Что относится к механизму сближения национальных правовых систем
Механизм сближения национальных правовых систем на основе международных договоров
Действующие единые и единообразные нормы демонстрируют многовариантность форм, в которых может осуществляться сближение национальных правовых систем. По сути дела, при этом используются все известные международному праву формы согласования воль государств (интегральные конвенции, договоры по гармонизации, обычаи, единые акты, единообразные и модельные законы, основы законодательства, рекомендации международных организаций, решения судебных органов, своды единообразных правил).
Достаточно часто при подготовке текстов договоров разработчики вполне осознанно шли на выработку узких унификационных соглашений. Складывавшаяся в связи с этим ситуация позволяла некоторым специалистам вести речь о «лоскутном» характере унификации. В последнее время наметилась иная тенденция: приоритет отдается подготовке комплексных соглашений, направленных на регулирование достаточно широкой сферы межгосударственного взаимодействия.
Международный договор является наиболее распространенной формой, при помощи которой закрепляются результаты работ по выработке единых и единообразных норм. На практике было выработано несколько разновидностей таких соглашений.
Первоначально распространение получили международные договоры с приложением в виде единообразного закона, который каждое из присоединяющихся к договору государств должно включить в систему своего национального законодательства в виде отдельного нормативного акта. В результате в правовых системах определенного числа государств появляются идентичные правовые нормы. Включаемые в систему национального права единообразные законы должны толковаться и применяться как составная часть национальной правовой системы, что приводит к существенным расхождениям при их осуществлении и интерпретации.
Основным средством сближения национального права стали «интегральные» конвенции, в которых унифицированные нормы входят в текст самого соглашения. Преимущества интегральной конвенции как формы унификации предопределены тем, что в них устанавливаются самоисполнимые нормы, предназначенные для применения в правовых системах участников договора, которые принимают на себя обязательство обеспечить их действие в пределах своей юрисдикции. Важно, что при этом устанавливаются не единообразные нормы национального права, а единая норма, которая включается в правовые системы присоединившихся к государств, не утрачивая при этом качеств международно-правовой нормы. Интегральные конвенции позволяют обеспечить высокую степень единства правового регулирования, поскольку содержащиеся в них унифицированные нормы рассчитаны на прямое применение. Это позволяет государствам — участникам интегральной конвенции для приведения унифицированных норм в действие ограничиться их санкционированием. Трудности в осуществлении договорной унификации позволяют некоторым специалистам утверждать, что договорные методы унификации малоэффективны, поскольку не дают быстрых результатов. Выработка правовых решений, которые устраивали бы различные государства и, соответственно, подходили бы для различных правовых систем, с неизбежностью придает унификационным соглашениям компромиссный характер. В литературе отмечается, что компромиссы существенно снижают унифицирующий эффект соответствующих соглашений.
КОНВЕРГЕНЦИЯ: ПРАВОВОЙ И МЕЖДУНАРОДНО-ПРАВОВОЙ ПОДХОДЫ К ОПРЕДЕЛЕНИЮ
Сегодня, в период глобализации, существует острая необходимость в осмыслении противоречий, возникших в результате появления новых и смешения старых социальных форм. Все более очевиден тот факт, что процессы сближения и смешения будут углубляться, хотим мы этого или нет. Эти процессы, по мнению автора, являются совершенно естественными и требуют взвешенного и точного правового регулирования и правового анализа. Именно в результате правовой конвергенции в правовых системах государств появляются черты общности, что позволяет видеть в них некое «одно целое». Автор рассматривает категорию «конвергенция» через призму международного права, заостряя внимание на том, что сближение национальных правовых систем связано прежде всего с функционированием особых международно-правовых механизмов. Конвергенция имеет тысячелетнюю историю и наиболее отчетливо прослеживается на примере ассимиляции различных национальных правовых систем, происходившей на двух правовых фундаментах – римское право и обычное право. Автор в опоре на предложенные в науке трактовки понятия конвергенции формулирует собственное его определение с точки зрения международного права: это процесс сближения национальных правовых систем, связанный с деятельностью правосоздающих субъектов в международном праве, проходящий на универсальном и региональном, многостороннем и двустороннем уровнях с использованием специфичных правовых универсализирующих методов и в разных формах, нацеленный на достижение единства и единообразия правового регулирования.
