Что значит пациент загрузился
Что обозначает фраза: больной загрузился?
Что в медицине обозначают выражения: больной грузится? больной загружается? больной загрузился?
Данная фраза очень в ходу у анестезиологов, которые осуществляют контроль за основными функциями жизнедеятельности организма человека. Ни чего хорошего она не предвещает, означает резкое ухудшение состояния больного: от падения уровня показателей гемодинамики, нарастании интоксикации, вплоть до нарушения элементов сознания.
Фраза «больной загрузился» является фразеологизмом. Он означает человека или предмет, который наконец вышел из потерянности и начал приходить в себя.
Нужна дистиллированная вода, проверенная на наличие пирогенных веществ.
Мертвые микробные тела, плавающие в воде, вызовут судороги у пациента.
Нужна посуда, предварительно простерилизованная в сушильном шкафу. И не какая-нибудь, а из медицинского нейтрального стекла.
Нужен асептический блок, где работают в масках. Потом раствор нужно закатать и простерилизовать в автоклаве. После того, как растворили в воде натрия хлорид (а нужна не та соль, что в магазине, а квалификации «чистый» или «чистый для анализа» или «особо химически чистый»), потом это проверяют, нет ли ошибки в качественном и количественном отношении. Этикетки наклеивают с указанием серии и даты.
Что значит пациент загрузился
Меня встретила приветливая, несколько хлопотливая хозяйка.
Больной – мужчина, ее муж, 72-х лет, крепкий, стройный. Бывший военный, потом – руководитель.
Жалобы на боли в спине, преимущественно в поясничном отделе позвоночника, потливость, слабость, на фоне повышения температуры до 37,5. Люди были довольно обеспеченные, наблюдались, в основном, платно. Был он обследован-переобследован, казалось бы. Невролог, гастроэнтеролог, несколько раз всякие анализы сданы, УЗИ брюшной полости и проч, проч, проч. “От спины” он полгода безуспешно лечился у мануального терапевта, доцента. Без рентгена хотя бы. Я уж и не помню, что еще было, но точно помню, что больной добросовестно представил мне целую стопку всяких обследований и заключений из известных клиник, от профессоров, кандидатов и т. п.
Смотрю я пациента, и складывается первое впечатление об ОРВИ. Но что-то мне не нравится. Перебираю анализы и всякие заключения. И вот что мне не нравится: в серии анализов – повышение СОЭ, низкий или на нижней границе нормы гемоглобин, признаки гипохромии и микроцитоза, тенденция к нарастанию тромбоцитов, на УЗИ брюшной полости – полип жёлчного пузыря. Настораживаюсь, перечитываю документы: “Онконастороженность”. В записи гастроэнтеролога вижу рекомендацию “КТ брюшной полости”. Ну, говорю, сделайте, если можете. Они могут всё, сделали. “На попавших в зону сканирования позвонках” – вторичные изменения (mts).
Отправляю пациента к онкологу, тот обследуется, выявляется рак простаты с метастазами в грудные, поясничные позвонки, голову, ребра, коленные суставы, трубчатые кости… В общем, всё.
Вспоминаю, как пациент, этот солидный, интеллигентный мужчина, реагировал на моё первое упоминание о возможной онкологии.
“Нет, – говорил он. Не может быть. Я хорошо себя чувствую. Этого никак не может быть”. А я, уже имея к тому моменту данные КТ, понимал, что вот это оно и есть.
Это был первый этап встречи с болезнью: неприятие, отрицание.
Далее онкологи открыли ему глаза и сказали, какой диагноз, и что оперировать поздно.
Настал второй этап: уход в себя, апатия, депрессия.
Он сказал: “Такой диагноз – всё. Лечиться смысла нет. Я уже выполнил все свои жизненные задачи. Завещание уже написано. Можно умирать”.
За всё это время я с большим интересом слушал пациента, его рассказы о своей жизни, что-то о Карибском кризисе, ракетах, стихи Пушкина в его исполнении. И это правда было мне интересно. Мы весьма сроднились с его женой, это были удивительные люди.
