Что называют научным открытием кратко

НАУЧНОЕ ОТКРЫТИЕ

Права авторов Н. о., изложенных ими в литературных произведениях, охраняются в СССР законами об авторском праве (см.).

Заявка или передача за границу открытий, составляющих государственную тайну, сделанных в пределах СССР, а также сделанных за границей гражданами СССР, командированными государством, является тяжким преступлением и карается в уголовном порядке (см. Разглашение государственной тайны).

В Советском Союзе созданы все условия для научного творчества. В тысячах научных и учебных институтов, заводских лабораторий и других научных учреждений учёные СССР ведут работы, обогащая науку новыми Н. о.

Директивы XIX съезда партии по пятому пятилетнему плану развития СССР на 1951–1955 годы предусматривают улучшение работы научно-исследовательских институтов и научной работы высших учебных заведений, полное использование научных сил для решения важнейших вопросов развития народного хозяйства, обобщения передового опыта, обеспечивая широкое практическое применение научных открытий. Советские люди знают, что их Н. о. используются в мирных целях, на повышение материального и культурного уровня советского народа.

В странах капитала Н. о. используются капиталистами для получения максимальной прибыли, для подготовки средств разрушения, для создания новых методов массового истребления человечества.

Полезное

Смотреть что такое «НАУЧНОЕ ОТКРЫТИЕ» в других словарях:

важное научное открытие — достижение разрыв линии — [Л.Г.Суменко. Англо русский словарь по информационным технологиям. М.: ГП ЦНИИС, 2003.] Тематики информационные технологии в целом Синонимы достижениеразрыв линии EN breakthrough … Справочник технического переводчика

ОТКРЫТИЕ — ОТКРЫТИЕ, открытия, ср. 1. только ед. Действие по гл. открыть открывать. Открытие запечатанного ящика. Открытие огня по неприятелю. Открытие клуба. Открытие выставки. Открытие новой планеты. Открытие театрального сезона. 2. То, что открыто,… … Толковый словарь Ушакова

Открытие научное — научное открытие установление неизвестных ранее, но объективно существующих закономерностей, свойств и явлений материального мира, вносящее коренные изменения в уровень научного познания. Источник: Модельный закон об охране прав на научные… … Официальная терминология

открытие — сущ., с., употр. часто Морфология: (нет) чего? открытия, чему? открытию, (вижу) что? открытие, чем? открытием, о чём? об открытии; мн. что? открытия, (нет) чего? открытий, чему? открытиям, (вижу) что? открытия, чем? открытиями, о чём? об… … Толковый словарь Дмитриева

Открытие — У этого термина существуют и другие значения, см. Открытие (значения). Открытие новое достижение, совершаемое в процессе научного познания (см. эпистемология, материализм) природы и общества; установление неизвестных ранее, объективно… … Википедия

Открытие Нептуна — Открытие Нептуна обнаружение восьмой планеты Солнечной системы, одно из важнейших астрономических открытий XIX века, сделанное благодаря предварительным вычислениям (согласно фразе Д. Араго, ставшей крылатой «планета, открытая на … Википедия

Научное общество им. Братьев Гримм — Brüder Grimm Gesellschaft Административный центр: Кассель, Германия Официальные языки: немецкий … Википедия

открытие — Научное достижение; то, что стало известным в результате исследований, поисков, размышлений. Блестящее, большое, важное, великое, выдающееся, гениальное, громкое, замечательное, историческое, крупное, мировое, небывалое, необычайное, неожиданное … Словарь эпитетов

ОТКРЫТИЕ — установление неизвестных ранее объективно существующих за кономерностей, свойств и явлений материального мира, вносящих коренные изменения в уровень познания. ОТКРЫТИЕМ признается научное положение, представляющее собой решение познавательной… … Финансовый словарь

ОТКРЫТИЕ — ОТКРЫТИЕ, я, ср. 1. см. открыть. 2. То, что открыто, вновь установлено, найдено. Сделать о. Научное о. Толковый словарь Ожегова. С.И. Ожегов, Н.Ю. Шведова. 1949 1992 … Толковый словарь Ожегова

Источник

Топ-25: величайшие научные открытия в истории человечества

За последние несколько веков мы совершили бесчисленное множество открытий, которые помогли значительно улучшить качество нашей повседневной жизни и понять, как устроен мир вокруг нас. Оценить всю важность этих открытий очень сложно, если не сказать, что почти невозможно. Но одно ясно наверняка – некоторые из них буквально изменили нашу жизнь раз и навсегда. От пенициллина и винтового насоса до рентгена и электричества, перед вами список из 25 величайших открытий и изобретений человечества.

25. Пенициллин

Фото: wikipedia

Если бы в 1928 году шотландский ученый Александр Флеминг (Alexander Fleming) не открыл пенициллин, первый антибиотик, мы до сих пор бы умирали от таких болезней, как язва желудка, от абсцессов, стрептококковых инфекций, скарлатины, лептоспироза, болезни Лайма и многих других.

24. Механические часы

Фото: pixabay

Существуют противоречивые теории о том, как же на самом деле выглядели первые механические часы, но чаще всего исследователи придерживаются версии, что в 723 году нашей эры их создал китайский монах и математик Ай Ксинг (I-Hsing). Именно это основополагающее изобретение позволило нам измерять время.

23. Гелиоцентризм Коперника

Фото: WP / wikimedia

В 1543 году практически на смертном одре польский астроном Николай Коперник обнародовал свою знаменательную теорию. Согласно трудам Коперника стало известно, что Солнце – центр нашей планетной системы, а все ее планеты вращаются вокруг нашей звезды каждая по своей орбите. До 1543 года астрономы полагали, что именно Земля была центром Вселенной.

22. Кровообращение

Фото: Bryan Brandenburg

Одним из самых важных открытий в медицине стало открытие системы кровообращения, о чем в 1628 году объявил английский врач Вильям Харви (William Harvey). Он стал первым человеком, описавшим всю систему циркуляции и свойства крови, которую сердце качает по всему нашему телу от мозга до кончиков пальцев.

21. Винтовой насос

Фото: David Hawgood / geographic.org.uk

Один из известнейших древнегреческих ученых, Архимед, считается автором одного из первых в мире водяных насосов. Его устройство представляло собой вращающийся штопор, который проталкивал воду вверх по трубе. Это изобретение продвинуло ирригационные системы на новый уровень и до сих пор используется на многих заводах по очистке сточных вод.

20. Гравитация

Фото: wikimedia

Все знают эту историю – Исаак Ньютон, знаменитый английский математик и физик, открыл гравитацию после того, как в 1664 году ему на голову упало яблоко. Благодаря этому событию мы впервые узнали, почему предметы падают вниз, и почему планеты вращаются вокруг Солнца.

19. Пастеризация

Фото: wikimedia

Пастеризация была открыта в 1860-х годах французским ученым Луи Пастером (Louis Pasteur). Она представляет собой процесс термической обработки, во время которой в определенных продуктах питания и напитках (вино, молоко, пиво) происходит разрушение патогенных микроорганизмов. Это открытие возымело значительное влияние на общественное здравоохранение и развитие пищевой промышленности во всем мире.

18. Паровой двигатель

Фото: pixabay

Всем известно, что современная цивилизация ковалась на заводах, построенных во время промышленной революции, и что все это происходило с использованием паровых двигателей. Двигатель, приводимый в действие силой пара, был создан давно, но за последнее столетие он был существенно доработан тремя британскими изобретателями: Томасом Сэйвери, Томасом Ньюкаменом и самым знаменитым из них – Джеймсом Ваттом (Thomas Savery, Thomas Newcomen, James Watt).

17. Кондиционер

Фото: Ildar Sagdejev / wikimedia

Примитивная система климат-контроля существовала с древних времен, но она существенно изменилась, когда в 1902 году появился первый современный электрический кондиционер. Его изобрел молодой инженер по имени Виллис Карриер (Willis Carrier), выходец из Баффало, штат Нью-Йорк (Buffalo, New York).

16. Электричество

Фото: pixabay

Судьбоносное открытие электричества причисляется английскому ученому Майклу Фарадею (Michael Faraday). Среди его ключевых открытий стоит отметить принципы действия электромагнитной индукции, диамагнетизм и электролиз. Эксперименты Фарадея также привели к созданию первого генератора, ставшего предшественником огромных генераторов, которые сегодня производят привычное нам в повседневной жизни электричество.

15. ДНК

Фото: pixabay

Многие считают, что именно американский биолог Джеймс Ватсон и английский физик Фрэнсис Крик (James Watson, Francis Crick) в 1950-х годах открыли ДНК, но на самом деле впервые эта макромолекула была выявлена еще в конце 1860-х годов швейцарским химиком Фридрихом Майшером (Friedrich Miescher). Затем спустя несколько десятилетий после открытия Майшера уже другие ученые провели ряд исследований, которые наконец-то помогли нам прояснить, как организм передает свои гены следующему поколению, и как координируется работа его клеток.

