Что отуманилась зоренька ясная
Что отуманилась зоренька ясная
ЧТО ЗАТУМАНИЛАСЬ, ЗОРЕНЬКА ЯСНАЯ…
Что затуманилась, зоренька ясная,
Пала на землю росой!
Что призадумалась, девица красная,
Очи блеснули слезой!
Жаль мне покинуть тебя одинокую,
Певень ударил крылом.
Скоро уж полночь… дай чару глубокую,
Вспень поскорее вином.
Время! Веди ты коня мне любимого,
Крепче держи под уздцы…
Едут с товарами в путь из Касимова
Муромским лесом купцы.
Есть для тебя у них кофточка шитая,
Шубка на лисьем меху;
Будешь ходить ты вся златом залитая,
Спать на лебяжьем пуху.
Много за душу твою одинокую,
Много я душ погублю;
Я ль виноват, что тебя черноокую
Больше, чем душу, люблю!
«Подарок любителям пения», М. 1877 г., № 230
Русские песни / Сост. проф. Ив. Н. Розанов. М.: Гослитиздат, 1952
Сколько я за жизнь за свою одинокую,
Сколько я душ загубил!
Кто ж виноват, что тебя, черноокую,
Крепче чем жизнь полюбил.
(Демин М. Блатной. М.: Панорама, 1991. С. 46)
Жаль мне покинуть тебя, черноокую!
Ночь нас накрыла крылом.
Эх, да налейте мне чашу глубокую
Пенистым красным вином!
Есть у меня кофточка, скоком добытая,
Шубка на лисьем меху.
Будешь ходить ты вся золотом шитая,
Спать на лебяжьем пуху.
Знаю: за долю свою одинокую
Много я душ погубил.
Я ль виноват, что тебя, черноокую,
Больше, чем жизнь, полюбил?
Что ж затуманилась, зоренька ясная,
Пала на землю росой?
Что ж пригорюнилась, девица красная,
Глазки налились слезой?
Как мне покинуть тебя, черноокую!
Ночь нас накрыла крылом.
Эх, вы налейте мне чашу глубокую,
Пенистым красным вином.
Песни нашего двора / Авт.-сост. Н. В. Белов. Минск: Современный литератор, 2003. (Золотая коллекция).
2. Что затуманилась, зоренька ясная?
Что затуманилась, зоренька ясная?
Пала на землю роса?
Что прикручинилась, девица красная,
Очи блеснули слезой?
Сколько за жизнь я свою одинокую,
Сколько дешевок сгубил?!
Кто виноват, что тебя, черноокую,
Больше чем жизнь полюбил?
Есть для тебя у нас кофточка сшитая,
Шубка на лисьем меху.
Будешь ходить ты вся золотом осыпана,
Спать на лебяжьем пуху.
Уж полночь, уж полночь давно наступила,
Филин ударил крылом.
Налейте, налейте мне чару глубокую
С пенистым красным вином.
Пойдите, приведите коня мне вороного,
Крепче держите под уздцы.
Муромским трактом с города Орешного,
Едут богатые купцы.
Там на повороте, на той большой дороге,
Вышли три удалых молодца.
Купцов заштурмовали, червончики забрали,
А их похоронили навсегда.
Песни узников / Сост. В. Пентюхов. Красноярск: ОФСЕТ, 1995.
АВТОРСКОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ
Что отуманилась, зоренька ясная,
Пала на землю росой?
Что ты задумалась, девушка красная,
Очи блеснули слезой?
Жаль мне покинуть тебя, черноокую!
Певень ударил крылом,
Крикнул. Уж полночь. Дай чару глубокую,
Вспень поскорее вином!
Время! Веди мне коня ты любимого,
Крепче веди под уздцы!
Едут с товарами в путь из Касимова
Муромским лесом купцы!
Есть для тебя у них кофточка шитая,
Шубка на лисьем меху!
Будешь ходить ты, вся златом облитая,
Спать на лебяжьем пуху!
Много за душу свою одинокую,
Много нарядов куплю!
Я ль виноват, что тебя, черноокую
Больше, чем душу, люблю!
