Что значит пена дней
Роман испытания
В. Адмони
Слава к Борису Виану пришла в 60-е годы. С тех пор его читают, прославляют, изучают. Он становится чуть ли не классиком французской литературы XX века. Но самому Виану узнать об этом не довелось. Он умер в 1959-м.
Писателей, которые не получили прижизненного признания, немало. Но причины непризнания различна. Чем же оно было вызвано у Виана? На первый взгляд здесь действовали факторы скорее внешние.
В 1946 году, необычайно плодотворном для двадцатишестилетнего Виана, он пишет пародийный роман «Я приду плюнуть на ваши могилы» и публикует его под вымышленным именем американского писателя Вернона Салливена, Роман сначала пользуется успехом. Но разоблачение мистификации вызывает всеобщее негодование. Что касается шедевра Виана, романа «Пена дней», созданного в том же 1946 году, то для него характерно полное отсутствие военных реминисценций. «Пена дней» написана так, словно закончившейся лишь за год до того второй мировой войны с ее испытаниями вообще не было. Для читателей тех лет это не могло не казаться странным.
Но главная причина того, что творчество Виана так поздно дошло до читателя, заключается, пожалуй, в том, что и проблематика произведений Виана, и их образный и языковой строй, как они явственно проступили именно в «Пене дней», стали действительно актуальными для Запада через пятнадцать-двадцать лет после создания романа. Сам того не зная, Виан писал не для своих современников, а для читателей последующих поколений.
Первое, что бросается в глаза при чтении романа, — это его насыщенность фантастической символикой. Черты алогизма возникают на каждой странице, чуть ли не в каждом абзаце.
Многие привычные понятия в «Пене дней» предстают пародийно сниженными. Даже на именах героев романа, Колене и Хлое, лежит печать пародийности, потому что они типичны для старинных идиллий и пасторалей и никак не гармонируют с той действительностью западного индустриального мира, которая окружает Колена и Хлою.
«На перекрестке полицейский сунул голову под пелерину и стал похож на большой черный зонтик. А официанты из ближайшего кафе водили вокруг него хоровод, чтобы согреться».
«. толкнул дверь, которая в ответ грубо толкнула его. И тогда, решив не настаивать, он вошел через витрину.
Владелец магазина покуривал трубку мира, удобно устроившись на полном собрании сочинений Жюля Ромена, который писал свои тома исключительно для этой цели».
«Конькобежцы — тормозили и в результате, подшибая друг друга, валились, на лед. Эта куча мала росла с каждой секундой за счет врезавшихся в нее несчастных созданий». И уборщики, «которые, не надеясь найти в этом живом месиве что-либо, кроме не представлявших никакого интереса продуктов распада личности, вооружились скребками и двинулись к стоку нечистот, толкая перед собой всю кучу разом».
«Ализа с нежностью посмотрела на Колета. Он был настолько открытым, что видно было, как голубые и сиреневые мысли пульсируют в венах его рук».
«Он наклонился, чтобы сорвать голубовато-розовую орхидею, которую мороз выгнал из земли».
Это фантастическая и гротескная лирика. Абсурд, преисполненный поэзии.
Смысловая многослойность и остроумная ироничность, виртуозная вязь из намеков и пародийных гипербол — таков роман Виана.
Казалось бы, трудно было удивить и покорить этим читателя после Кафки с непостижимой изменчивостью рисуемой им действительности, после алогизма дадаистов, после прихотливых скачков мысли и чувства и неожиданнейших преображений мира у сюрреалистов, после возникновения театра абсурда, после бурного развития фантастики всех видов. Да и наличие множества наслаивающихся друг на друга в повествовании смыслов никак не могло рассматриваться после Джойса как нечто новое. И тем не менее — чем дальше читатель продвигается по «Пене дней», тем естественнее представляются ему самые невероятные эпизоды, самые абсурдные повороты действия. Роман диктует читателю свою собственную логику, и в какой-то момент массовый западный читатель, как, впрочем, и читатель элитарный, подчинился этой логике — роман Виана стал поистине знаменит. (Русский перевод «Пены дней» выполнен Л. З. Лунгиной, изобретательно и точно передавшей стилевую систему романа, его игровое богатство и особенность авторской интонации.)