14. Анестезия

Фото: Wikimedia

13. Теория относительности

Фото: Wikimedia

Включая две взаимосвязанные теории Альберта Эйнштейна (Albert Einstein), специальную и общую теорию относительности, теория относительности, опубликованная в 1905 году, преобразовала всю теоретическую физику и астрономию 20 века и затмила 200-летнюю теорию механики, предложенную Ньютоном. Теория относительности Эйнштейна стала основой для большей части научных работ современности.

12. Рентгеновские лучи

Фото: Nevit Dilmen / wikimedia

Немецкий физик Вильгельм Конрад Рентген (Wilhelm Conrad Rontgen) нечаянно открыл рентгеновские лучи в 1895 году, когда он наблюдал за флюоресценцией, возникающей при работе катодно-лучевой трубки. За это поворотное открытие в 1901 году ученый был удостоен Нобелевской премии, ставшей первой в своем роде в области физических наук.

11. Телеграф

Фото: wikipedia

С 1753 года многие исследователи проводили свои эксперименты для установления связи на расстоянии с помощью электричества, но значительный прорыв произошел лишь спустя несколько десятилетий, когда в 1835 году Джозеф Генри и Эдвард Дэйви (Joseph Henry, Edward Davy) изобрели электрическое реле. С помощью этого устройства они и создали первый телеграф 2 года спустя.

10. Периодическая система химических элементов

Фото: sandbh / wikimedia

В 1869 году русский химик Дмитрий Менделеев заметил, что если упорядочить химические элементы по их атомной массе, они условно выстраиваются в группы с похожими свойствами. На основании этой информации он создал первую периодическую систему, одно из величайших открытий в химии, которое позже прозвали в его честь таблицей Менделеева.

9. Инфракрасные лучи

Фото: AIRS / flickr

Инфракрасное излучение было открыто британским астрономом Вильямом Хершелем (William Herschel) в 1800 году, когда он изучал нагревательный эффект света разных цветов, используя для разложения света в спектр призму, и измеряя изменения термометрами. Сегодня инфракрасное излучение используется во многих областях нашей жизни, включая метеорологию, системы подогрева, астрономию, отслеживание теплоемких объектов и многие другие сферы.

7. Отвальный плуг

Фото: wikimedia

Изобретенный в 18-ом столетии, отвальный плуг стал первым плугом, который не только вскапывал почву, но и размешивал ее, что позволило обрабатывать в сельскохозяйственных целях даже очень неподатливую и каменистую землю. Без этого орудия сельское хозяйство, каким мы знаем его сегодня, в северной Европе или в центральной Америке не существовало бы.

6. Камера-обскура

Фото: wikimedia

Предшественником современных фотоаппаратов и видеокамер стала камера-обскура (в переводе темная комната), которая была оптическим устройством, используемым художниками для создания быстрых набросков во время выездов за пределы своих мастерских. Отверстие в одной из стенок устройства служило для создания перевернутого изображения того, что происходило снаружи камеры. Картинка отображалась на экране (на противоположной от отверстия стенке темного ящика). Эти принципы были известны веками, но в 1568 году венецианец Даниель Барбаро (Daniel Barbaro) внес изменения в устройство камеры-обскура, дополнив его собирающими линзами.

5. Бумага

Фото: pixabay

Первыми примерами современной бумаги часто считают папирус и амате, которые использовали древние средиземноморские народы и доколумбовые американцы. Но было бы не совсем верно считать их настоящей бумагой. Ссылки на первое производство писчей бумаги относятся к Китаю во времена правления империи Восточная Хань (25-220 годы нашей эры). Первая бумага упоминается в летописях, посвященных деятельности судебного сановника Цай Луна (Cai Lun).

4. Тефлон

Фото: pixabay

Материал, благодаря которому ваша сковорода не пригорает, на самом деле был изобретен абсолютно случайно американским химиком Роем Планкетт (Roy Plunkett), когда тот искал замену холодильным агентам, чтобы обезопасить домашний быт. Во время одного из своих экспериментов ученый открыл странную скользкую смолу, которая позже стала больше известной как тефлон.

3. Теория эволюции и естественного отбора

Фото: wikimedia

Вдохновленный своими наблюдениями в ходе второго исследовательского путешествия в 1831-1836 годах, Чарльз Дарвин (Charles Darwin) приступил к написанию своей знаменитой теории эволюции и естественного отбора, ставшей по мнению ученых со всего света ключевым описанием механизма развития всего живого на Земле

2. Жидкие кристаллы

Фото: William Hook / flickr

Если бы австрийский ботаник и физиолог Фридрих Райницер (Friedrich Reinitzer) не открыл жидкие кристаллы во время проверки физико-химических свойств различных производных холестерина в 1888 году, сегодня вы бы не знали, что такое телевизоры с жидкокристаллическими экранами или плоские LCD мониторы.

1. Вакцина от полиомиелита

Фото: GDC Global / flickr

26 марта 1953 года американский медицинский исследователь Йонас Солк (Jonas Salk) объявил, что ему удалось провести успешные испытания вакцины против полиомиелита, вируса, который вызывает тяжелое хроническое заболевание. В 1952 году из-за эпидемии этого недуга диагноз был поставлен 58 000 жителей США, и болезнь унесла 3 000 невинных жизней. Это подстегнуло Солка на поиски спасения, и теперь цивилизованный мир в безопасности хотя бы от этой беды.

Источник

Научное открытие

Впервые опубликовано 6 марта 2014 года, содержательно переработано 5 июня 2018 года.

Научное открытие — это процесс или результат успешного научного исследования. Объектами открытия могут быть вещи, события, процессы, причины и качества, а также теории, гипотезы и их характеристики (например, их объяснительная сила).

Большинство философских дискуссий о научных открытиях сосредотачивается на создании новых гипотез, которые соответствуют определенным наборам данных, объясняют их или делают возможным выведение проверяемых последствий. Философские дискуссии о научном открытии были изощренными и сложными, так как термин «открытие» использовался многими способами — как для обозначения результата, так и для обозначения процедуры исследования. В наиболее узком смысле термин «открытие» означает предполагаемый момент «эврика», в который появляется новая идея.

Философские проблемы, связанные с научным открытием, возникают в контексте творческих способностей человека: возможен ли анализ «момента-эврики» и существуют ли правила (алгоритмы, руководства, эвристики), согласно которым может возникнуть новаторская идея? Философские проблемы также возникают в связи с рациональными эвристиками, в связи с характеристиками гипотез, достойных высказывания и проверки, и — на метауровне — в связи с природой и охватом самой философской рефлексии. Настоящая статья описывает возникновение и развитие философской проблемы научного открытия, дает обзор различных философских подходов к пониманию научного открытия и представляет метафилософские проблемы, окружающие эти споры.

Введение

Философская рефлексия о научном открытии имела разные фазы. До 1930-х годов философы в основном интересовались открытием в наиболее широком смысле слова, то есть анализом успешного научного исследования в целом. Философские дискуссии сосредотачивались на том, возможно ли выявить некие схемы производства нового знания. Так как понятие научного открытия не имело четкого значения и использовалось в крайне широком смысле, все трактаты XVII и XVIII веков о научном методе могут потенциально считаться ранним вкладом в рефлексию о научном открытии. В ходе XIX столетия, когда философия науки и наука стали двумя отдельными предприятиями, «открытие» стало специальным термином в философских дискуссиях. Были выделены различные элементы философского исследования. Что наиболее важно, создание нового знания было однозначно и отчетливо отделено от его подтверждения, и так появилось более узкое понятие открытия как акта или процесса зарождения новых идей.

Утверждалось, что зарождение новой идеи — это нерациональный процесс, рывок, который не может быть схвачен конкретными инструкциями к действию. Обоснование — это, напротив, систематический процесс применения критериев оценки к утверждениям о знании. Защитники разделения на контексты утверждали, что философию науки интересует только контекст обоснования. Предположение, лежащее в основе этого аргумента, состоит в том, что философия — это нормативный проект: она определяет нормы научной практики. При таких предпосылках предметом философского (нормативного) анализа может быть только обоснование идей, а не их появление. Открытие же, напротив, может быть только предметом эмпирического изучения. Изучение открытия по определению лежит за пределами настоящей философии науки.

Введение разделения на контексты и связанного с ним дисциплинарного разделения породило метафилософские споры.

Долгое время философские споры об открытии формировались под влиянием представления о том, что философский и эмпирический анализ исключают друг друга. Некоторые философы настаивали, как и их предшественники, работавшие до 1930-х годов, на том, что задача философа включает в себя анализ фактических научных практик и что в рассуждениях о философских проблемах должны использоваться научные ресурсы. Они также утверждали, что разработка теории эвристики или теории решения проблем — это легитимная для философии науки задача. Но на протяжении большей части истории философии науки XX века эту позицию занимали немногие. Так что философы, занимавшиеся открытиями, были вынуждены доказывать, что научное открытие — это действительно легитимная часть философии науки. Философская рефлексия о природе научного открытия должна была быть подкреплена метафилософскими аргументами о природе и масштабе философии науки.

