Что ни личность великий знаток
LiveInternetLiveInternet
—Цитатник
Я о любви спою. Художник Грант Сукиасян За счастье просто жить Я принимаю данность.
ஐ♥Ты так изысканна. Giuseppe Armani♥ஐ Ты так изысканна и так неж.
—Рубрики
—Ссылки
—Видео
—Музыка
—Фотоальбом
—Поиск по дневнику
—Подписка по e-mail
—Статистика
Cамые смешные пародии Александра Иванова.
Самые смешные пародии Александра Иванова.
Высокий звон
Косматый облак надо мной кочует,
И ввысь уходят светлые стволы.
В худой котомк поклав ржаное хлебо,
Я ухожу туда, где птичья звон.
И вижу над собою синий небо,
Косматый облак и высокий крон.
Я дома здесь. Я здесь пришел не в гости.
Снимаю кепк, одетый набекрень.
Веселый птичк, помахивая хвостик,
Высвистывает мой стихотворень.
Зеленый травк ложится под ногами,
И сам к бумаге тянется рука.
И я шепчу дрожащие губами:
«Велик могучим русский языка!»
Рок пророка
Кривонос и косорыл,
удивился и смутился:
серафимный шестикрыл
в юном облике явился.
Я хоть музой и любим,
только, как ни ковырялся,
шестикрылый серафим
мне ни разу не являлся.
Вместо этого, уныл,
словно он с луны свалился,
серафимный шестикрыл
на распутье мне явился.
— Ну-с! — свою он начал речь. —
Чем желаете заняться?
— Вот хочу жаголом глечь —
так я начал изъясняться. —
Сочиняю для людей,
пред людьми предстал не голым.
Так сказать, людца сердей
собираюсь глечь жаголом.
Шестикрыл главой поник
и, махнув крылом как сокол,
вырвал язный мой грешык,
чтобы Пушкина не трогал.
После сладкого сна
Непрерывно,
С детства,
Изначально
Душу непутевую мою
Я с утра кладу на наковальню,
Молотом ожесточенно бью.
Многие (Писать о том противно;
Знаю я немало слабых душ!)
День свой начинают примитивно —
Чистят зубы,
Принимают душ.
Я же, встав с постели,
Изначально
Сам с собою начинаю бой.
Голову кладу на наковальню,
Молот поднимаю над собой.
Опускаю.
Так проходят годы.
Результаты, в общем, неплохи:
Промахнусь — берусь за переводы,
Попаду —
Сажусь писать стихи.
Лирика с изюминкой
Ты вся была с какой-то чертовщинкой,
с пленительной смешинкой на губах,
с доверчинкой до всхлипинки, с хитринкой,
с призывной загогулинкой в ногах.
Ты вся с такой изюминкой, с грустинкой,
с лукавинкой в раскосинках сухих,
что сам собою нежный стих с лиринкой
слагаться стал в извилинках моих.
Особинкой твоей я любовался,
вникал во все изгибинки твои,
когда же до брусничинок добрался,
взыграли враз все чувствинки мои.
Писал я с безрассудинкой поэта,
возникла опасенка уж потом:
вдруг скажут мне: не клюквинка ли это
с изрядною развесинкой притом.
Он может, но.
Нет, жив Дантес.
Он жив опасно,
Жив
Вплоть до нынешнего дня.
Ежеминутно,
Ежечасно
Он может выстрелить в меня.
Санкт-Петербург взволнован очень.
Разгул царизма.
Мрак и тлен.
Печален, хмур и озобочен
Барон Луи де Геккерен.
Он молвит сыну осторожно:
— Зачем нам Пушкин?
Видит бог,
Стреляться с кем угодно можно,
Ты в Доризо стрельни,
Сынок!
С улыбкой грустной бесконечно
Дантес
Взирает на него.
— Могу и в Доризо, конечно,
Конечно,
Какая разница,
В кого.
