.
Либералы любят называть сталинскую паспортизацию 1932 года вторым крепостным правом и с ехидцей указывают, что если Ленин отменил царские паспорта, то Сталин ввел такие же. Но паспортная система сталинского СССР имела коренное отличие от царской. Царям внутренние паспорта были нужны, чтоб запереть крестьян в деревне, выпуская их лишь на сезонные работы в город. Цари и их окружение жили за счет торговли хлебом, который производила деревня. Все правление последних Романовых население империи росло, но прежде всего за счет сельчан[1].
Сравнительно незначительный рост числа горожан говорит о том, что миграция в город была невелика. Сталину же внутренние паспорта были нужны, чтоб контролировать миграцию крестьян в города. Если вы взгляните на статистику, то увидите, что все годы правления Сталина росла численность городского населения (по данным Б. Миронова с 1939 по 1960 гг. количество горожан в СССР увеличилось примерно на 43 миллиона человек, а сельчан, наоборот, уменьшилось на 21 миллион). Причем уезжали при Сталине в города именно из русской деревни (миграция нерусских крестьян в город началась позднее, в брежневскую эпоху).
С 30-х годов русские, которые веками были преимущественно крестьянами, постепенно становятся городским народом.
Эрнест Геллнер писал, что индустриализация не может не запустить механизм «образования нации». Нация просто необходима для того, чтобы страна шагнула из традиционного в индустриальное состояние, и ни одна страна не обошлась без этого. Чтобы возвести заводы и фабрики и заставить их работать, нужны строители, рабочие, мастера, инженеры. Они должны получить образование, одни – хотя бы начальное, другие – в обязательном порядке высшее. Для этого нужно, чтоб на смену разнообразию диалектов (зачастую малопонятных уже для жителей соседних регионов) пришел единый литературный язык. А когда им овладеют тысячи и миллионы, они обязательно начнут чувствовать себя членами одного национального сообщества. К тому же в школах и институтах им расскажут о национальной истории, и это еще больше объединит их.
Так возникли нации Западной Европы в XVI-XIX веках. И в СССР, и прежде всего – РСФСР, в начале 1930-х пошел тот же процесс. С тем лишь различием что нации Европы были капиталистическими, они формировались вокруг класса буржуазии. Пролетарии долгое время оставались вне гражданского общества – «не имели Отечества», как писали Маркс и Энгельс в «Манифесте Коммунистической партии». Русская советская нация была нацией нового типа – социалистической, бесклассовой, образованной не всесмесительной, бессознательной силой рынка, а целенаправленной силой партии и идеократического государства.
Ее формирование шло и снизу, но сверху оно сознательно поддерживалось и направлялось партией и государством, потому что их руководство прекрасно понимало мобилизационную мощь нации. В этой новой, социалистической нации на почетном месте были рабочие, советские служащие и трудовая интеллигенция, составившие своеобразную иерархию служебных групп. Но и крестьяне тоже стали ее членами. В 30-е годы культурная революция прошла не только в городах, но и в деревнях. Коллективизация принесла в деревню не только колхозы и трактора, но и школы, библиотеки, клубы, где ставились театральные пьесы, проводились концерты, читались политинформации. Советский колхозный крестьянин – грамотный, пользующийся сельхозтехникой, причастный к городским партии и комсомолу, не стоял вне русской нации, как его дореволюционный дед и прадед. Наоборот, он стал частью русской нации, но в ее новом обличье — советском.
Национальный сталинский поворот конца 1930-х, на который только и обращают внимание, говоря о нацвопросе, был уже завершением процесса возникновения русской советской нации. Он связал новую и старую русские нации. Сталин во второй половине 1930-х прекратил травлю деятелей русской культуры, реабилитировал имена Пушкина, Александра Невского, Суворова, Нахимова. Потомки тех крестьян, которые в 1917 жгли дворянские усадьбы видели в дворянах и — шире говоря, в горожанах — врагов, стали воспринимать себя как наследников лучших сынов русского дворянства, русской разночинской интеллигенции.
Оставалось немного: чтоб эта идеология распространилась как можно шире, чтоб процесс нациеобразования стал необратимым, чтоб произошло национальное самосознание всей русской советской нации.
И это сделала война.
В истории это обычное дело. Новые нации вызревают в недрах старых обществ не только десятилетиями, но и веками, но именно войны становятся «спусковыми крючками», которые заставляют членов этой нации сплотиться, осознать себя единым сообществом, выработать общее мировоззрение, общую историческую память. Потом много-много лет такая война будет переживаться как важнейшее событие национальной истории, как точка отсчета свободного независимого бытия нации (они и называются, как правило, национально-освободительными).
