Что описывается в памятниках древнерусской литературы относящихся к жанру житие
Житие как жанр литературы
Житие (биос (греч.), vita (лат.)) — жизнеописания святых. Житие создавалось после смерти святого, но не всегда после формальной канонизации. Для жития характерны строгие содержательные и структурные ограничения (канон, литературный этикет), сильно отличающий их от светских биографий. Изучением житий занимается наука агиография.
Христианская церковь с первых дней своего существования тщательно собирает сведения о жизни и деятельности её подвижников и сообщает их в общее назидание. «Жития святых» составляют едва ли не самый обширный отдел христ. литературы. Если не считать апокрифических Евангелий и сказаний об апостолах, в которых содержится немало детальных сведений о первых деятелях христианства, то первыми по времени «Жития святых» были сказания о мучениках. Ещё св. Климент, еп. Римский, во время первых гонений на христианство, поставил в различных округах Рима семь нотариев для ежедневной записи происходившего с христианами в местах казней, а также в темницах и судилищах. Другой епископ Рима, Фабиан (236—251), поручил это дело семи иподиаконам. Биограф св. Киприана упоминает о том, что имена мучеников, даже самого простого звания, с древнейших времен записывались церквами для чествования и памятования. Несмотря на то, что языческое правительство угрожало записывателям смертной казнью, записи продолжались во все время гонений на христианство.
При Домициане и Диоклетиане значительная часть записей погибла в огне, так что когда Евсевий († 340) предпринял составление полного собрания сказаний о древних мучениках, то не нашёл достаточного для того материала в литературе мученических актов, а должен был делать разыскания в архивах учреждений, производивших суд над мучениками. Сочинение Евсевия о мучениках вообще не сохранилось до нашего времени, но известно другое его сочинение: «Книга о палестинсках мучениках». От первых трёх веков дошло до нас ещё несколько «посланий» о мученичествах от одной церкви к другой. После Евсевия сказания о мученичествах собирал св. Маруфа, еп. Тагритский (ок. 410 г.), автор «Истории персидских мучеников». Монах бенедиктинского м-ря св. Германа близ Парижа, Узуард (ок. 876 г.), составил древнейший на Западе мартиролог («Usuardi martyrologium», изд. в Лувене, 1568, и Антверпене, 1714). Позднейшее, более полное собрание и критическое издание актов мучеников принадлежит бенедиктинцу Рюинарту: «Acta Martyrum sincera et selecta» (Пар. 1689; франц. перев. Drouet-de-Maupertoy).
Из новейших собраний заслуживают внимания: Zingerle, «Martyrer des Morgenla n des» (Йена, 1833) и Адальберта Мюллера, «Allgemeines Martyrologium» (1860). В русской литературе известны: священника В. Гурьева «Мученики воины» (1876); прот. П. Соловьева «Христианские мученики, пострадавшие на Востоке, по завоевании Константинополя турками» (перев. с новогреческого, СПб., 1862); «Сказания о мучениках христианских, чтимых православной церковию» (Казань, 1865). Наряду с этими сборниками более или менее подробных сказаний о мучениках, начиная с IV в., а может быть и ранее, получили развитие (особенно на Зап.) краткие мартирологи для употребления при богослужениях. В основу их положен мартиролог, ошибочно приписываемый бл. Иерониму (изд. д’Ашери в 1667 г., перепечатанный у Миня — «Patrologia», т. Ассемани, «Acta ss. martyrum orieutalium et occidentalium» (1748); Лагранж, «Choix des actes des martyrs d’ Orient» (Пар., 1852). Кроме общих, на Западе существуют ещё поместные мартирологи стран или народностей: африканский (Стеф. Мачелли), бельгийский (Молана), немецкий (Валассера), испанский (Салацара), английский (Вильсона), итальянский (Корнелия) и др.