Но вдруг
Лицо его скривилось,
И прошептал он
Как во сне:
— Но кто тогда,
Скажи на милость,
Хоть словом
Вспомнит обо мне.
Нечто трогательное
Поэтический бредняк
Ведь это неясыть поет.
. Шапку
Сшибает бредняк.
— Тут неглыбко:
Выбредай на берег!
Скрозь елань, где елозит куржа,
Выхожу с ендалой на тропень.
А неясыть, обрыдло визжа,
Шкандыбает, туды её в пень!
Анадысь, надорвав горлопань,
Я намедни бежу в многоперь,
На рожон, где нога не ступань.
Но неглыбко в стихах и таперь.
На олешнике бязь.
Ан пупырь
Врастопырь у дубов раскоряк.
Вопия, контрапупит упырь
Мой стихорукотворный бредняк.
Наливание
Твои ресницы, словно коромысла,
Легко несут большие ведра глаз,
Что так полны живой небесной сини
Плескающейся даже через край.
Я ждал:
а вдруг плеснешь в меня случайно,
И брызги жгуче звездами сверкнут,
И ослепят,
чтоб я других де видел.
Но ты то ведра
мимо пронесла.
Не губы, не колени и не бедра,
А ведра глаз твоих меня пленили.
Их было два.
С ресниц они свисали,
К тому же ты с утра их налила.
И я все ждал:
а вдруг пройдешь и спрыснешь,
Вдруг отольешь,
пускай непроизвольно.
Но мимо ты прошла,
не отлила.
И я с тоски
свои глаза налил.
Разговор
Бесконечными веками —
есть на то причина —
разговаривал руками
любящий мужчина.
Повстречался мне нежданно
и лишил покоя.
И что я ему желанна
показал рукою.
Молча я взглянула страстно,
слова не сказала
и рукой, что я согласна,
тут же показала.
Образец любовной страсти
нами был показан.
Разговор влюбленным, к счастью,
противопоказан.
А потом горела лампа,
молча мы курили,
молча думали: «И ладно,
и поговорили. »
Так вот счастье и куется
издавна, веками.
Всем же только остается
развести руками.
Из: Иванов А.А. Плоды вдохновения. – М., «Советский писатель», 1983
Каспий
Вот так живешь, живешь на свете наспех
И вдруг нисходит словно благодать,
Что ты уже не Лев Щеглов, а Каспий
И Волге, кроме, некуда впадать.
Вот так живешь, живешь на свете наспех,
Чудес немало видишь на веку.
Вот я уже не Лев Щеглов, а Каспий,
И на моем боку стоит Баку.
Напрасно говорят, что я несносен,
Что сам в себе, должно быть, утону.
Я выгоден, поскольку нефтеносен,
Я грозен, ибо делаю волну.
В подобной ситуации недолго
И ощутить внезапно благодать.
Я чувствую, в меня впадает Волга,
Течет и, кроме, некуда впадать.
Во мне теперь осетра добывают,
Пловцы в меня пытаются нырнуть.
Проснулся я. Конечно, все бывает,
Но простыни придется простирнуть…
Заколдованный круг
Площадь круга… Площадь круга… Два пи эр…
— Где вы служите подруга?
— В АПН…
Говорит моя подруга чуть дыша:
— Где учился ты, голуба, в ЦПШ? (ЦПШ — церковноприходская школа)
Чашу знаний осушил ты не до дна
Два пи эр — не площадь круга, а длина,
И не круга, а окружности притом
Учат в классе это, кажется, в шестом.
Ну поэты! Удивительный народ!
И наука их, как видно, не берёт
Их в банальности никак не упрекнёшь,
Никаким ключом их тайн не отомкнёшь.
Все б резвиться им, голубчикам, дерзать…
Образованность все хочут показать…
Обучение русскому
Шёл вчера я в толпе городской
Показалось мне, трезвому, грустному, —
В разношерстице речи людской
Разучился я русскому устному…
Сердцем чувствую: что-то не так.