Александр Фомич Вельтман (1800-1870)
LiveInternetLiveInternet
—Рубрики
—Метки
Женский образ в живописи 18-20 веков часть 1
—Поиск по дневнику
—Подписка по e-mail
—Статистика
История романса «Что oтуманилась, зоренька ясная…»
Начало… Знать бы, где оно, это начало… Почти два столетия назад, в 1831 году, вышел в отставку и поселился в Москве некий русский подполковник по фамилии Вельтман. Всего на год моложе Пушкина, военный топограф Александр Вельтман (его фамилия имеет шведские корни) познакомился и даже подружился со своим великим ровесником в Кишинёве: в начале 20-х годов Пушкин был там в ссылке, а Вельтман — в служебной командировке. Оригинальное, нестандартное мышление Вельтмана привлекали Пушкина; во всяком случае, они были на «ты».
В те времена многие образованные дворяне баловались литературой. Не стал исключением и молодой Александр Вельтман. Пушкин довольно неплохо относился к первым литературным опытам своего кишинёвского приятеля. Когда в 1831 году была напечатана повесть Вельтмана «Странник» (надо сказать, форма этой повести намного опередила своё время), то Пушкин отозвался о ней так: «В этой несколько вычурной болтовне чувствуется настоящий талант». Тридцатилетний отставной подполковник был в Москве одним из тех, кто среди первых поздравил Пушкина с женитьбой. Не оставшись перед поэтом в долгу, он сделал его красавице жене комплимент: «Воплощённая поэзия» …
Вообще, тот 1831 год в Москве оказался для Вельтмана-литератора очень удачным: помимо повести «Странник», свет также увидели его повести-поэмы «Беглец» и «Муромские леса». В своих произведениях — действительно, немного «вычурных» — Вельтман отдаёт дань модному в то время романтизму, игре воображения, а их форма часто следует фольклорной традиции. Так вот, именно в «Муромских лесах» герой повести по имени Буривор просит разбойников спеть песню, и разбойники те поют — вот какую песню они там поют
Что отуманилась, зоренька ясная,
Пала на землю росой?
Что ты задумалась, девушка красная,
Очи блеснули слезой?
Жаль мне покинуть тебя, черноокую!
Певень ударил крылом,
Крикнул. Уж полночь. Дай чару глубокую,
Вспень поскорее вином!
Время. Веди мне коня ты любимого,
Крепче держи под уздцы!
Едут с товарами в путь из Касимова
Муромским лесом купцы!
Есть для тебя у них кофточка шитая,
Шубка на лисьем меху!
Будешь ходить ты вся златом облитая,
Спать на лебяжьем пуху!
Много за душу свою одинокую,
Много нарядов куплю!
Я ль виноват, что тебя, черноокую,
Больше, чем душу, люблю!
Приведённые выше стихи Вельтмана, несомненно, имеют самостоятельную ценность. Практически сразу же, буквально через год после опубликования «Муромских лесов», стихи эти были положены на музыку — и даже не одним, а по крайней мере семью композиторами, среди которых мы видим такие имена, как Алябьев и Варламов (его вариант является наиболее распространённым). И очень-очень скоро романс «Что затуманилась, зоренька ясная» стал чрезвычайно популярен — этому имеются многочисленные свидетельства. Да и впоследствии романс этот охотно включали в свой репертуар многие известные певцы, он многократно переиздавался, став, по существу, очень известным классическим произведением.
Отшлифованный бесчисленными исполнителями, текст романса, в принципе, не слишком отличается от стихотворения Вельтмана, разве что вместо «отуманилась» удобнее петь «затуманилась», а вместо «певень» — «петел» (ещё одно старинное и редкое в русском языке слово со значением «петух» и с тем же самым общеславянским корнем, от которого произошёл и глагол «петь»; оно и теперь ещё в ходу в болгарском языке и в славянских языках на Балканах). Единственное существенное отличие от вельтмановского текста можно увидеть лишь в самом последнем куплете:
Александр Фомич Вельтман скончался в Москве в начале 1870 года, лишь немного не дожив до семидесяти лет. Помимо литературы, Вельтман увлекался также этнографией, археологией, историей (с 1852 года он был директором Оружейной палаты Московского Кремля). Его образ жизни русский историк и литератор Михаил Погодин описал такими словами:
Он принадлежит к числу тех московских типических тружеников, которые работают с утра до вечера в своём кабинете, никуда и никогда почти не выходят из дому, кроме случайных необходимостей, не знают никаких на свете удовольствий и всецело преданы своему делу. Подражателей им желать бесполезно, ибо могут ли найтись охотники корпеть над письменным столом или за книгами часов по 15-ти в день.