Более обширна литература «Житий святых» второго рода — преподобных и других. Древнейший сборник таких сказаний — Дорофея, еп. Тирского (†362), — сказание о 70-ти апостолах. Из других особенно замечательны: «Жития честных монахов» патриарха александрийского Тимофея († 385 г.); затем следуют сборники Палладия, Лавсаик («Historia Lausaica, s. paradisus de vitis patrum»; подлинный текст в изд. Рената Лаврентия, «Historia ch r istiana veterum Patrum» 1582, а также в «Opera Maursii», Флоренция, 1746, т. VIII; есть и русский перевод, 1856); Феодорита Киррского (1458) — «Φιλόθεος ιστορία» (в названном изд. Рената, а также в полных собраниях сочинений Феодорита; в русск. переводе — в «Творениях св. Отцов», изд. Московской дух. академии и ранее отдельно); Иоанна Мосха (Λειμωνάριον, в «Vitae patrum» Росвейга, Антв., 1628, т. X; рус. изд. — «Лимонарь, сиречь цветник», М., 1859). На Западе главными писателями этого рода в патриотический период были Руфин Аквилейский («Vitae patrum s. historiae eremiticae»); Иоанн Кассиан («Collationes patrum in Scythia»); Григорий, еписк. Турский († 594), написавший ряд агиографических сочинений («Gloria martyrum», «Gloria confessorum», «Vitae patrum»), Григорий Двоеслов («Dialogi» — рус. перев. «Собеседование о Ж. италийских отцов» в «Православном собеседнике»; см. исследов. об этом А. Пономарева, СПб., 1884 г.) и др.
С IX в. в литературе «Жития святых» появилась новая черта — тенденциозное (нравоучительное, отчасти политически-общественное) направление, украшавшее рассказ о святом вымыслами фантазии. В ряду таких агиографов первое место занимает Симеон Метафраст, сановник Византийского двора, живший, по одним, в IX, по другим в Х или XII в. Он издал 681 г. « Жития святых», составляющие самый распространенный первоисточник для последующих писателей этого рода не только на Востоке, но и на Западе (Яков Ворагинский, архиеп. Генуэзский, † 1298 — «Legenda aurea sanctorum», и Пётр Наталибус, † 1382 — «Catalogus Sanctoru m «). Последующие издания принимают направление более критическое: Бонина Момбриция, «Legendarium s. acta sanctorum» (1474); Алоизия Липпомана, еп. Веронского, «Vitae sanctorum» (1551—1560); Лаврентия Сурия, кельнского картезианца, «Vitae sanctorum orientis et occidentis» (1564); Георгия Вицелла, «Hagiologium s. de sanctis ecclesiae»; Амвросия Флакка, «Fastorum sanctorum libri XII»;Рената Лаврентия де ля Барр — «Historia christiana veterum patrum»; Ц. Барония, «Annales ecclesiast.»; Росвейда — «Vitae patrum»; Радера, «Viridarium sanctorum ex minaeis graccis» (1604). Наконец выступает с своей деятельностью знаменитый антверпенский иезуит Болланд; в 1643 г. он издал в Антверпене 1-й том «Acta Sanctorum». В течение 130 лет болландистами было издано 49 томов, содержащих «Жития святых» с 1 января по 7 октября; к 1780 г. появилось ещё два тома. В 1788 г. институт болландистов был закрыт.
Спустя три года предприятие было снова возобновлено, и в 1794 г. появился ещё новый том. При завоевании Бельгии французами монастырь болландистов был продан, а сами они с своими коллекциями перешли в Вестфалию и после Реставрации издали ещё шесть томов. Последние работы значительно уступают в достоинстве трудам первых болландистов как по обширности эрудиции, так и вследствие отсутствия строгой критики. Упомянутый выше «Martyrologium» Мюллера представляет хорошее сокращение издания болландистов и может служить справочной книгой к нему. Полный указатель к этому изданию составил Потаст («Bibliotheca historia medii aevi», Б., 1862). Все жития святых, известные с отдельными заглавиями, исчислены у Фабриция в «Bibliotheca Graeca», Гамб., 1705—1718; второе издание Гамб., 1798—1809). Отдельные лица на Западе продолжали издание житий святых одновременно с корпорацией болландистов. Из них заслуживают упоминания: аббат Коммануэль, «Nouvelles vies de saints pour tous le jours» (1701); Балье, «Vie des saints» (работа строго-критическая), Арно д’Андили, «Les vies des pè res des déserts d’Orient» (1771). В ряду новейших западных изданий «Житий святых» заслуживает внимания сочин. Штадлера и Гейма, написанное в словарной форме: «Heiligen Lexicon», (1855 сл.).