Сложно не согласиться с утверждением, что вся история человечества – это история слияний и объединений. Подтверждает эту идею тот исторический факт, что 1500 лет до н. э. на планете существовало примерно 600 тыс. автономных образований. В настоящее время число первичных, суверенных субъектов международного права достигает 200. Социальная сущность и природа человека ведут, подталкивают его к таким формам объединений, как группа, семья, общество и даже государство. Именно поэтому политико-правовые конструкции, созданные человеком, взаимодействуют и сближаются, более того, они наделяются характеристиками самого человека. При этом взаимодействие таких конструкций, к которым относятся и правовые системы, в современном мире можно представить как «заимствование государствами правовых институтов, идеалов и образов, результатом которого является нивелирование различий между национальными правовыми системами»[1].
Одни и те же социальные, правовые проблемы «одинаково или в значительной мере сходно решаются во всех развитых правовых системах мира». Это и позволяет говорить о «презумпции идентичности» (presumptio similitudinis) в праве[2].
Созданные человеком правовые регуляторы, взаимодействуя, сближаются, и для определения этих процессов сформировалась «целая гамма понятий и обозначающих их терминов: «правовая аккультурация», «правовая глобализация», «правовая рецепция» и др. Все названные понятия в той или иной степени характеризуют взаимодействие правовых систем, однако всех нюансов различных правовых взаимосвязей они не отражают. Поэтому в научный оборот вливается такое новое понятие, обогащающее теорию взаимодействия правовых систем, как «юридическая (правовая) конвергенция»[3].
Термин «конвергенция» происходит от латинского слова «convergere»[4], что в общем смысле означает «сближение» и «стремление к сближению». «Конвергенция» является полисистемным термином и используется во многих отраслях науки: в математике, экономике, биологии, химии, литературоведении и непосредственно в правовой науке. Определение, данное конвергенции в одном из англоязычных энциклопедических словарей, подчеркивает эту полисистемность, многоплановость и многозначность: конвергенция – это акт, состояние, качество или факт сближения[5].
Интересное определение понятию конвергенции дано в биологии (и насколько оно близко по сути к правовому): это схождение признаков в процессе эволюции неблизкородственных групп организмов, приобретение ими сходного строения в результате существования в сходных условиях и одинаково направленного естественного отбора[6]. В общественных науках конвергенция – это концепция, в соответствии с которой определяющей особенностью современного развития общества является сближение противоположных социально-политических систем[7].
По мнению А. Е. Чучин-Русова, конвергенция, под которой прежде всего понималось сближение различных политических, экономических, социальных, философских и – в более широком смысле – культурных систем, обрела статус концепции (теории) в разгар «холодной войны» между Востоком (странами коммунистического блока) и Западом (странами капиталистического блока)[8]. Появившаяся в годы идеологического противостояния двух общественно-политических систем, эта теория разрабатывалась рядом западных социологов, философов, экономистов и политологов: У. Ростоу, Дж. Гэлбрейтом, Б. Расселом, П. Сорокиным, Я. Тинбергеном и др[9].
Впоследствии на конвергенцию обратили свой научный взор правоведы. В одной из работ С. С. Алексеев пришел к выводу, что сближение – это внешнее проявление преобразующих мир права глубоких процессов, которые могут быть названы правовой конвергенцией. Последняя как бы «собирает вместе», интегрирует, зачастую в специфических, модернизированных формах, достоинства основных мировых юридических систем. Ученый отмечал, что развитие правовых систем идет хотя и с различными вариациями, но все же в одном направлении.
Таким образом, С. С. Алексеев определил правовую конвергенцию как развитие правовых систем в одном направлении, вследствие чего происходят взаимное обогащение права в различных пределах и в конечном счете своеобразная интеграция в праве, при которой соединяются в единые правовые образования, в целостные юридические конструкции преимущества и достижения различных сфер права, разных систем. Именно в результате правовой конвергенции (интеграции) в правовых системах демократически развитых стран появляются черты общности, своего рода «новой однотипности», что и позволяет рассматривать их «вместе», видеть в них «одно целое» и с юридической стороны; при этом в своем единстве они образуют «право цивилизованных народов»[10].
Ю. А. Клочкова предлагает рассматривать конвергенцию как процесс взаимодействия и сближения элементов механизма правового регулирования, принадлежащих различным национальным правовым системам. В ходе конвергенции происходят заметная трансформация национального права, модернизация правотворческого и правоприменительных процессов. По мнению Ю. А. Клочковой, конвергенция права – это в полной мере закономерное явление, имеющее место на самых разных исторических этапах, в разных регионах мира, хотя современная глобализация стимулирует конвергенцию права[11].