После его смерти многие его литературные произведения были постепенно позабыты, и интерес к ним возродился лишь столетие спустя — главным образом, у историков литературы.
Единственным исключением является «Что затуманилась, зоренька ясная». Популярность этого произведения в XIX веке лишь возрастала: в сущности, уже к 1870 году романс на стихи Вельтмана перешёл в категорию так называемых «народных» и «старинных».
LiveInternetLiveInternet
—Рубрики
—Поиск по дневнику
—Подписка по e-mail
—Интересы
—Постоянные читатели
—Сообщества
—Трансляции
—Статистика
*История романса «Что затуманилась зоренька ясная. «.*
История романса «Что oтуманилась, зоренька ясная…»
Начало… Знать бы, где оно, это начало… Почти два столетия назад, в 1831 году, вышел в отставку и поселился в Москве некий русский подполковник по фамилии Вельтман. Всего на год моложе Пушкина, военный топограф Александр Вельтман (его фамилия имеет шведские корни) познакомился и даже подружился со своим великим ровесником в Кишинёве: в начале 20-х годов Пушкин был там в ссылке, а Вельтман — в служебной командировке. Оригинальное, нестандартное мышление Вельтмана привлекали Пушкина; во всяком случае, они были на «ты».
В те времена многие образованные дворяне баловались литературой. Не стал исключением и молодой Александр Вельтман. Пушкин довольно неплохо относился к первым литературным опытам своего кишинёвского приятеля. Когда в 1831 году была напечатана повесть Вельтмана «Странник» (надо сказать, форма этой повести намного опередила своё время), то Пушкин отозвался о ней так: «В этой несколько вычурной болтовне чувствуется настоящий талант». Тридцатилетний отставной подполковник был в Москве одним из тех, кто среди первых поздравил Пушкина с женитьбой. Не оставшись перед поэтом в долгу, он сделал его красавице жене комплимент: «Воплощённая поэзия» …
Вообще, тот 1831 год в Москве оказался для Вельтмана-литератора очень удачным: помимо повести «Странник», свет также увидели его повести-поэмы «Беглец» и «Муромские леса». В своих произведениях — действительно, немного «вычурных» — Вельтман отдаёт дань модному в то время романтизму, игре воображения, а их форма часто следует фольклорной традиции. Так вот, именно в «Муромских лесах» герой повести по имени Буривор просит разбойников спеть песню, и разбойники те поют — вот какую песню они там поют
Что отуманилась, зоренька ясная,
Пала на землю росой?
Что ты задумалась, девушка красная,
Очи блеснули слезой?
Жаль мне покинуть тебя, черноокую!
Певень ударил крылом,
Крикнул. Уж полночь. Дай чару глубокую,
Вспень поскорее вином!
Время. Веди мне коня ты любимого,
Крепче держи под уздцы!
Едут с товарами в путь из Касимова
Муромским лесом купцы!
Есть для тебя у них кофточка шитая,
Шубка на лисьем меху!
Будешь ходить ты вся златом облитая,
Спать на лебяжьем пуху!
Много за душу свою одинокую,
Много нарядов куплю!
Я ль виноват, что тебя, черноокую,
Больше, чем душу, люблю!
Приведённые выше стихи Вельтмана, несомненно, имеют самостоятельную ценность. Практически сразу же, буквально через год после опубликования «Муромских лесов», стихи эти были положены на музыку — и даже не одним, а по крайней мере семью композиторами, среди которых мы видим такие имена, как Алябьев и Варламов (его вариант является наиболее распространённым). И очень-очень скоро романс «Что затуманилась, зоренька ясная» стал чрезвычайно популярен — этому имеются многочисленные свидетельства. Да и впоследствии романс этот охотно включали в свой репертуар многие известные певцы, он многократно переиздавался, став, по существу, очень известным классическим произведением.