Много Ж. находится в сборниках смешанного содержания, каковы прологи, синаксари, минеи, патерики. Прологом назыв. книга, содержащая в себе жития святых, вместе с указаниями относительно празднований в честь их. У греков эти сборники назыв. синаксарями. Самый древний из них — анонимный синаксарь в рукоп. еп. Порфирия Успенского 1249 г.; затем следует синаксарь императора Василия — относящийся к X стол.; текст первой части его издан в 1695 г. Уггелем в VI томе его «Italia sacra»; вторая часть найдена позже болландистами (описание её см. в «Месяцеслове» архиеп. Сергия, I, 216). Другие древнейшие прологи: Петров — в рукоп. еп. Порфирия — содержит в себе памяти святых на все дни года, кроме 2-7 и 24-27 дней марта; Клеромонтанский (иначе Сигмунтов), почти сходный с Петровым, содержит в себе памяти святых за целый год. Наши русские прологи — переделки синаксаря императора Василия с некоторыми дополнениями (см. проф. Н. И. Петрова «О происхождении и составе славяно-русского печатного пролога», Киев, 1875). Минеи суть сборники пространных сказаний о святых и праздниках, расположенных, по месяцам. Они бывают служебные и Минеи-Четьи: в первых имеют значение для жизнеописаний святых обозначения имен авторов над песнопениями. Минеи рукописные содержат больше сведений о святых, чем печатные (подробнее о значении этих миней см. в «Месяцеслов» еп. Сергия, I,150).
Эти «минеи месячные», или служебные, были первыми сборниками «житий святых», сделавшимися известными на Руси при самом принятии ею христианства и введении богослужения; за ними следуют греческие прологи или синаксари. В домонгольский период в русской церкви существовал уже полный круг миней, прологов и синаксарей. Затем в русской литературе появляются патерики — специальные сборники житий святых. В рукописях известны переводные патерики: синайский («Лимонарь» Мосха), азбучный, скитский (несколько видов; см. опис. ркп. Ундольского и Царского), египетский (Лавсаик Палладия). По образцу этих патериков восточных в России составлен «Патерик Киево-Печерский», начало которому положено Симоном, еп. Владимирским, и киево-печерским иноком Поликарпом. Наконец, последний общий источник для житий святых всей церкви составляют календари и месяцесловы. Зачатки календарей относятся к самым первым временам церкви, как видно из биографических сведений о св. Игнатии († 107 г.), Поликарпе († 167), Киприане († 258). Из свидетельства Астерия Амасийского († 410) видно, что в IV в. они были настолько полны, что содержали в себе имена на все дни года. Месяцесловы при Евангелиях и апостолах делятся на три рода: восточного происхождения, древнеитальянские и сицилийские и славянские. Из последних древнейший — при Остромировом Евангелии (XII в.). За ними следуют месяцесловы: Ассемани при глаголитском Евангелии, находящемся в Ватиканской б-ке, и Саввин, изд. Срезневским в 1868 г. Сюда же относятся краткие записи о святых при церковных уставах иерусалимском, студийском и константинопольском. Святцы — те же календари, но подробности рассказа приближаются к синаксарям и существуют отдельно от Евангелий и уставов.