Cегодня, однако, широко признано, что философия и эмпирическое исследование не являются взаимно исключающими. Не только эмпирические исследования настоящих философских открытий стали вносить вклад в философскую мысль о структуре и когнитивных механизмах открытия, но и исследования из психологии, когнитивных наук, искусственного интеллекта и связанных областей стали неотъемлемой частью философского анализа процессов и условий создания нового знания.

Научное исследование как открытие

До XIX века термин «открытие» обычно отсылал к продукту успешного исследования. Его широко использовали, чтобы говорить о новых открытиях, таких как новые лекарства, улучшение инструментария или новые методы измерения долготы. Некоторые философы-натуралисты и философы-экспериментаторы, в особенности Бэкон, Декарт и Ньютон, излагали концепции научных методов для прихода к новому знанию. Эти концепции не называли напрямую «методами открытия», однако общие представления о научных методах все же важны для текущих философских дискуссий о научном открытии. Важны, потому что философы науки часто представляли теории научного метода XVII века на контрасте с текущими философскими рассмотрениями открытия. Отличительная черта концепций научного метода XVII и XVIII веков — это то, что методы рассматриваются как имеющие доказательную силу (Nickes 1985). Это означает, что эти концепции функционируют как руководства по приобретению нового знания и в то же время как подтверждение полученного таким образом знания (Laudan 1980; Schaffner 1993: ch. 2).

Бэконовская концепция «нового метода» в том виде, в котором он представляет ее в «Новом Органоне», — это важный пример. Работа Бэкона показала, как лучше всего приходить к новому знанию о «формах природы» (наиболее общих свойствах материи) с помощью систематического исследования феноменальных природ. Бэкон описал, как сначала собирать, а потом упорядочивать природные феномены и полученные в экспериментах факты в таблицы, как оценивать эти таблицы и как дополнять изначальные результаты с помощью дальнейших экспериментов. C помощью этих шагов исследователь может прийти к выводам о «природной форме», которая производит конкретные феноменальные природы. Смысл в том, что для Бэкона процедуры создания и оценки таблиц, а также проведения экспериментов согласно Novum Organum ведут к надежному знанию. Значит, у процедур есть «предсказательная сила».

Схожим образом, цель Ньютона в «Математических началах натуральной философии» была в том, чтобы представить такой метод выведения суждений из явления, при котором эти суждения были бы «более надежными», чем суждения, полученные выведением из них проверяемых следствий (Smith 2020). Ньютон не предполагал, что эта процедура будет вести к абсолютной точности. Для полученных таким образом суждений можно достичь только моральной точности. Для современных философов науки это генеративные теории научного метода. Генеративные теории научного метода предполагают, что суждения могут быть установлены и подтверждены с помощью демонстрации того, что они следуют из наблюдаемых и полученных экспериментально явлений. Негенеративные теории научного метода — вроде такой, которая была предложена Гюйгенсом, — предполагали, что суждения должны устанавливаться с помощью сравнения их следствий с наблюдаемыми и полученными экспериментально феноменами. В философии науки XX века этот подход часто характеризуется как «консеквенциалистский» (Laudan 1980; Nickles 1985).

Современные философы науки использовали такого рода исторические зарисовки, чтобы реконструировать предысторию сегодняшних философских споров о научном открытии.

Когда консеквенциалистские теории находились на подъеме, стали отдельно выделять два процесса — зарождение идеи или гипотезы и ее подтверждение. Приобрел широкую распространенность взгляд, согласно которому достоинства новой идеи не зависят от того, каким путем к ней пришли.

Элементы открытия

В ходе XIX века акт озарения — тот самый момент «эврика» — был отделен от процесса выражения, разработки и проверки озарения. Философские дискуссии фокусировались на вопросе о том, возможно ли разработать правила для руководства каждым из этих процессов. Работы Уильяма Уэвелла, в особенности два тома «Философии индуктивных наук» 1840 года, — это важное введение в философские споры о научном открытии именно потому, что он четко отделил момент творчества — или «счастливую мысль», как он его называл — от других элементов научного исследования. Для Уэвелла открытие включает в себя все три элемента: счастливую мысль, выражение и развитие этой мысли и, наконец, ее тестирования или проверки. Однако в большинстве дальнейших рассмотрений охват термина «открытие» ограничен либо первым из этих элементов, «счастливой мыслью», либо первыми двумя — счастливой мыслью и ее выражением. Более того, существенная часть споров XX века о возможности философии открытия можно понимать в контексте несогласий по поводу того, включает ли процесс открытия выражение и развитие новой мысли или не включает.

Предыдущий раздел показывает, что исследователи, такие как Бэкон и Ньютон, стремились разработать методологию научного открытия. Они предлагали «новые методы» или «правила мышления», руководящие выведением определенных высказываний из наблюдаемых и доступных для эксперимента явлений. Уэвелл же, напротив, был озабочен напрямую разработкой философии открытия. Его концепция отчасти была описанием психологического настроя автора открытия. К примеру, он считал, что только у гениев могут быть счастливые мысли, необходимые для открытия. Отчасти его концепция была концепцией методов, посредством которых счастливые мысли интегрируются в систему знания. Согласно Уэвеллу, начальный шаг каждого открытия — это «некая счастливая мысль, начало которой мы не можем отследить, некое удачное движение ума, поднимающегося над всеми правилами. Невозможно указать ни на одну максиму, с точностью ведущую к открытию» (Whewell 1996 [1840]: 186). «Искусства открытия» как навыка, которому можно научить и научиться, согласно Уэвеллу, не существует. Счастливая мысль опирается на известные факты, но, согласно Уэвеллу, невозможно изобрести метод получения счастливых мыслей.

В этом смысле счастливые мысли случайны. Но в одном важном отношении научные открытия случайными не являются. Счастливая мысль — это не тычок наобум. Вещи увидит только тот человек, чье сознание готово их заметить.

Однако счастливая мысль — это еще не открытие. Второй элемент научного открытия состоит в объединении («обобщении», как его называет Уэвелл) множества фактов путем приведения их к общей концепции. Обобщение не только создает что-то новое, но также бросает новый свет на уже известные факты. Точнее говоря, обобщение работает с обеих сторон — как со стороны фактов, так и со стороны идей, связывающих факты друг с другом. Обобщение — это длительный процесс. Оно включает в себя, с одной стороны, уточнения фактов с помощью систематического наблюдения, измерений и эксперимента и, с другой стороны, прояснение идей с помощью изложения определений и аксиом, которые косвенно подразумеваются в этих идеях. Это повторяющийся процесс. Ученые перемещаются между связыванием вместе фактов, уточнением идеи, конкретизированием фактов и т.д.

Последняя часть открытия — это верификация обобщения, включающая в себя счастливую мысль. Прежде всего это значит, что результата обобщения должно быть достаточно для объяснения имеющихся данных. Верификация также включает в себя оценку предсказательной силы, простоты и «распространимости» (consilience) результата. «Распространимость» означает более высокий уровень универсальности (более широкую применимость) теории (выраженной и проясненной счастливой мысли), чем тот, к которому приводит изначальное обобщение. Концепция открытия Уэвелла — это не дедуктивистская система. Необходимо, чтобы результат обобщения был выводим из данных до какого-либо тестирования (Snyder 1997).

Его позиция, согласно которой невозможно указать на то, как приходить к счастливым мыслям, стала ключевым элементом философской рефлексии об открытии XX века. Однако примечательно, что концепция открытия Уэвелла включает в себя не только счастливые мысли, но также и те процессы, с помощью которых счастливые мысли интегрируется в имеющуюся систему знания. Как процедуры артикуляции, так и процедуры проверки, с точки зрения Уэвелла, поддаются анализу, и его концепция обобщения и верификации служит руководством к действиям автора открытия. Если обобщение проводится правильно, то оно как таковое имеет обосновательную силу (justificatory force). Точно так же процесс верификации — это неотъемлемая часть открытия, обладающая обосновательной силой. Таким образом, концепция верификации Уэвелла совмещает генеративные и консеквенциалистские методы исследования. Чтобы верифицировать гипотезу, исследователю нужно показать, что она учитывает известные факты, что она предсказывает новые, прежде неизвестные явления и что она может объяснять и предсказывать явления, которые объясняются и предсказываются с помощью независимого процесса счастливой мысли и обобщения (Ducasse 1951).

