Что ночью пляшет а днем отдыхает
100 Загадок ответы (6 уровень)
Не царь, а в короне, не всадник, а со шпорами, не будильник, а всех будит.
Петух
Наступили холода.
Обернулась в лед вода.
Длинноухий зайка серый
Обернулся зайкой белым.
Перестал медведь реветь:
В спячку впал в бору медведь.
Кто скажет, кто знает,
Когда это бывает?
Зима
Она приходит с ласкою
И со своею сказкою.
Волшебной палочкой
Взмахнет,
В лесу подснежник
Расцветет.
Весна
Ни пера, ни крыла, а быстрее орла,
Только выпустит хвост –
Понесется до звезд.
Ракета
Сам вагон открыл нам двери,
В город лестница ведет,
Мы свои глазам не верим:
Все стоит, она идет
Эскалатор
Наши поросятки выросли на грядке,
К солнышку бочком, хвостики крючком.
Эти поросятки играют с нами в прятки.
Огурцы
Сидит рядом с нами,
Смотрит черными глазами.
Черна, сладка, мала
И ребятам мила.
Черника
Рассыпала Лукерья
Серебряные перья.
Метель
Что ночью пляшет, а днем отдыхает?
Костер
Нет колес у меня –
Я крылата и легка.
Громче всех постовых
Я свищу без свистка.
На лету, на лету, на лету-у,
Всю Москву замету.
Вьюга
Дождик теплый и густой:
Этот дождик не простой,
Он без туч, без облаков,
Целый день идти готов.
Душ
Таять может,
Да не лед.
Не фонарь,
А свет дает.
Свечка
Два волшебных колеса повторяют голоса,
Друг за другом тянут сами
Полосочку с голосами.
Магнитофон
Я хозяйкам очень нужен,
Я с посудой очень дружен,
Я посуде всякой рад,
Называюсь я.
Сервант
Меня в комнате всякий приметит,
А открыв меня, зиму с летом встретит.
Шкаф
В квартире нашей новый дом,
Живет посуда в доме том,
В нем место есть и для конфет,
Он называется.
Буфет
Растянулась, как гармошка,
Чудо-печка под окном,
Обогрела нам весь дом.
Батарея
Стоит изба из кирпича —
То холодна, то горяча.
Печь
С ногами, а без рук,
С боками, а без ребер,
С сиденьем, а без живота,
Со спиной, но без головы.
Кресло
Опустел колхозный сад,
Паутинки вдаль летят,
И на южный край земли
Потянулись журавли.
Распахнулись двери школ.
Что за месяц к нам пришел?
Сентябрь
Во дворе поставлен дом,
На цепи хозяин в нем.
Будка
Дом построен для певца
Без окошек, без крыльца.
Скворечник
Зернышко клюет,
Деток зовет:
«Ко-ко-ко, ко-ко-ко,
Не ходите далеко! «.
Курица
По горам, по долам ходит шуба да кафтан.
Овца
Спал цветок и вдруг проснулся
Шевельнулся, встрепенулся,
Больше спать не захотел —
Взвился вверх — и улетел.
Бабочка
Голубой аэропланчик
Сел на белый одуванчик.
Стрекоза
Кружусь, верчусь и мне не лень Вертеться даже целый день. Какой ответ?
И еще белка в колесе.
Также сюда, как вариант, мог бы подойти гироскоп. Тело гироскопа постоянно вращается.
Женщина после хорошего секса
Работник, которому пообещали премию
Данную загадку: Кружусь, верчусь и мне не лень Вертеться даже целый день. мне как-то в детстве загадывала моя любимая бабушка. И мы с братом с легкостью ее без особых раздумий разгадали.
Трудоголик, занятый своим любимым делом, такой ответ напрашивается, но не подходит к этой загадке.
Загадали слово «ЮЛА». Только юла способна весь день кружить и вертеться и при этом совершенно не уставать. Причем наверное только юле «не лень» целый день вертеться и кружиться, стоит её только хорошенечко завести.
Правильным ответом на представленную детскую загадку про игрушки будет ЮЛА. Это волчок, ее запускаешь и она кружится вокруг своей оси. Чем лучше ее запустишь, тем дольше юлы будет кружиться. Очень популярная была игрушка в 80-90-е годы.
Мягким знаком, однозначно. Загадка из школьной программы, на сообразительность!