Древнерусская литература житий святых собственно русских начинается жизнеописаниями отдельных святых. Образцом, по которому составлялись русские «жития», служили жития греческие типа Метафраста, то есть имевшие задачей «похвалу» святому, причём недостаток сведений (наприм. о первых годах жизни святых) восполнялся общими местами и риторическими разглагольствованиями. Ряд чудес святого — необходимая составная часть Ж. В рассказе о самой жизни и подвигах святых часто вовсе не видно черт индивидуальности. Исключения из общего характера первоначальных русских «житий» до XV в. составляют (по мнению проф. Голубинского) лишь самые первые по времени Ж., « св. Бориса и Глеба» и «Феодосия Печерского», составленные преп. Нестором, Ж. Леонтия Ростовского (которое Ключевский относит ко времени до 1174 г.) и Ж., появившиеся в Ростовской области в XII и XIII вв., представляющие безыскусственный простой рассказ, тогда как столь же древние Ж. Смоленской области («Ж. св. Авраамия» и др.) относятся к византийскому типу жизнеописаний. В XV в. ряд составителей Ж. начинает митроп. Киприан, написавший Ж. митроп. Петра (в новой редакции) и несколько Ж. русских святых, вошедших в состав его «Степенной книги» (если эта книга действительно им составлена).
С биографией и деятельностью второго русского агиографа, Пахомия Логофета, подробно знакомит исследование проф. Ключевского «Древнерусские Жития святых, как исторический источник», М., 1871). Он составил Ж. и службу св. Сергию, Ж. и службу преп. Никону, Ж. св. Кирилла Белозерского, слово о перенесении мощей св. Петра и службу ему; ему же, по мнению Ключевского, принадлежат Ж. св. новгородских архиепископов Моисея и Иоанна; всего им написано 10 житий, 6 сказаний, 18 канонов и 4 похвальных слова святым. Пахомий пользовался большой известностью у современников и потомства и был образцом для других составителей Ж. Не менее знаменит как составитель Ж. Епифаний Премудрый, живший сначала в одном монастыре с св. Стефаном Пермским, а потом в монастыре Сергия, — написавший Ж. обоих этих святых. Он хорошо знал Св. Писание, греческие хронографы, палею, летвицу, патерики. У него ещё более витийства, чем у Пахомия. Продолжатели этих трёх писателей вносят в свои труды новую черту — автобиографическую, так что по «житиям», ими составленным, всегда можно узнать автора. Из городских центров дело русской агиографии переходит в XVI в. в пустыни и отдаленные от культурных центров местности в XVI в. Авторы этих Ж. не ограничивались фактами жизни святого и панегириком ему, а старались знакомить с церковными, общественными и государственными условиями, среди которых возникала и развивалась деятельность святого. Ж. этого времени являются, таким образом, ценными первоисточниками культурной и бытовой истории Древней Руси.
Автора, жившего в Руси Московской, всегда можно отличить по тенденции от автора Новгородской, Псковской и Ростовской области. Новую эпоху в истории русских Ж. составляет деятельность всероссийского митрополита Макария. Его время было особенно обильно новыми «житиями» русских святых, что объясняется, с одной стороны, усиленной деятельностью этого митрополита по канонизации святых, а с другой — составленными им «великими Минеями-Четьими». Минеи эти, в которые внесены почти все имевшиеся к тому времени русские Ж., известны в двух редакциях: Софийской (рукопись СПб. дух. акд.) и более полной — Московского собора 1552 г. Изданием этого грандиозного труда занята Археографическая комиссия, успевшая пока, трудами И. И. Савваитова и М. О. Кояловича, издать лишь несколько томов, обнимающих месяцы сентябрь и октябрь. Столетием позже Макария, в 1627—1632 гг., появились Минеи-Четьи монаха Троице-Сергиева монастыря Германа Тулупова, а в 1646—1654 гг. — Минеи-Четьи священника Сергиева Посада Иоанна Милютина.