С точки зрения А. Ю. Мордовцева, конвергенция права – это поливекторный процесс сближения и взаимопроникновения отдельных компонентов разных национальных правовых систем на основе глобальных социокультурных, политических и экономических факторов, универсальных правовых принципов и стандартов, а также специфики их реализации во внутригосударственных правовых отношениях, результатом которого являются интернационализация и унификация механизма правового регулирования общественных отношений[12].
Фрагментарные упоминания о процессах правовой конвергенции можно встретить в научной литературе, посвященной отдельным отраслям права[13]. Например, О. В. Грачев трактует правовую конвергенцию как результат взаимодействия национального права отдельных государств, выражающийся в сближении, повышении степени их правовой и организационной унификации в сфере таможенной интеграции[14].
Интересен тот факт, что некоторые участники отечественного научного сообщества переносят интерес к международно-правовым аспектам конвергенции в образовательное пространство. Например, на юридическом факультете Санкт-Петербургского государственного университета С. В. Бахин для «изучения современных проблем униформизма в праве» разработал учебную дисциплину «Международно-правовые проблемы сближения национальных правовых систем»[15].
Наиболее целостно и синтетически к определению термина «правовая конвергенция» подошла О. Д. Третьякова. По ее убеждению, это процесс взаимодействия между элементами внутри системы права, между правом и иными регуляторами отношений в обществе, а также между правовыми системами различных государств, характеризующийся сближением, увеличением количества связей между элементами сближающихся объектов и степенью согласованности воздействия этих элементов на общественные отношения[16].
Семантически правовая конвергенция связана с такими категориями, как «правовая аккультурация» и «правовая рецепция». Аккультурация в самом общем виде есть результат прямых и длительных контактов народов, групп и отдельных людей с другой культурой, приводящих к заметным изменениям в культуре-оригинале. Причем речь здесь идет не о заимствованиях (рецепции), а о целенаправленном изменении внешними силами культуры-оригинала[17].
Н. Рулан определяет правовую аккультурацию как глобальную трансформацию, которой подвергается одна правовая система в результате контакта с другой. Этот процесс предполагает использование различных по природе и силе воздействия средств принуждения[18].
Л. В. Сокольская полагает, что правовая аккультурация есть продолжительный контакт правовых культур различных социумов, использующий в зависимости от исторических условий разнообразные методы и способы воздействия; его необходимым результатом являются изменение первоначальных структур контактируемых культур и формирование единого правового пространства[19].
Сам термин «аккультурация» представляется нам в первую очередь социологическим, культурологическим, нежели правовым. Хотя бесспорно, что «культура» и «право» в самом общем виде – взаимосвязанные категории. Кроме того, аккультурация – это взаимовлияние, но не сближение, чем, по сути, является конвергенция. Последнюю можно рассматривать как более широкую в смысловом плане категорию, включающую в себя аккультурацию. Если придать аккультурации правовой оттенок, то можно утверждать, что она предтеча конвергенции. Нахождение более точных взаимосвязей между аккультурацией и конвергенцией уводит исследование от права в сторону истории и культурологии, поэтому более нет смысла останавливаться на этом вопросе. Что касается рецепции, то многие ученые считают ее разновидностью аккультурации. Фрагментарное заимствование является по своей сути аккультурацией, а глобальное, происходящее в универсальном масштабе – рецепцией[20].
Несмотря на различие научных направлений и процессов, скрывающихся за словом «конвергенция», они имеют одну суть – сближение. Представляется, что термин «конвергенция» в лингвистическом аспекте более научный и благозвучный, нежели термин «сближение», поэтому его применение, по нашему мнению, более оправданно. Кроме того, «сближение» – более субъективная категория, «заточенная» под активную деятельность определенных субъектов (например, о многом говорит устоявшееся словосочетание «сближение законодательства»). Конвергенция в этом плане более объективна и более широка по своему содержанию, она включает в себя множество других аспектов, связанных не только с правосоздающими процессами.