Отшлифованный бесчисленными исполнителями, текст романса, в принципе, не слишком отличается от стихотворения Вельтмана, разве что вместо «отуманилась» удобнее петь «затуманилась», а вместо «певень» — «петел» (ещё одно старинное и редкое в русском языке слово со значением «петух» и с тем же самым общеславянским корнем, от которого произошёл и глагол «петь»; оно и теперь ещё в ходу в болгарском языке и в славянских языках на Балканах). Единственное существенное отличие от вельтмановского текста можно увидеть лишь в самом последнем куплете:
Александр Фомич Вельтман скончался в Москве в начале 1870 года, лишь немного не дожив до семидесяти лет. Помимо литературы, Вельтман увлекался также этнографией, археологией, историей (с 1852 года он был директором Оружейной палаты Московского Кремля). Его образ жизни русский историк и литератор Михаил Погодин описал такими словами:
Он принадлежит к числу тех московских типических тружеников, которые работают с утра до вечера в своём кабинете, никуда и никогда почти не выходят из дому, кроме случайных необходимостей, не знают никаких на свете удовольствий и всецело преданы своему делу. Подражателей им желать бесполезно, ибо могут ли найтись охотники корпеть над письменным столом или за книгами часов по 15-ти в день.
После его смерти многие его литературные произведения были постепенно позабыты, и интерес к ним возродился лишь столетие спустя — главным образом, у историков литературы.
Единственным исключением является «Что затуманилась, зоренька ясная». Популярность этого произведения в XIX веке лишь возрастала: в сущности, уже к 1870 году романс на стихи Вельтмана перешёл в категорию так называемых «народных» и «старинных».
Что затуманилась, зоренька ясная (песня)
«Что затуманилась, зоренька ясная» («Песня разбойника», «Песня атамана») — известная русская песня.
Музыка послужила основой для украинской песни.
К стихам писали музыку и другие композиторы.
Содержание
[править] Стихи
Слова, хоть и с криминальной направленностью, но задушевные, как и положено разбойничьей песне.
Разбойниками, как правило, и становятся задушевные люди, обманутые в своих самых чистых намерениях. Традиция сохранилась до нашего времени: бомжами обычно являются обманутые люди — чаще всего горячо любящими родственниками.
[править] Музыка
В начале 1833 года там же, в Москве, А. Е. Варламов выпустил свой первый авторский сборник романсов и песен «Музыкальный альбом на 1833 год» [10] [12] (посвятив его своему начальнику и — одновременно — другу А. Н. Верстовскому), куда вошли девять произведений, в том числе и «Зоренька ясная» [13] (еще «Красный сарафан», «Ох, болит, да щемит», «Что это за сердце», «Не шумите, ветры буйные» и др.).
Кто был первым исполнителем песни, выяснить не удалось.
[править] Вариации
Песня оказалась столь популярной, что зажила собственной жизнью, изменяясь по воле исполнителя.
Песня стала действительно восприниматься как фольклор — разбойничья народная песня. В таком виде она вошла в пьесу «Черный ворон», записанную в октябре 1899 года [1] [16] (подробнее см. ЧЕРНЫЙ ВОРОН).
[править] На украинском языке
Случилось так, что песня стала восприниматься не только как русская народная, но и украинская народная. И у этого есть своя история.
Причем музыка Лысенко к серенаде из оперы так и осталась в опере, а текст лег на известный русский романс с мелодией А. Е. Варламова про «зореньку ясную».
Это была уже не разбойничья песня, а нежный лирический любовный романс — без всякой криминальной направленности (русский вариант — тоже нежный любовный романс, но — с криминальной направленностью).
ЗАГАДОЧНАЯ «НIЧ»
Для прослушивания музыкальных записей разрешите на этой странице работу Flash-плеера
Задумав написать о «народном» романсе «Hiч яка мiсячна», я рассчитывал управиться с этой работой очень быстро. Казалось: ну какие проблемы могут тут возникнуть? Ведь «Hiч» хорошо у нас знают и любят все поголовно, да её ж, наверное, испахали-изъездили вдоль и поперёк все кому не лень.