Эти два сборника отличаются от Макариева тем, что в них вошли почти исключительно Ж. и сказания о русских святых. Тулупов вносил в свой сборник все, что находил по части русской агиографии, целиком; Милютин, пользуясь трудами Тулупова, сокращал и переделывал имевшиеся у него под руками Ж., опуская из них предисловия, а также похвальные слова. Чем Макарий был для Руси Северной, Московской, тем хотели быть киево-печерские архимандриты — Иннокентий Гизель и Варлаам Ясинский — для Руси южной, выполняя мысль киевского митрополита Петра Могилы и отчасти пользуясь собранными им материалами. Но политические смуты того времени помешали осуществиться этому предприятию. Ясинский, впрочем, привлёк к этому делу св. Димитрия, впоследствии митрополита Ростовского, который, трудясь в течение 20 лет над переработкой Метафраста, великих Четьих-Миней Макария и других пособий, составил Четьи-Минеи, содержащие в себе Ж. не южно-русских только святых, опущенных в Минеях Макария, но святых всей церкви. Патриарх Иоаким с недоверием отнесся к труду Димитрия, заметив в нём следы католического учения о непорочности зачатия Богоматери; но недоразумения были устранены, и труд Димитрия был окончен.
В первый раз изданы Четьи-Минеи св. Димитрия в 1711—1718 гг. В 1745 г. Синод поручил киево-печерскому архим. Тимофею Щербацкому пересмотр и исправление труда Димитрия; поручение это после смерти Тимофея докончили архим. Иосиф Миткевич и иеродиакон Никодим, и в исправленном виде Четьи-Минеи были изданы в 1759 г. Ж. святых в Четьях-Минеях Димитрия расположены в порядке календаря: по примеру Макария здесь находятся также синаксари на праздники, поучительные слова на события жизни святого или историю праздника, принадлежащие древним отцам церкви, а отчасти составленные самим Димитрием, исторические рассуждения в начале каждой четверти издания — о первенстве марта месяца в году, о индикте, о древнейшем эллино-римском календаре. Источники, какими пользовался автор, видны из списка «учителей, писателей, историков», приложенного перед первой и второй частями, и из цитат в отдельных случаях (чаще всего встречается Метафраст). Многие статьи составляют лишь перевод греческого Ж. или повторение с исправлением языка Ж. древнерусского. В Четьях-Минеях есть и историческая критика, но вообще значение их не научное, а церковное: написанные художественной церковно-славянской речью, они составляют доселе любимое чтение для благочестивого люда, ищущего в «Ж. святых» религиозного назидания (подробнее оценку Четьих-Миней см. в сочинении В. Нечаева, исправленном А. В. Горским, — «Св. Димитрий Ростовский», М., 1853, и И. А. Шляпкина — «Св. Димитрий», СПб., 1889). Всех отдельных Ж. древнерусских святых, вошедших и не вошедших в исчисленные сборники, насчитывается 156. В нынешнем столетии явился ряд пересказов и переработок Четьих-Миней св. Димитрия: «Избранные Жития святых, кратко изложенные по руководству Четьих-Миней» (1860-68); А. Н. Муравьева, «Жития святых российской церкви, также Иверских и Славянских» (1847); Филарета, архиеп. Черниговского, «Русские святые»; «Словарь исторический о святых российской церкви» (1836-60); Протопопова, «Жития святых» (М., 1890) и пр.
Более или менее самостоятельные издания Жития святых — Филарета, архиеп. Черниговского: а) «Историческое учение об отцах церкви» (1856, новое изд. 1885), б) «Исторический обзор песнопевцев» (1860), в) «Святые южных славян» (1863) и г) «Св. подвижницы Восточной церкви» (1871); «Афонский патерик» (1860-63); «Вышний покров над Афоном» (1860); «Подвижники благочестия на Синайской горе» (1860); И. Крылова, «Жития святых апостолов и сказания о семидесяти учениках Христовых» (М., 1863); «Достопамятные сказания о жизни св. блаженных отцов» (перев. с греческого, 1856); архим. Игнатия, «Краткие жизнеописания русских святых» (1875); Иосселиани, «Жития святых грузинской церкви» (1850); М. Сабинина, «Полное жизнеописание святых грузинских» (СПб., 1871-73).