Рассмотрим категорию «конвергенция» через призму международного права. Поскольку речь идет о сближении национальных правовых систем, то логично предположить, что такое сближение будет связано прежде всего с функционированием особых международно-правовых механизмов. Но станет ли конвергенция международно-правовой, даже если она будет использовать международно-правовые методы и формы? В этом смысле у нас нет оснований утверждать о существовании международно-правовой конвергенции. Само по себе международное право нельзя сблизить – оно и так является квинтэссенцией правового опыта государств и оно одно, несмотря на тенденции к фрагментации. Международное право само выступает средством сближения, но не себя, а национальных правовых систем. Мы можем вести речь о существовании конвергенционного эффекта (когда говорим об универсализации международно-правового регулирования, о таких явлениях, как унификация, гармонизация и интеграция в праве), который производит международное право с помощью специфических средств, присущих только ему.
Конвергенция – как глобальный процесс и как правовое явление – вне строгих рамок национального и международного права. Это категория общей теории права. В этом смысле ее можно сравнить с пронизывающим все материальное пространство эфиром, о котором говорят физики. Но у этой категории есть международно-правовые аспекты, связанные с использованием специфических – присущих только международному праву – методов и форм.
Правовая конвергенция – это длительный процесс. Такая длительность отчасти обусловлена различиями и противоречиями целей государств, к достижению которых они стремятся в конкретных обстоятельствах, а также сложностью выработки единых (единообразных) норм.
А. Ю. Мордовцев обратил внимание на глубинные исторические корни конвергенционных процессов в праве. По его мнению, начиная с Платона, выстраивались различные философемы, в которых содержание и смысл концепта «правовая конвергенция» рассматривались на интуитивном уровне. В частности, Платон в произведении «Законы» заложил философско-правовые основы интереса последующих европейских мыслителей к проблеме политико-правовой «смешанности», вопросу о природе, объективном или субъективном характере конвергенционных процессов на заре западной цивилизации[23].
Аристотель продвинулся еще дальше в понимании значимости конвергенционных процессов в праве. Его государственно-правовым идеалом, как известно, выступала смешанная модель организации публичной власти. «Государственный строй в его целом является не демократией и не олигархией, но средним между ними – тем, что называется политией… Итак, правильнее суждение тех, кто смешивает несколько видов, потому что тот государственный строй, который состоит в соединении многих видов, действительно является лучшим»[24].
Формирование национальных государств и правовых систем Западной Европы в период разложения Римской империи и много позже было тесно сопряжено с многоплановыми и поливекторными конвергенционными процессами, сближением и синтезом самых разных по своей природе, способам и формам нормообразования правовых систем. Христианство в тот период стало особой духовной основой конвергенционно-аккультуративных государственно-правовых процессов. Правовые нормы и институты самых разных христианских народов начали сближаться, происходил (пусть и медленно) их особый синтез, причем на основе нового для Европы христианского миропонимания и миросозерцания.
Первым же результатом правовой конвергенции в рамках этой социально-духовной (пронизанной библейскими заповедями, представлениями о Страшном суде и нормах христианской этики) парадигмы стала рецепция римского права, институты которого далеко не сразу вытеснили из западного регулятивного пространства феодальные нормы обычного права и нивелировали имеющиеся в эпоху раннего Средневековья стремления построить христианские государства по «апостолическому образцу».
В течение последующих столетий в западноевропейском политико-правовом пространстве шли активные конвергенционные процессы. Однако их результатом так и не стала некая «однородная» юрисдикция, происходило не слияние, а именно сближение разных правовых форм, что не осталось незамеченным исследователями XVIII–XIX вв. Например, Ш. Л. Монтескье создал оригинальное контекстное поле не только для теоретического, но и для практического осмысления процессов правовой конвергенции и дивергенции, а также их результатов. Он отмечал, что «благодаря итальянским ученым право Юстиниана проникло и во Францию, где раньше знали только Кодекс Феодосия, так как законы Юстиниана были составлены уже после водворения варваров в Галлии. Это право встретило некоторое противодействие; тем не менее оно удержалось вопреки отлучениям пап, покровительствовавшим своим канонам. Людовик Святой старался распространить уважение к нему с помощью сделанных по его распоряжению переводов книг Юстиниана…»[25]
Монтескье обратил внимание и со всей очевидностью показал, что функционал конвергенции права (как и политических систем) диалектичен и включает в себя регулятивную, новаторскую, инструментальную (меняет средства осуществления юридической практики), коммуникативную (создает новые нормативно-правовые условия взаимодействия субъектов правоотношений), прогностическую функции; в то же время конвергенционные процессы могут иметь дестабилизирующий и конфликтогенный характер, т. е. негативно влиять на сложившийся в конкретном государстве и обществе механизм поддержания правового порядка и сохранения режима законности.