Уэвелловская концептуализация научного открытия предоставляет полезную рамку для схематизации философских споров об открытии и для определения основных проблемных вопросов в тех из них, которые ведутся сегодня. Во-первых и прежде всего, почти все современные философы используют более узкое понятие открытия, чем Уэвелл. В более узкой концепции то, что Уэвелл называл «верификацией» — это не часть открытия в полном смысле сова. Во-вторых, вплоть до конца XX века существовало широкое согласие в отношении того, что момент «эврика», трактуемый в узком смысле, — это неанализируемый и даже загадочный проблеск озарения. Основные разногласия относились к вопросу о том, является ли или нет процесс разработки гипотезы («обобщение» в терминах Уэвелла) частью открытия в полном смысле слова и, если да, руководится ли он правилами. Философы также не соглашались в вопросе о том, является ли философской задачей выявление этих правил. В последние десятилетия философское внимание переключилось на момент «эврика». Опираясь на ресурсы когнитивных наук, нейронаук, вычислительных исследований, а также социальной и экологической психологии, философы стремились демистифицировать когнитивные процессы, участвующие в порождении новых идей.

Логики открытия

В начале XX века взгляд, согласно которому открытие является неанализируемым творческим актом одаренного гения или по крайней мере включает его в себя, был широко распространен, хотя и не принимался единогласно.

Более того, предполагалось, что у этого мышления есть систематический, формальный аспект. Хотя оно осуществляется не по принципам формальной логики, оно достаточно систематично для того, чтобы заслуживать наименования «логическое». Сторонники этого взгляда утверждали, что традиционная (здесь: аристотелевская) логика — это неадекватная модель научного открытия, потому что она неверно репрезентирует процесс порождения знания как просто «счастливую мысль». При таком подходе термин «логика» употребляется в широком смысле. Задача логики в том, чтобы выводить схематическую репрезентацию стратегий мышлений, которые применялись в примерах успешного научного открытия. Логики открытия, принадлежащие к началу XX века, удачнее всего описываются как ментальные операции, задействованные в создании знания. Среди этих ментальных операций есть классификация, определение того, что значимо для исследования, и условия, при которых передается значение. Утверждается, что эти свойства научного открытия традиционная логика либо не выражает, либо выражает в недостаточной мере.

Философы, отстаивающие этот подход, соглашаются с тем, что логика открытия должна характеризоваться как набор эвристических принципов, а не как процесс применения индуктивной или дедуктивной логики к набору суждений. Эти эвристические принципы понимаются не как путь к надежному знанию. Они скорее предполагают, чем демонстрируют (Carmichael 1922, 1930). Одна постоянно воспроизводящаяся черта в этих концепциях стратегий, ведущих к новым идеям, — это мышление по аналогии (Schiller 1917; Benjamin 1934). В XX веке широко признается, что мышление по аналогии — это продуктивная форма мышления, которую нельзя свести ни к дедуктивным, ни к индуктивным умозаключениям (см. также раздел 9.2). Однако в то время такие подходы к логике открытия оставались экспериментальными и немногочисленными, а попытки более систематично разработать эвристики, руководящие процессами открытия, были заслонены успехами разделения на контекст открытия и обоснования.

Разделение на контекст открытия и контекст обоснования

В XX веке различение между «контекстом открытия» и «контекстом обоснования» преобладало в обсуждениях открытия и формировало их. Разделение на контексты означает разделение между рождением новой идеи или гипотезы, с одной стороны, и ее защитой (тестированием, верификацией), с другой. Как было показано в предыдущих разделах, различение между разными сторонами научного открытия имеет более продолжительную историю, но силу оно приобрело только в первой половине XX века. В ходе непрекращающихся дискуссий о научном открытии различение между этими двумя сторонами стало мощным критерием демаркации. Границы между контекстом открытия (de facto процессом мышления) и контекстом обоснования (de jure защитой этих мыслей) стала пониматься как определяющая масштаб философии науки. Лежащее в основании этого предположение состоит в том, что философия науки — это нормативное предприятие. Сторонники различения контекстов утверждают, что создание новой идеи — это интуитивный, внерациональный процесс, он не может быть предметом нормативного анализа. Следовательно, изучение фактического мышления ученых может быть только предметом психологии, социологии и других эмпирических наук. Философия науки, напротив, озабочена исключительно контекстом обоснования.

Термины «контекст открытия» и «контекст обоснования» часто ассоциируются с работами Ханса Рейхенбаха. Однако изначальная концепция Рейхенбаха достаточно сложна (Howard 2006; Richardson 2006). Ее не так просто соотнести с упомянутым выше дисциплинарным разделением, потому что для Рейхенбаха настоящая философия науки отчасти дескриптивна. Рейхенбах утверждает, что философия науки включает в себя описание знания таким, какое оно есть на самом деле. Дескриптивная философия науки реконструирует процесс мышления ученых таким образом, чтобы по отношению к ним можно было применить логический анализ, подготавливая таким образом почву для оценки их мыслей (Reichenbach 1938: § 1). Описание же, напротив, — это объект эмпирического — психологического, социологического — исследования. Согласно Рейхенбаху, эмпирическое исследование открытия показывает, что процессы открытия часто соотносятся с принципом индукции, но это всего лишь психологический факт (Reichenbach 1938: 403).

Хотя термины «контекст открытия» и «контекст обоснования» чрезвычайно распространены, имели место обширные дискуссии о том, как следует проводить разделение и в чем его философская важность (Kordig 1978; Gutting 1980; Zahar 1983; Leplin 1987; Hoyningen-Huene 1987; Weber 2005: ch. 3; Schickore and Steinle 2006). Наиболее часто это разделение интерпретируется как разделение между процессом зарождения теории и процессом подтверждения этой теории, то есть определением того, какова ее эпистемическая поддержка. Эту версию разделения необязательно интерпретировать темпорально. Другими словами, обычно не предполагается, что теория сначала полностью разрабатывается, а потом подтверждается.

В рамках дискуссии о контексте есть два основных способа концептуализации процесса зарождения теории. Первый вариант — характеризовать создание нового знания как иррациональный акт, как мистическую творческую интуицию, момент «эврика». Второй вариант — концептуализовать порождение нового знания как продолжительный процесс, включающий в себя как творческий акт, так и определенный процесс выражения и разработки идеи.

Обе эти концепции порождения знания служили стартовыми точками для аргументов против возможности философии открытия. В соответствии с первым вариантом философы утверждали, что нельзя ни предписать логический метод, производящий новые идеи, ни реконструировать логический процесс открытия. Только процесс проверки подвержен логическому исследованию. Это возражение исследующим открытие философам было названо «возражением от машины открытий» (Curd 1980: 207).

Обычно оно ассоциируется с «Логикой научного открытия» Карла Поппера.

В отношении второго способа концептуализировать порождение знания многие философы схожим образом утверждают, что так как процесс открытия включает в себя иррациональный, интуитивный процесс, который не может быть исследован логически, создать логику открытия невозможно. Другие философы отворачиваются от логики открытия, хотя признают, что открытие — это длительный, аргументативный процесс.

Они выдвигают метафилософские возражения, утверждая, что теория артикуляции и разработки идеи — это не философская, а психологическая теория.

Влияние различения контекстов на исследования научного открытия и на философию науки в более общем смысле сложно переоценить. Взгляд, согласно которому процесс открытия (как его ни интерпретируй) лежит за пределами философии науки в полном смысле слова, был широко распространен большую часть XX века и до сих пор принимается многими. В последнем разделе показывается, что несколько попыток разработать логику открытия было предпринято в 1920-х и 1930-х годах. Но несколько десятилетий разделение на контексты диктовало философии науки, чему она должна быть посвящена и что должна делать. Преобладающий взгляд состоял в том, что теориям ментальных операций не место в философии науки. Следовательно, открытие не было для философии науки легитимной темой. Широкое понятие открытия в основном используется в социологических рассмотрениях научной практики. С такой перспективы «открытие» понимается как ретроспективная характеристика, приписываемая некоторым научным начинаниям в качестве знака достижения. Социологические теории признают, что открытие — это коллективное достижение и итог обсуждений, в ходе которых конструируются «истории открытий», а определенные утверждения о знаниях получают статус открытий (Branningan 1981; Schaffer 1986, 1994). До последней трети XX века попыток оспорить дисциплинарное разделение, связанное с контекстным, было немного. Интерес к философским подходам к открытию усилился только в 1970-е годы. Но разделение на контексты оставалось вызовом для философии науки.

Есть три линии ответа на связанное с контекстным разделением дисциплинарное разделение. Каждая из них открывает определенную философскую перспективу рассмотрения открытия. Каждая основывается на предположении о том, что философия науки может легитимно включать в себя некую форму анализа фактических паттернов мышления, а также информацию, полученную эмпирическими науками, такими как когнитивистика, психология и социология. Все эти ответы отвергают идею о том, что открытие — просто мистическое событие. Открытие понимается как анализируемый процесс мышления, а не просто как творческий рывок, посредством которого новые идеи возникают полностью сформированными. Все эти ответы сходятся в том, что процедуры и методы достижения новых гипотез и идей не гарантируют того, что гипотеза или идея полученная таким образом обязательно будет лучшей или правильной.