Примечательно, что эту атмосферу не могут разрушить не только ироническая интонация романа, но и те сцены абсурдной, эксцентрической жестокости, которых в нем немало. Любовь и нежность в романе главенствуют. Очевидно, они и обусловили триумф романа в 60-е годы. Но только ли они?
После первой мировой войны в западном искусстве царил экстатичный экспрессионизм, после второй мировой войны, напротив, на какое-то время верх взяла стихия безыскусственной человечности и уважительного отношения к простейшим вещам в их реальной конкретности. Доминировало стремление как бы осмотреться в новом, полуразрушенном мире и как-нибудь обжиться в нем — со всеми его тяготами. При этом обнаруживались самые разные стороны человеческого существа — порой и лукавство, и корысть, и мошенничество, но все они, если можно так выразиться, выглядели злом «простительным». Ведь самое страшное зло, зло фашизма, было еще у всех на памяти. Свое наиболее полное выражение искусство, построенное на таком добродушном восприятии окружающей жизни, получило в итальянском неореализме. Вряд ли случайно итальянские неореалистические фильмы покорили тогда весь мир.
Но время такой первоначальной ориентировки постепенно прошло. Стали вырисовываться новые черты западного общества — черты общества потребления с его бездуховностью и угрозой конформизма. И почти сразу же, а быть может даже опережая их развитие, обозначилось и искусство, противостоящее бездуховности и конформизму. Оно было многообразным. Но в самых своих высоких проявлениях это было искусство, где герой упорно противопоставлял особость своей внутренней жизни внешнему миру, хотя никакой защиты от этого мира у него не было. Странные, чудаковатые люди, подростки, полуюродивые — такие герои возникают у Сэлинджера, у Бёлля, у Феллини. Они не хотят, даже не могут поступиться своей душой, не могут не выполнить ее велений. Несмотря на беспомощность, несмотря на то, что они смешны, а порой попросту нелепы. Души этих героев обладают особой силой, которую в конце концов хотя бы смутно ощущают все, с кем они соприкасаются, — силой, помогающей одержать моральную победу даже в том случае, когда внешние обстоятельства свидетельствуют, казалось бы, о полном крахе.
«Над пропастью во ржи» Сэлинджера или «Глазами клоуна» Бёлля являются романами испытания в самом прямом смысле этого слова, то есть новой разновидностью того типа романа, который восходит к самым древним этапам развития эпического искусства, многообразно переплетаясь в позднейшие времена с противостоящим ему романом воспитания героя. Появление этих и подобных им произведений искусства имело значение не только литературное, эстетическое, но и непосредственно социальное. В них нашел свое первоначальное, пусть и своеобразно преломленное, отражение протест западной молодежи против укрепляющегося общества потребления, против всеобщего конформизма. А отразив какие-то черты такого протеста, эти произведения стали в свою очередь катализаторами оппозиционных устремлений молодежи. Во всяком случае, между той волной молодежного движения, которая прокатилась по Западу, достигнув своего апогея в молодежных волнениях 1968 года, и искусством, настаивающим на самоценности души каждого человека, существует определенная взаимосвязь.
И было вполне естественно, что во Франции, где это движение приняло особенный размах, оно обратилось к произведению, которое хотя и было написано более двадцати лет назад, но по-своему, в крайне заостренном и сконцентрированном виде утверждало право людей отстаивать свою внутреннюю жизнь, свою любовь, душу свою в борьбе против враждебного мира. «Пена дней» — тоже роман испытания. А необычная парадоксальность и алогичность его образной и языковой ткани делали этот роман еще более близким сознанию молодежи 60-х годов, тяготевшей именно ко всему парадоксальному, даже абсурдному.