Период депрессии прошел: жена, как могла, таскала его по врачам, сцинтиграфиям, биопсиям, “химиям”, капельницам и проч. Однако, болезнь прогрессировала. И в силу своей тяжести, и, увы, в силу того, что больной на начальном этапе диалога с онкологами упорно отказывался лечиться.
Становилось хуже: нарастали боли, тахикардия. Лечили как могли. Потом после ОРВИ началась пневмония, и я, придя на очередной визит, увидел картину печальную: кашель, выраженная интоксикация, хрипы в легких. Еле уговорили на рентген. Подтвердилась инфильтрация. Предлагаю в больницу, тот – “не поеду”. До смешного: пришел, смотрю, больной уже “загружается”. Говорю жене: надо ехать в больницу, он тяжелый, реанимационный больной. Тот мгновенно приходит в себя и так грозно нам “Не поеду!” и – обратно “в отключку”.
Позвонил я другу, реаниматологу, говорю, помоги хоть как можем, всё равно уже конец не за горами. Тот согласился, мы вместе притащили лекарств, антибиотики, глюкозу… Прокапали, прокололи, пролечили. Ожил!… Пришел в себя! Потом еще гулять выходил.
Встретил его как-то на улице, в солнечный день, он идет с розами: вот, мол, жене несу: тридцать лет как вместе. Последний раз, наверное.
Потом стало совсем плохо. Больной наш слёг. Нарастали боли, трамадол в капсулах уже не помогал, стали колоть. В одно утро беднягу перекосило, я всполошился, “выписал” невролога, но к его приходу неврологическая симптоматика регрессировала. В больницу – “не поеду!”, естественно. Уж такой мужчина, такой человек.
И опять чуток покапали, и опять настал “светлый промежуток”. Уже последний.
Товарищ собрал себя в кучу, и, невзирая на протесты жены, сел за руль. И ее посадил. И поехал за город, на дачу. С гемоглобином 80.
Доехал, еле вышел из машины, вошел в хату, осмотрелся, прошелся: ну всё, поехали.
Уже потом жена нашла в его дневнике короткую запись: “Были в Сестрорецке. Видимо, в последний раз”.
И снова он слёг. Про больницу уже никто и не говорил. За ним жена ухаживала, как могла. Мой друг – реаниматолог, божий человек, помогал, приезжал, капал, я у него уж был в подмастерьях: пока тот инфузию готовит, я – монитор, давление, пульс, подержать, что нужно. Помогали перестилать… Больной загружался.
Состоялось ЖКТ-кровотечение, которое мы вроде как остановили (ну, оно, видимо, само остановилось).
Мы капали, помогали, беседовали и утешали жену. И тут друг-реаниматолог мне сказал:
– Ты знаешь, пожалуй, хватит уже капать, не надо больше. До среды не доживет.
Во вторник вечером я поздно шел с работы, и решил зайти, хотя не звонили мне, и не вызывали.
Зашёл. Больной лежал в сопоре, тяжело дышал. Несмотря на печальную картину, в доме была какая-то тихая, светлая доброта. Меня напоили чаем, как, впрочем, у нас уже бывало, я посмотрел и послушал больного, больше для успокоения жены и совести. Динамики не нашел…
– А может ли он уйти сегодня? Конечно, может, говорю.
Мы, я и мой друг реаниматолог, были с его женой и родственниками и после. Нас позвали с ним проститься и мы пришли. Никогда доселе я не мог себя представить на похоронах своего больного. Это было удивительное неловкое чувство, когда больной умер, а нас благодарили, и благодарили.
Потом нас звали и на 9 дней, и на 40 дней, и на годовщину. И всякий раз благодарили. Правда, очень, очень неловко себя чувствуешь.
Прошло время, я по-прежнему дружен с женой (вдовой) этого больного, и часто вспоминаю его как сильного и благородного человека, удивительно достойно прошедшего все стадии встречи с болезнью, от гнева и отрицания через депрессию до принятия болезни.
И всякий раз привожу его в пример своим капризным пациентам.