Особенно ценные сочинения для русской агиографии: прот. Д. Вершинского, «Месяцеслов Восточной церкви» (1856); свящ. М. Мирошкина, «Славянский именослов» (1859); «Греко-славянский церковный год» («Annus ecclesiasticus graeco-slavicus», Пар., 1863; католическая тенденция автора-иезуита придает сочинению по местам особый колорит: у него в список святых включен и Иосафат Кунцевич); преосв. Сергия, «Месяцеслов Востока» (1875-76), В. Ключевского, «Древнерусские Ж., как источник исторический» (М., 1871); Н. Барсукова, «Источники русской агиографии» (1882)
Житие как жанр древнерусской литературы
Русской литературе без малого тысяча лет. Это одна из самых древних литератур Европы. Она древнее, чем литературы французская, английская, немецкая. Ее начало восходит ко второй половине X века. Из этого великого тысячелетия более 700 лет принадлежит периоду, который принято называть «древней русской литературой».
Древнерусская литература вплоть до XVII века не знает или почти не знает условных персонажей. Имена действующих лиц – исторические: Борис и Глеб, Феодосий Печерский, Александр Невский, Дмитрий Донской, Сергий Радонежский, Стефан Пермский…
Ни одно из произведений Древней Руси – переводное или оригинальное – не стоит обособленно. Все они дополняют друг друга в создаваемой ими картине мира. Каждый рассказ – законченное целое, и вместе с тем он связан с другими. Это только одна из глав истории мира.
Одной из таких картин служит Житие, призванное стать биографией духовных и светских лиц, канонизированных христианской Церковью. В основе Жития лежала биография героя, чаще всего исторического лица, известного самому автору лично или по рассказам его современников. Целью Жития было прославить героя, сделать его образцом для последователей и почитателей. «Житие не биография, а назидательный панегирик в рамках биографии, как и образ святого в Житии не портрет, а икона». Живые лица и поучительные типы, биографическая рамка и назидательный панегирик в ней, портрет и икона – это необычное сочетание отражает самое существо житийного художественного способа изображения. Необходимо подчеркнуть важность житийного жанра, поскольку именно в нем на протяжении всего Средневековья рассказывалось о человеке. Герой Жития, независимо от его богатства или бедности, от социального положения и учености, воспринимался любым читателем как себе подобный. Читатель мог видеть себя в этом герое, мог ему завидовать, брать с него пример, вдохновляться его подвигами. Судьба человека и более того – попытки заглянуть в его внутренний мир, поэтизация духовного подвига не могли не привлекать к этому виду литературы сердца и умы. Это было единственное в Средние века повествование о человеческой судьбе.
Если же рассмотреть структуру Жития, то мы заметим целое литературное сооружение, некоторыми деталями напоминающее архитектурную постройку. Оно начинается обыкновенно пространным, торжественным предисловием, выражающим недостоинство автора, его многогрешность, призывание помощи Божией и святых, взгляд на значение святого в деле спасения.
Вводной части также свойственны многочисленные цитаты и параллели из священных книг. Потом повествуется деятельность святого, предназначенного с младенческих лет, иногда еще до рождения, стать богоизбранным сосудом высоких дарований; эта деятельность сопровождается чудесами при жизни, запечатлевается чудесами и по смерти святого. Житие заканчивается похвальным словом святому, выражающим обыкновенно благодарение Господу Богу за ниспослание миру нового светильника, осветившего житейский путь грешным людям. Все эти части соединяются в нечто торжественное, богослужебное: Житие и предназначалось для прочтения в церкви на всенощном бдении накануне дня памяти святого.
Житие обращено, собственно, не к слушателю или читателю, а к молящемуся. Оно более чем поучает: поучая, оно настраивает, стремится превратить душеполезный момент в молитвенную наклонность. Оно описывает индивидуальную личность, личную жизнь, но эта случайность ценится не сама по себе, не как одно из многообразных проявлений человеческой природы, а лишь как воплощение вечного идеала.
Каноническая схема Жития служила, таким образом, наилучшим планом для изображения идеального героя и идеализированного мира, в котором он совершал свои праведные дела. Но с самых первых шагов в развитии житийного жанра канон нарушался под влиянием жизненных фактов. Нарушения эти обыкновенно почти не касались главного героя, но тем более осязательно затрагивали других действующих лиц. И чем талантливее был агиограф, тем значительнее было отступление его произведения от церковного шаблона.