Трагическим, но, к сожалению, вполне закономерным образом молодежное движение 60-х годов не принесло с собой никакого подлинного обновления. Хуже того: несмотря на стоявшие у его истоков высокие этические требования, оно, взятое в контексте всей западной общественной жизни, превратилось в питательную среду для насилия. Развившиеся в его среде экстремистские группки превратились в организации кровавых террористов. Разумеется, художники, чьи произведения в той или иной мере содействовали формированию западного молодежного движения середины века, предвидеть это не могли. Хотя такие великие писатели XIX столетия, как Достоевский и Ибсен, уже в свое время во весь голос говорили о том, что само по себе справедливое требование каждой отдельной личности прав на свободу индивидуального поведения может привести к величайшей несправедливости и жестокости по отношению к другим людям.
Но ни сэлинджеровский Колфилд, ни бёллевский Шнир, ни виановский Колен не хотят утверждать свое «я» за чей-нибудь счет. Правда, в «Пене дней» есть эпизод, свидетельствующий как будто о противном. Спеша на свидание, Колен броском конька срезает голову у служителя на катке. Но происшествие настолько балаганно, что его никак нельзя принять всерьез. К тому же в романе ранее мимоходом отмечено, что у служителя голова не человека, а голубя. (В предисловии к книге, написанном Г. К. Косяковым, верно подмечено, что эпизод с убийством на катке — реализованная метафора, доведенная до сверхгротеска материализация стремления Колена немедленно устранить все, что препятствует его встрече с любимой.) Хотя Колен в этом эпизоде на мгновенье приобщается к окружающему его миру жестокого абсурда, но лишь внешне и минутно. В своей сути Колен приобщен к любви.
Это не позволило роману затеряться в потоке каждодневной литературы и после тех лет, которые своим особым социально-этическим настроем вынесли «Пену дней» на поверхность. Ведь потребность ощутить глубинную жизнь души, прикоснуться к подлинной любви, пусть и изображенной в формах подчеркнуто гротескных, всегда была и, наверное, всегда будет свойственна людям.
Л-ра: Новый мир. – 1985. – № 2. – С. 257-259.
Художественный мир Бориса Виана «Пена дней»
Автор: Guru · Опубликовано 13.01.2017 · Обновлено 11.01.2018
Знаменитый роман Бориса Виана «Пена дней» — это постмодернизм в чистом виде. Неудивительно, что автор не пришелся ко двору, ведь написал свою экзистенциальную сказку в 1946 году. В ней не было ни войны, ни холокоста, ровным счетом ничего, что стало бы актуальным. Поэтому писатель приобрел известность благодаря нуаровым китчевым книжечкам типа «Я плюю на ваши могилы». «Пену дней» критики, как и читатели, раскусили значительно позже.
Кому посвящен роман?
Ответ на этот вопрос тоже отразился на содержании. Борис Виан очень любил свою жену Мишель, но она, устав от постоянного безденежья, ушла от него к Сартру (известному теоретику экзистенциализма). Тогда он написал об этой несчастной любви, но так нежно и трогательно, как будто в жизни и речи не было о расставании.
Друг семьи, который сыграл в ней роковую роль, был представлен, как Жан-Соль Партр. Это карикатурный образ, изображающий медийную персону на гребне волны славы, окруженную сошедшими с ума фанатами его творчества. Они продавали все и предавали всех, лишь бы получить очередную новую книгу Партра. Таковым был и Мишель, который пренебрег любовью, бросил работу и забыл друзей в погоне за кумиром.
О чем книга?
