Что нового сказал а п чехов о российском детстве
I. «В ДЕТСТВЕ У МЕНЯ НЕ БЫЛО ДЕТСТВА»
«Что писатели-дворяне ‘брали у природы даром, то разночинцы покупают ценою молодости».
История его жизни и творчества,- а вся жизнь его и была творчеством,- это история трудного шествия от победы к победе.
Антон Павлович родился 17 января ( Все даты указываются по старому стилю) 1860 года в Таганроге.
Семья Чеховых была щедро, по-русски одаренной. Светлый ключ таланта пробивался чуть ли не в каждом из семьи.
Дед Антона Павловича, Егор Михайлович Чех, был крестьянином Воронежской губернии, крепостным помещика Черткова, отца известного толстовца. Егор Михайлович обладал упорством, организаторскими и административными способностями, ясным умом. При всем том он отличался необузданной резкостью, властным, деспотическим нравом, часто впадал в припадки нерассуждающего гнева.
У него была цель в жизни, мечта, к осуществлению которой он шел неуклонно, педантически отказывая себе во всем. Это была мечта о свободе для себя и своих детей. И она осуществилась. За большую по тем временам сумму в три с половиной тысячи рублей Егор Михайлович выкупился у своего помещика с женой и тремя сыновьями. Денег не хватило на выкуп дочери, но помещик смилостивился и отпустил на волю и ее. Как же сумел крепостной крестьянин собрать такие средства? Биографы высказывают различные предположения: одни считают, что Егор Михайлович был прасолом, другие полагают, что до своего выкупа он уже был специалистом по управлению имениями. Получив свободу, Егор Михайлович поступил на должность управляющего донскими имениями графа Платова, сына известного атамана Платова, героя 1812 года.
Испытавший на себе самом гнет рабства, Егор Михайлович, однако, не сделал вывода о вреде и недопустимости рабства и угнетения. Антон Павлович вспоминал, что дедушка его «по убеждениям был ярый крепостник». Вчерашний раб и в дальнейшем всю свою жизнь подневольный человек, Егор Михайлович был строг и требователен в отношениях с крестьянами. Сам он работал истово, вкладывая в дело все свои силы.
За тяжестью его характера скрывалась и некоторая причудливость, фантазерство. Это просвечивает в его письмах. «Любезный, тихий Павел Егорович»,- так обращался он к своему сыну, отцу Антона Павловича, не только не отличавшемуся какой бы то ни было «тишиной», но даже превзошедшему Егора Михайловича в деспотической необузданности. Возможно, что Егор Махайлович угадывал в своем сыне то, что не было заметно окружающим: скрытую, тихую мечтательность. Во всяком случае, детям Павла Егоровича характеристика «тихий», примененная к их отцу, не могла не казаться странной. Можно предположить, что младшие Чеховы, с тем юмором и иронией, которые отличали их чуть ли не с младенчества, лукаво подтрунивали над этим словечком. Они-то хорошо знали «тишину» своего отца! В письме к Александру (1889), упрекая брата в самовластности, неуравновешенности в отношении его к своим детям и жене, Антон Павлович писал:
«Я прошу тебя вспомнить, что деспотизм и ложь сгубили молодость твоей матери. Деспотизм и ложь исковеркали наше детство до такой степени, что тошно и страшно вспоминать. Вспомни те ужас и отвращение, какие мы чувствовали во время оно, когда отец за обедом поднимал бунт из-за пересоленного супа или ругал мать дурой.
Деспотизм преступен трижды. »
Деспотизм играл фатальную роль в разных поколениях Чеховых. Егор Михайлович, его сын Павел Егорович, наконец, его внук Александр Павлович,- у всех этих представителей трех поколений чеховского рода мы встречаемся с чертами самовластия, необузданности, жесткого навязывания своей воли.
И, вместе с тем, всем трем поколениям присуща была и отмеченная черта фантазерства, связанная с художественной жилкой.
Егор Михайлович, при всей своей строгости, в письмах к сыну иной раз подшучивал над собой, у него проскальзывают неожиданные для вчерашнего крепостного крестьянина «литературные» интонации. Он пишет о себе то в первом лице, то вдруг в третьем:
«Я занят уборкою хлеба, который от солнечных жаров весь засушило и изжарило. Старец Чехов льет ног, терпит благословенный солнечный вар и зной, зато ночью спит спокойно».
