Что нужно было волдыреву в присутственном месте
Помогите с литературой
Как же похожи друг на друга эти произведения. Писатели высмеивают недостатки общества. Мы сначала просто смеемся, а потом понимаем, что с такими явлениями надо бороться.
Место действия – присутственное место.
Действующие лица – чиновники, от которых зависит получение справки и оформление купчей, и те, кому эти бумаги нужны: Чичиков («Мертвые души») и помещик Волдырев («Справка»).
Как ведут себя те, кто решился начать хождение по чиновникам? Помещик Волдырев «вытер шелковым платком лоб и несмело вошел в присутствие…» (А как еще? Многие знают, что то, что они начали, скорее всего надолго, волокита. « Где здесь я могу навести справку. мне нужно тут справиться и взять копию с журнального постановления… Могу ли я здесь… у вас навести справку о своем деле. » (как бы извиняясь непонятно зачем, начинает обращаться к чиновникам помещик).
А что же Чичиков? Очень даже тактично: «Позвольте узнать, где здесь дела по крепостям? (По-другому нельзя: он проситель).
Какова реакция чиновников?
А чиновник из рассказа «Справка» «умакнул перо в чернильницу и поглядел, не много ли он набрал? Убедившись, что не капнет, он заскрипел». Ему нет никакого дела до посетителя. Он позволяет себе не видеть человека, которому он обязан дать справку. Делает вид, что сильно занят, обращается к сослуживцу относительно совершенно другого вопроса. Даже муха, простая муха занимает его больше, чем человек. Сначала он пытается отогнать ее несколько раз, затем «…поймал на губе муху, посмотрел на нее со вниманием и бросил». Человек недостоин никакого внимания, а мухе оно уделяется. Далее «чиновник, занятый своими мыслями, встал, почесывая локоть, пошел зачем-то к шкапу». Обращаю внимание на слово «»зачем-то». Действительно, зачем? Наверное, для того чтобы потянуть время, заставить просителя ждать. Не меняется поведение чиновника и после того, как помещик подложил рублевку, потом другую… Швейцар подсказал помещику, что этого мало. Надо три рубля. После взятки произошло чудо:
«чиновник… как бы нечаянно поднял глаза на Волдырева. Нос его залоснился, покраснел и поморщился улыбкой. – Ах, … что вам угодно?» Чтобы поменять чиновника, сделать его внимательным, отзывчивым, исполнительным, оживить его, необходим был рубль. Всего только рубль. Все было сделано «в одно мгновение».
Вывод: в прочитанных произведениях описана коррупция. Столько времени прошло! Сейчас двадцать первый век, а мы опять слышим это слово «коррупция». Хочется верить, что наступит время, когда каждый человек, служащий или другой работник, будет выполнять свою работу честно, не ожидая за это вознаграждения.
Дайте краткий (одним словом или словосочетанием) ответ на вопрос: 1.Как звали Толстого и Тонкого?
2.Как зовут брата генерала, которому принадлежала собака из рассказа «Хамелеон»?
3.Какое место в театре занимал Червяков: в партере, в ложе, на балконе?
4.Как называлась станция из рассказа «Пересолил»?
5.Какую должность занимает Кувалдин из рассказа «Дипломат»?
6.Какой породы собачка из рассказа «Хамелеон»?
7.Где задержали мальчиков, которые убежали в Америку?
8.Сколько денег дал Волдырёв чиновнику?
9.Как звали собаку из рассказа «Мальчики»?
10.Кто по службе был переведён столоначальником?
11.Куда направлялся землемер Глеб Смирнов?
12.Как зовут генерала, которого обрызгал Червяков?
13.Что нужно было Волдырёву в присутственном месте?
14.Как звали жену и сына Тонкого?
Ответы 3
ответ: 1 Миша и Порфирий
2 Владимир Иванович Жигалов
4 станция » Гнилушки «
5 Титулярный советник
7 в городе, в гостином дворе.
11 Он приехал на станцию Гнилушки.
12 Статский генерал
14 Луиза и Нафанаил
А. Кустарное производство менялось на станки. Новейшие выплавки стали. Б) Увеличение количества пролетариев. Конец аграрной революции.
А. Кустарное производство менялось на станки. Новейшие выплавки стали. Б) Увеличение количества пролетариев. Конец аграрной революции.
Ревизор (Гоголь Н. В., 1835)
Комната в доме городничего.