Г. В. Ф. Гегель очевидно не усматривал в движении, сближении различных национальных правовых систем значимых для создания, например, единого западного правового пространства проявлений. Хотя некоторый конвергенционный правовой аспект он видел в колонизации, основной проблемой которой, по его мнению, была недооценка важности полноценной интеграции правового пространства колоний и метрополий. В частности, он писал: «В новейшее время колониям не предоставлялись такие же права, как населению метрополии; это привело к войнам и в конце концов к самостоятельности колоний, о чем свидетельствует история английских и испанских колоний»[26].
Непосредственно проблема сближения национальных правовых систем с помощью международно-правовых средств привлекала внимание исследователей еще в XIX в., когда началась разработка единых (единообразных) правовых норм, которые после их принятия заинтересованными государствами заменили бы различающиеся положения национального права[27]. На определенном этапе регулирования отдельных отношений рано или поздно возникает необходимость принятия единых правовых норм. Так, в 1968 г. была принята Конвенция о дорожных знаках и сигналах, которую государства подписывали, «признавая, что единообразие дорожных знаков, сигналов и обозначений и разметки дорог в международном плане необходимо для облегчения международного дорожного движения и повышения безопасности на дорогах»[28]. В данном случае мы имеем дело с конвергенцией в виде унификации.
Процессы правовой конвергенции изначально имели преимущественно внутригосударственную и экономическую природу. Правовая конвергенция, несмотря на свою интенсификацию в настоящее время, имеет исторические корни: например, унификация французского права после Французской революции (когда Кодекс Наполеона унифицировал гражданское право Франции, к тому времени разрозненное и состоящее из положений римского права, кутюмов и ордонансов), а также унификация немецкого права после основания Германского рейха в 1871 г.
По мнению Ю. Базедова, в конце второй половины XX в. в доктрине и законодательстве усилились национальные тенденции, характерные для XIX в., когда национальные правовые системы подвергались действию центростремительных сил. В результате стали появляться концепции и принципы, мало совместимые между собой и не отвечающие потребностям развития мирового общения. «В связи с тем, что государство и единство его внутреннего законодательства являются краеугольным камнем дальнейшего развития в области права, уже во второй половине XIX в. пришло четкое понимание необходимости унификации в определенных сферах человеческой деятельности»[29], которые в силу их трансграничной природы не способны эффективно регулироваться только нормами национального права, иногда существенно различающимися. Поэтому неудивительно, что первые международные договоры, перед которыми стояла цель сблизить конкретные сферы национально-правового регулирования, были заключены в сфере интеллектуальной собственности и транспорта более 150 лет назад, в период расцвета «правового национализма». Впоследствии методы конвергенции стали популярны в таких областях правового регулирования, как торговля, защита интеллектуальной собственности, перевозка и транспортная сфера (и это можно проследить на примерах заключения соответствующих договоров, в особенности в рамках Европейского региона).
Со временем международно-правовая конвергенция локализовалась и распространилась на группы взаимосвязанных или соседствующих государств. Это подтверждают такие образования, как Бенилюкс, Северный совет, Европейский союз, Совет Европы, СЭВ и образования в рамках Латиноамериканского экономического сотрудничества. Таким образом, методы конвергенции стали активно использоваться (в противовес государствам) самими международными организациями – межправительственными и даже неправительственными. Это прежде всего Международный институт унификации частного права УНИДРУА, основанный в 1926 г. под эгидой Лиги Наций, Комиссия ООН по праву международной торговли, а также такие более специализированные институты, как Международная организация гражданской авиации, Международная морская организация, Центральное управление международного железнодорожного транспорта. В этот перечень можно включить и Международную торговую палату и многочисленные ассоциации предпринимателей, достигших успеха в разработке стандартных условий и установленных форм контрактов, широко используемых в международной торговле.
Международные организации были и остаются центрами согласования воль и интересов государств. С их помощью международному праву проще оказывать конвергенционный эффект на национальное право. Ведь именно для обеспечения единства в подходах к решению проблем государства и создают международные организации. В этом заключена координационная суть международной правосубъектности организаций, суть, которая в настоящее время в редких случаях трансформируется в наднациональный характер юридической природы международных организаций (яркий пример – правопорядок Европейского союза). Таким образом, мы можем увидеть, как в рамках глобализационных процессов и процессов универсализации международно-правового регулирования конвергенция как правовое явление локализуется и конкретизируется в деятельности именно международных организаций.