Ответом на эту загадку будет, лампочка. Сегоодня асортимент лампочек, очень большой, голова закружится, каких только нет. А были времена, когда электричества не было и поэтому не существовало и ламп накаливания. Люди пользовались, факелами, свечками, керосиновыми лампами, а в чумах или юртах жгли костры. Костры служыли для обогрева, приготовления пищи и света.
Впервые лампочку изобрел русский изобретатель А.Н. Лодыгин, в 1872 году.
Может ещё найдутся названия на эту самую букву С, характеризующие какой-то ещё особенный день нашей жизни, но ответ кроется за самым близким и самым настоящим, а не прошедшим или ещё будущим днём. И этим днём, состоящим из семи букв, может быть любой день недели и даже исключённые автором вопроса, суббота и среда.
Всем давно уже понятно, а кто ещё не догадался, этот день СЕГОДНЯ, что и будет ответом на данную загадку.
Надо брать и работать! А после тяжёлой рабочей недели и пять минут отдыха-счастье! Конечно сразу будет лень, тяжело жопку-то от кровати оторвать. Но надо брать и делать, а то год в жизнь превратиться, жить на какие-то деньги тоже надо)
Что ночью пляшет а днем отдыхает
Если вам понравилась книга, вы можете купить ее электронную версию на litres.ru
Но он не сказал этого вслух — это было бы несправедливо и очень зло. Оскорблять свободную волю свободного человека, путая оную с ка, — это хуже, чем просто кощунство: это подло и глупо.
— Да, — сказал Роланд. — Я тебе верю. Всей душой верю.
— Тогда хватит вести себя с нами так, будто мы стадо баранов, а ты наш пастух, который помахивает палкой, чтобы мы, такие все из себя беспомощные и безмозглые, не сошли, не дай Бог, с дороги и не угодили бы в яму с зыбучим песком. Ты вещь в себе. Пришло, наверное, время раскрыться. Если нам суждено умереть в этом городе или в поезде, я хочу умереть, зная, что я был не просто какой-нибудь пешкой в твоей игре.
Роланд почувствовал жар — это кровь прилила к лицу, — но он никогда себя не обманывал. Он психанул сейчас не потому, что Эдди составил о нем ложное мнение. Наоборот. Его просто взбесило, что Эдди увидел его насквозь. «Становление» Эдди происходило у Роланда на глазах: бывший Узник сумел вырваться из своей тюрьмы и оставил ее далеко позади, как и Сюзанна, ибо по-своему она тоже была пленницей, — стрелок следил за их продвижением и гордился им, но все-таки сердце его не сумело принять до конца то, о чем с очевидностью говорил разум. Сердце его воспринимало их всех как существ абсолютно другой породы — низших существ.
Роланд сделал глубокий вдох:
— Стрелок, если можешь, даруй мне прощение.
— Как я понимаю, у нас впереди еще целый водоворот проблем… я уже это предчувствую, и мне страшно. Но это не твои проблемы, а наши. О’кей?
— Как ты думаешь, нам действительно туго придется в городе?
— Не знаю. Я знаю только одно: нам придется приглядывать за Джейком и защитить его, если что, потому что тетушка Талита сказала, что они все захотят его заполучить. Отчасти все зависит от того, сколько времени мы проищем поезд. Но гораздо важнее, что будет потом, когда мы его найдем. Будь у нас еще два человека, мы могли бы дать каждому по револьверу и прикрывать Джейка со всех четырех сторон. Но поскольку нас слишком мало, придется идти гуськом. Сначала я, потом Джейк с коляской Сюзанны, а ты пойдешь сзади.
— И все-таки, Роланд, что нас там может ждать? Попробуй хотя бы предположить.
— А мне кажется, можешь. Ладно, города ты не знаешь, но ты зато знаешь людей в своем мире и знаешь, чего от них можно ждать — теперь, когда все здесь пошло черт-те как. Ну так как?
Роланд задумался, глядя в ту сторону, где грохотали барабаны.
— Может быть, все обойдется. Насколько я понял, у них не так много осталось бойцов, а те, что остались, стары и деморализованы. Вполне может так получиться, что ты был прав и кое-кто даже предложит нам помощь, как это сделал ка-тет Речного Перекрестка. А может быть, мы вообще никого не увидим… они нас увидят, увидят, что мы при оружии, и решат, что лучше им спрятаться от греха подальше и дать нам спокойно пройти. Но даже если такой вариант не пройдет, я очень надеюсь, что они разбегутся, как крысы, когда мы пристрелим кого-нибудь, а еще лучше — парочку.