Уже самое начало работы показало, насколько это моё мнение было ошибочным. Очень скоро на возникавшие у меня недоумённые вопросы я перестал получать ответы из источников, имеющихся в Интернете. Чертыхаясь вполголоса, я решил тогда отступить от своего правила и поискать информацию в библиотеках. И вот тут я с ужасом обнаружил, что и в библиотеках — даже самых крупных в Москве библиотеках! — нужные мне (и, как думалось, совершенно обычные) источники либо просто отсутствуют, либо они «временно» недоступны.
Хорошо, подумал я. Раз «Hiч яка мiсячна» — песня украинская, то искать концы надо на Украине. Кое-какие концы, действительно, нашлись, но информацию пришлось собирать буквально по крупицам. Иногда у меня складывалось впечатление, что я задаю вопросы, например, не о классиках украинской литературы и музыки, а о каких-то подпольных писателях и композиторах — настолько мало сохранилось о них информации и настолько она была противоречива или недоступна. «В нашу гавань заходили корабли»…
В итоге получилось то, что получилось. Не совсем то, чего хотелось бы, но всё же… Но получить даже те скромные результаты, которые получить удалось, было бы совершенно невозможно без доброжелательной и активной помощи украинских искусствоведов — Ларисы Ивченко, заведующей отделом формирования музыкального фонда Национальной библиотеки Украины, и Роксаны Скорульской, директора дома-музея Н.В. Лысенко в Киеве. Я также очень признателен своим друзьям в Киеве, Санкт-Петербурге и Москве, поддержкой и помощью которых я постоянно и беззастенчиво пользовался.
Статья потребовала значительно больше усилий и времени, чем предполагалось вначале. Разделение её на три части является чисто формальным и обусловлено лишь её непомерным объёмом: это не три отдельные статьи, а три части единого целого.
1. Вторая жизнь «народного романса»
Эта прекрасная украинская песня словно бы вторую свою жизнь обрела после того, как на экраны вышел фильм Леонида Быкова «В бой идут одни «старики», фильм удивительный: добрый и немного сентиментальный — как, впрочем, и все фильмы Леонида Быкова. Вспомним один из заключительных эпизодов фильма. «Вторая поющая» эскадрилья исполняет песню «Hiч яка мiсячна»:
Песня эта отличается какой-то особенной элегантностью, вкусом и соразмерностью. Строго говоря, это скорее романс, нежели просто песня. Чаще всего её так и называют: «народный романс». А слова у неё чаще всего поются вот какие:
Нiч яка мiсячна, зоряна, ясная,
Видно, хоч голки збирай.
Вийди, коханая, працею зморена,
Хоч на хвилиночку в гай.
Сядемо вкупочцi тут пiд калиною —
I над панами я пан!
Глянь, моя рибонько: срiбною хвилею
Стелеться в полі туман.
Гай чарiвний, нiби променем всипаний,
Чи загадався, чи спить?
Ген на стрункiй та високiй осичинi
Листя пестливо тремтить.
Небо незмiряне, всипане зорями, —
Що то за божа краса!
Перлами ясними ген пiд тополями
Грає краплиста роса.
Ти не лякайся, що нiженьки босiї
Вмочиш в холодну росу:
Я ж тебе, рідная, аж до хатиноньки
Сам на руках однесу.
Ти не лякайся, що змерзнеш, лебедонько,
Тепло — нi вiтру, нi хмар.
Я пригорну тебе до свого серденька,
А воно ж палке, як жар.
В том фрагменте из кинофильма, который вы увидели, звучат первый и пятый куплеты. Между прочим, до сих пор нет единого мнения о том, кто её там поёт, какой певец. Казалось бы, чего проще: ведь многие из тех, кто принимал участие в съёмках, ещё живы, но… как бы там ни было — об имени исполнителя высказываются самые разные догадки: может быть, Николай Кондратюк? или же актёр Владимир Талашко, «спевший» эту песню в фильме.
Глупое положение, правда ведь? «У свечи всего темнее», согласно пословице. А ведь это только начало загадок, связанных с этой песней.