Страница из великих Четьи Минеи
В Древнюю Русь с начала письменности переходят через посредство южных славян и переводятся непосредственно с греческого языка сборники Житий («минеи», «пролог», «патерики»), а также начинают составляться оригинальные Жития первых русских святых – Бориса и Глеба, Феодосия Печерского (XI век) и др. Русские авторы Житий несут в себе идеи независимости политической и церковной жизни молодого Киевского государства; порой они во многом отходят от канонов греческой агиографии.
Иногда в основу Житий кладутся лишь отдельные драматические эпизоды из жизни святых (история убийства Бориса и Глеба), вводятся внутренние монологи и эмоциональные диалоги, в ряде случаев меняется тип биографии: то это простой рассказ, богатый историческими и бытовыми наблюдениями (житие Леонтия Ростовского, XII век), то военно-патриотическая повесть (Житие Александра Невского, Довмонта Псковского, XII–XIV века), то поэтическая сказка (житие Петра и Февронии, XV–XVI века).
Второе южнославянское влияние (конец XIV – начало XV века) содействует развитию в русской агиографии витийственно-риторического стиля – «плетения словес», в результате чего возрастает эмоциональность и психологизм повествования. Появляется группа видных агиографов: митрополит Киприан, который перерабатывает Житие митрополита Петра, Епифаний Премудрый (Жития Сергия Радонежского, Стефана Пермского), серб Пахомий Логофет (Житие Кирилла Белозерского и др.). В эпоху укрепления централизованного русского государства (XVI век) агиография становится на службу идеологическим задачам правительства. Осуществляя политику Ивана Грозного в области духовной жизни, митрополит Макарий сильно расширяет сонм русских святых и руководит составлением их Житий, которые объединяются в Великих Четьих Минеях (12 огромных томов), включающих почти все обращавшееся на Руси наследие переводной и оригинальной агиографии, заново переработанное и риторически украшенное. В XVII веке составляются собрания Четьих Миней Германа Тулупова (1627–1632), Иоанна Милютина (1646–1654) и Димитрия Ростовского (изд. 1689–1705). В XV–XVII веках создается особенно большое число новых Житий, посвященных монахам Русского Севера и отразивших колонизационную роль монастырей, их борьбу за землю с крестьянством. В агиографический стиль все более вносятся черты реальной жизни, Жития постепенно сближаются с бытовой повестью (Житие Юлиании Лазаревской). Во второй половине XVII – начале XVIII века создаются новые Жития, посвященные представителям религиозного движения – раскола. Героями их становятся противники государственной Церкви, проклятые ею и гонимые царской властью (Жития Ивана Неронова, Морозовой, Кирилла Выгорецкого и др.). Это направление агиографии тяготеет к изображению народного быта и отличается «просторечием». Жанр биографии святого перерастает в жанр поучительно-полемической автобиографии «апостолов» раскола (Жития Аввакума, Епифания).
По объему излагаемого биографического материала, как правило, выделяют два вида жития: биографическое (биос) и мученическое (мартириос). Биос дает описание жизни христианского подвижника от рождения до смерти, мартириос рассказывает только о мученической смерти святого. Последняя форма – более древняя, связана с гонениями на первых христиан. В основе этого типа Житий лежат «протоколы» допросов христиан, поэтому они как бы документированы. Полная биография не берется, рассказывается только о мучениях святого.
Другая группа Житий повествовала о христианах, добровольно подвергавших себя разного рода испытаниям: богатые юноши тайно покидали дом и вели полуголодную жизнь нищих, подвергаясь унижениям и насмешкам; подвижники, оставив города, уходили в пустыни и жили там в полном одиночестве (отшельники). Особым видом христианского подвижничества было столпничество, при котором святой обитал долгие годы на вершине каменной башни – столпа, а в монастырях подвижники могли затворяться в келье, которую не покидали ни на час вплоть до смерти.