Городничий, попечитель богоугодных заведений, смотритель училищ, судья, частный пристав, лекарь, два квартальных.
Городничий. Я пригласил вас, господа, с тем, чтобы сообщить вам пренеприятное известие: к нам едет ревизор.
Аммос Федорович. Как ревизор?
Артемий Филиппович. Как ревизор?
Городничий. Ревизор из Петербурга, инкогнито. И ещё с секретным предписаньем.
Аммос Федорович. Вот те на!
Артемий Филиппович. Вот не было заботы, так подай!
Лука Лукич. Господи боже! еще и с секретным предписаньем!
Городничий. Я как будто предчувствовал: сегодня мне всю ночь снились какие-то две необыкновенные крысы. Право, этаких я никогда не видывал: черные, неестественной величины! пришли, понюхали — и пошли прочь. Вот я вам прочту письмо, которое получил я от Андрея Ивановича Чмыхова, которого вы, Артемий Филиппович, знаете. Вот что он пишет: «Любезный друг, кум и благодетель (бормочет вполголоса, пробегая скоро глазами)… и уведомить тебя». А! вот: «Спешу между прочим уведомить тебя, что приехал чиновник с предписанием осмотреть всю губернию и особенно наш уезд (значительно поднимает палец вверх). Я узнал это от самых достоверных людей, хотя он представляет себя частным лицом. Так как я знаю, что за тобою, как за всяким, водятся грешки, потому что ты человек умный и не любишь пропускать того, что плывет в руки…» (остановясь), ну, здесь свои… «то советую тебе взять предосторожность, ибо он может приехать во всякий час, если только уже не приехал и не живет где-нибудь инкогнито… Вчерашнего дни я…» Ну, тут уж пошли дела семейные: «…сестра Анна Кириловна приехала к нам с своим мужем; Иван Кирилович очень потолстел и всё играет на скрипке…» — и прочее, и прочее. Так вот какое обстоятельство!
Аммос Федорович. Да, обстоятельство такое… необыкновенно, просто необыкновенно. Что-нибудь недаром.
Лука Лукич. Зачем же, Антон Антонович, отчего это? Зачем к нам ревизор?
Городничий. Зачем! Так уж, видно, судьба! (Вздохнув.) До сих пор, благодарение богу, подбирались к другим городам; теперь пришла очередь к нашему.
Аммос Федорович. Я думаю, Антон Антонович, что здесь тонкая и больше политическая причина. Это значит вот что: Россия… да… хочет вести войну, и министерия-то, вот видите, и подослала чиновника, чтобы узнать, нет ли где измены.
Аммос Федорович. Нет, я вам скажу, вы не того… вы не… Начальство имеет тонкие виды: даром что далеко, а оно себе мотает на ус.
Городничий. Мотает или не мотает, а я вас, господа, предуведомил. Смотрите, по своей части я кое-какие распоряженья сделал, советую и вам. Особенно вам, Артемий Филиппович! Без сомнения, проезжающий чиновник захочет прежде всего осмотреть подведомственные вам богоугодные заведения — и потому вы сделайте так, чтобы все было прилично: колпаки были бы чистые, и больные не походили бы на кузнецов, как обыкновенно они ходят по-домашнему.
Артемий Филиппович. Ну, это еще ничего. Колпаки, пожалуй, можно надеть и чистые.
Городничий. Да, и тоже над каждой кроватью надписать по-латыни или на другом каком языке… это уж по вашей части, Христиан Иванович, — всякую болезнь: когда кто заболел, которого дня и числа… Нехорошо, что у вас больные такой крепкий табак курят, что всегда расчихаешься, когда войдешь. Да и лучше, если б их было меньше: тотчас отнесут к дурному смотрению или к неискусству врача.
Артемий Филиппович. О! насчет врачеванья мы с Христианом Ивановичем взяли свои меры: чем ближе к натуре, тем лучше, — лекарств дорогих мы не употребляем. Человек простой: если умрет, то и так умрет; если выздоровеет, то и так выздоровеет. Да и Христиану Ивановичу затруднительно было б с ними изъясняться: он по-русски ни слова не знает.
Христиан Иванович издает звук, отчасти похожий на букву и и несколько на е.
Городничий. Вам тоже посоветовал бы, Аммос Федорович, обратить внимание на присутственные места. У вас там в передней, куда обыкновенно являются просители, сторожа завели домашних гусей с маленькими гусенками, которые так и шныряют под ногами. Оно, конечно, домашним хозяйством заводиться всякому похвально, и почему ж сторожу и не завесть его? только, знаете, в таком месте неприлично… Я и прежде хотел вам это заметить, но все как-то позабывал.