Говоря о процессах конвергенции романо-германского и англосаксонского права, М. Н. Марченко предлагает выделять несколько групп факторов, способствующих или, наоборот, препятствующих их сближению. Так, в качестве первичных факторов, содействующих конвергенции романо-германского и англосаксонского права, следует рассматривать «все то общее – в виде однотипной экономики, социальной и политической структуры общества, однотипного государственного механизма, правовой культуры и других им подобных по своему характеру и своей потенциальной направленности компонентов, – что эти правовые семьи объединяет». В качестве первичных факторов, препятствующих сближению романо-германского и англосаксонского права, необходимо выделять все то особенное – в виде исторических и национальных традиций, обычаев, свойственных каждой правовой семье, и других им подобных явлений, институтов и учреждений, – что данные правовые семьи разъединяет. В целом же первичные факторы – это базис, который не только обусловливает сущность, внутреннее строение и содержание каждой из рассматриваемых правовых семей, но и предопределяет характер и тенденции развития отношений между ними, т. е. включает в себя особую эволюционно-функциональную составляющую. Вторичные факторы, естественно, производны от первичных, выражают, а точнее, «отражают заложенный в романо-германской и англосаксонской правовых семьях базисный потенциал, а также тенденции как к их сближению, так и к расхождению. Среди вторичных факторов – элементов, способствующих сближению рассматриваемых правовых семей, – следует выделить прежде всего такие, которые проявляются на региональном уровне взаимосвязи и взаимодействия романо-германского и англосаксонского права»[31].
По большому счету вся романо-германская семья образовалась благодаря унификации как законодательному методу, а англосаксонская – благодаря унификации судебных актов и действий. Именно последний метод выбрали норманны, столкнувшиеся с различными местными обычаями и методами судебного администрирования в Англии.
Переходя от частного – унификации – к общему – конвергенции, отметим, что в основе последней можно выделить два довольно прагматичных обстоятельства:
нахождение государств на примерно одинаковом уровне развития, на примерно равных цивилизационных ступенях. Необходимость и оправданность наличия такого соответствия обусловлены сложностью самого процесса правовой ассимиляции. При этом речь идет не просто о текстовом сходстве правовых регуляторов, но о чем-то большем, что требуется для истинной конвергенции, – об экономических, культурных и иных маркерах. Кроме того, Р. Грейвсон говорит также об эмоциональных и рациональных факторах этого процесса[32];
наличие воли к изменениям внутренней правовой системы государств. Причем воля исходит снизу – с национального уровня, а не сверху – с международного.
Национальная правовая конвергенция, в рамках которой происходит сближение национальных правовых систем без привлечения международно-правовых средств, – это также глобальный процесс, осуществляемый путем аккультурации, под которой понимается перенос элементов одной правовой системы в другую. Ярким примером национальной правовой конвергенции стала деисламизации права Турции, проводимая в начале 1920-х гг. В 1926 г. эта страна заимствовала с небольшими изъятиями нормы гражданского, уголовного, гражданско-процессуального и уголовно-процессуального кодексов стран континентальной Европы, что привело к вступлению Турции в романо-германскую правовую семью. Япония с начала 80-х гг. XIX в. и до начала XX в. заимствовала кодифицированные правовые акты Германии и Франции, что позволило сформировать в этой стране романо-германскую правовую систему.
Очевидно, что О. Д. Третьякова использует термин «правовая конвергенция» в общем смысле, выделяя следующие ее характеристики: 1) тесно связана с правовой глобализацией и правовой аккультурацией, но с ними не совпадает; 2) охватывает относительно длительный исторический период; 3) является результатом «сближения» национального права отдельных государств; 4) включает в себя системно-нормативный и ненормативно-стихийный уровни национального права отдельных государств; 5) в форме правовой аккультурации может развиваться «насильственным путем» («правовая экспансия») и добровольно (рецепция, заимствование); 6) осуществляется в рамках трех направлений: сближение на основе «универсальных» норм; сближение на основе парадигмальных норм; сближение на основе комплементарных норм[35]. По мнению исследователя, правовая конвергенция представляет собой процесс постепенного формирования унифицированных и гармонизированных правовых систем, с чем сложно не согласиться.
Такой подход дает О. Д. Третьяковой основание утверждать, что правовая конвергенция – это процесс и результат взаимодействия национального права отдельных государств, выражающийся в сближении, повышении степени их правовой когерентности на основе принципов глобальности, парадигмальности и комплементарности. Однако такой подход не учитывает международно-правовой природы конвергенции. Ведь национальные правопорядки взаимодействуют не сами по себе, а посредством специальных международно-правовых форм и методов.