А еще вновь научился онконастороженности, и с опаской смотрю теперь на мануальщиков. И понял, что профессор или доцент – лишь лейбл, но никак не гарантия.
Автор: кардиолог Александр Сонин, г. Санкт-Петербург, “Доктор на работе”.
Загрузить пациента
Смотреть что такое «Загрузить пациента» в других словарях:
Загрузить — (пациента) накачать траквизилаторами … Толковый словарь медицинского сленга
Отправить пациента копать картошку — (реаним.) седатировать (синоним загрузить) … Толковый словарь медицинского сленга
Нейролептические экстрапирамидные расстройства — комплекс проявляющихся двигательными нарушениями неврологических осложнений, связанных с применением препаратов нейролептиков (антипсихотиков). Термин «лекарственные экстрапирамидные расстройства» включает в себя также нарушения, вызванные… … Википедия
Пульс — У этого термина существуют и другие значения, см. Пульс (значения). Сюда перенаправляется запрос «Сердцебиение». На эту тему нужна отдельная статья … Википедия
Фрейд, Зигмунд — Запрос «Фрейд» перенаправляется сюда; см. также другие значения. Зигмунд Фрейд Sigismund Schlomo Freud … Википедия
Гипогликемическая кома — Сахар первая помощь при гипогликемии … Википедия
Индонезия — Республика Индонезия Republik Indonesia … Википедия
Корреляция — (Correlation) Корреляция это статистическая взаимосвязь двух или нескольких случайных величин Понятие корреляции, виды корреляции, коэффициент корреляции, корреляционный анализ, корреляция цен, корреляция валютных пар на Форекс Содержание… … Энциклопедия инвестора
Бупропион — Рацемическая смесь Химическое соединение … Википедия
За дверями реанимации: «там идёт борьба за жизнь»
Работа отделений реанимации и интенсивной терапии (ОРИТ): что важно знать родственникам и пациентам
Отделения реанимации и интенсивной терапии, по мнению многих, долгое время являлись «закрытой» к посещению территорией, что постоянно вызывало общественный резонанс. Сейчас ситуация изменилась, и вопрос по допуску родственников решён на законодательном уровне. Однако, реанимация так и осталась особым отделением, где пациенты находятся на грани жизни и смерти.
Врач анестезиолог-реаниматолог, заведующий отделением реанимации и интенсивной терапии ожоговой травмы, начальник службы анестезиологии и реанимации Новосибирской областной больницы Игорь Саматов рассказал о специфике работы отделений реанимации, особенностях ведения пациентов и правилах посещения.
– Игорь Юрьевич, чем отличается реанимационное отделение от всех других? Какие существуют показания для госпитализации пациентов в реанимационное отделение?
– Реанимационное отделение отличается от всех других тем, что в это отделение пациент попадает, если в результате болезни, травмы или несчастного случая существует угроза его жизни. Это происходит, когда утрачены, частично или полностью, функции организма. Это состояние мы называем синдромом полиорганной недостаточности. И задача врача анестезиолога-реаниматолога состоит в том, чтобы протезировать нарушенные или утраченные жизненно важные функции, вплоть до прямого их замещения. Например, замещение функции внешнего дыхания мы осуществляем при помощи искусственной вентиляции лёгких, замещение почечной функции при почечной недостаточности путём проведения заместительной почечной терапии в различных вариантах – гемодиализ, гемофильтрация, гемодиафильтрация.
Выведение из состояния шока, борьба с другими критическими состояниями – задача врача-реаниматолога. Для этого проводится интенсивная терапия, что отражено в названии отделения. Мониторинг жизненно важных функций, лекарственная терапия, коррекция водно-электролитных и метаболических нарушений может проводиться в течение часов, суток, недель. Многие препараты, например, для поддержания сосудистого тонуса и обеспечения сердечного выброса, вводятся непрерывно через специальные устройства – шприцевые дозаторы (инфузоматы), искусственное парентеральное питание проводится с помощью объёмных дозаторов.