— А если они решат драться?
Роланд мрачно усмехнулся:
— Тогда, Эдди, всем нам придется вспомнить лица своих отцов.
Глаза Эдди блеснули во тьме, и он снова напомнил Роланду Катберта — его старого друга Катберта, который однажды сказал, что он ни за что не поверит в привидений, пока не попробует одного на зуб, — Катберта, с которым однажды они разбросали под виселицей хлебные крошки.
— Я, надеюсь, ответил на все вопросы?
— Нет… но на этот раз ты, по-моему, был со мной честен.
— Тогда, Эдди, спокойной ночи.
Эдди повернулся и пошел прочь. Роланд стоял и смотрел ему вслед. Теперь он его слышал, когда прислушивался… но все равно еле-еле. Он сам направился было в лагерь, но потом передумал и пошел в темноту — в направлении Лада.
Он, Джейк, из тех, кого старая женщина называла младами. Она сказала, что все они захотят его заполучить.
Вы мне не дадите упасть в этот раз?
Нет. Теперь никогда.
Но он знал одну вещь, о которой не знали другие. Быть может, теперь, после этого разговора с Эдди, он скажет им… обязательно скажет, но все-таки чуть попозже.
На древнем наречии, которое в мире стрелка было когда-то универсальным языком, большинство слов, в том числе ка и кхеф, имело множество значений. Но слово чар — кстати, Чарли Чу-чу начиналось с того же слога — было однозначным.
Три дня спустя они набрели на разбившийся аэроплан.
Джейк первым увидел его — вспышку яркого света в сиянии позднего утра на расстоянии примерно миль в десять, как будто зеркальце, сверкавшее в траве. Когда путники подошли поближе, они смогли явственно разглядеть очертания темной штуковины, что примостилась у самого края Великого Тракта.
— Похоже на мертвую птицу, — заметил Роланд. — Большую птицу.
А еще час спустя они молча встали у края дороги, глядя на древний остов самолета. На прогнившем фюзеляже гордо восседали три жирные вороны. Они нахально уставились на незваных гостей. Подобрав камень с дороги, Джейк запустил им в птиц. Те с негодующим карканьем взвились в воздух.
Одно крыло аэроплана отломилось во время падения и валялось теперь ярдах в тридцати от почерневшего корпуса, точно трамплин для прыжков в воду среди зеленой травы. В остальном же аэроплан почти не пострадал. Только стекло фонаря кабины треснуло в том месте, куда ударилась голова пилота. Там осталось большое пятно тускло-ржавого цвета.
Ыш обежал аэроплан, обнюхал ржавые лопасти пропеллера и поспешно вернулся к Джейку.
Человек в кабине, одетый в дутый кожаный комбинезон и шлем с шипом на макушке, давно превратился в иссохшую мумию, готовую рассыпаться в прах при малейшем прикосновении. Губ у него уже не было — зубы обнажились в последней гримасе отчаяния. От пальцев, когда-то толстых, как сосиски, остались теперь лишь кости, обтянутые желтой кожей, — мертвые кости, вцепившиеся в штурвал. Ударившись головой о фонарь, пилот раскроил себе череп, и Роланд догадался, что зеленовато-серые разводы, покрывавшие левую часть лица, — это все, что осталось от мозга. Голова мертвеца была запрокинута к небу, как будто он до последнего не сомневался, что сможет снова подняться ввысь. Сохранившееся крыло все еще простиралось над буйно разросшейся травой. Там красовалась выцветшая эмблема: кулак с зажатой в нем молнией.
— Похоже, тетушка Талита ошиблась, а старик-альбинос был прав. — В голосе Сюзанны явственно слышался благоговейный трепет. — Это, наверное, Давид Шустрый, тот самый незаконнорожденный принц. Посмотри, Роланд, какой он здоровый… им, наверное, пришлось его жиром смазать, чтоб запихнуть в эту кабинку!