С некоторыми оговорками можно согласиться с выделенными О. Д. Третьяковой принципами конвергенции. Например, принцип комплементарности правовых систем предполагает технико-юридическое соответствие механизма действия права структур двух или нескольких правовых систем, благодаря которому возможны образование между ними прямых государственно-правовых связей и осуществление межличностного взаимодействия. В качестве примера правовой комлементарности называют правовое конвергенционное взаимодействие в вопросах выдачи преступников (то, что в одной правовой системе признается преступлением, в другой таковым не является).
Принцип парадигмальности означает, что правовые системы «сближаются» на основе правовой аккультурации, причем чаще всего добровольного типа. Следовательно, правовая аккультурация – это один из способов «сближения» правовых систем, основанный на принципе подобия и следования более совершенным образцам (парадигмам) регулирования общественных отношений. Например, римское частное право является одной из основных парадигм современной и зарубежной цивилистики.
Принцип корреляции выступает как статистическая взаимосвязь двух или нескольких правовых систем или их отдельных элементов. При этом изменение одной правовой системы приводит к систематическому изменению другой. В качестве примера реализации данного принципа в юридических конвергенционных процессах можно назвать естественные права человека, которые носят транссистемный глобальный характер.
Учитывая представленные доктринальные подходы, можно дать следующее определение понятия правовой конвергенции с точки зрения международного права: это процесс сближения национальных правовых систем, связанный с деятельностью правосоздающих субъектов в международном праве, проходящий на универсальном и региональном, многостороннем и двустороннем уровнях с использованием специфичных правовых универсализирующих методов и в разных формах, нацеленный на достижение единства и единообразия правового регулирования.
В научном плане абсолютизировать международно-правовую конвергенцию было бы неправильно, поскольку она может породить негативные тенденции к юридической экспансии, поглощению и выхолащиванию национальных традиций правового регулирования и национальной самобытности правовой культуры, которые не всегда соответствуют национальным реалиям.
Еще в ХХ в. среди некоторых представителей западной правовой и политологической науки получила распространение идея «негативной конвергенции» (Г. Маркузе, Ю. Хабермас и др.), согласно которой различные по своей сути социально-экономические и политико-правовые системы заимствуют друг у друга не столько положительные, сколько отрицательные элементы. Показателен здесь пример концепции мультикультурализма, заложенной в правопорядке ООН и Совета Европы, концепции, которая сегодня дает явные сбои на национальном уровне, поскольку трансформируется туда поспешно и явно без учета национальных особенностей. Однако интересен тот факт, что концепция мультикультурализма доказала свою жизнеспособность в рамках правопорядка СССР, где мультикультурализм был реальностью, а не правовым идеалом.
В любом случае в авангарде конвергенционных правовых процессов находится международное право с его специальными средствами и методами. Конвергенция как правовая категория тесно связана с процессом расширения предмета международного права (круга отношений, им регулируемых), которое осуществляется в настоящее время в двух направлениях: 1) регламентация нормативной системой новых направлений межгосударственного сотрудничества; 2) глубокое проникновение регулирующего воздействия международно-правовых норм в сферу внутригосударственных отношений. В связи с этим наука выделяет множество путей взаимодействия национального и международного права и влияния последнего на правовую систему отдельного государства, в частности его законодательную базу (отсылка, рецепция, трансформация, имплементация, адаптация, легитимация).
Правовая конвергенция тесно переплетается с такими родственными правовыми явлениями, как глобализация, универсализация, фрагментация, наднациональность, суверенитет, интеграция, унификация и гармонизация. Зачастую некоторые ученые проводят аналогии между данными понятиями, размывают границы между ними, хотя их содержание имеет определенные различия.
[1] Клочкова Ю. А. Влияние современной конвергенции на политико-правовые институты: теоретико-методологический анализ правового и политического взаимодействия // История государства и права. 2012. № 13. С. 2.
[2] Цвайгерт К., Кётц Х. Введение в сравнительное правоведение в сфере частного права: Основы. М., 2000. Т. 1. С. 59.
[3] Гюльвердиев Р. Б. К вопросу об экспликации термина «юридическая конвергенция» // Юрид. техника. 2015. № 9. С. 220.
[4] Если быть более точным, то термин «convergere» является ново-латинским. Корневым здесь выступает слово «verger» – «склоняться», «стремиться».