Стало ясно мне, трезвому, грустному,
Я по письменной части мастак,
Но слабее по русскому устному.
В кабинетной работе я резв
И заглядывал в энциклопедии,
Но далёк от народа и трезв —
Вот причина подобной трагедии.
Нет, такого народ не поймет!
Не одарит улыбкою тёплою…
И пошёл я однажды в народ
С мелочишкой в кармане и воблою.
Потолкался в толпе у пивной,
Так мечта воплотилась заветная.
И, шатаясь, ушёл: Боже мой,
Вот где устная речь многоцветная!
Что ни личность — великий знаток,
И без всякой притом профанации.
Слов немного — ну, может, пяток,
Но какие из них комбинации!
Каждый день я туда зачастил,
Распростясь с настроеньями грустными,
Кабинетную речь упростил
и украсил словами изустными.
У пивной мне отныне почёт,
А какие отныне амбиции!
И поставлен уже на учёт.
На учёт в райотделе милиции.
В конце лета мать с трудом оторвала голову от подушки и слабым голосом позвала Пашечку.
Уже лет десять прошло с тех пор, как ушёл от нее муж, Пашечкин отец, красавец, певун, гулёна, бабник, любитель выпить и закусить.
Мать слегла. Врачи определили полиомиелит, потерю памяти, тахикардию с перемежающейся экстрасистолой, хронический гастрит, чесотку и энцефалопатический синдром.
— Сходи к бабушке, дочка, — прошептала мать. — Отнеси ей пирожков. Пусть порадуется. Недолго уж ей осталось.
Мать хитрила. Она сама чувствовала приближение рокового конца и хотела отослать дочь подальше.
Бабушка жила одна в глухом лесу, где до ухода на пенсию по инвалидности работала уборщицей в театре оперы и балета.
Как-то, заменяя внезапно умершую балерину, она упала в оркестровую яму, сломала ноги, руки, шею, позвоночник и выбила зубы.
С тех пор уже не вставала.
Раз в год Пашечка носила ей пирожки с начинкой из продукции фирмы «Гедеон Рихтер». Бабушка радовалась, счастливо улыбалась, ничего не видя и не слыша, и только выбивала жёлтой пяткой мелодию вальса «Амурские волны».
Вот и сейчас Пашечка собрала корзинку и, тяжело опираясь на костыли, вышла из дому.
Все называли её Красной Пашечкой из-за нездорового румянца, который был у нее с детства. Она страдала рахитом, эпилепсией, слуховыми галлюцинациями и аневризмой аорты. И ходила поэтому с трудом.
На лесной тропинке встретился ей Алексей Сергеевич Волк, лучший в лесу хирург, золотые зубы, резавший безболезненно и мгновенно.
У него было размягчение мозга, и он знал это. Жить оставалось считанные минуты.
Еле передвигая ноги, Волк подошел к упавшей от изнеможения Красной Пашечке. Она слабо улыбнулась.
— К бабушке? — тихо спросил Волк.
— Поздно, — сказал Волк и, привалившись к берёзе, дал дуба.
Пашечка вздохнула и отошла. Последнее, что она увидела, был пробежавший мимо хромой заяц с явными признаками язвы желудка и цирроза печени.
Она приказала ему долго жить.
Б орман смотрел на Штирлица тяжело, с нескрываемой неприязнью. Наконец спросил:
— На кого вы работаете, штандартенфюрер?
— Неважно, — ответил Штирлиц. — Пока неважно. Но я хочу дать вам добрый совет на будущее, рейхслейтер.
Борман медленно выпил рюмку шнапса, занюхал рукавом мундира, закурил предложенный Штирлицем «Беломор».
— Слушаю.
— Бросьте нацистскую шайку! — сурово произнес Штирлиц. — Плюньте на этого шизофреника, готового утопить германский народ в собственной крови. Явитесь с повинной. Или к нам, или к союзникам. Ну, отсидите.