Ясно уже из этих оборотов речи, что «старей Чехов» читал не только священное писание, а, по-видимому, и кое-какую беллетристику.
Любил он и такие торжественные обороты: «Не имею времени, милейшие наши деточки, через сию мертвую бумагу продолжать свою беседу за недосугами моими».
Передал он «деточкам» и свой крутой нрав, и упорный характер, и ту черту «фантазерства», которая у Павла Егоровича уже разрослась в явную художественную одаренность.
Павел Егорович был «коммерсантом», как он солидно называл себя, по профессии и художником по душе.
Служба его по конторско-приказчичьей части у именитого купца Кобылина, таганрогского городского головы, мало чем отличалась от жизни приказчиков, как она была нарисована Островским, а затем и Чеховым в повести «Три года». От раннего утра и до темна надо было угождать всем, приговаривая холопское «с», кланяться и улыбаться даже и тогда, когда приходилось сносить затрещины и пощечины; надо было тянуть лямку, откладывая скудные гроши.
Как и у его отца, у Павла Егоровича была цель в жизни: выйти из холопского состояния, стать независимым. Он мечтал стать хозяином собственной лавочки. Впрочем, склонный к торжественности, Павел Егорович мечтал не о лавочке, а о «коммерциозном» предприятии. Обладавший огромной настойчивостью, Павел Егорович добился своего. В 1857 году он открыл бакалейную лавочку, торговавшую и галантерейными товарами. Как и его отец, он очень серьезно относился к своему делу (впоследствии Антон Павлович, с улыбкой отмечая у себя самого педантическую любовь к порядку, объяснял это влиянием отца).
Но у Павла Егоровича не было той цельности, какая отличала Егора Михайловича. Тому ничто не мешало добиваться целей своей жизни. Павлу Егоровичу мешала его душа художника.
Таганрог. Дом, в котором родился А. П. Чехов
Одаренность его была разносторонней. Он самоучкой выучился играть на скрипке. Любовь Антона Павловича к музыке была связана с отцовским влиянием. Кроме музыки, Павел Егорович увлекался и живописью. Он писал красками, занимался иконописью. Антон Павлович говорил о себе и о своих братьях и сестре: «Талант в нас со стороны отца, а душа со стороны матери».
Павел Егорович хотел музыкальной стройности, гармонического порядка, торжественной красоты в жизни. По вечерам он разыгрывал дуэты на скрипке со своим вторым сыном, Николаем. Ему нравилось благолепие церковного пения. Страстный человек, способный целиком, всей душой отдаваться увлечениям, властный, с большим самолюбием, призванный к кипучей деятельности, он не мог при своей необразованности расходовать талантливость и энергию иначе, чем на чудачества. Главным его чудачеством был созданный им церковный хор, отнимавший у него много времени в ущерб коммерческим делам. Со своей дотошностью он добивался, чтобы его хор был лучшим в городе. Он набрал певчих из кузнецов; партии дискантов и альтов исполняли его сыновья. И именно этот хор, а не торговля, составлял подлинный интерес его жизни.
Павел Егорович,- писал Александр Павлович,- был глубоко убежден в том, что, заставляя своих малолетних детей петь в церквах, он делает хорошее и богоугодное дело, и не поддавался никаким резонам и убеждениям». Жена его, Евгения Яковлевна, с ее нежностью и добротой пыталась смягчить детство своих детей. Она решалась даже упрекать неумолимого Павла Егоровича в том, что он слишком мучает детей церковными службами. Но «Павел Егорович был тверд, как камень, и поколебать его было невозможно. Кроме того, он был страстным любителем церковного пения и положительно без него не мог жить».
На всю жизнь братья Чеховы возненавидели религиозное воспитание, с его ханжеством, лицемерием, рабским духом. Антон Павлович говорил, что всякое религиозное воспитание напоминает ему ширмочку: снаружи видны умильно улыбающиеся личики, а за ширмочкой мучают и истязают. В письме к писателю Щеглову он говорил по поводу религиозного воспитания детей:
Так стремление Павла Егоровича к красоте и стройности, эстетизм его натуры превращались в нечто прямо противоположное какой бы то ни было красоте и эстетике, становились самым доподлинным мучительством.