Роланд кивнул. Жара и годы потрудились на славу: от человека внутри механической птицы остался всего лишь скелет, обтянутый высохшей кожей, — но до сих пор еще было видно, какими широкими были когда-то плечи у этого человека, а изуродованная его голова поражала своими размерами.
— Так пал лорд Перт, — сказал он, — и земля содрогнулась от этого грома.
Джейк вопросительно на него покосился.
— Это из старой баллады, — пояснил Роланд. — Был такой великан, лорд Перт. Он отправился на войну, один против воинства в тысячу человек, но не успел даже покинуть свои владения: один мальчишка швырнул в него камнем. Камень попал в колено. Перт споткнулся, упал под тяжестью своих доспехов и сломал себе шею.
— Похоже на нашу легенду про Давида и Голиафа, — заметил Джейк.
— Он не горел, — сказал Эдди. — Скорее всего у него просто кончилось горючее и он попытался посадить самолет на дорогу. Садился с отказавшим двигателем. Он, может, был самозванцем и варваром, я уж не знаю, но мужик он был смелый.
Роланд кивнул и повернулся к Джейку.
— Да нет. Если бы он был… ну, вы понимаете… если б он умер недавно, тогда, наверное, было бы чуточку страшно. — Джейк оторвал взгляд от мертвого человека в кабине и посмотрел на город. Они подошли совсем близко, и Лад стал виден гораздо отчетливее. Отсюда уже можно было разглядеть, что в окнах многих высотных домов не хватает стекол, но Джейк, как и Эдди, все-таки не отказался пока от надежды, что им там помогут. — Готов поспорить, что в городе после его кончины все пошло наперекосяк.
— Думаю, ты бы выиграл это пари, — сказал Роланд.
— Знаете что? — Джейк опять повернулся к аэроплану. — Может быть, те, кто построил этот город, и выпускали свои самолеты, но я все же уверен, что это — один из наших. В школе, еще в пятом классе, я писал реферат по воздушному бою, и мне кажется, я узнаю модель. Можно я посмотрю поближе, а, Роланд? Пожалуйста.
— Давай только вместе посмотрим.
Они вместе приблизились к аэроплану, утопавшему в высокой траве.
— Вон там, видите? — показал Джейк. — Пулемет под крылом? Это модель с воздушным охлаждением, германского производства. «Фокке-вульф» называется. Их выпускали перед самым началом Второй мировой. Но только что он тут делает?
— Самолеты часто пропадают, — заметил Эдди. — Возьми, например, Бермудский треугольник. Это, Роланд, такое место над одним из наших океанов. Там вообще беспредел творится. Заколдованное прямо место. А может быть, мне сейчас пришло в голову, это просто здоровая дверь между нашими двумя мирами… дверь, которая открыта всегда. Или почти всегда. — Эдди ссутулился и попытался, весьма, кстати, посредственно, изобразить Рода Серлинга: — Просьба всем пристегнуть ремни. Мы приближаемся к вихревой зоне. Наш самолет входит… в зону Роланда!
Джейк и Роланд, которые стояли уже под сохранившимся крылом самолета, даже не повернулись к нему.
— Подсадите меня, Роланд.
Роланд покачал головой.
— Крыло кажется крепким, но оно все прогнило, Джейк… эта штука валяется здесь много лет. Ты упадешь.
— Тогда поднимите меня на руках.
— Давай я, Роланд, — вызвался Эдди.
Роланд лишь на мгновение опустил взгляд на свою изувеченную правую руку, потом небрежно пожал плечами и сплел пальцы в замок:
— Я сам. Он не тяжелый.
Джейк снял кроссовки и легко встал на «ступеньку» из рук Роланда. Ыш залился пронзительным лаем — то ли от возбуждения, то ли от страха, Роланд так и не понял.
Теперь Джейк прижимался грудью к одному из проржавелых закрылков. Повернув голову вправо, он изучал эмблему на крыле. Кулак, сжимающий молнию. С одного края она слегка отслоилась от поверхности крыла. Джейк взялся за этот приподнятый краешек и потянул. Эмблема оторвалась, причем с такой легкостью, что мальчик наверняка бы упал, если бы Эдди не поддержал его за ягодицы.
— Я так и знал, — сказал Джейк. Под оторвавшейся эмблемой открылась еще одна. Свастика. — Просто хотелось проверить. Можете опустить меня, я уже все посмотрел.