Что касается содержания, для его понимания необходимо кое-что прояснить. В романе нет портретных описаний, все персонажи в той или иной степени карикатурны и схематичны. Хлоя, например, мало говорит и практически ничего не делает, ее роль заключается в том, чтобы быть возлюбленной Колена, ведь «Пена дней» — это история его эволюции. Инфантильный, изнеженный юноша под действием любви и обстоятельств превращается во взрослого, ответственного мужчину, ведь принимает на себя заботу о Хлое. Первая часть романа напоминает Дисней Ленд (особенно говорящие мыши): все красочно, богато, беззаботно и здорово. Виан идеализирует детское сознание героев, не ведающих тягот и пороков взрослого мира.
Принцип коллажа в организации текста
«Пена дней» — грустный роман против косности и стереотипов. Многочисленные лингвистические эксперименты, непереводимая языковая игра окказионализмов, чудеса технической мысли, изящно описанные в словах (чего стоит один «серцедер»), указывают на то, что произведение можно отнести к футуризму (это?). Однако порой в это трудно поверить, так как каждая глава – отсылка к жанру или к автору.
Например, первая сцена – пародия на викторианский роман а-ля Оскар Уайльд. Стиль Виана – реди-мейд, коллаж фрагментов из других авторских стилей. Отчасти произведение можно назвать и сюрреалистическим (влияние Фрейда и Бретона очевидно), ведь люди-зомби, кувшинка в груди и другие детали послужили бы блестящими сюжетами для Сальвадора Дали.
Новаторство Бориса Виана
Свежий взгляд писателя на искусство выражается, скорее, в форме, нежели в содержании. Языковая эквилибристика издевается над традиционным классическим стилем написания романов. Поэтому книгу очень сложно перевести. «Пену дней» еще называют лоскутным одеялом из пародий. Писатель иронично обыгрывает другие стили, рождая контраст между беззащитной искренностью содержания и остроумным стёбом формы.
Попытка реализации (читабельного!) экзистенциального романа автору удалась, хотя на него ушел всего один месяц обеденных перерывов. Виан работал инженером, писал чернушные популярные книжки, был джазовым музыкантом, критиком и любителем кутнуть, и все разновидности его деятельности нашли свое отражение в «Пене дней». Циничные, грубые и «черные» шутки он перенес из нуара, музыкальные аллюзии – из своего любимого джаза, интересные технические новшества создал, как инженер, а вечеринки описал, основываясь на собственном опыте. Интересные факты о Виане.
Концепция эскейпизма
Эскейпизм – это бегство от реальности. Спасение от нее Виан находит в любви и творчестве. Все остальное, по его мнению, уродство. Также писатель идеализирует детское сознание, полагая, что дистанцироваться от взрослого мира и привнести в свою жизнь немного детской мечтательности и наивности – спасительная альтернатива грязному и злому миру взрослых людей, поглощенных лишь материальными заботами.
«Пена дней» — идея эскейпизма, доведенная до гротеска. Герои живут в изолированном пространстве комнаты, передвигаются в машине, но стоило Хлое вдохнуть воздуха извне, она сразу же смертельно заболевает. Как только любовь и творчество уступают требованиям действительности, оба героя медленно угасают. По Виану, человек – это прекрасно, их любовный союз – вообще замечательно, но вот общество – средоточие бед и пороков. Как раз эта идея роднит «Пену дней» с экзистенциализмом (что это?). Как говорил один из теоретиков этой философии Альбер Камю:
Меня не интересует счастье всех людей, а счастье каждого человека в отдельности.
Музыкальные аллюзии
В романе действует принцип джазовой импровизации (1.1 – мажорное, 2.1 — минорное). Джаз для автора – состояние души, ирония, динамика, поэтому действие в «Пене дней» сопровождается и характеризуется музыкой. В начале все вокруг играет и звучит. Музыки становится меньше по мере угасания Хлои. Тогда же Колен продает самое святое для самого автора – пластинки (он обладал блестящей коллекцией). Музыка, которая показывает читателю настроение героев, становится альтернативным способом восприятия художественного действия.