Точно так же и любовь Павла Егоровича к строгому и гармоническому порядку, дисциплине в жизни, в труде была грубо искажена и оборачивалась мукой для его детей. Вот штрих, характеризующий его «систему воспитания». Забегая вперед, мы берем этот штрих уже из другого, не таганрогского, а московского периода жизни семьи Чеховых. После того как, совершенно разорившись, Павел Егорович тайно от своих кредиторов бежал из Таганрога в Москву, к старшим сыновьям, семья Чеховых жила, голодая, в жалком углу в тогдашнем темном районе Москвы, населенном проститутками, на Драчевке, около Трубной площади (старший, Александр, учился в университете на физико-математическом факультете и жил отдельно от семьи; Антон заканчивал гимназию в Таганроге). Павел Егорович сохранил в этих условиях таганрогские устои. Он повесил на стене расписание, торжественно называвшееся:
«Расписание делов и домашних обязанностей для выполнения по хозяйству семейства Павла Чехова, живущего в Москве
Николай Чехов, 20 лет. Встает от 5-7 и по усмотрению и внутреннему направлению.
Иван Чехов, 17 лет. По хозяйственному наблюдению и согласно сему расписанию.
Михаил Чехов, 11 1/2 лет
Мария Чехова, 14 лет
Хождение неотлагательно в церковь к всенощному бдению в 7 час. И ранняя обедня в 6 1/2 час., к поздней в 9 1/2 по праздникам.
Утвердил отец семейства для исполнения по расписанию.
Отец семейства Павел Чехов.
Неисполняющий подвергается сперва выговору, при коем кричать воспрещается».
Если так воспитывал Павел Егорович своих взрослых сыновей, то нетрудно представить, какой характер носило их воспитание в детстве. Александр Павлович рассказывает, что когда его брат Антон подружился с одним гимназистом, то первым вопросом, с которым обратился Антоша Чехов к своему приятелю, было: «Тебя часто секут дома?» Услышав ответ: «Меня никогда не секут», Антоша был изумлен.
Из всего этого, однако, не следует, что семья Чеховых представляла собою какое-то мрачное исключение. Прав биограф Антона Павловича, его брат Михаил Павлович, характеризуя режим их семьи как обычный для мещанской среды. И, конечно, было бы неправильно рисовать жизнь семьи Павла Егоровича только темными красками. Помимо смягчающего влияния Евгении Яковлевны, даже и в самом воспитании, осуществлявшемся Павлом Егоровичем, была своя положительная сторона. Как бы то ни было, а он стремился привить своим детям с малых лет привычку к упорному труду, чувство обязанности, ответственности, дисциплины. Правда, его приемы внедрения этих качеств в детские души были таковы, что могли внушить детям отвращение к какой бы то ни было дисциплине: отчасти это так и получилось у Александра и Николая. Но зато Антон Павлович сумел отделить полезное от вредного в воспитании Павла Егоровича. Его отношение к своему отцу, несмотря на все мрачное и тяжелое, что стояло между ними, было и уважительным и любовным.
Павел Егорович хотел сделать своих детей разносторонне образованными людьми. Он чувствовал, что, будь он образованным человеком, он мог бы сделать что-то полезное, важное для людей. И он хотел, чтобы его дети были счастливее его. Он отдал их всех в гимназию, нанял для них учителя музыки, рано начал учить их языкам; старшие сыновья уже в отроческие годы свободно говорили по-французски.
И, тем не менее, все положительное, что было и в натуре Павла Егоровича и в его отношении к детям,- все это было искажено мещанством, чудачеством, самодурством, исковеркано страшной тяжестью жизни.
«Вы в Москве. Имеем честь и удовольствие поздравить вас с приездом в Царствующий град Москву и желаем исполнения делов Ваших производить счастливо, с пользою и успехом, и достигнуть до Резиденции наших Государей знаменитого Петербурга».
А когда Митрофан Егорович «достигнул» Петербурга, Павел Егорович написал ему целое патетическое послание, поделившись с братом необыкновенно возвышенными соображениями и о значении Санкт-Петербурга как столицы, и о необъятности русской земли, и о трепете иноземцев. Что касается чисто деловых вопросов, то Павел Егорович выражался так: «Покупайте товар посмелее и торжественнее. »
Именно «торжественнее»! Тут сказалась сама душа Павла Егоровича.