Соответственно, показаниями для помещения пациентов в отделения реанимации и интенсивной терапии являются угроза утраты либо уже произошедшая утрата жизненно важных функций организма при развитии любого критического состояния.
Также существует такое понятие как интенсивное наблюдение. Оно может потребоваться, например, в послеоперационном периоде после обширных операций.
– Каким оборудованием должно быть оснащено реанимационное отделение?
– Оснащены отделения реанимации и интенсивной терапии современным технологичным оборудованием согласно существующим на сегодняшний день порядкам оказания медицинской помощи по профилю «анестезиология-реаниматология» (такие порядки есть как для взрослых, так и для детей).
Каждое реанимационное койко-место оборудовано системой жизнеобеспечения: подводкой необходимых газов, электроснабжения, дыхательным аппаратом, монитором, обеспечивающим наблюдение в постоянном режиме за жизненно важными функциями, дозаторами лекарственных веществ, устройствами обогрева пациентов, дефибриллятором и многим другим сложным оборудованием.
– Существуют ли «специализированные» реанимации?
– Да, конечно. Например, в Областной клинической больнице в службу анестезиологии и реаниматологии входит девять структурных подразделений, из которых семь – профилированные отделения реанимации и интенсивной терапии (хирургического, гнойно-септического, ожогового, терапевтического, акушерского, педиатрического и неонатального профиля), а также отделение анестезиологии-реанимации и отделение переливания крови, гравитационной хирургии и гемодиализа.
– Какой врач считается лечащим врачом пациента, находящегося в отделении реанимации?
– У любого пациента, который находится в ОРИТ, два лечащих врача. Один лечащий врач – всегда по профилю основного заболевания, например, хирург (сосудистый, торакальный, абдоминальный и так далее), терапевт (кардиолог, невролог, пульмонолог и др.), акушер-гинеколог, педиатр, неонатолог. А второй лечащий врач – врач анестезиолог-реаниматолог. Дополнительно при необходимости могут привлекаться врачи-консультанты других специальностей.
– Часто врач, общаясь с родственниками, характеризует состояние пациента в реанимации как «стабильно тяжёлое», «крайне тяжёлое». Что означают эти термины?
– Для объективной оценки тяжести состояния пациента в интенсивной терапии существуют различные шкалы и индексы, они необходимы в повседневной клинической практике. Но на простом языке вполне употребимы выше названные термины. Самая главная смысловая нагрузка при этом ложится на слово «стабильное».
Дело в том, что состояние пациента, находящегося в реанимации, по определению не может быть лёгким. Пациент помещается в отделение реанимации только по абсолютным показаниям, когда его состояние действительно тяжёлое либо крайне тяжёлое. Если говорится о стабильно тяжёлом состоянии – это хорошо. Стабильное в этом случае означает, что врач-реаниматолог контролирует клиническую ситуацию.
Конечно, до выздоровления пациента еще далеко, но изменения в состоянии прогнозируемы, коррекция нарушений и протезирование утраченных функций организма полностью под контролем. Хуже, когда синдром полиорганной недостаточности прогрессирует, несмотря на проводимую интенсивную терапию – тогда можно говорить о нестабильном состоянии и прогрессировании отрицательной динамики.
Бывает, что пациенты находятся в тяжёлом состоянии долгое время, и родственники не понимают, почему это длится так долго. Например, пациенты с ожоговой болезнью или септические пациенты. Лечение может длиться недели, иногда месяцы, и пока состояние пациента тяжёлое, он будет находиться в реанимации. В такой ситуации большинство вопросов снимается после посещения больного родственниками и подробной личной беседы с врачом. По телефону мы не можем давать информацию, это обоснованное юридическое ограничение.
– Поясните, пожалуйста, что такое медикаментозная кома.
– Иногда проведение интенсивной терапии сопровождается погружением пациента в состояние медикаментозного сна, это важный компонент интенсивной терапии. Пациент должен «проспать» критическое состояние. Дело в том, что, находясь в критическом состоянии пациент попросту «горит» и очень важно понизить уровень метаболизма, чтобы сохранить резервы, ресурсы организма.