2. «Что затуманилась, зоренька ясная…»
Начало… Знать бы, где оно, это начало… Почти два столетия назад, в 1831 году, вышел в отставку и поселился в Москве некий русский подполковник по фамилии Вельтман. Всего на год моложе Пушкина, военный топограф Александр Вельтман (его фамилия имеет шведские корни) познакомился и даже подружился со своим великим ровесником в Кишинёве: в начале 20-х годов Пушкин был там в ссылке, а Вельтман — в служебной командировке. 
Оригинальное, нестандартное мышление Вельтмана привлекали Пушкина; во всяком случае, они были на «ты».
В те времена многие образованные дворяне баловались литературой. Не стал исключением и молодой Александр Вельтман. Пушкин довольно неплохо относился к первым литературным опытам своего кишинёвского приятеля. Когда в 1831 году была напечатана повесть Вельтмана «Странник» (надо сказать, форма этой повести намного опередила своё время), то Пушкин отозвался о ней так: «В этой несколько вычурной болтовне чувствуется настоящий талант». Тридцатилетний отставной подполковник был в Москве одним из тех, кто среди первых поздравил Пушкина с женитьбой. Не оставшись перед поэтом в долгу, он сделал его красавице жене комплимент: «Воплощённая поэзия»…
Вообще, тот 1831 год в Москве оказался для Вельтмана-литератора очень удачным: помимо повести «Странник», свет также увидели его повести-поэмы «Беглец» и «Муромские леса». В своих произведениях — действительно, немного «вычурных» — Вельтман отдаёт дань модному в то время романтизму, игре воображения, а их форма часто следует фольклорной традиции. Так вот, именно в «Муромских лесах» герой повести по имени Буривор просит разбойников спеть песню, и разбойники те поют — вот какую песню они там поют (источник):
Что отуманилась, зоренька ясная,
Пала на землю росой?
Что ты задумалась, девушка красная,
Очи блеснули слезой?Жаль мне покинуть тебя, черноокую!
Певень ударил крылом,
Крикнул. Уж полночь. Дай чару глубокую,
Вспень поскорее вином!Время. Веди мне коня ты любимого,
Крепче держи под уздцы!
Едут с товарами в путь из Касимова
Муромским лесом купцы!Есть для тебя у них кофточка шитая,
Шубка на лисьем меху!
Будешь ходить ты вся златом облитая,
Спать на лебяжьем пуху!
Много за душу свою одинокую,
Много нарядов куплю!
Я ль виноват, что тебя, черноокую,
Больше, чем душу, люблю!
Слово «пeвень», с ударением на первом слоге, — означает «петух». В современных толковых словарях русского языка оно непременно сопровождается пометками «местное, устаревшее, областное». Собственно, и в XIX веке оно уже было таковым: В.И. Даль относительно него делает пометку: «новорос., малорос». Зато в украинском («пiвень») и в белорусском («певень») это слово и теперь ещё является совершенно обычным. Корень слова «певень» — тот же, что и в слове «певец»: тот, кто поёт.
Приведённые выше стихи Вельтмана, несомненно, имеют самостоятельную ценность. Практически сразу же, буквально через год после опубликования «Муромских лесов», стихи эти были положены на музыку — и даже не одним, а по крайней мере семью композиторами, среди которых мы видим такие имена, как Алябьев и Варламов (его вариант является наиболее распространённым). И очень-очень скоро романс «Что затуманилась, зоренька ясная» стал чрезвычайно популярен — этому имеются многочисленные свидетельства. Да и впоследствии романс этот охотно включали в свой репертуар многие известные певцы, он многократно переиздавался, став, по существу, очень известным классическим произведением.