Они снова двинулись в путь, и на протяжении всего дня — стоило лишь оглянуться — сзади маячил хвост самолета, поднимающийся из высокой травы, как надгробие лорда Перта.
В тот вечер как раз была очередь Джейка разводить костер. Когда он уложил наконец хворост так, чтобы Роланд уже ни к чему не сумел придраться, стрелок протянул ему кремень и кресало.
— Посмотрим, как у тебя получится.
Эдди с Сюзанной сидели с другой стороны костра, любовно приобняв друг друга за талии. Сегодня, уже ближе к вечеру, Эдди заметил в траве у дороги какой-то красивый ярко-желтый цветок и сорвал его для Сюзанны. Она приколола его к волосам и теперь, каждый раз, когда ее взгляд обращался к Эдди, она улыбалась с сияющими глазами. Роланд все это подмечал. И ему это нравилось. Их любовь стала глубже и крепче. Что ж, хорошо. Любовь должна быть действительно крепкой, чтобы сохраниться на долгие годы.
Джейк высек искру, но она, ярко вспыхнув, погасла в нескольких дюймах от растопки.
— Держи кремень ближе, — посоветовал Роланд. — И сжимай крепче, Джейк. И не надо стучать по нему огнивом. Чиркай.
Джейк попробовал снова, и на этот раз искра попала туда, куда нужно. Впрочем, все равно без толку. В воздух взвилась тоненькая струйка дыма, но огонь так и не разгорелся.
— У меня, похоже, не выходит.
— Ничего, научишься. И подумай пока вот над чем: что ночью пляшет, а днем отдыхает?
Роланд придвинул руки Джейка еще ближе к растопке.
— Как я понимаю, такой в твоей книжке нет.
— А-а, так это загадка! — Джейк высек еще одну искру. На этот раз посреди костра вспыхнул крошечный язычок пламени. Правда, он тут же погас. — Вы тоже знаете какие-то загадки?
— И не просто «какие-то», — отозвался Роланд. — Я знаю их много. А мальчишкой, наверное, знал больше тысячи. Мы специально их изучали.
— Правда? А зачем, интересно, их изучать, загадки?
— Ваннай, мой наставник, говорил, что разгадывание загадок способствует развитию ума. Что кто научится их разгадывать, тот научится думать неординарно и гибко. Каждую пятницу мы устраивали состязания по разгадыванию загадок, и тот, кто выигрывал, мог уйти с занятий пораньше.
— И часто, Роланд, тебя отпускали пораньше? — поинтересовалась Сюзанна.
Он покачал головой, пряча улыбку.
Сюзанна, которая внимательно наблюдала за тем, как Роланд держал себя со стариками в Речном Перекрестке, подумала, что он себя явно недооценивает. Однако она промолчала.
— Иногда, долгими зимними вечерами, у нас устраивались состязания в Большом Зале. Если участвовали только младшие, побеждал всегда Ален. Если же состязались взрослые, победителем был неизменно Корт. Он знал больше загадок, чем мы все, вместе взятые, и с каждой ярмарки, где проходили «загадочные» турниры, он всегда приносил гуся. В загадках таится великая сила, и каждый, наверное, знает хотя бы одну или две.
— Даже я, — сказал Эдди. — Вот, например: могут ли трупы плясать?
— Тьфу ты, гадость, — сморщилась Сюзанна, не в силах, однако, сдержать улыбку.
— Да, если труппы балетные! — торжествующе завопил Эдди и улыбнулся, когда Джейк, рассмеявшись, неловко взмахнул рукой и сбил уложенный для растопки хворост. — Да-да, уважаемые, у меня их в запасе, наверное, миллион!
Роланд, однако, не рассмеялся. Наоборот, он как будто немного обиделся.
— Ты извини меня, Эдди, но это действительно глупая шутка.
— Господи, Роланд, прошу прощения. — Эдди все еще улыбался, но в его голосе явственно слышалось раздражение. — Я все забываю, что чувство юмора тебе отстрелили в этом Крестовом походе детей, или как там он у вас назывался.
— Просто я отношусь к загадкам серьезно. Меня так научили, что способность разгадывать их говорит о здоровом и рациональном уме.
— Ну все равно они нам не заменят произведений Шекспира или квадратного уравнения, — примирительно проговорил Эдди. — Я хочу сказать, не будем отвлекаться.