– Может ли пациент или его родственники отказаться от реанимационных мероприятий?
– Ни сам больной, ни родственники не могут отказаться от проведения реанимационных мероприятий. Право пациента на эвтаназию у нас в стране не прописано в законодательном порядке. С моей точки зрения, это правильно. Мы всегда боремся за жизнь пациента до последнего.
– При каких условиях пациента переводят из реанимационного отделения?
– Больного переводят из ОРИТ в профильное отделение при достижении состояния клинической стабильности, когда отпадает необходимость в круглосуточном интенсивном наблюдении за состоянием пациента. Это всегда происходит по согласованию с лечащим врачом и с заведующим профильным отделением.
– Сколько, в среднем, стоит пребывание пациента в реанимации? Из каких источников финансируется?
– Пребывание пациента в реанимационном отделении стоит очень дорого. Во всём мире отделения реанимации и интенсивной терапии по определению убыточные. Современные технологии интенсивной терапии финансово затратны, и наша страна, наша больница не исключение. И несмотря на это, пациент лечится столько, сколько необходимо. Никаких порядков, регламентирующих максимальное пребывание в ОРИТ, нет и быть не может. Основной источник финансирования – обязательное медицинское страхование, программа государственных гарантий.
– Какой порядок сегодня действует для посещения больных в реанимации? Каковы могут быть причины отказа?
– У нас есть внутренний приказ «О правилах посещения пациента в ОРИТ». Этим приказом регламентированы часы посещения и ряд других важных моментов, в частности, запрет на фото-, видеосъёмку, требование отключить все электронные устройства. Степень родства – обязательно первая линия, то есть муж, жена, дети, родители. Посетители, не являющиеся близкими родственниками, допускаются только в сопровождении последних. Посещение пациентов, находящихся в сознании, возможно только с их согласия. Правила посещения в виде памятки размещены на информационном стенде перед входом в каждое отделение реанимации и интенсивной терапии, а также на внешнем сайте больницы.
Причины отказа также регламентированы. В частности, наличие острого инфекционного заболевания, чаще всего, ОРВИ. И это, в первую очередь, в интересах пациентов, поскольку у многих из них ослаблен иммунитет. Не допускаются посетители в состоянии алкогольного и иного опьянения, дети в возрасте до 14 лет.
Кроме этого, если в палате выполняются инвазивные манипуляции или реанимационные мероприятия, в это время, конечно же, посещение временно не возможно. В данной ситуации родственников, которые уже находились в палате интенсивной терапии, могут попросить срочно покинуть отделение реанимации, что должно восприниматься с пониманием, адекватно. Посетитель после ознакомления с «Правилами посещения» ставит свою подпись, и документ сохраняется в истории болезни.
Главное, при посещении отделения реанимации – понимать, что здесь идёт ежеминутная борьба за жизнь, врачи и медсёстры выполняют свою далеко не простую работу и необходимо с пониманием отнестись к особенностям работы этого реанимационного отделения.
Что значит пациент загрузился
Проблема поражения легких при вирусной инфекции, вызванной COVID-19 является вызовом для всего медицинского сообщества, и особенно для врачей анестезиологов-реаниматологов. Связано это с тем, что больные, нуждающиеся в реанимационной помощи, по поводу развивающейся дыхательной недостаточности обладают целым рядом специфических особенностей. Больные, поступающие в ОРИТ с тяжелой дыхательной недостаточностью, как правило, старше 65 лет, страдают сопутствующей соматической патологией (диабет, ишемическая болезнь сердца, цереброваскулярная болезнь, неврологическая патология, гипертоническая болезнь, онкологические заболевания, гематологические заболевания, хронические вирусные заболевания, нарушения в системе свертывания крови). Все эти факторы говорят о том, что больные поступающие в отделение реанимации по показаниям относятся к категории тяжелых или крайне тяжелых пациентов. Фактически такие пациенты имеют ОРДС от легкой степени тяжести до тяжелой.