Но другие подходы к научному открытию используют другие терминологии. В частности, термин «логика» открытия иногда используется в более узком смысле, а иногда понимается широко. В узком смысле «логика» открытия понимается как набор формальных общеприменимых правил, с помощью которых новые идеи могут быть механистически выведены из существующих данных. В широком смысле «логика» открытия означает схематическую репрезентацию процедур мышления.

Более того, хотя каждый из этих ответов совмещает философский анализ научного открытия с эмпирическим исследованием того, как люди познают на практике, наборы ресурсов мобилизуются разные — от исследований их области искусственного интеллекта и когнитивных наук до исторических исследований процедур решения проблем. К тому же, эти ответы по-разному разбирают процесс научного исследования. Часто считается, что научное исследование имеет два аспекта, а именно: создание и подтверждение новых идей. Однако иногда считается, что аспекта три: создание, реализация или артикуляция и подтверждение знания. В более позднем контексте термин «открытие» иногда используется для обозначения создания, а иногда — для обозначения одновременно создания и артикуляции.

Первый ответ на вызов различения контекстов принимает широкое понимание термина «логика» с тем, чтобы утверждать: логика научного открытия может быть разработана (Jantzen 2016) и мы не можем не признать наличия общей, не зависящей от отрасли логики, если не хотим предполагать, что успех науки — это чудо (см. раздел 6). Второй ответ, основывающийся на узком понимании термина «логика», состоит в том, чтобы признать, что логики открытия, то есть алгоритма по созданию нового знания, не существует. Философы, принимающие этот подход, утверждают, что процесс открытия проходит по определяемым и анализируемым паттернам (раздел 7). Другие утверждают, что открытием руководит методология. Методология открытия — это легитимная тема для философского анализа (раздел 8). Все эти ответы предполагают, что в открытии есть нечто помимо момента «эврика». Открытие включает в себя процессы артикуляции и разработки творческой мысли. Это процессы, которые возможно исследовать с помощью философского анализа. Третий ответ на вызов контекстного разделения также предполагает, что открытие — по крайней мере отчасти — включает в себя творческий акт. Но, в отличие от первых двух ответов, его волнует этот творческий акт сам по себе. Философы, принимающие данный подход, утверждают, что научная креативность подвержена философскому анализу (раздел 9).

Логики открытия после разделения контекстов

Первый ответ на вызов разделения по контексту состоит в утверждении, что открытие — это подходящяя для философии науки тема, потому что в итоге это все же логический процесс. Сторонники данного подхода к логике открытия обычно принимают общее разделение между двумя процессами — созданием и проверкой гипотезы. Они также согласны с тем, что невозможно создать руководство, дающее формальную, механическую процедуру, с помощью которой могут быть выведены инновационные концепции или гипотезы. Машины открытий не существует. Но они отрицают взгляд, согласно которому процесс создания теории — это акт творчества, мистическая догадка, предчувствие, более-менее спонтанный и случайный процесс.

Эта линия рассуждения имеет много общего с логикой открытия, описанной выше в разделе 4, но сегодня она противопоставляется дисциплинарному разделению, связанному с разделением на контексты. Есть два пути разработки этого аргумента. Первый — концептуализировать открытие как абдуктивное рассуждение (раздел 6.1). Второй — концептуализировать его через алгоритмы решения проблем, в которых эвристические правила помогают в обработке данных и способствуют успеху в поиске решений проблем (раздел 6.2). Обе линии аргументации опираются на широкое понятие логики, где «логика» открытия означает схематическую концепцию процесса рассуждения, имеющего место при создании знания.

Открытие как абдукция

Есть аргумент, известный по формулировке Норвуда Р. Хэнсона, утверждающий, что акт открытия (здесь — акт предположения новой гипотезы) следует определенному логическому паттерну, отличающемуся как от индуктивной логики, так и от гипотетико-дедуктивного рассуждения. Особая логика открытия — это логика абдуктивных, или «ретродуктивных», умозаключений (Hanson 1958). Представление, согласно которому убедительные, многообещающие научные гипотезы создаются с помочью абдуктивного умозаключения, восходит к Чарльзу Пирсу. Эта версия логики открытия характеризует те рассуждения, которые имеют место до итогового обоснования гипотезы. Абдуктивный способ рассуждения, приводящий к убедительным гипотезам, концептуализируется как умозаключение, начинающееся с данных или, говоря точнее, с неожиданного или аномального явления.

Результат этого процесса — это не единственная конкретная гипотеза, а определение типа гипотез, которые заслуживают дальнейшего внимания (Hanson 1965: 64). Согласно Хэнсону, абдуктивный аргумент имеет следующую схематическую форму (Hanson 1960: 104):

1. Происходит встреча с некими неожиданными, ошеломительными явлениями p1, p2, p3…

2. p1, p2, p3… не были бы неожиданными, если бы существовала гипотеза типа H. Они бы естественно следовали из чего-то наподобие гипотезы H и объяснялись бы ею.

3. Следовательно, есть хорошие причины разрабатывать гипотезу типа H для того, чтобы предложить ее в качестве потенциальной гипотезы, от чьих допущений может отталкиваться объяснение p1, p2, p3…

Основываясь на исторических источниках, Хансон утверждает, что некоторые важные открытия были сделаны при опоре на абдуктивное рассуждение — например, открытие Кеплером элиптической орбиты Марса. Однако сегодня сложился консенсус, что реконструкция этого эпизода Хансоном не является исторически корректным рассмотрения открытия Кеплера (Lugg 1985). Что более важно, хотя распространенность абдуктивных умозаключений как в обыденном, так и в научном мышлении широко признана, эти умозаключения больше не считаются логическими.

Даже если принять хэнсоновскую схематическую репрезентацию процесса определения убедительной гипотезы, он является логическим только в наиболее широком смысле, в котором термин «логический» понимается как синонимичный «рациональному». Надо отметить, что некоторые философы даже ставили под вопрос рациональность абдуктивных умозаключений (Koehler 1991; Brem and Rips 2000).

Другой аргумент против представленной выше схемы состоит в том, что он дозволяет чересчур много. Возможно несколько гипотез, объясняющих p1, p2, p3…, так что тот факт, что конкретная гипотеза объясняет феномен, не выступает решающим критерием для ее разработки (Harman 1965; см. также Blackwell 1969). Для того чтобы оценить гипотезу, к которой мы приходим с помощью абдуктивного умозаключения, требуются дополнительные критерии.

Наконец, стоит заметить, что схема абдуктивного рассуждения не объясняет сам акт создания гипотезы или типа гипотезы. Процесс, с помощью которого анализируется новая идея, остается в ней без анализа. Она сосредотачивается на процессе рассуждения, с помощью которого оцениваются достоинства и перспективы исследовательской гипотезы (Laudan 1980; Schaffner 1993).

В более современных работах об абдукции и открытии иногда проводится различение между двумя понятиями абдукции: между абдукцией как умозаключением, ведущему к наилучшему объяснению (выборочной, или селективной, абдукцией), и творческой абдукцией (Magnani 2000, 2009). Выборочная абдукция — умозаключение, ведущее к лучшему объяснению, — подразумевает отбор гипотезы из множества известных гипотез. Медицинские диагнозы — это яркий пример такого типа абдукции. Творческая абдукция, напротив, подразумевает создание новой убедительной гипотезы. Она имеет место, например, в медицинском исследовании, когда артикулируется понятие нового заболевания. Тем не менее это все еще открытый вопрос — можно ли провести такое различение или же существует постепенный переход от выбора объясняющей гипотезы из знакомого множества (выборочная абдукция) к выбору слегка модифицированной гипотезы из знакомого множества и затем к определению более существенно модифицированных или измененных предпосылок.

Еще одно недавнее предложение состоит в том, чтобы расширить изначальную концепцию абдукции Пирса и включить в нее не только вербальную информацию, но и визуальную, аудиальную или сенсомоторную. В подходе Тагарда репрезентации характеризуются как паттерны активности в ментальных популяциях (см. также раздел 9.3 ниже). Преимущество нейронной концепции человеческого рассуждения в том, что она охватывает такие его черты, как удивление, сопровождающее озарение, или визуальные и аудиальные образы, вносящие вклад в озарение. Удивление, например, можно охарактеризовать как стремительное изменение активности в узле нейронной сети, отвечающим за элемент «удивление» (Thagard and Stewart 2011). Если все ментальные репрезентации можно охарактеризовать как паттерны раздражения нейронных популяций, то абдукции можно охарактеризовать как комбинацию или «смешение» паттернов нейронной активности из пересекающихся или разделенных паттернов активности (Thagard 2010).