Братья отлично понимали друг друга, Митрофану Егоровичу в голову не могла прийти мысль о неуместности патетических высказываний в деловой переписке: ведь в его душе было то же стремление к чему-то, поднимающемуся над будничной жизнью. Ни в какой иной области, кроме религиозно-филантропической, он не имел возможности проявить себя и отдавал много энергии участию в благотворительных обществах, различным церковным делам. С этим был связан и святошеский стиль его разговоров и писем. Подобно Антону Павловичу, Александр Павлович в своих письмах пародировал этот стиль; младшие Чеховы тоже отлично понимали друг друга и умели найти общий язык. Но, высмеивая странности и чудачества, они понимали и причины этих странностей. В одном из писем Александра к братьям, Николаю и Антону, есть глубокое замечание о Митрофане Егоровиче:
А. П. Чехов (стоит второй слва) в кругу семьи (1876)
Вся окружавшая его жизнь была покушением на его свободу.
Еще более сильным врагом его свободы, чем семейный деспотизм, была гимназия. Таганрогская гимназия была идеальной с точки зрения царского министерства народного просвещения. То была настоящая фабрика рабов.
Всем известен чеховский «человек в футляре», учитель гимназии Беликов.
«Человеки в футляре» держали в своих руках таганрогскую гимназию. Один из них, инспектор Дьяконов, от части и послужил прототипом для учителя Беликова.
Здание Таганрогской гимназии, в которой учился А. П. Чехов
Александр Павлович рассказывал в своих воспоминаниях: «Многие из моих сверстников покинули гимназию с горечью в душе. Мне же лично чуть ли не до 50 лет по ночам снились строгие экзамены, грозные директорские распекания и придирки учителей. Отрадного дня из гимназической жизни я не знал ни одного». Антон Павлович признавался в одном из писем 1886 года: «Мне до сих пор иногда еще снится гимназия: невыученный урок и боязнь, что учитель вызовет. »
Поистине, гимназия была разновидностью тюрьмы, если можно было так долго и остро чувствовать ее кошмар.
Мир детства в произведения А.П. Чехова
Хе Екатерина Александровна
Учитель русского языка и литературы Муниципального бюджетного общеобразовательного учреждения средней общеобразовательной школы №2 г. Томари Сахалинской области
«Тема детства в произведениях А.П. Чехова»
Родился Антон Павлович 29 января 1860 года в портовом городе Таганроге Ростовской области.
Детство Чехова оставило болезненный след в памяти писателя.
Павел Егорович – отец Антона Чехова – воспитывал своих детей в большой строгости. Накопив денег, он открыл бакалейную лавку в Таганроге. Помощь отцу в торговле стала для сыновей обязательным занятием. Но у самого Павла Егоровича купеческое дело не вызывало особого энтузиазма. Гораздо больше внимания он уделял церковной службе и общественной деятельности.
Работу в продуктовой лавке детям приходилось совмещать с учебой в гимназии, бесконечными спевками и репетициями в церковном хоре, молениями. Кроме того, все сыновья должны были овладеть каким-либо ремеслом. Будущий писатель изучал портняжное дело.
В творчестве Антона Павловича Чехова выделяются рассказы о детях, бережно передающие их обезоруживающую наивность, простодушие, трогательное удивление перед открывающимся их глазам миром, самоотверженные порывы («Детвора», 1886; «Гриша», 1886; «Кухарка женится», 1885; «Мальчики», 1887).
От этих взглядов Чехов не отступал на протяжении всего творческого пути, но все-таки два его рассказа были предназначены специально для детей – «Белолобый»(1895) и «Каштанка» (1887). Да и многие другие его рассказы вскоре после публикации во «взрослых» журналах входили в детское чтение. В основе этих рассказов лежит глубокая любовь к детям, выражавшаяся не только в произведениях о них, но и в непосредственном общении писателя с детьми.
Мир ребенка, необычный, неожиданный, яркий — целая область эстетических и этических интересов А. П. Чехова. Для него это особый мир, дети у него — особые люди.