[5] American Heritage Dictionary of the English Language. 5 th ed. Boston, 2016.
[6] Большая советская энциклопедия. М., 1969–1978.
[7] Попондопуло В. Ф. Система общественных отношений и их правовые формы (к вопросу о системе права) // Правоведение. 2002. № 4. С. 89.
[8] Чучин-Русов А. Е. Конвергенция культур. М., 1997. С. 25.
[9] Подробнее см.: Добреньков В. И., Кравченко А. И. История зарубежной социологии. М., 2004.
[10] Алексеев С. С. Собр. соч.: в 10 т. Т. 5: Линия права. Отдельные проблемы концепции. М., 2010. С. 514.
[11] Клочкова Ю. А. Конвергенционные правовые системы как результат современной глобализации // Гос. власть и местное самоуправление. 2001. № 4. С. 6–10.
[12] Мордовцев А. Ю., Мордовцева Т. В., Мамычев А. Ю. Конвергенция права: многообразие дискурсов // Социально-экономические и гуманитарно-философские проблемы современной науки. М.; Уфа; Ростов н/Д, 2015. С. 117.
[13] Коршунов Н. М. Конвергенция частного и публичного права: проблемы теории и практики. М., 2011. С. 23.
[14] Грачев О. В. О правовой конвергенции как механизме обеспечения экономической безопасности России в сфере таможенной интеграции // Юрид. мир. 2012. № 12. С. 39–42.
[15] Проблемы международно-правового сближения национальных правовых систем: рабочая программа учебной дисциплины. СПб., 2011. URL http://law.spbu.ru/Libraries/b908e1fa-6b2c-4fc1-8768-f0381bec99c9.sflb.ashx.
[16] Третьякова О. Д. Юридическая конвергенция: теория, технология, практика. М., 2011. С. 19.
[17] Ковлер А. И. Антропология права. М., 2002.
[18] Рулан Н. Юридическая антропология: учебник для вузов / пер. с фр.; отв. ред. С. Нерсесянц. М., 2000.
[19] Сокольская Л. В. Рецепция как историческая форма правовой аккультурации // Актуальные проблемы рос. права. 2014. № 1.
[20] Подробнее см.: Бехруз Х. Сравнительное правоведение: учеб. для вузов. М., 2008.
[21] Давид Р. Основные правовые системы современности. М., 1996. С. 18.
[22] Подробнее см.: Лазутин Л. А. Правовая помощь по уголовным делам как межотраслевой нормативный комплекс: моногр. / науч. ред. Г. В. Игнатенко. Екатеринбург, 2008.
[23] Мордовцев А. Ю., Мордовцева Т. В., Мамычев А. Ю. Указ. соч. С. 114.
[24] Аристотель. Соч.: в 4 т. / пер. и ред. А. И. Доватура. М., 1983. Т. 4.
[25] Монтескье Ш. Л. О духе законов / пер. А. Матешука. М., 1999.
[26] Гегель Г. В. Ф. Философия права / пер. Б. Г. Столпнера, М. И. Левиной, ред. и сост. Д. А. Керимов, В. С. Нерсесянц. М., 1990.
[27] Лунц Л. А. Курс международного частного права. Общая часть. М., 1973. С. 24.
[28] Конвенция о дорожном движении. Конвенция о дорожных знаках и сигналах. ООН. М., 1970. С. 55–117.
[29] Базедов Ю. Возрождение процесса унификации права. Европейское договорное право и его элементы // Государство и право. 2000. № 2.
[30] Graveson R. H. The International Unification of Law // The American Journal of Comparative Law. 1968. Vol. 16. № 1/2. P. 4–12.
[31] Марченко М. Н. Конвергенция романо-германского и англо-саксонского права: Открытые лекции Второго междунар. семинара «Сравнительное правоведение: современное состояние и перспективы развития. Киев; Симферополь, 2007.
[34] Третьякова О. Д. Стратегия правотворчества: юридическая конвергенция на региональном и глобальном уровнях правового регулирования // Юрид. техника. 2015. № 9. С. 77.
[35] Третьякова О. Д. Конвергенция в праве: юридическая экспансия: моногр. Киров, 2011.
[36] Баранов П. П. Философия права: наука и учебная дисциплина // Философия права как учебная и научная дисциплина: материалы всерос. науч.-практ. конф. Ростов н/Д,. 1999. С. 50–51.