Возьмем, к примеру, американскую нацию. Война за независимость США 1775-1783 годов привела не просто к возникновению американского государства как федерации тринадцати штатов (бывших британских колоний). Она привела к тому, что людям пришлось выбирать, кем они себя считают: британскими поданными, верными королю, или американцами? Британские офицеры и солдаты, брошенные на подавления восстания в колониях, не могли взять в толк: что произошло с некоторым колонистами? Они — потомки англичан, переехавших жить за океан, говорят на английском языке, исповедуют англиканство или кальвинизм, как и их единоверцы, оставшиеся на Британских островах.
Почему они считают себя какими-то американцами? Конечно, через несколько поколений у переселенцев появились определенные отличия от жителей метрополии: свой диалект, свои привычки, своя история, но, наверное, они бы еще десятилетиями не задавались вопросом: кто они – еще британцы или уже нет, если бы не столь грубая и возмутившая всех попытка британского короля и правительства вмешаться в дела колонистов. Борясь против английских солдат в красных мундирах, жители колоний осознали себя новой нацией (кстати, далеко не все, около 7 тысяч человек после победы армии Джорджа Вашингтона бежали в Великобританию, отказавшись называться американцами).
Пример Франции я уже приводил, но напомню еще раз: французская нация вызревала весь XVIII век, ее пестовали деятели Просвещения. Но только революция сделала ее массовой, и только война революционной Франции с коалицией европейских монархий заставила французский народ осознать себя нацией. Причем, когда мы говорим «французский народ», то мы должны понимать, что народ этот включал в себя множество разных этносов и субэтносов, и представители некоторых из них даже не понимали французский язык. Так, Наполеон Бонапарт был корсиканец, с детства он говорил на языке, близком к итальянскому, когда он приехал в Париж, его (кстати, как и Сталина) везде выдавал акцент. Но это не помешало ему стать революционным генералом. Его считали своим, потому что он был против аристократов.
Новорожденная французская нация была нацией революционеров.
Вернемся к истории русской советской нации. В 1941 году Гитлер напал на СССР. Причем он не скрывал, что его цель – не просто уничтожение социализма или ликвидация советского государства, а уничтожение русских как нации. Речь шла прежде всего о физическом уничтожении (гитлеровский план «Ост» предусматривал, что на территории рейхскомиссариата «Московия» нужно не больше 50 миллионов человек), но не только. Предполагалось, что те, кому завоеватели сохранят жизнь, останутся лишь в качестве крестьян, снабжающих немцев зерном (российские города нацисты хотели разрушить). Гитлер, Геббельс и Розенберг намеревались отвести остаткам русского населения судьбу безграмотных, вечно пьяных, деморализованных рабов, без национальной памяти, без единой религии и даже без единого литературного языка. Это тоже должно было стать уничтожением русских как нации, пусть и с физическим сохранением какого-то количества этнических русских.
Национальный поворот Сталина еще в 30-х заставил русских задуматься о своей национальности. Смотря в кинотеатрах фильм Сергея Эйзенштейна об Александре Невском, слушая звучащую там кантату Сергея Прокофьева «Вставайте, люди русские!», зрители, приехавшие из русского села в Москву или Ленинград, не могли не задуматься о том, кто такие русские, что значит быть русским? Впрочем, этот вопрос каждый ставил перед собой еще раньше, когда были введены паспорта, где была графа «Национальность» (с 1917 по 1932 не было единого удостоверения личности, а в тех, что были, национальность не указывали).
Но в 30-е годы советские люди все-таки ощущали себя больше пролетариями и служащими или коммунистами и комсомольцами, чем русскими. А вот в 40-е ситуация меняется: уже в первые месяцы войны начинается усиленная патриотическая пропаганда, которая встречает горячий отклик у населения. 7 ноября 1941 года И.В. Сталин выступает со знаменитой речью, где содержался призыв быть достойными великих русских героев-полководцев прошлого – Невского, Суворова, Кутузова. В действующей армии, в тылу, в городах, в селах читаются лекции, распространяются газеты и журналы, повествующие о русской истории, русской культуре, русских поэтах, писателях, полководцах.