Отшлифованный бесчисленными исполнителями, текст романса, в принципе, не слишком отличается от стихотворения Вельтмана, разве что вместо «отуманилась» удобнее петь «затуманилась», а вместо «певень» появилось «петел» (ещё одно старинное и редкое в русском языке слово со значением «петух» и с тем же самым общеславянским корнем, от которого произошёл и глагол «петь»; оно и теперь ещё в ходу в болгарском языке и в славянских языках на Балканах). Единственное существенное отличие от вельтмановского текста можно увидеть лишь в самом последнем куплете:
| Много за душу твою одинокую, Много я душ загублю… |
— за душу «твою», а не «свою», как то было у Александра Вельтмана. Впрочем, такого варианта текста придерживаются далеко не все исполнители. Как это ни странно, но в наши дни можно отыскать не так уж и много записей романса «Что затуманилась, зоренька ясная». Послушайте его в исполнении Дмитрия Хворостовского и Санкт-Петербургского камерного хора:
Александр Фомич Вельтман скончался в Москве в начале 1870 года, лишь немного не дожив до семидесяти лет. Помимо литературы, Вельтман увлекался также этнографией, археологией, историей (с 1852 года он был директором Оружейной палаты Московского Кремля). Его образ жизни русский историк и литератор Михаил Погодин описал такими словами:
Он принадлежит к числу тех московских типических тружеников, которые работают с утра до вечера в своём кабинете, никуда и никогда почти не выходят из дому, кроме случайных необходимостей, не знают никаких на свете удовольствий и всецело преданы своему делу. Подражателей им желать бесполезно, ибо могут ли найтись охотники корпеть над письменным столом или за книгами часов по 15-ти в день.
После его смерти многие его литературные произведения были постепенно позабыты, и интерес к ним возродился лишь столетие спустя — главным образом, у историков литературы.
Единственным исключением является «Что затуманилась, зоренька ясная». Популярность этого произведения в XIX веке лишь возрастала: в сущности, уже к 1870 году романс на стихи Вельтмана перешёл в категорию так называемых «народных» и «старинных».
3. Серенада Левко
В том же самом 1831 году, когда в Москве были опубликованы «Муромские леса» Вельтмана, вышла из печати и первая часть первого значительного произведения Гоголя — цикла его «украинских» рассказов (или маленьких повестей) под общим названием «Вечера на хуторе близ Диканьки». Рассказ «Майская ночь, или Утопленница» — как раз из первой части цикла — начинается так:
Звонкая песня лилась рекою по улицам села. Было то время, когда утомлённые дневными трудами и заботами парубки и девушки шумно собирались в кружок, в блеске чистого вечера, выливать своё веселье в звуки, всегда неразлучные с унынием. И задумавшийся вечер мечтательно обнимал синее небо, превращая всё в неопределенность и даль. Уже и сумерки; а песни всё не утихали. С бандурою в руках пробирался ускользнувший от песельников молодой козак Левко, сын сельского головы. На козаке решетиловская шапка. Козак идёт по улице, бренчит рукою по струнам и подплясывает. Вот он тихо остановился перед дверью хаты, уставленной невысокими вишневыми деревьями. Чья же это хата? Чья это дверь? Немного помолчавши, заиграл он и запел:
Сонце низенько, вечір близенько,
Вийди до мене, моє серденько!
— Нет, видно, крепко заснула моя ясноокая красавица! — сказал козак, окончивши песню и приближаясь к окну. — Галю! Галю! ты спишь или не хочешь ко мне выйти? Ты боишься, верно, чтобы нас кто не увидел, или не хочешь, может быть, показать белое личико на холод! Не бойся: никого нет. Вечер тепел. Но если бы и показался кто, я прикрою тебя свиткою, обмотаю своим поясом, закрою руками тебя — и никто нас не увидит. Но если бы и повеяло холодом, я прижму тебя поближе к сердцу, отогрею поцелуями, надену шапку свою на твои беленькие ножки. Сердце моё, рыбка моя, ожерелье! выгляни на миг. Просунь сквозь окошечко хоть белую ручку свою…
Чтоб читатель представлял себе, какую именно песню распевал у Гоголя под окнами своей Гали молодой козак Левко Макогоненко, послушаем «Сонце низенько, вечір близенько» в замечательном исполнении Ивана Козловского:
Между прочим, это не единственная песня, упомянутая Гоголем в рассказе «Майская ночь, или Утопленница». Чуть далее мы встречаем там и ещё одну украинскую народную песню, «Ой, ти, місяцю, мій місяченьку», которую тоже поёт Левко (кстати говоря, это старое и очень распространённое украинское имя произносится с ударением на последнем слоге — Левкo).