Борман поежился:
— А не вздернут?
Штирлиц вздохнул:
— Могут. Но зато вы умрете с чувством раскаяния, как человек, осознавший свои ошибки.
— Вы так всесильны… — помолчав, обронил Борман.
— Я расстроил переговоры Вольфа с Даллесом, — жестко сказал Штирлиц. — Я натравил Мюллера на Шелленберга, а самого Мюллера отдал Кальтенбруннеру. Я.
— Вы что же, — тихо спросил Борман, — второй человек в рейхе после фюрера?
Штирлиц скромно потупился:
— Почему же второй…
За окном грохотали разрывы. Берлин обстреливали.
Борман понял, что это — конец. Он встал и молча вышел из кабинета. Больше его никто никогда не видел.
Александр Иванов.Лучшие пародии.Юмор
Концерт поэта-пародиста Александра Иванова.
Иванов, Александр Александрович
«Явление Христа народу»?
.
Нет,хоть художник так же был-
он эпиграмою разил-
поэтов даже с именами!
Жаль нет его сегодня с нами-
вот порезвился б над «стихами»-
достойных смехо- панарамы!
Сгорел, промчавшись как цунами-
ровестник,
сатирический поэт.
.
Иванов, Александр Александрович (поэт)
Материал из Википедии — свободной энциклопедии
Ведущий передачи «Вокруг смеха» А.А. Иванов
Имя при рождении: Александр Александрович Иванов
Дата рождения: 9 декабря 1936
Место рождения: Москва
Дата смерти: 13 июня 1996 (59 лет)
Место смерти: Москва
Гражданство: СССР СССР ; Россия Россия
Род деятельности: поэт, пародист, телеведущий, юморист.
Годы творчества: 1961—1996
Жанр: Пародия, памфлет
Биография
]Александр Александрович Иванов родился в Москве в семье художника. В 1960 году закончил факультет рисования и черчения Московского заочного пединститута. Работал преподавателем черчения и начертательной геометрии.
Известность ему принесли стихотворные пародии. В 1962 году началась его творческая карьера. Его перу принадлежит целый ряд статей, памфлетов, заметок. В 1968 году была опубликована его первая книга пародий — «Любовь и горчица», затем выходили сборники «Смеясь и плача», «Не своим голосом», «Откуда что…», «Красная Пашечка», «Пегас — не роскошь», «С Пушкиным на дружеской ноге», «Плоды вдохновения», «Избранное у других», «Слово — не дело», «О двух концах». В 1970 году он был принят в члены Союза писателей. Александр Иванов много лет выступал на эстраде со своими сатирическими произведениями, сыграл несколько небольших ролей в кино, тесно сотрудничал с «Литературной газетой» (16-я полоса, Клуб «12 стульев»).
Слава пародиста
В 1960-х с Хрущёвской оттепелью произошло возрождение жанра литературной пародии (Ю. Левитанский, Л. Лазарев, Б. Сарнов, Ст. Рассадин, В. Ардов, З. Паперный и др.). Александр Иванов первым назвал себя профессиональным поэтом-пародистом. С появлением в 1967 году нового формата «Литературной газеты» он стал постоянным автором юмористического отдела «Клуб 12 стульев».
«Вся его небольшая комната в коммуналке была завалена стихотворной „макулатурой“, как тогда называли регулярные поэтические сборники, выходившие под маркой Союза писателей. В поисках пищи для пародий он скупал продукты творчества всех республиканских поэтов»[1]. Очень скоро он становится непревзойдённым мастером стихотворной пародии и эпиграммы. Цитаты его пародий уходят в народные присказки: «Не писал стихов и не пиши», «Велик могучим русский языка», «А пародисты не умрут, Покамест не иссяк Куняев», «А легла, так не вертись», фраза из пародии на стихи Е. Евтушенко «На бесптичье Женя соловей»…
Популярностью в Сети пользуется эпиграмма на Владимира Жириновского:
Посмотрите-ка скорей —
Дело-то хреновое;
И фашист он, и еврей,
Это что-то новое!