Джейк задумчиво поглядел на Роланда.
— У меня в книжке написано, что загадки — это самая древняя из всех игр, в какую люди играют до сих пор. Я имею в виду, в моем мире. А парень, с которым я разговаривал в книжной лавке, сказал, что загадки — действительно дело серьезное, а не просто так шуточки. Он говорил, что когда-то из-за них убивали.
Роланд смотрел в пространство — в сгущавшийся сумрак.
— Да, — вымолвил он наконец. — Я сам это видел. — Он вспомнил одно состязание на ярмарке, которое закончилось не вручением обычного приза, гуся, а смертью того косоглазого мужичка в шляпе с бубенчиками, который корчился в пыли с кинжалом в груди. С кинжалом Корта. Мужик этот, бродячий певец и акробат, попытался обжулить Корта, стащив у судьи книжку, где на страницах из тонких пластинок коры были записаны все ответы.
— Ой-ой-ой, — выдавил Эдди. — Вы уж меня извините, глупого.
Сюзанна смотрела на Джейка во все глаза.
— А я и забыла… Ведь у тебя с собой книжка с загадками. Можно мне посмотреть?
— Да, конечно. Она у меня в ранце. Правда, там кто-то выдрал страницы с ответами. Наверное, поэтому мистер Тауэр отдал мне ее беспла…
Он умолк, когда чьи-то пальцы больно впились ему в плечо.
— Как, ты сказал, его звали? — переспросил Роланд.
— Мистер Тауэр, — повторил Джейк. — Келвин Тауэр. А я разве не говорил?
— Нет. — Роланд медленно разжал пальцы, отпустив плечо Джейка. — Но теперь, когда ты сказал, я в общем-то не удивляюсь.
Эдди открыл ранец Джейка, нашел книжку с загадками и бросил ее Сюзанне.
— Знаешь что, — сказал он, — а мне всегда нравилась эта загадка про трупы. Она, быть может, безвкусная, но забавная.
— Дело даже не в этом, — заметил Роланд. — Она бессмысленная, и у нее нет решения. В общем, глупая это загадка. А у хорошей загадки должен быть смысл. И решение.
— Господи Боже! Да вы, ребята, похоже, действительно принимаете это дело всерьез?!
Джейк тем временем снова сложил растопку и старательно высекал искры, думая над загадкой, из-за которой начался спор. Неожиданно он улыбнулся:
— Костер. Правильно я угадал? Костер. Ночью пляшет, а днем отдыхает. Когда темно, мы его зажигаем, и пламя пляшет. А днем мы его гасим, и оно вроде как отдыхает. В общем-то просто.
— Все правильно. — Роланд тоже улыбнулся Джейку, но смотрел он на Сюзанну, которая углубилась в маленькую потрепанную книжку. Глядя на то, как она сосредоточенно морщит лоб, перелистывая страницы, как поправляет рассеянным жестом цветок в волосах, он подумал, что, наверное, только Сюзанна способна почувствовать и понять, насколько важной для них может быть эта книжка загадок… вполне вероятно, что даже важнее, чем «Чарли Чу-чу». Он перевел взгляд с Сюзанны на Эдди, и в нем опять поднялось раздражение, вызванное этой дурацкой его загадкой. Эдди еще кое в чем напоминал ему Катберта, только в этом их сходство было не самым приятным: иной раз Роланду хотелось встряхнуть его так, чтобы из носу у него пошла кровь, а зубы просто повыпали изо рта.
Спокойно, стрелок… спокойно! — прозвучал у него в голове голос Корта, не то чтобы насмешливый, но ехидный. Роланд решительно отгородился от всех эмоций. Сделать это оказалось не так уж и трудно, особенно если вспомнить, что Эдди иной раз впадал в ребячество и начинал дурить, может быть, сам того не желая. Просто такой у него характер, отчасти сформированный ка, и тут уже ничего не поделаешь. К тому же Роланд прекрасно знал, что Эдди способен не только на идиотские выходки. Теперь, всякий раз, когда он начинал несправедливо думать иначе, стрелок вспоминал их ночной разговор на дороге три дня тому назад, когда Эдди обвинил его в том, что он использует их как пешки в своей игре. Тогда это его рассердило… и все-таки Эдди был не так уж далек от истины. Во всяком случае, Роланду стало стыдно.