Песня, которая постоянно звучит в книге, «Хлоя» Дюка Эллингтона – наилучший «медляк» того времени. Под него сам автор танцевал со своей женой. Песня была выпущена в 1940 году. Она соотносится с образом главной героини. Пластинку выбирают для встреч, свадьбы, танца и даже похорон. Каждый раз она обыгрывается по-разному. Другие звуки тоже играют важную роль: шум города, гул камня, аудиозаписи лекции Партра и т.д.
Исполнитель Дюк Эллингтон был кумиром Виана, который тоже играл джаз. Как-то раз писатель даже использовал сына, чтобы взять у музыканта автограф: он прикрывался малышом, чтобы его быстрее пропустили.
У самого Бориса Виана тоже были пластинки: «Допустимые», «Недопустимые», «Допустимые и недопустимые».
Рубрика Точка зрения
СТАТЬЯ Фантастические элементы в романе Бориса Виана «Пена дней»
Для меня роман «Пена дней» – произведение уникальное и не имеющее аналогов в мировой литературе. При первом прочтении, много лет назад, оно произвело на меня глубокое впечатление, которое не выветрилось до сих пор. Это книга, которая читается на одном дыхании.
Данное произведение объединяет много жанров. Это драма с фантастическими, даже скорее, сюрреалистическими элементами и черным юмором. Конечно, абсурдной прозой и тем более поэзией сейчас никого не удивишь, однако, я продолжу настаивать на том, что это произведение уникальное в своем роде. Конечно, на Виана оказало огромное влияние личное знакомство с классиком абсурдистской драматургии Эженом Ионеско и мыслителями того времени Жано-Полем Сартром и Симоной де Бовуар. Необычной была судьба самого Бориса Виана.
Борис Виан. Источник: peoples.ru
Французский писатель прожил короткую жизнь (1920-1959), но успел попробовать себя в качестве джазового музыканта и исполнителя собственных песен, он писал романы, пьесы, стихи, сценарии фильмов, либретто балетов, переводил с английского, лепил скульптуры и писал картины. А умер писатель от разрыва сердца в кинотеатре за просмотром премьеры – экранизации черного боевика «Я приду плюнуть на ваши могилы», написанного им под псевдонимом Вернон Салливан. Исследователи заинтересовались творчеством Виана уже после его смерти, в 1960-х годах.
Во власти абсурда
Традиционно в романе «Пена дней» выделяют три сюжетных линии: основную, любовно-лирическую (Колен и Хлоя); «экзистенциально-партровскую» (Шик и Ализа) и абсурдисткую – все остальное.
Причем абсурдисткий слой постоянно, легко и непринужденно просачивается в первые два.
Герои романа оторваны от жизни, поэтому и их любовные линии такие нереалистичные и приторные. Они молоды, красивы, богаты, веселы и беспечны. Не идут по жизни, а порхают, причем в буквальном смысле: «Сердце Колена раздулось до невероятных размеров, потом взмыло вверх, оторвало его от земли, и он влетел…».
Кадр из фильма «Пена дней» Мишеля Гондри (2013).
Захотел изысканных яств –на кухне уже колдует остроумный повар Николя, захотел утонченного спиртного – получи пианоктейль, подумал о любви –сразу на горизонте возникла очаровательная невеста. Пока в жизнь не вторгается реальность в лице неизлечимой болезни и смерти.