Причем все это делается не «для галочки», потому что «верховный велел». Люди сами просят о подобной литературе. В библиотеках выстраивались очереди за книгами Карамзина, Ключевского, Тарле. Солдаты и командиры просили прислать им на фронт новые книги, писали письма сочинителям исторических романов, к примеру Алексею Толстому. Американский историк Дэвид Брандернбургер приводит примеры писем советских солдат в тыл – рабочим и колхозникам, которые жертвовали из своих скудных сбережений фронту.
Во всех них звучит «русская тема».
Вот лишь один из примеров – письмо гвардейцев Хопрова, Познякова, Тарасова, Белолипецкого, Найденова, Иванникова и Раковского:
Кровопийца Гитлер и вся его свора хотели покорить наш свободолюбивый народ, народ, который выдвинул таких великих писателей, как Пушкин, Герцен, Лермонтов, Некрасов, таких великих полководцев, как Невский, Суворов, Кутузов, Багратион, народ, который всегда бил тех, кто поднял меч на русское государство. Немцы хотели заставить работать русский народ на себя, хотели, чтобы их Гертруды и Эльзы ели русский хлеб, одевались в русскую одежду. Но нет! Эти планы провалились! Русский народ не станет на колени перед немецкими фашистами!
Таково было восприятие событий простыми фронтовиками. Именно так они понимали: за что они воюют и каждый день рискуют жизнями. Не просто за социализм, но и за свободу русского народа, не просто против европейских капиталистов, а против немцев, поддавшихся искусу хищнического империализма (как и их далекие предки, которых уже громили далекие предки русских советских людей). Американский историк с удивлением отмечает, что даже в 30-е годы, не говоря уже о 20-х, такие трактовки для СССР были нетипичны, а иногда – прямо немыслимы.
Есть сведения о том, какие книги любили читать солдаты и офицеры Советской Армии на привалах, во время передышек, в госпиталях. Видишь эти списки и диву даешься. Все-таки в большинстве своем это были не представители наследственной утончённой интеллигенции: вчерашние колхозники, рабочие, в лучшем случае – недоучившиеся вузовцы. А читали они под тусклым светом огарка в землянке или плохой лампочки в госпитале «Войну и мир» Л.Н. Толстого, «Петра Первого» А.Н. Толстого, «Ивана Грозного» В.И. Костылева, «Чингисхана» Яна, «Дмитрия Донского» С. Бородина, «Севастопольскую страду» С.Н. Сергеева-Ценского. Советские воины — многие еще полуграмотные, только начавшие знакомиться с классической культурой — хотели знать о том, как их предки противостояли многочисленным захватчикам, как побеждали их, и, читая эти книги, в которых они многого еще и не понимали, наши воины начинали ощущать принадлежность к общей для них русской нации, о чем раньше они — «псковские», «костромские» и «рязанские» как-то даже и не задумывались.
Особенно впечатляюще это выглядит, если мы сравним фронтовые библиотеки советской армии с тем, что читали солдаты и офицеры с противоположной стороны. Врываясь в немецкие блиндажи, комендатуры, советские воины с удивлением и омерзением обнаруживали брошенное дешевое чтиво – детективчики, приключения и обязательно — в великом множестве! – цветные, с глянцевыми фотографиями порнографические журналы! Гансы и Фрицы ведь не Родину шли защищать, а отбирать землю у «восточных унтерменшей», чтоб поселиться на своей украинской ферме с милой Эльзой, пить пиво и растить поросят. Такого рода мечтаниям Гете и Гегель мало соответствуют…
Так что сталинский тост за русский народ был совсем не случен. Великая Отечественная война стала для советских русских настоящей национально-освободительной — как война 1775 года для американцев, как война 1792 года для французов и война 1919 года для турок. В этой войне родилась советская Россия.
На этом можно было бы и закончить основную часть этой статьи, но есть еще один очень важный, но трудный для понимания нюанс, служащий поводом для множества спекуляций. Часто современные русские «белые», антисоветские националисты, которые считают образцом именно капиталистические буржуазные нации Запада и все, что на них непохоже, с презрением отвергают, спрашивают: почему же национальное самоосознание русских в сталинскую эпоху не привело к созданию русского государства – хотя бы русской республики со своей компартией? Ведь всегда и везде до этого в истории война за национальное освобождение приводила к возникновению национального государства.