В самом начале 1880-х годов, оставив на время работу над оперой «Тарас Бульба», к сюжету рассказа Гоголя обратился выдающийся украинский композитор Николай Витальевич Лысенко. Вслед за своим учителем Римским-Корсаковым, написавшим в 1879 году «Майскую ночь», Николай Лысенко решил сделать на том же литературном материале оперу «Утопленница» (по-украински — «Утоплена»). Либретто для будущей оперы композитор попросил написать своего троюродного брата Михаила Петровича Старицкого, известного украинского поэта и драматурга (если кто помнит: фильм «За двумя зайцами» с молодым Олегом Борисовым в главной роли — он ведь был сделан по пьесе Старицкого).
Несколько слов надо сказать о том, какое место в жизни Николая Лысенко занимал Михаил Старицкий и кем был для Старицкого сам Лысенко. Эти два человека не просто состояли в родстве (а Старицкий, к тому же, был ещё и шурином Лысенко) — вовсе нет! Рано оставшись сиротой, Старицкий с детства воспитывался в семье Лысенко. Михайло и Микола всегда были закадычными друзьями, и каждый из них знал о другом всё. Позднее, уже в 1903 году, Михаил Старицкий писал так:
… В нашей детской дружбе всё было общее: и радость, и горе, и делились мы каждой мыслью, каждым настроением, не скрывая друг от друга ничего. С университета (сначала харьковского, а потом киевского) мы идём почти неразлучно по жизненному пути… Отрочество, молодость и годы зрелости брата моего Николая Витальевича протекли при мне, и не только внешняя сторона его жизни, но и внутренняя — мне так же близка и известна, как и своя собственная…
Эти два человека более полувека прошли вместе, рука об руку. Вместе они начинали свои пути в искусстве, вместе становились признанными мастерами, вместе обсуждали свои творческие задумки и жизненные планы, вместе собирали и записывали украинские народные песни (сотни песен!) — и каждый из них в своём деле дополнял другого. К большинству спектаклей по пьесам Старицкого музыку писал Лысенко, почти все свои оперы Лысенко создавал на основе либретто, написанных Старицким. Ниже вы видите их портреты: Михаил Старицкий слева, а справа — Николай Лысенко.
Снова предоставим слово Михаилу Петровичу Старицкому (под названием «К биографии Н.В. Лысенко» эти его воспоминания впервые были опубликованы в журнале «Киевская старина» в 1903 году, к рамках праздновавшегося тогда 35-летнего юбилея творческой деятельности Николая Лысенко; здесь они цитируются по отдельному оттиску, изданному в 1904 году — за год до смерти их автора):
… Лысенко оставил на время «Тараса», исполнение которого требовало серьёзных оперных сил, а стал писать для народившейся труппы в более лёгкой форме комическую оперу «Утоплену», для которой либретто я немедленно написал по Гоголю. К осени уже эта опера была готова…
Либретто Старицкого начинается со следующих строк, исполняемых в опере мужским хором:
| Туман хвилями лягає По степу нiмому, Гей, вже сонечко сiдає, Час i нам додому… |
Далее, согласно либретто Михаила Старицкого, молодой козак Левко, вызывая свою Галю на улицу, поёт под её окнами серенаду. Вот какую серенаду вложил Старицкий в уста Левко:
Да, а чем всё же закончилась история с тем «хоть единым лобзаньем за наш сердечный мадригал»? На текст Миши Старицкого юным Миколой Лысенко была написана музыка — музыка «восхитительная (так мне казалось), полная и нежной тоски, и томного очарования, и даже безумной страсти». Это было второе его музыкальное произведение после написанной лет за пять до этого польки. Прелестница Теклюня пришла в совершеннейший восторг и от самого романса, и от пения Михаила. Она даже позволила братьям — обоим одновременно — поцеловать свои ручки и обещала им устроить назавтра пикник и гулянку… но — на рассвете за ребятами примчался гонец с грозной запиской от отца Лысенко: возвращаться немедля… И всё. И никакой Теклюни больше и не было…