Эвристическое программирование

Интерес к логике открытия также лежал в основе исследований искусственного интеллекта на пересечении философии науки и когнитивных наук. В этом подходе научное открытие рассматривается как форма деятельности по решению проблем (Simon 1973; см. также Newell and Simon 1971), и систематические аспекты решения проблем изучаются с помощью процессов обработки информации. Цель в том, чтобы с помощью вычислительных инструментов прояснить природу методов, используемых для открытия научной гипотезы. Эти гипотезы рассматриваются как решения проблем. Философы, работающие в этой традиции, создают компьютерные программы, применяющие методы эвристического выборного поиска (напр., Langley et al. 1987). В вычислительных эвристиках программы поиска могут быть описаны как поиски решения в так называемом «проблемном поле» определенной области. Проблемное поле включает в себя все возможные в этой области конфигурации (в случае шахматных проблем — все возможные позиции фигур на доске). Каждая конфигурация — это «состояние» проблемного поля. Есть два особых состояния, а именно целевое состояние, то есть состояние, которого требуется достичь, и изначальное состояние, то есть конфигурация в начальной точке, с которой начинается поиск. Существуют операторы, определяющие движения, которые порождают из текущего состояния новые состояния. Решение проблем — это поиск решения проблемы того, как прийти к целевому состоянию от изначального. В принципе ко всем состояниям можно прийти, применяя операторы к изначальному состоянию, потом к получившемуся и так до достижения цели (Langley et al. 1987: ch. 9). Решение проблемы — это последовательность операторов, ведущих от изначального состояния к целевому.

Эти правила лучше всего описывать как практические принципы.

Таким образом, задачей построения логики открытия становится конструирование эвристик для эффективного поиска решений к проблемам. Термин «эвристический поиск» означает, что, в отличие от алгоритмов, процедуры решения проблем ведут к результатам, которые не более чем промежуточны и убедительны. Решение не гарантировано, но эвристические поиски все же имеют преимущества, так как они более эффективны, чем утомительный метод случайных проб и ошибок. В той мере, в которой возможно оценить, является ли один набор эвристик более хорошим — более эффективным, — чем другой, логика открытия превращается в нормативную теорию открытия.

Можно сказать, что если возможно реконструировать важные процессы научного открытия с помощью набора вычислительных эвристик, то процесс научного открытия может считаться особым случаем общего механизма обработки информации. В этом контексте термин «логика» вновь используется не в узком смысле как набор формальных, общеприменимых правил умозаключения, а в широком смысле как обозначение набора процедурных правил.

Компьютерные программы, воплощающие собой принципы эвристических поисков в научном исследовании, моделируют пути, которым следовали ученые, когда искали новые теоретические гипотезы. Такие компьютерные программы, как BACON (Simon et. al 1981) и KEKADA (Kulkarni and Simon 1981), применяют наборы направленных на решение проблем эвристик, чтобы обнаруживать закономерности в данных. Программа, скажем, замечает, что значения зависимой переменной постоянны или что множество значений переменной x и множество значений переменной y связаны линейной зависимостью. Отсюда она «выводит», что у зависимой переменной всегда такое значение или что между x и y существует линейная зависимость.

Эти программы могут «делать открытия» в том смысле, что могут моделировать их — например, закон Кеплера (BACON) или цикл Кребса (KEKADA).

Теории научных открытий, основанные на достижениях из области искусственного интеллекта (далее — ИИ), помогли определить и прояснить некоторые стратегии решения проблем. Пример такой стратегии — это эвристический анализ средств и целей, включающий в себя установление конкретных различий между текущим и целевым состоянием, а также поиск операторов (процессов, которые изменят ситуацию), связанных с замеченными различиями. Другая важная эвристика заключается в том, чтобы поделить проблемы на подпроблемы и начать решать ту, в которой количество неизвестных наименьшее (Simon 1977). ИИ-подходы также привлекли внимание к тому, в какой степени создание нового знания зависит от существующего знания, ограничивающего разработку новой гипотезы.

В качестве концепций научных открытий у вычислительных эвристик есть некоторые ограничения. Прежде всего из-за того, что для компьютерных программ требуются данные реальных экспериментов, моделирование покрывает только некоторые из аспектов научных открытий. Они не создают новые эксперименты, инструменты или методы. Более того, в сравнении с проблемными полями, задействованными в вычислительных эвристиках, сложноустроенные проблемные поля научных проблем часто не очень хорошо определены, а релевантное пространство поиска и целевое состояние должны быть очерчены до того, как возникает возможность сформулировать эвристические предпосылки (Bechtel and Richardson 1993: ch. 1).

Ранние критики основанных на ИИ теорий научных открытий утверждали, что компьютер не может изобретать новые понятия, а ограничен теми, что включены в свой язык (Hempel 1985: 119–120). Дальнейшие работы показали, что вычислительные методы возможно использовать для получения результатов, заканчивающихся рецензируемыми публикациями по астрономии, исследованиям рака, экологии и другим областям (Langley 2000). Как бы то ни было, в основе наиболее современных вычислительных исследований о научном открытии лежит не философский интерес. Скорее, основная мотивация в том, чтобы помочь исследователям в их работе с помощью вычислительных инструментов (Addis et al. 2016).

Аномалии и структура открытия

Многие философы утверждают, что открытия — это легитимная тема для философии науки, отказываясь при этом от представления о том, что существует логика открытия. Проведенный Томасом Куном анализ появления новых фактов и теорий — влиятельный подход такого рода (Кун 2003: гл. 6). Кун определяет общий паттерн открытия в своей концепции научного изменения. Открытие — это не просто акт, а длительный и сложноустроенный процесс, достигающий кульминации в смене парадигмы. Парадигмы — это символические обобщения, метафизические убеждения, ценности и образцы, разделяемые сообществом ученых и руководящие их исследованиями.

Процесс открытия включает в себя несколько аспектов: наблюдение аномального явления, попытки концептуализировать его и такие изменения парадигмы, которые делают возможным принятие этой аномалии.

Признаком успеха нормальной науки является то, что она не совершает трансформирующих открытий. Тем не менее она к ним приводит. Чем детальнее и разработаннее парадигма, тем точнее ее предсказания, тем точнее исследователи знают, чего ожидать, и тем больше они способны заметить аномальные результаты и обман ожиданий:

Опираясь на несколько исторических примеров, Кун утверждает, что момент, в который что-то было открыто, или даже совершившего открытия индивида обычно невозможно определить. Он иллюстрирует эти тезисы с помощью открытия кислорода (Кун 2003: 84–88). Кислород не был открыт до 1774 года, но был открыт к 1777 году.

Еще до 1774 года Лавуазье заметил, что с теорией флогистона что-то не так, но не мог продвинуться дальше. Два других исследователя, Г.В. Шееле и Джозеф Пристли, независимо друг от друга обнаружили газ, получаемый при нагревании твердых субстанций. Но работа Шееле была опубликована только после 1777 года, а Пристли не признал в своей субстанции нового сорта газа. В 1777 году Лавуазье представил кислородную теорию горения, давшую начало фундаментальному переосмыслению химии. Но, согласно этой теории в том виде, в котором ее впервые представил Лавуазье, кислород — это не химический элемент. Кислород был совмещением атомического «принципа кислотности» и теплоты. Согласно Куну, все эти разработки были частью открытия кислорода, но ни одну из нельзя выделить в качестве «акта» открытия.

В допарадигмальные периоды или во время кризисы парадигмы открытия, опирающиеся на теорию, могут случаться. В такие периоды ученые размышляют и разрабатывают предварительные теории, которые могут привести к новым ожиданиями, а также к экспериментам и наблюдениям, призванным проверить, возможно ли подтвердить эти ожидания. Хотя никаких точных предсказаний делать нельзя, явления, обнаруженные таким образом, часто оказываются не тем, что ожидалось. В таких ситуациях исследование нового явления и артикуляция предварительной гипотезы вместе приводят к открытию.

В случаях вроде открытия кислорода, случившегося при установленной парадигме, неожиданное, напротив, проявляется медленно, сталкиваясь со сложностями и некоторым сопротивлением. Лишь постепенно аномалии становятся видимыми в качестве таковых. Исследователям нужно время, чтобы прийти к осознанию «и того, что произошло, и того, каким образом оно возникло» (Кун 2003: 87). В итоге устанавливается новая парадигма, и аномальное явление становится ожидаемым.

Недавние когнитивные нейроисследования активности мозга в период концептуальных изменений поддерживают взгляд Куна на то, что концептуального изменения достичь трудно. Эти исследования изучают нейронные процессы, задействованные в обнаружении аномалий, и сравнивают их с тем, как мозг обрабатывает информацию, согласующуюся с теориями, которым отдается предпочтение. Согласно исследованиям, эти два типа данных обрабатываются по-разному (Dunbar et al. 2007).