В терапии классического ОРДС принято использовать ступенчатый подход к выбору респираторной терапии. Простая схема выглядит следующим образом: низкопоточная кислородотерапия – высокопоточная кислородотерапия или НИМВЛ – инвазивная ИВЛ. Выбор того или иного метода респираторной терапии основан на степени тяжести ОРДС. Существует много утвержденных шкал для оценки тяжести ОРДС. На наш взгляд в клинической практике можно считать удобной и применимой «Берлинскую дефиницую ОРДС».
Общемировая практика свидетельствует о крайне большом проценте летальных исходов связанных с вирусной инфекцией вызванной COVID-19 при использовании инвазивной ИВЛ (до 85-90%). На наш взгляд данный факт связан не с самим методом искусственной вентиляции легких, а с крайне тяжелым состоянием пациентов и особенностями течения заболевания COVID-19.
Тяжесть пациентов, которым проводится инвазивная ИВЛ обусловлена большим объемом поражения легочной ткани (как правило более 75%), а также возникающей суперинфекцией при проведении длительной искусственной вентиляции.
Собственный опыт показывает, что процесс репарации легочной ткани при COVID происходит к 10-14 дню заболевания. С этим связана необходимость длительной искусственной вентиляции легких. В анестезиологии-реаниматологии одним из критериев перевода на спонтанное дыхание и экстубации служит стойкое сохранение индекса оксигенации более 200 мм рт. ст. при условии, что используются невысокие значения ПДКВ (не более 5-6 см. вод. ст.), низкие значения поддерживающего инспираторного давления (не более 15 см. вод. ст.), сохраняются стабильные показатели податливости легочной ткани (статический комплайнс более 50 мл/мбар), имеется достаточное инспираторное усилие пациента ( p 0.1 более 2.)
Достижение адекватных параметров газообмена, легочной механики и адекватного спонтанного дыхания является сложной задачей, при условии ограниченной дыхательной поверхности легких.
При этом задача поддержания адекватных параметров вентиляции усугубляется присоединением вторичной бактериальной инфекции легких, что увеличивает объем поражения легочной ткани. Известно, что при проведении инвазинвой ИВЛ более 2 суток возникает крайне высокий риск возникновения нозокомиальной пневмонии. Кроме того, у больных с COVID и «цитокиновым штормом» применяются ингибиторы интерлейкина, которые являются выраженными иммунодепрессантами, что в несколько раз увеличивает риск возникновения вторичной бактериальной пневмонии.
В условиях субтотального или тотального поражения дыхательной поверхности легких процент успеха терапии дыхательной недостаточности является крайне низким.
Собственный опыт показывает, что выживаемость пациентов на инвазивной ИВЛ составляет 15.3 % на текущий момент времени.
Алгоритм безопасности и успешности ИВЛ включает:
В связи с тем, что процент выживаемости пациентов при использовании инвазивной ИВЛ остается крайне низким возрастает интерес к использованию неинвазивной искусственной вентиляции легких. Неинвазивную ИВЛ по современным представлениям целесообразно использовать при ОРДС легкой степени тяжести. В условиях пандемии и дефицита реанимационных коек процент пациентов с тяжелой формой ОРДС преобладает над легкой формой.
Тем не менее, в нашей клинической практике у 23% пациентов ОРИТ в качестве стартовой терапии ДН и ОРДС применялась неинвазивная масочная вентиляция (НИМВЛ). К применению НИМВЛ есть ряд ограничений: больной должен быть в ясном сознании, должен сотрудничать с персоналом. Допустимо использовать легкую седацию с целью обеспечения максимального комфорта пациента.
Критериями неэффективности НИМВЛ являются сохранение индекса оксигенации ниже 100 мм рт.ст., отсутствие герметичности дыхательного контура, возбуждение и дезориентация пациента, невозможность синхронизации пациента с респиратором, травмы головы и шеи, отсутствие сознания, отсутствие собственного дыхания. ЧДД более 35/мин.
В нашей практике успешность НИМВЛ составила 11.1 %. Зав. ОАИР: к.м.н. Груздев К.А.