Аммос Федорович. А вот я их сегодня же велю всех забрать на кухню. Хотите, приходите обедать.
Христиан Иванович издает тот же звук.
Аммос Федорович. Нет, этого уже невозможно выгнать: он говорит, что в детстве мамка его ушибла, и с тех пор от него отдает немного водкою.
Городничий. Да я так только заметил вам. Насчет же внутреннего распоряжения и того, что называет в письме Андрей Иванович грешками, я ничего не могу сказать. Да и странно говорить: нет человека, который бы за собою не имел каких-нибудь грехов. Это уже так самим богом устроено, и волтерианцы напрасно против этого говорят.
Аммос Федорович. Что ж вы полагаете, Антон Антонович, грешками? Грешки грешкам — рознь. Я говорю всем открыто, что беру взятки, но чем взятки? Борзыми щенками. Это совсем иное дело.
Городничий. Ну, щенками или чем другим — всё взятки.
Аммос Федорович. Ну нет, Антон Антонович. А вот, например, если у кого-нибудь шуба стоит пятьсот рублей, да супруге шаль…
Городничий. Ну, а что из того, что вы берете взятки борзыми щенками? Зато вы в бога не веруете; вы в церковь никогда не ходите; а я, по крайней мере, в вере тверд и каждое воскресенье бываю в церкви. А вы… О, я знаю вас: вы если начнете говорить о сотворении мира, просто волосы дыбом поднимаются.
Аммос Федорович. Да ведь сам собою дошел, собственным умом.
Городничий. Ну, в ином случае много ума хуже, чем бы его совсем не было. Впрочем, я так только упомянул об уездном суде; а по правде сказать, вряд ли кто когда-нибудь заглянет туда: это уж такое завидное место, сам бог ему покровительствует. А вот вам, Лука Лукич, так, как смотрителю учебных заведений, нужно позаботиться особенно насчет учителей. Они люди, конечно, ученые и воспитывались в разных коллегиях, но имеют очень странные поступки, натурально неразлучные с ученым званием. Один из них, например, вот этот, что имеет толстое лицо… не вспомню его фамилии, никак не может обойтись без того, чтобы, взошедши на кафедру, не сделать гримасу, вот этак (делает гримасу), и потом начнет рукою из-под галстука утюжить свою бороду. Конечно, если он ученику сделает такую рожу, то оно еще ничего: может быть, оно там и нужно так, об этом я не могу судить; но вы посудите сами, если он сделает это посетителю, — это может быть очень худо: господин ревизор или другой кто может принять это на свой счет. Из этого черт знает что может произойти.
Лука Лукич. Что ж мне, право, с ним делать? Я уж несколько раз ему говорил. Вот еще на днях, когда зашел было в класс наш предводитель, он скроил такую рожу, какой я никогда еще не видывал. Он-то ее сделал от доброго сердца, а мне выговор: зачем вольнодумные мысли внушаются юношеству.
Городничий. То же я должен вам заметить и об учителе по исторической части. Он ученая голова — это видно, и сведений нахватал тьму, но только объясняет с таким жаром, что не помнит себя. Я раз слушал его: ну, покамест говорил об ассириянах и вавилонянах — еще ничего, а как добрался до Александра Македонского, то я не могу вам сказать, что с ним сделалось. Я думал, что пожар, ей-богу! Сбежал с кафедры и что силы есть хвать стулом об пол. Оно конечно, Александр Македонский герой, но зачем же стулья ломать? от этого убыток казне.
Лука Лукич. Да, он горяч! Я ему это несколько раз уже замечал… Говорит: «Как хотите, для науки я жизни не пощажу».
Городничий. Да, таков уже неизъяснимый закон судеб: умный человек — или пьяница, или рожу такую состроит, что хоть святых выноси.
Лука Лукич. Не приведи бог служить по ученой части! Всего боишься: всякий мешается, всякому хочется показать, что он тоже умный человек.
Городничий. Это бы еще ничего, — инкогнито проклятое! Вдруг заглянет: «А, вы здесь, голубчик! А кто, скажет, здесь судья?» — «Ляпкин-Тяпкин». — «А подать сюда Ляпкина-Тяпкина! А кто попечитель богоугодных заведений?» — «Земляника». — «А подать сюда Землянику!» Вот что худо!