Методологии открытия

Сторонники взгляда, согласно которому существуют методологии открытия, используют термин «логика» в узком смысле, имея в виду алгоритм создания новых идей. Но, как и основанные на ИИ теории научного открытия, описанные в разделе 6, методологии научного открытия интерпретируют понятие «открытие» как обозначение длительного процесса артикуляции и создания новых идей и часто описывают этот процесс через решение проблем.

Данные подходы ставят под сомнение разделение между контекстом открытия и контекстом обоснования, потому что методология открытия понимается как занятая обоснованием.

Сторонники методологии открытия обычно опираются на разделение между различными процедурами обоснования — обоснованием, задействованным в процессе создания нового знания, и обоснованием, задействованным в его проверке. Консеквенциалистские или «сильные» обоснования — это методы проверки. Обоснование, задействованное в открытии, напротив, понимается как генеративное (в противоположность консеквенциалистскому, см. раздел 8.1) или «слабое» (в противовес сильному, см. раздел 8.2). Опять же, существуют определенные терминологические двусмысленности, так как, согласно некоторым философам, контекста три, а не два: только изначальное зарождение новой идеи (творческий акт) — это контекст открытия в полном смысле, а между ним и обоснованием существует отдельный контекст поиска (Laudan 1980). Но многие сторонники методологий открытия считают контекст поиска неотъемлемой частью процесса обоснования. Они не отказываются от концепции двух контекстов и заново проводят границы между контекстом открытия и обоснования в том виде, в котором они были проведены в начале XX века.

Открываемость

Методологию открытия иногда характеризовали как дополняющую методологию тестирования форму обоснования (Nickels 1984, 1985, 1989). Согласно методологии тестирования, теория получает эмпирическую поддержку в результате успешной проверки предсказаний теории (и соответствующих вспомогательных допущений). В свете этой методологии обоснование теории — это «консеквенциалистское» обоснование: гипотеза установлена, если из теории или утверждения выведены успешные новые предсказания. Генеративное обоснование дополняет консеквенциалистское. Сторонники генеративного обоснования утверждают, что в науке существует важная форма обоснования, идущая к утверждению от данных или ранее установленных результатов в целом.

Классический пример генеративной методологии — это ньютоновские правила изучения естественной философии. Согласно этим правилам, общие суждения устанавливаются с помощью выведения их из феноменов. Понятие генеративного обоснования стремится сохранить интуицию, лежащую в основе классической концепции обоснования дедукцией. Генеративное обоснование — это рациональная реконструкция пути открытия, предпринимаемая для того, чтобы установить, можно ли было его обнаружить, если бы исследователи знали то, что знают сейчас, независимо от того, что они подумали в первый раз (Nickles 1985, 1989). Реконструкция ретроспективно демонстрирует, что утверждение могло бы быть открыто таким образом, если бы были доступны необходимые техники и информация. Другими словами, генеративное обоснование — обоснование как «открываемость» или «потенциальное открытие» — обосновывает утверждение о знании, выводя его из уже установленных результатов. Хотя генеративное обоснование не в точности воспроизводит шаги на реальном пути к открытию, оно лучше представляет реальные практики ученых, чем консеквенциалистское обоснование, потому что ученые склонны выводить новые утверждения из уже имеющегося знания.

К демонстрации открываемости приводит успешное выведение утверждения или теории из наиболее базовой и твердо установленной эмпирической информации.

Предварительная оценка

Открываемость в том виде, в котором она описана в предыдущих разделах, — это способ обоснования. Как и проверка новых предсказаний, выведенных из гипотезы, генеративное обоснование начинается, когда фаза нахождения и артикуляции заслуживающей оценки гипотезы подходит к концу. Другие подходы к методологии открытия напрямую связаны с процедурами, задействованными при создании новых гипотез. Аргумент в пользу такого типа методологии заключается в том, что процедуры создания новых гипотез уже включают в себя элементы оценки. Эти предварительные рассмотрения были названы «слабыми» оценочными процедурами (Schaffner 1993). Слабые оценки имеют значения в процессе создания новой гипотезы. Они дают причины принять гипотезы в качестве перспективных и заслуживающих дальнейшего внимания. Сильные же оценки предоставляют причины для принятия гипотезы в качестве (приблизительно) истинной и подтвержденной. Как «генеративная», так и «консеквенциалистская» проверки — в том виде, в котором они обсуждаются в предыдущем разделе, — это процедуры сильной оценки. Процедуры сильной оценки строго и систематично организованы согласно принципам выведения гипотезы, также известным как «В-Г проверка» (H-D testing). Методология предварительной оценки, напротив, артикулирует критерии оценки гипотезы до строгого выведения или проверки. Она способствует решению о том, стоит ли принимать гипотезу достаточно серьезно для того, чтобы проверять ее и развивать далее. Для сторонников этой версии методологии открытия характеризация ограничений и методологических правил, руководящих процессом допроверочной оценки гипотезы, — это задача философии науки.

Так как анализ критериев для оценки гипотезы в основном предпринимался в отношении изучения биологических механизмов, то предложенные критерии и ограничения — это в основном те, что играли роль в открытии таких механизмов. Биологические механизмы — это сущности и типы деятельности, организованные таким образом, что от изначального состояния вплоть до смерти производят постоянные изменения (Machamer et. al. 2020).

Философы биологии разработали подробную рамку для того, чтобы учитывать генеративную и предварительную оценку этих механизмов (Darden 2002; Craver 2002; Bechtel and Richardson 1993; Craver and Darden 2013). Некоторые философы даже предполагали, что фаза предварительной оценки может быть разделена на еще две фазы: фазу оценивания и фазу пересмотра. Согласно Линдли Дардену, фазы создания, оценки и пересмотра описания механизмов можно охарактеризовать как процессы рассуждения, руководимые стратегиями рассуждения. Различные стратегии рассуждения управляют различными фазами (Darden 1991, 2002; Craver 2002; Darden 2009). К примеру, создание гипотезы о механизмах управляется стратегией «инстанциации схемы» (см. Darden 2002). Обнаружение механизма синтеза белка включало в себя инстанциацию абстрактной схемы химических реакций: реагент1 + реагент2 = продукт. Настоящий механизм синтеза белка был найден с помощью модификации и уточнения этой схемы.

Важно понимать статус этих стратегий рассуждения. Это необязательно стратегии, которые действительно были использованы. Ни одна из них не называется необходимой для открытия — это не предписания для биологического исследования. Скорее, такие стратегии считаются достаточными для открытия механизмов. Они «могли бы быть использованы» для того, чтобы прийти к описанию механизма (Darden 2002). Методология открытия механизмов — это экстраполяции прошлых примеров исследования механизмов и результат синтеза рациональных реконструкций некоторых из этих исторических эпизодов. Методология открытия обладает слабой нормативностью, то есть обладает нормативностью лишь в том смысле, что стратегии открытия механизмов были признаны как потенциально полезные в дальнейших биологических исследованиях. Более того, наборы предложенных стратегий рассуждения крайне конкретны. Может ли анализ стратегий открытия биологических механизмов пролить свет на более общую эффективность решения научных проблем — вопрос открытый (Weber 2005: ch. 3).

Креативность, аналогии и ментальные модели

Представленные в предыдущих разделах подходы к научному открытию сосредотачиваются на принятии, артикуляции и предварительной оценке идеи или гипотезы до строгой проверки. Они не проливают свет на то, как появляется новая идея. Даже среди философов открытия преобладающим взглядом было то, что есть изначальный шаг открытия, который лучше всего описать как момент «эврика», загадочный интуитивный рывок человеческого сознания, который не может быть проанализирован далее (но см. Stokes 2011).

Концепция открытия как формулирования гипотезы (в том виде, в котором она заключена в традиционном разделении между контекстом открытия и контекстом обоснования) не объясняет, как формируются новые идеи. Согласно концепциям открытия, опирающимся на эволюционную биологию, создание новых идей схоже со случайными, слепыми вариациями мыслительного процесса, которые должны быть критически рассмотрены и оценены как нейтральные, продуктивные или бесполезные (Campbell 1960; см. также Hull 1988). Хотя эволюционный подход к открытию — это более содержательная концепция научного открытия, ключевые процессы, генерирующие случайные идеи, все равно остаются непроанализированными.

Сегодня многие философы не считают креативность загадочной и не подверженной анализу. Психолог Маргарет Боден представила полезный анализ концепции креативности. Согласно Боден, новая разработка креативна, если она новаторская, неожиданная и важная. Она различает психологическую креативность (П-креативность) и историческую креативность (И-креативность). П-креативность — это разработка, которая нова, неожиданна и важна для того человека, который ее проявляет. И-креативность, напротив, проявляется впервые (Boden 2004).

Большинство современных философских исследований научного открытия сосредотачивается на акте создания нового знания. Отличительная черта этих исследований в том, что они интегрируют подходы когнитивных наук, психологии и вычислительной нейронауки (Thagard 2012, Pasquale and Poirier 2016).