Американская война за независимость привела к появлению США, французские революционные войны – Французской республики, а затем — империи, война под руководством Ататюрка – Турецкой республики. И дальше начинаются те самые спекуляции – о злобных большевиках-космополитах, которые угнетали русских, не давали им создать собственное государство, развиваться как всем «нормальным» народам…
Между тем ответ содержится в самом вопросе. Потому что до этого история знала только один вид нации – буржуазные, капиталистические нации. Мир капитализма стоит на принципе конкуренции, и в международных отношениях он провозглашает тот же принцип. Другие народы воспринимаются при этом как враги. Каждая нация с этой точки зрения должна обособиться, начать думать только о своих интересах, игнорируя интересы других, и более того – защититься от них вооруженными отрядами. А, собственно, вооруженные отряды на службе эксплуататорского класса и есть по определению, известному всем, кто учился в советской школе, государство (конечно, это несколько упрощенное определение, но в нем есть зерно истины). Поэтому нация, которая является гражданским или буржуазным обществом (по-немецки, кстати, это одно выражение!), и стремится заиметь свое собственное государство.
Тот факт, что американская буржуазия в XVIII веке была еще молодой, энергичной и обещала в будущем принести немало полезного своему и другим народам, не отменяет того факта, что она хотела создать свое национальное государство ради своих корыстных интересов (которые, впрочем, тогда совпали с интересами всего народа, возмущенного британскими угнетателями). Вспомним, что война за независимость началась с протестов буржуа против новых налогов и торговых запретов – с «Бостонского чаепития».
Но русская советская нация родилась в 30-х – 40-х как социалистическая нация. Ретортой, в которой она появилась был социализм, а не капитализм. Главный принцип социалистического общества – не конкуренция, а кооперация, солидарность. Русской социалистической нации было нечего делить с украинской или татарской социалистическими нациями. Ей незачем было отгораживаться от них своей армией, своей полицией, своим чиновничьим аппаратом.
Более того, она имела общие с ними федеративную общесоветскую армию, милицию и аппарат управления. А что касается того, что украинцы или татары имели свои республики, а русские – нет, то нужно понять суть института советской союзной или автономной республики. Она не была государством в строгом смысле слова (ведь главные признаки государства – наличие силовых структур для контроля над обществом и отражения внешней угрозы). Советские союзные или автономные республики – это социальные механизмы для защиты и развития культур народов, которые без этого ассимилировались бы среди более многочисленного и сильного народа и исчезли.
Скажем, украинцам в составе русского буржуазного национального государства, без сомнений, грозила бы скорая и полная ассимиляция и это показали и последние десятилетия романовской России, прошедшие под лозунгом «Россия для русских», и действия белогвардейских правительств. В этом смысле Советский Союз спас украинскую нацию.
Поскольку же русской нации никакая ассимиляция не грозила и не грозит, своя республика в составе СССР им и не была нужна. Более того, такая республика породила бы множество проблем. Скажем, каждая республика имела свой государственный язык, но он сохранял статус государственного лишь в границах этой республики. Создание русской республики означало бы, что русский язык стал бы лишь языком одной из республик, и в советской Украине или Казахстане он был бы уже не обязателен. Это бы разрушило Советский Союз.
Конечно, в советский период у русской нации было свое государство. И всякому здравомыслящему человеку понятно, что это было за государство – весь СССР. Недаром за рубежом СССР так и называли – Советская Россия. Конечно, наши оппоненты могут спросить: как же советская Украина или Узбекистан могли одновременно быть территориями республик украинцев и узбеков и в то же время территориями русских? Я на это отвечу примером из физики: согласно классической механике Ньютона, тело не может одновременно проявлять свойства частицы и волны, а согласно квантовой механике – может. Так вот согласно в «классическом», буржуазном мире СССР не мог быть государством всех народов, входящих в него, и при этом — русским государством, а в «квантовом», социалистическом – мог и был.
Итак, нация и народ – не одно и то же. Нация возникает лишь в условиях урбанизации, просвещения, индустриализации. В России индустриализация и просвещение начались с Петра. Тогда и начинает возникать дореволюционная русская нация, окончательно сформировавшаяся в XIX веке.
Но это была очень немногочисленная, верхушечная нация, мало связанная с многомиллионным русским народом, остававшимся вплоть до ХХ века в донациональном состоянии. Массовая русская нация возникла лишь в 1930-х, в ходе сталинских индустриализации и культурной революции, и Сталин же, своим «русским поворотом», связал дореволюционную и советскую русские нации. Свое же национальное самосознание эта нация пережила в годы Великой Отечественной войны, которая стала для нее национально-освободительной, поскольку немецкий нацизм стремился уничтожить русских как нацию.