Пародии писали и на самого Александра Иванова. Так, например, в программе «Весёлые ребята» была показана пародия на передачу «Вокруг смеха», где актёр, изображавший Иванова, прочитал такую пародию:
Не так давно мне попался сборник одного поэта, мне лично неизвестного — по крайней мере, его фамилия мне не знакома. Он сам из села Михайловское, Псковской области, и вот в одном из своих стихотворений он пишет: «Мой дядя, самых честных правил, когда не в шутку занемог…» ну и так далее, в том же духе. Я написал пародию, которую назвал «Племянничек».
Один поэт, не шутки ради,
А так — чтоб выдать пару строк —
Решил писать стихи про дядю —
Он лучше выдумать не мог.
Поэт, набив на дяде руку,
Свои стихи — такую скуку —
Читал ему же день и ночь,
Не отходя ни шагу прочь.
Все пишут — понемногу вроде —
Чего-нибудь да как-нибудь:
От анонимок до пародий,
Да так, что некогда вздохнуть.
Но достаю из-под подушки
Я лучшие из всех стихов.
На них написано «А. Пушкин»,
Зачёркнуто — «А. Иванов».
Иванова также пародировали Григорий Горин, Геннадий Хазанов:
Как из маминой из спальни,
Кривоногий и хромой,
Выбегает вдруг начальник
И бежит к себе домой.
Вслед за ним плешивый слесарь,
Почтальон с одной ногой,
Редкозубый хмырь-профессор
И без палки постовой…
Чтоб прервать сей круг порочный,
Непреклонен и суров,
Тут из скважины замочной
Вылезает Иванов!
Волноваться нет причины,
Он душой и телом чист!
Он в пародиях — мужчина,
Ну, а в спальнях — пародист!
Сам Иванов относился к пародиям на себя доброжелательно, а Хазанову посвятил такую эпиграмму:
Узнав, что Хазанов меня пародирует,
Я было решил, что артист деградирует.
Потом, посмеявшись, открыл как бы заново
Любимого мною артиста Хазанова.
Однако самому Иванову нравилась эпиграмма на себя, которую написал Фазиль Искандер:
Скорбен лик у Иванова —
Хоть пиши с него святого.
Благодушен в скорби он,
Как весенний скорпион.
Иванов был женат на балерине Ленинградского государственного академического театра оперы и балета им. С. М. Кирова (ныне Мариинский театр) Ольге Заботкиной. Он ненадолго переезжает к ней в Ленинград, но работа на телевидении требует жизни в Москве, и жена, закончив работу в театре, едет с ним.
В 1993 году подписал Письмо сорока двух.
Александр Иванов скончался в Москве 13 июня 1996 года после обширного инфаркта, спровоцированного алкогольной интоксикацией; он серьёзно страдал от алкогольной зависимости[1][2]. Похоронен на Введенском кладбище.
Иванов много писал «в стол». После смерти поэта бесследно исчез его личный архив, в котором содержались неизвестные публике лирические стихи.
Жена, Ольга Заботкина, пережила мужа на пять лет.
Роли в кино
1970 — Тайна железной двери — милиционер-регулировщик
1984 — Прохиндиада, или Бег на месте — (эпизод) камео
1989 — Две стрелы. Детектив каменного века — Длинный
Крылатые фразы[
В передаче «Вокруг смеха» он как-то заметил: «Если вы считаете, что я слишком высокий и тощий, обратитесь в телеателье — там подрегулируют».
Маясь животом
Смотрел сегодня танец живота.
Красивая девчонка, да не та,
Что спать не даст одной короткой фразой.
Восточная красавица, прости.
Восточная красавица, пусти
К непляшущей, к нездешней, к светлоглазой.