В рассказах Чехова о детях можно выделить два основных аспекта: восприятие мира глазами ребенка и восприятие взрослыми детского мира. Чехов изображает те моменты в жизни детей, которые позволяют выявить проблемы, возникающие от непонимания взрослыми мира ребенка. Он строит свои рассказы чаще всего на столкновении детского сознания с миром взрослых, чуждым и непонятным. В одних произведениях изображаются оба мира как пересекающиеся. События рисуются такими, как их видят взрослый и ребенок. В других внешний мир, с которым сталкивается маленький человек, предстает целиком в его восприятии. Через взаимодействия между детьми и взрослыми выявляются психологические особенности тех и других.
В рассказах о детях проявилось умение Чехова видеть за внешним благополучием невидимую душевную драму, неустроенность, смятение чувств.
В его рассказах за фасадом благополучия существования – детская драма.
Душевная черствость и эгоизм взрослых мешают им вглядеться в своего ребенка, понять, что происходит в его душе. Леность ума, забвение насущных истин препятствуют ответственным, нравственно активным поступкам, которые сблизили бы взрослых со своими детьми.
В рассказах Чехова дети — самые активные защитники справедливости, они вступаются за обиженных и возмущаются дурными поступками взрослых. Они умеют быть благодарными за доставленную им радость, умеют и сами заботиться о тех, кто слаб и нуждается в помощи.
Детских образов у Чехова много. Чехов исследовал, по существу, все решающие стадии взросления ребенка – от младенца до подростка.
Например, малыш Гриша («Гриша», 1886) интересен своим особым восприятием всего того, что он видит вокруг. Ребёнку только два года 8 месяцев, он едва умеет говорить, но он уже интенсивно познает жизнь.
Гриша гуляет по бульвару с нянькой. Это первый сознательный выход на улицу из детской, в которой до сих пор был сосредоточен для него весь мир. Впрочем, и в этой привычной обстановке для него были загадки: папа, который мелькает за закрытой дверью (зачем он существует?), тетя, лишь изредка появляющаяся в доме (куда она так незаметно и таинственно исчезает?). Улица же полна таких загадок: незнакомые лица, солдаты с вениками, лошади с двигающимися ногами (это особенно поражает мальчика, знавшего до сих пор лишь деревянных лошадок, неподвижно стоящих в детской). И, знакомясь с новым, малыш пользуется прежним своим опытом: люди на улице для него – это множество «пап, мам, теть», продавщица фруктов – «какая-то няня», две пробегающие собаки – необычно большие кошки «с длинными мордами, высунутыми языками и длинными вверх хвостами».
Наблюдательности ребенка, жадно впитывающего в себя впечатления бытия, соответствует отточенное искусство детали в детских рассказах Чехова.
Незащищенность ребенка от произвола взрослых может толкнуть его на поступок ужасный. Взрослые ставят ребенка в условия, когда само физическое существование становится для него невыносимым, и в его душе происходят страшные, непоправимые перемены – он просто перестает быть ребенком, как Варька в рассказе «Спать хочется» (1888). В одном лице прислуга, горничная, прачка и нянька. Эта тринадцатилетняя девочка не выдерживает тяжести бессонных ночей
Измученная Варя в бессознательном состоянии, а «ребенок плачет. Он давно уже осип и изнемог от плача, но все еще кричит, и неизвестно, когда он уймется. А Варьке хочется спать. Глаза ее слипаются, голову тянет вниз, шея болит!» 4
У Варьки нет даже светлых воспоминаний о деревенской жизни.Ее грезы окрашены в недетские, мрачные тона: темные облака, холодный, суровый туман, какие-то обозы, люди с котомками и тени, бегущие по жидкой грязи Сон и явь, соперничая друг с другом в мрачности, давят на мозг Варьки, она на грани безумия.
Измученная девочка в бессознании находит «врага», мешающего ей спать: это младенец! И задушив его, она «смеется от радости, что ей можно спать, и через минуту спит уже крепко, как мертвая». Эта фраза продолжается уже неритмизованной прозаической речью. Последнее слово рассказа – это страшная участь Варьки. Убийство ее души началось с того, что отнеслись к ней как к вещи. Теперь она мертва, независимо от того – останется ли она физически невредимой, или хозяин поутру запорет ее шпандырем или затопчет ногами.
Финал рассказа ужасает, но он, наверное, всё же закономерен. У каждого человека существует определённая черта, за которой он уже просто теряет разум
Будучи по профессии врачом, Чехов сознательно показал в рассказе, как опасно обременять ребенка непосильным трудом. Детская психика – явление тонкое и сложное, требующее к себе самого бережного отношения.