Мужчина любит женщину, она заболевает и умирает
Незадолго до своей смерти Виан сказал о романе «Пена дней»: «Я хотел написать роман, сюжет которого заключается в одной фразе: мужчина любит женщину, она заболевает и умирает». Мотив смерти возлюбленной и страдания героя по ней – один из самых популярных мотивов в мировой литературе. Интересно, что это излюбленный сюжетный ход современника Виана, Эриха-Мария Ремарка. Таким образом, можно проследить сюжетные параллели у двух моих любимых книг – «Пена дней» Виана и «Три товарища» (1936) Ремарка. В обоих случаях беспечная жизнь друзей навсегда меняется со смертельной болезнью возлюбленной. У обеих книг трагический и вполне предсказуемый конец. Даже болезни героинь схожи – туберкулез и водяная лилия-нимфея, выросшая в легком (по сути тот же туберкулез в его абсурдистской версии). Думаю, такое совпадение обусловлено тем, что оба автора писали в послевоенное время. Ремарка относят к авторам «потерянного поколения», романы которых посвящены жизни солдат, которые не могут адаптироваться к послевоенной жизни, поскольку их психика сломлена войной. А роман Виана писался в годы Второй мировой войны и был закончен сразу после нее. Возможно, Колен и Шик – это тоже представители потерянного поколения, только они потерялись не в послевоенной Европе, а в своем выдуманном мирке?
В начале романа мы видим беззаботную, заигрывающую с читателем фантастику. Во второй части она становится все более мрачной. Идиллия разрушается на глазах. Виану удалось создать свой собственный хрупкий фантастический мир, который не терпит соприкосновения с реальностью. Этот сон наяву, сначала наполненный легкой как сладкая вата фантазией, постепенно перерастает в жуткий гротеск. Этот момент перехода – наиболее удачно передан автором. Таким образом, в романе объединены два жанра – утопия и антиутопия.
Виану удалось создать свой собственный хрупкий фантастический мир, который не терпит соприкосновения с реальностью. Этот сон наяву, сначала наполненный легкой как сладкая вата фантазией, постепенно перерастает в жуткий гротеск.
Автор сначала создает «прекрасный новый мир», а затем безжалостно разрушает его до основания.
Потрясает воображение то, как окружающий мир меняется вместе с героями. На самом деле здесь описано то, что происходит с каждым из нас, хотя мы стараемся этого не замечать. Например, идиллическое гнездышко молодоженов Колена и Хлои скукоживается вместе с болезнью Хлои, а ее кровать опускается к полу. Виан показывает, что его герои не могут существовать в реальном мире, беспощадном к созданиям, парящим с цветка на цветок и обаятельно беспомощным.
Любой нетворческий, ненаполненный любовью труд вызывает отвращение у Виана. Особенно разрушительное дело войны. Как гласит латинская мудрость: когда говорят пушки, музы молчат. Самое страшное, что может произойти – это превращение человека в механизм, пригодный только для военных действий.
Первая часть романа просто искрится яркими цветами, всей их палитрой – от «обычных» цветов (синий, красный, зеленый) до «цветов-неологизмов»: цвета кокоса с молоком, кисло-зеленого. «Колен…был настолько открытым, что видно было, как голубые и сиреневые мысли пульсируют в венах его рук». В эпизоде похорон Хлои все превращается в бесцветное, блеклое мессиво. В этой же сцене черный юмор достигает апофеоза – разговор Колена с распятым равнодушным Иисусом, самоубийство мыши, поющий псалом слепые приютские девочки.
Вообще, эстетика черного юмора всегда была близка Виану (это ярче всего проявилось в романе «Я приду плюнуть на ваши могилы»).
Кадр из фильма «Пена дней» Мишеля Гондри (2013).
Пианоктейль и серцедер
В романе много автобиографического. В первую очередь, обращаешь внимание на обилие музыки. Названия джазовых композиций легко вплетаются в канву романа, становятся кодом, которым обмениваются герои. Чего стоит один пианоктейль – мечта многих читателей романа. Наигрывая любую мелодию на пианоктейле, вы можете сделать коктейль и попробовать ее на вкус. Герои романа пьют коктейли на мелодии Эллингтона и Армстронга…Влюбленность главного героя тоже естественно сопровождается музыкальным лейтмотивом – композицией «Хлоя» Эллингтона, ведь это имя возлюбленной Колина. Конечно, слуховые (а точнее музыкальные) ассоциации – основной инструмент Виана. Но помимо этого он погружает нас в яркий мир вкусовых, осязательных и зрительных ощущений. Например, тот же пианоктейль – это слияние вкусовых и аудиальных впечатлений.