Лев Ошанин
Не отведя пылавшего лица,
Я этот ужас вынес до конца,
Чуть шевеля сведёнными губами:
Восточная красавица, зачем
Ты свой живот показываешь всем?!
С тобой бы нам потолковать на Баме.
Восточная красотка хороша!
Но кровью облилась моя душа,
Ведь так недалеко и до конфуза.
Халат взяла бы или хоть пальто,
А то нагая. Это же не то,
Что греет сердце члена профсоюза!
Восточная красавица, прости,
Но я хотел бы для тебя найти
Достойное эпохи нашей дело.
Чтоб ты смогла познать любовь и труд,
Но я боюсь, что этот факт сочтут
Вмешательством во внутреннее тело.
?
Без всякого мотива,
Без всяких слов пою.
И это всё на диво
Коллегам издаю.
Но вдруг один читатель
Мне прошептал, скорбя:
Когда нет слов, приятель,
Ты пой, но про себя.
На пути к себе
Говорят, что плохая примета
Самого себя видеть во сне.
Прошлой ночью за час до рассвета
По дороге я встретился мне
Вадим Шефнер
Безусловно не веря приметам,
Чертовщиной мозги не губя,
Тем не менее перед рассветом
По дороге я встретил себя.
Удивился, конечно, но всё же
Удивления не показал.
Я представился: «Шефнер». Я тоже
Поклонился и «Шефнер» сказал.
Мы друг другу понравились сразу.
Элегантны и тот и другой.
Я промолвил какую-то фразу,
Я ответил и шаркнул ногой.
Много в жизни мы оба видали,
Но свидание пользу сулит.
Я себе рассказал о Дедале,
Я поведал себе о Лилит.
Я и я очарованы были,
Расставались уже как друзья.
Долго шляпы по воздуху плыли,
Долго я улыбался и я.
После сладкого сна
Непрерывно, с детства, изначально
Душу непутёвую мою
Я с утра кладу на наковальню,
Молотом ожесточенно бью.
Анисим Кронгауз
Я же, встав с постели, изначально
Сам с собою начинаю бой.
Голову кладу на наковальню,
Молот поднимаю над собой.
Но, полиставши уголовный кодекс,
Сообразил, что и любовь права.
И плюнул я тогда на этот комплекс.
И я свободен. И любовь жива.
Обзор
С детских лет и мне завет завещан
Скромности. Его я берегу.
Но я видел раздеванье женщин
На крутом рассветном берегу.
Евгений Винокуров
Небосвод безбрежен был и ясен,
Вжавшись в землю я лежал за пнём,
Притаившись. Был обзор прекрасен,
Слава богу, дело было днём.
Весь сосредоточен, как дневальный,
Я сумел подметить, что хотел:
Эллипсообразны и овальны
Впадины и выпуклости тел!
Искупались. Волосы намокли.
Высохли. Оделись. Я лежу.
Хорошо, что с детства без бинокля
Я гулять на речку не хожу!
Обучение устному
Шёл вчера я в толпе городской,
Показалось мне, трезвому, грустному:
В разношерстице речи людской
Разучился я русскому устному.
Сергей Макаров
Сердцем чувствую: что-то не так.
Стало ясно мне, трезвому, грустному:
я по письменной части мастак,
Но слабею по русскому устному.
В кабинетной работе я резв
И заглядывал в энциклопедии,
Но далёк от народа и трезв —
вот причина подобной трагедии.
Нет, такого народ не поймёт,
Не одарит улыбкою тёплою.
И пошёл я однажды в народ
С мелочишкой в кармане и воблою.
Потолкался в толпе у пивной —
так мечта воплотилась заветная.
И, шатаясь, ушёл: Боже мой,
Вот где устная речь многоцветная!
Что ни личность — великий знаток,
И без всякой притом профанации.
Слов немного — ну, может, пяток.
Но какие из них комбинации!