Среди византийских Житий наибольшее распространение получили переводы житий Алексия, человека Божьего, Андрея Юродивого, Варвары, Георгия Победоносца, Дмитрия Солунского, Екатерины, Иоанна Златоуста, Николая Мирликийского, Параскевы Пятницы и др.
Жития русских святых создавались на протяжении всех веков существования древнерусской литературы – с XI по XVII век. Жития эти также могут быть систематизированы по типу героев: княжеские, Жития церковных иерархов, строителей монастырей, подвижников во славу церкви и мучеников за веру, жития юродивых. Помимо этого, Жития могут быть сгруппированы по географическому принципу – по месту жизни и подвигов святого и месту возникновения Жития (киевские, новгородские и северорусские, псковские, ростовские, московские и др.).
Об авторстве тех или иных житий в ряде случаев мы узнаем из текста самих произведений, на основе косвенных данных. Нестор Летописец (XI–XII), Епифаний Премудрый (XIV–XV), Пахомий Логофет (XV) – вот наиболее известные из авторов русских житий.
Группируя жития по характеру героев, отметим:
– Жития подвижников во славу Церкви и создателей монастырей (Александр Свирский, Варлаам Хутынский, Авраамий Ростовский, Сергий Радонежский, Стефан Пермский и др.);
– Жития иерархов Русской Церкви – митрополитов (Алексия, Ионы, Киприана, Петра, Филиппа);
– Жития юродивых (Василия Блаженного, Иоанна Устюжского, Михаила Клопского и др.).
Из княжеских Житий наиболее известны Жития Александра Невского, Бориса и Глеба, князя Владимира, Дмитрия Донского и др.
Женских Житий в русской агиографии мало: Анны Кашинской, Евфросинии Полоцкой, Евфросинии Суздальской, Иулиании Вяземской, Иулиании Осорьиной, княгини Ольги.
Не обошло стороной и влияние на житийную литературу легендарно-сказочных мотивов. Местные предания иногда столь сильно влияют на авторов, что к Житиям созданные ими произведения могут относиться только потому, что герои их признаны Церковью святыми и в заглавии их может фигурировать термин «Житие», тогда как по литературному характеру это ярко выраженные сюжетно-повествовательные произведения. Это «Повесть о Петре и Февронии Муромских» Ермолая-Еразма, «Повесть о Петре, царевиче Ордынском», «Повесть о Меркурии Смоленском». В XVII веке на Русском Севере возникают Жития, полностью основанные на местных легендах о чудесах, происходящих от останков людей, жизненный путь которых с подвигами во славу Церкви не связан, но необычен – они страдальцы в жизни. Артемий Веркольский – мальчик, погибший от грозы во время работы в поле, Иоанн и Логгин Яренские – то ли поморы, то ли монахи, погибшие в море и найденные жителями Яренги на льду, Варлаам Керетский – священник села Кереть, убивший жену, наложивший сам на себя за это тяжкие испытания и прощенный Богом.
Только древнерусское Житие дает нам возможность наблюдать личную жизнь в Древней Руси, хотя и возведенную к идеалу, переработанную в тип, с которого корректный агиограф старался стряхнуть все мелочные конкретные случайности личного существования. Нередко это и своеобразная местная летопись глухого уголка, не оставившего по себе следа ни в общей летописи, ни даже в какой-либо грамоте. Такие записи чудес иногда велись по поручению игумена и братии особыми на то назначенными лицами, с опросом исцеленных и свидетельскими показаниями, с прописанием обстоятельств дела, являясь скорее деловыми документами, книгами форменных протоколов, чем литературными произведениями. Несмотря на это, в них иногда ярко отражается быт местного мирка, притекавшего к могиле или ко гробу святого со своими нуждами и болезнями, семейными непорядками и общественными неурядицами.
Жития, в свою очередь, формировали взгляды древнерусских читателей на идеал святости, на возможность спасения, воспитывали филологическую культуру (в лучших своих образцах), создавали идеальные формы выражения подвига святого.