Наше первое знакомство с Чеховым начинается в раннем детстве. Рядом с Колобком, Мальвиной, Буратино оказываются Каштанка и Белолобый. В начальной школе мы сопереживаем Ваньке Жукову. В старших классах занимаемся анализом рассказов Чехова: «Хамелеон»(1885), «Человек в футляре» (1898), «Унтер Пришибеев» (1885). Перед нами проходит длинный ряд чеховских героев, разнообразных как по характеру, так и по жизненной позиции.
В чеховских рассказах о детях можно проследить всю историю человеческого детства – от первых шагов двухлетнего Гриши («Гриша»), который не знает зачем существует папа, до продуманных действий гимназиста Коли, который за рубль согласился не выдавать чужой тайны («Злой мальчик»). Можно увидеть, как в жизнь ребенка вторгается ложь («Житейская мелочь»), как каторжный труд меняет психологию маленького ребенка («Ванька», «Спать хочется»).
К сожалению, в школьной программе не рассматривается такая тема, как «Детство в произведениях А.П. Чехова», которая занимает немалую часть в творчестве писателя. Поэтому я так заинтересовалась этой темой. Мне очень понравился рассказ Чехова «Детвора».
Дети играют в лото не в силу потребности беззаботно повеселиться, а от гнетущей скуки, на которую их обрекли уехавшие в гости родители. Дети предоставлены сами себе, сиюминутное воздействие взрослых отсутствует. Однако духовно-душевный мир детей формируется под влиянием мира взрослых. Дети играют во «взрослую» игру, играют, как взрослые, «с азартом», на деньги, пользуясь терминами и языком взрослых. В игре раскрываются характеры. Какие тонкие, яркие портреты! Практичный и завистливый девятилетний Гриша, умненькая и самолюбивая Аня («лет восьми»). А вот их шестилетняя кудрявая сестренка Соня явно более всех по душе автору. Писатель «в лоб» об этом не пишет, однако все, что сказано о девочке, не вызывает сомнения в авторской симпатии. Соня «играет в лото ради процесса игры, по лицу ее разлито умиление. Кто бы ни выиграл, она одинаково хохочет и хлопает в ладоши».
Замечательно описание стола, за которым играют: «стол… пестрит цифрами, ореховой скорлупой, бумажками и стеклышками». Чехов активно использует прямую речь, диалоги динамичны, подчеркнута эмоциональность детского восприятия, поведения, быстрые смены настроений (отсюда быстрые смены тем разговоров). Чехов видит окружающее глазами детей и признает их право быть собой.
Очень точно Чехов показывает, сколь бесцеремонно может быть вторжение взрослых в детский мир. От взрослых в рассказе как бы представительствует гимназист пятого класса Вася. Его тянет к детям, он садится играть с ними. Но вместе с тем: «Это возмутительно! — думает он. — Разве можно давать детям деньги? И разве можно позволять им играть в азартные игры? Хороша педагогия, нечего сказать».
Удивительно чеховское умение одним-двумя словами выразить отношение к человеку, описать ситуацию. Всего-то сказано: «примостился и кухаркин сын Андрей», а за этим — целая судьба, драма не то чтобы отверженного, но человека, который с младенчества должен знать «свое место», и вот выдался случай, повезло: он рядом с другими детьми, как все. А это заключительное «Спокойной ночи!». В нем столько любви, столько понимания! «Детвора» — один из самых теплых и вместе с тем психологически глубоких рассказов Чехова о детях.
Я решила рассказать о нём своим ученикам (8 классу). Ребята прочитали произведение, и им захотелось почувствовать себя героями рассказа. Мы решили поставить сценку. Это было внеклассное мероприятие, на которое была приглашена администрация школы. Ученики приготовили реквизит, распределили роли и выучили слова. Всё было отрепетировано. Ребята остались довольны. На время этого урока ученики полностью перевоплотились. Мы словно окунулись в атмосферу рассказа, в котором дети играют в лото. Внеклассное мероприятие прошло замечательно.
Мне интересно было работать с детскими рассказами Чехова, так как это не просто рассказы о детях, а психологические исследования, благодаря которым мы познаем ребенка во всей его природной, возрастной, индивидуальной неповторимости.