Изобретенные Вианом механизмы, которыми переполнен роман, играют в нем особую роль. Это и пианоктейль – символ dolce vita, и жуткое орудие убийства серцедер, который Ализа вонзает в грудь Партра (появится еще раз в одноименном романе Виана «Серцедёр»).
Жан-Соль Партр из фильма Мишеля Гондри
Разумеется, роман очень сложен для театральных и даже кинопостановок.
Обилием фантастических элементов, которые сложно передать сценическими средствами, он подобен «Пер Гюнту» Ибсена и «Фаусту» Гете. У Виана даром голоса наделены «скучающий» Иисус на распятии, кошка и мышь, как будто пришедшая из диснеевского мультфильма.
Подобно Льюису Кэрроллу, Виан неоднократно использует прием буквального толкования метафорических выражений и фразеологизмов (например, «стены надвигаются»). Словесная игра выражается в череде неологизмов, каламбуров, говорящих имен. Молодежь на вечеринке отплясывает модные танцы: скосиглаз, вывих и озноб. Хлою лечит доктор Д’Эрьмо. Свадебной церемонией и похоронами заведуют такие нелепые персонажи с переиначенными церковными санами, как Священок, Надстоятель, Пьяномарь и Архиписк. Интересно, что описание свадьбы и похорон чем-то похожи. Таким образом, повествование фактически начавшееся со свадьбы, замыкается похоронами по канонам кольцевой композиции.
В стиле Виана есть что-то от классика французского гротеска, Франсуа Рабле. Ему тоже нравится нарушать границы, смеяться над религиозными таинствами, иногда добавлять что-то условно «сальное, неприличное» (хотя во вселенной Виана правила приличия другие). Так организация свадебной церемонии невозможна без «свадебных педералов».
Фантастические элементы выступают орудием остроумной пародии. За картонным идолом Жан-Солем Партром легко угадывается кумир миллионов, философ-экзистенциалист, с которым Виан был знаком лично. Названия его произведений также спародированы – например, «Тошнота» превратилась в «Блевотину». Кстати, в романе есть и гротескный образ герцогини де Будуар (Симоны де Бовуар).
Виан высмеивает философа, к которому питал дружеские чувства не для того, чтобы поднять на смех его философию, а чтобы поставить под сомнение идею истины в последней инстанции.
Партр в романе как раз такая неживая, полуразлагающаяся, холодная, отстранённая от людей истина.
Страшен образ слепого фаната Партра, друга главного героя, Шика, зараженного идей болезненного коллекционирования. Он жадно скупает не только книги своего кумира, но и его личные вещи – брюки и трубку с отпечатком зубов. Возлюбленная Шика, Ализа, с горечью признает, что Шик любит свои книги больше, чем ее и становится орудием мщения.
Постепенно мы приходим к разгадке предисловия «Пены дней»: «И в самом деле, кажется, будто массы ошибаются, а индивиды всегда правы». «Пена дней» – это гимн субъективизму, индвидуальному, личному, творческому восприятию (другими словами, детскости) в противовес массовому – будь то идея войны или поклонения философской идее.
Жаль, что дар виртуоза, гениального фантаста (талантом равного Льюису Кэроллу) остался незамеченным при жизни. Виан умело скрылся за кажущейся несерьезностью своего произведения, благодаря которой вызов, брошенный общественности, остался незамеченным критиками. Но не может не радовать то, что современная культура все чаще обращается к его творчеству, чувствуя с ним общность, особенно в том, что касается абсурдистской составляющей. ■
Нашли ошибку в тексте? Выделите ее, и нажмите CTRL+ENTER