Каждый день я туда зачастил,
Распростясь с настроеньями грустными,
Кабинетную речь упростил
И украсил словами изустными.
У пивной мне отныне почёт,
А какие отныне амбиции!
И поставлен уже на учёт,
На учёт в райотделе милиции.
Плоды вдохновения
С лозы моей две виноградины
Твоими глазами украдены,
Два персика, яблока два.
Вчера увела ты ручьи,
Теперь они косы твои.
Раин Фархади
Ты месяц ко мне приходила,
Весь месяц по саду ходила.
Теперь я по саду брожу:
Тебя вспоминая, дрожу.
Две дыни, четыре арбуза
(Ещё называется Муза!),
Урюка шестнадцать мешков,
С айвой шестьдесят пирожков.
Не зря ты ходила по саду:
Двенадцать кг винограду,
Да персиков восемь кг,
Да центнер кизила — эге.
Приехала ты на Пегасе,
Он крыльями хлопал и пасся.
Расходов моих на фураж
Уже не окупит тираж.
Однако, и дал же я маху!
Не бросить ли рифмы, к Аллаху?
Спокойно дехканином жить
Дешевле, чем с Музой дружить.
Поездка
Давай, любимая, начнём,
Как говорится, всё сначала.
Пусть по Каляевской везёт
Нас вновь троллейбус двадцать третий.
За наш проезд, за нас двоих
Я в кассу брошу две монетки,
И вспыхнет свет в глазах твоих
Как солнышко на мокрой ветке.
Михаил Пляцковский
Я столько раз звонил тебе —
Ты на звонки не отвечала.
Давай войдём в троллейбус «Б»
И всё начнем с тобой сначала.
Сияет солнце в синеве,
Копеек горсть ладонь ласкает.
Беру четыре — две и две —
И в щёлку кассы опускаю.
Тень грусти на лице моём
Ты взглядом жалобным поймала.
Да, если едем мы вдвоём,
То одного билета мало.
Постой-ка, три копейки есть!
Ещё одна — всего четыре.
Прекрасно, что мужская честь
Ещё жива в подлунном мире.
А я мужчина и поэт,
На небе ни единой тучки.
Держи, любимая, билет!
Я верю: ты отдашь с получки.
Люби меня и будь со мной,
Поездка снова нас связала.
Как, у тебя был проездной?
Ну что ж ты сразу не сказала!
Пенелопа
Её улыбка неземная
звучит, как исповедь моя.
И Афродита это знает
и не уходит от меня.
Андрей Дементьев, «Афродита»
Хоть о себе писать неловко,
но я недаром реалист;
ко мне пристала Пенелопа
как, извиняюсь, банный лист.
Она такая неземная,
и ясный взгляд, и чистый лоб.
И я, конечно, это знаю:
что я, не знаю Пенелоп?!
Я долго думал: в чём причина
моих успехов и побед?
Наверно, я такой мужчина,
каких и в Греции-то нет.
До этого была Даная.
За мной ходила целый год.
И Афродита это знает,
но от меня не отстает.
Шла бы ты домой, Пенелопа!
О пользе скандалов
Что делать со стихами о любви,
Закончившейся пошленьким скандалом?
Не перечитывая, разорви,
Отдай на растерзание шакалам.
Евгений Долматовский
Ни разу малодушно не винил
Я жизнь свою за горькие уроки.
Я был влюблён и как-то сочинил
Избраннице лирические строки.
Скользнула по лицу любимой тень,
И вспыхнул взгляд, такой обычно кроткий.
Последнее, что видел я в тот день,
Был чёрный диск чугунной сковородки.
Скандал? Увы! Но я привык страдать,
Поэтам ли робеть перед скандалом!
А как же со стихами быть? Отдать
На растерзанье критикам-шакалам?
Насмешек не боюсь, я не такой;
Быть может притвориться альтруистом,
Свои стихи своею же рукой
Взять и швырнуть гиенам-пародистам?