Отсюда и такой глубинный культ Победы у современных русских, которые даже после разрушения СССР остаются той самой советской нацией. Потому что все основные установки национального самосознания, все ключевые образы национальной истории были сформированы тогда, в советскую, более того – в сталинскую эпоху. Нельзя не удивляться тому, что этого не замечают, ведь часто это просто лежит на поверхности.
Так, однажды, я наткнулся на сайте современных белогвардейских русских националистов на статью, где превозносилась дореволюционная русская культура, проклинались большевики. При этом в статье упоминался святой князь Александр Невский, и поэтому устроители сайта приложили иллюстрацию … фото члена ВКП (б), кавалера ордена Ленина, лауреата Сталинской премии первой степени, актера Николая Черкасова в роли Александра Невского в одноименном фильме Эйзенштейна… Как говорится, комментарии излишни.
Осталось только сказать, что из всего этого вытекает непререкаемый вывод: любая антисоветчина есть не что иное, как русофобия. И тот, кому действительно дороги русский народ и русская нация не могут быть однозначными антисоветчиками (хотя, конечно, они не обязаны и быть «правоверными коммунистами»). В период перестройки у нас как раз появились буржуазные антисоветские русские националисты. Наряду со всеми другим националистами, они внесли свой вклад в разрушение СССР (вспомним, как в 1991 году Шафаревич и его соратники радовались тому, что наконец-то Россия избавится от Средней Азии!).
Сегодняшние русские буржуазные националисты считают себя продолжателями дела белогвардейцев Колчака и Ильина, а некоторые — и дела русских коллаборационистов 40-х Власова и Шкуро.
Не так давно один из скандальных русских нацдемов Егор Просвирнин заявил, что 22 июня – светлый и радостный день, когда коммунисты дождались отмщения. Не хочется приводить его известную цитату в силу ее омерзительности, но все же люди должны знать, к чему приходит последовательный буржуазный национализм. Просвирнин написал: «22 июня 1941-го года Белая Европа вернулась в Россию. …. Деревья зашатались от хохота — это хохотали сотни, тысячи чинов Русской Императорский Армии, вступившие добровольцами в Вермахт, СС или создавшие свои подразделения. Белые русские возвращались в красную совдепию. Без жалости. Без пощады. … 70-летние кадровые царские офицеры добровольно записывались в полки рядовыми, лишь бы добраться до коммунистической глотки. Скалившаяся предыдущие 20 лет советская сволочь ощутила на своем горле холодные костлявые пальцы. Русские пальцы».
Разумеется, даже самые отпетые антисоветчики из среды «цивилизованных» буржуазных националистов сразу же открестились от этих слов Просвирина, обозвав его «троллем», провокатором и радикалом. Но Маркс однажды сказал, что радикалы в политике очень ценны: они додумывают до конца и проговаривают то, что содержится в словах и идеях их более респектабельных и осторожных соратников. Благодаря радикалам суть какой-либо идеологии становится наглядной всем.
Согласно этому, и другим выступлениям Просвирина видно, к чему приводит антисоветский буржуазный русский национализм. Ведь в действительности никакой дореволюционной русской нации уже нет. Ее остатки давно ассимилировались в странах Европы и в Америке. Последней попыткой реванша со стороны худших и самых озлобленных ее представителей, действительно, было участие белой эмиграции в гитлеровском походе (были и лучшие, которые вступали в европейское Сопротивление, но их было гораздо меньше). Быть патриотом той дореволюционной нации – значит в политическом смысле быть патриотом небытия (в случае врожденной подлости таких фейковых патриотов – еще и быть апологетом врагов Родины).
В реальности есть лишь наследница той дореволюционной нации – русская советская нация. Только через ее культуру мы и можем прикоснуться к Пушкину и Гоголю, которые в культурном коде этой нации давно уже спрессованы с Лениным и Герценом. Разумеется, эта современная русская нация не остается навсегда такой, какой она возникла при Сталине. Идет время, и она тоже меняется. Но она, я уверен, все равно никогда не примет либеральный капитализм, буржуазно-либеральные ценности, буржуазный этнонационализм и прочее, что навязывают нам оглушившие и подмявшие под себя Россию «победители 1991-го».
[1] За 1897-1914 годы население империи возросло примерно на 35 миллионов человек, при этом население села выросло более чем на 27 миллионов, а городов – всего на 7. См.: Миронов Б.Н. Город из деревни: 400 лет российской урбанизации // «Отечественные записки», 2012, № 2.
Наш проект осуществляется на общественных началах и нуждается в помощи наших читателей. Будем благодарны за помощь проекту:
Номер банковской карты – 4817760155791159 (Сбербанк)