В мгновенье ока юный огурец
Из миски глянул, словно лягушонок.
А помидор, покинувший бочонок,
Немедля выпить требовал, подлец.
Повстречался мне нежданно
И лишил покоя.
И что я ему желанна,
Показал рукою.
Молча я взглянула страстно,
Слова не сказала
И рукой, что я согласна,
Тут же показала.
Образец любовной страсти
Нами был показан.
Разговор влюблённым, к счастью,
Противопоказан.
А потом горела лампа,
Молча мы курили,
Молча думали: «и ладно,
И поговорили. »
Так вот счастье и куётся
Издавна, веками.
Всем же только остаётся
Развести руками.
Он может, но.
Нет, жив Дантес. Он жив опасно,
Жив вплоть до нынешнего дня.
Ежеминутно, ежечасно
Он может выстрелить в меня.
Николай Доризо
Санкт-Петербург взволнован очень.
Разгул царизма. Мрак и тлен.
Печален, хмур и озобочен
Барон Луи де Геккерен.
Он молвит сыну осторожно:
— Зачем нам Пушкин? Видит бог,
Стреляться с кем угодно можно,
Ты в Доризо стрельни, сынок!
С улыбкой грустной бесконечно
Дантес взирает на него.
— Могу и в Доризо, конечно,
Какая разница, в кого.
Но вдруг лицо его скривилось,
И прошептал он как во сне:
— Но кто тогда, скажи на милость,
Хоть словом вспомнит обо мне.
Когда пьёшь кофе натощак
И забываешь о еде,
Ты поступаешь как Бальзак,
Который Оноре и де.
Когда в тебе бурлит сарказм
И ты от гнева возбуждён,
Ты просто вылитый Эразм,
Что в Роттердаме был рождён.
Когда, освободясь от брюк,
Ложишься навзничь на диван,
То поступаешь ты, мой друг,
Как мсье Гюи де Моппасан.
Когда ты вечером один
И с чаем кушаешь безе,
Ты Салтыков тире Щедрин
И плюс Щедрин тире Бизе.
Когда ж, допустим, твой стишок
Изящной полон чепухи,
То поступаешь ты, дружок,
Как Кушнер, пишущий стихи.
Мини-Пушкин
Мы все свои. К нам лишний не допущен.
Я в гении, ей-богу, не суюсь,
Но говорю, как ваш домашний Пушкин:
«Друзья мои, прекрасен наш союз!».
О пользе страданий
А в полынье, в наплыве мрака,
В воде, густеющей как мёд,
Живая плавает собака,
Стараясь выбраться на лёд.
Молчит толпа. Мальчишка хнычет,
Клубится снег. Тускнеет свет.
Сугроб пружинил, как подушка,
Я размышлял о бытие.
И вдруг увидел, как старушка
Барахтается в полынье.
Нет, не купается. Одета.
Ручонками ломает лёд.
Но грациозна, как Одетта,
В воде густеющей как мёд.
Как человек и как писатель
Я был немало огорчён.
Со мною был один приятель,
И он был тоже удручён.
Стояли мы. Чего-то ждали
На тротуаре у столба.
И сокрушённо рассуждали,
Что это, видимо, судьба.
Покамест я.
Мы будем жить, покамест Пушкин с нами,
Мы будем жить, покамест с нами Блок.
И нищим надо подавать,
Покамест есть они на свете.
Станислав Куняев
Покамест Пушкин есть и Блок,
Литература нас врачует.
Литература нам не впрок,
Покамест Кобзев есть и Чуев.
Покамест все чего-то ждут,
И всяк покамест что-то ищет,
Покамест нищие живут
И на кладбище ветер свищет,
Мы будем жить, а выйдет срок,
То пусть земля нам будет пухом.
И в жизни тот не одинок,
Кто уважает нищих духом.
Покамест жив, цени свой труд,
В бессмертье душу окуная.
А пародисты не умрут,
Покамест не иссяк Куняев.