Некоторые из этих исследований стремятся охарактеризовать те качества, которые объединяют все творческие процессы. Другие стремятся установить определяющие черты научной креативности (в противоположность ее другим формам — артистической креативности или креативности технического изобретения). Некоторые исследования сосредотачивались на анализе личностных качеств, содействующих творческому мышлению, и социальных и природных факторов, содействующих открытию (см. раздел 9.1). Два ключевых элемента когнитивных процессов, задействованных в творческом мышлении, — это аналогии (раздел 9.2) и ментальные модели (раздел 9.3).

Психологические и социальные условия креативности

Психологические исследования поведенческих склонностей креативных индивидов предполагают, что креативных ученых объединяют определенные личностные черты, включая уверенность, открытость, стремление к первенству, независимость, интроверсию, но также высокомерие и недружелюбность. (См. обзоры недавних исследований о личностных чертах креативных ученых в Feist 1999; 2006: ch. 5). В качестве важного для креативности ресурса исследовали и социальный контекст (social situatedness). В такой перспективе социокультурные структуры и практики, в которых укоренены индивиды, имеют решающее значение для создания новых идей. В обоих подходах предполагается, что креативные индивиды обычно имеют статус чужака — они социально девиантны, отличаются от мейнстрима.

Статус чужака — это также ключевая характеристика обладания позицией. Согласно теоретикам позиции, люди, обладающие позицией, — это политически сознательные и вовлеченные люди за пределами мейнстрима.

Некоторые теоретики предлагают использовать это сходство для исследований креативности. Так как имеющие позицию люди обладают другим опытом и отличающимся от других представителей культуры доступом к областям знания, они могут черпать вдохновение для творческого мышления в богатых концептуальных ресурсах.

Теория позиции, таким образом, может быть важным ресурсом для развития подходов к изучения креативности с точки зрения социума и среды (Solomon 2007).

Аналогия

Многие философы науки подчеркивают роль аналогии в развитии нового знания. Аналогия понимается как процесс привнесения идей, хорошо понятых в одной области, в другую (Thagard 1984; Holyoak and Thagard 1996). Важный источник философского мышления об аналогии — это концепции моделей и аналогии в конструировании и развитии теорий Мэри Хесс. В этом подходе аналогии — это сходства между областями. Хесс вводит разделение на позитивные, негативные и нейтральные аналогии (Hesse 1966: 8). Если мы рассмотрим отношение между молекулами газа и моделью газа — набором бильярдных шаров, находящихся в случайном движении, — мы найдем свойства, общие для обеих областей (позитивная аналогия), а также свойства, которые могут быть приписаны только модели, но не тому, что она моделирует (негативная аналогия). Аналогия между областями негативная, потому что бильярдные шары окрашенные, жесткие и блестящие, тогда как у молекул газа нет этих свойств. Наиболее интересные свойства модели — это те, о которых мы не знаем, являются ли они позитивными или негативными аналогиями. Это множество свойств — нейтральная аналогия. Такие свойства важны, потому что могут вести к озарениям в менее знакомых областях. Из нашего знания о бильярдных шарах мы можем вывести новые предсказания о поведении молекул газа, которые можно потом проверить.

Хесс представляет более детальный анализ структуры рассуждения по аналогии с помощью различения между горизонтальными и вертикальными аналогиями между областями. Горизонтальные аналогии связаны с одинаковостью или сходством между свойствами областей. Рассмотрение звуковых и световых волн показывает, что между ними есть сходства: звук громок, свет ярок, оба поддаются обнаружению чувствами. Есть также сходства между свойствами внутри одной области — например, причинная связь между звуком и тем, что мы слышим громкий голос, и — по аналогии — между физическим светом и тем, что мы видим яркий свет. Эти аналогии вертикальные. Для Хесс, вертикальные аналогии имеют ключевое значение при создании новых теорий.

Текущие дискуссии об аналогии и открытии расширили и уточнили подход Хесс в нескольких отношениях. Некоторые философы разработали критерий для оценки аргументов по аналогии (Bartha 2010). Другие работы обнаружили крайне значимые аналогии, которые были особенно плодотворны для развития науки (Holyoak and Thagard 1996: 186–188; Thagard 1999: ch. 9). Большинство аналитиков исследуют качества когнитивных механизмов, с помощью которых аспекты знакомых областей или источников применяются к неизвестным областям для достижения их понимания. Согласно влиятельной теории аналогического рассуждения, теории множественных ограничений, разработанной Холиоаком и Тагардом, руководство процессом переноса, задействованным в (научном и другом) рассуждении по аналогии, или его ограничение осуществляется тремя путями: 1) через прямое сходство между задействованными элементами; 2) через структурные параллели между изначальной областью и той, в которую осуществляется перенос; а также 3) через цели исследователя, то есть те причины, по которым рассматривается аналогия. Открытие, формулирование новой гипотезы, — это одна из таких целей.

«In vivo» исследования того, как рассуждают ученые в лабораториях, показали не только то, что рассуждения по аналогии — это ключевой компонент научной практики, но и то, что дистанция между источником и целью переноса зависит от того, ради какой цели предпринимается аналогия. Ученые, пытающиеся решить экспериментальные проблемы, проводят аналогии между источником и целью в крайне схожих областях. Ученые, стремящиеся сформулировать новые модели, напротив, опираются на аналогии между менее схожими областями. Однако аналогии между радикально различными областями редки (Dunbar 1997, 2001).

Ментальные модели

В современных когнитивных науках процесс познания часто рассматривается как рассуждение с опорой на модели. Стартовая точка этого подхода — это представление о том, что существенная часть рассуждений, включая вероятностные и причинные рассуждения, а также решения проблем, осуществляется скорее с помощью ментального моделирования, а не с помощью применения логических и методологических критериев к набору суждений (Johnson-Laird 1983; Magnani et al. 1999; Magnani and Nersessian 2002). Используя рассуждение по модели, сознание создает структурную репрезентацию реальной или вымышленной ситуации и осуществляет манипуляции с его структурой.

Рассуждение по аналогии — создание модели по аналогии — рассматривается как одна из трех основных форм рассуждения с опорой на модели, представляющихся релевантными для концептуальной инновации в науке. Кроме этого, роль играют также визуальное моделирование, симулятивное моделирование и мысленные эксперименты (Nersessian 1992, 1999, 2009). Конструктивность этих практик моделирования состоит в том, что они помогают разработке новых ментальных моделей. Ключевые элементы рассуждения с опорой на модели — это призывы к знанию генеративных принципов и ограничений физических моделей в изначальной области, а также использование различных форм абстракции. Концептуальная инновация возникает из создания новых понятий с помощью процесса абстрагирования, интегрирующего источник и целевую область в новую модель (Nersessian 2009).

Некоторые критики утверждали, что, несмотря на большое количество работ по теме, понятие ментальной модели недостаточно прояснено. Тагард стремится прояснить понятие, описывая ментальные модели как нейронные процессы (Thagard 2010). В его подходе ментальные модели производятся с помощью сложных паттернов активации нейронов, в которых нейроны и их взаимосвязи динамичны и изменчивы. Паттерн активации нейронов является репрезентацией, когда есть стабильная каузальная корреляция между паттерном активации и репрезентируемой вещью. В этом исследовании вопросы о природе рассуждения по модели превращаются в вопросы о механизмах мозга, производящих ментальные репрезентации.

Натуралистические философские подходы совмещают концептуальный анализ процесса создания знания с эмпирическим изучением креативности, открыто и основательно опираясь на текущие исследования из области психологии и когнитивных наук, а также на лабораторные наблюдения in vivo и с недавних пор на технологии визуализации мозга (Kounios and Beeman 2009, Thagard and Stewart 2011).

Библиография

• Кун, Т., 2003, Структура научных революций, Москва: АСТ.

• Поппер, К., 2005, Логика научного исследования, Москва: Республика.

• Addis, M., Sozou, P.D., Gobet, F. and Lane, P. R., 2016, “Computational scientific discovery and cognitive science theories”, in Mueller, V. C. (ed.) Computing and Philosophy, Springer, 83–87.

• Bartha, P., 2010, By Parallel Reasoning: The Construction and Evaluation of Analogical Arguments, New York: Oxford University Press.

• Bechtel, W. and R. Richardson, 1993, Discovering Complexity, Princeton: Princeton University Press.

• Benjamin, A.C., 1934, “The Mystery of Scientific Discovery ” Philosophy of Science, 1: 224–36.

• Blackwell, R.J., 1969, Discovery in the Physical Sciences, Notre Dame: University of Notre Dame Press.

• Boden, M.A., 2004, The Creative Mind: Myths and Mechanisms, London: Routledge.

• Brannigan, A., 1981, The Social Basis of Scientific Discoveries, Cambridge: Cambridge University Press.

• Brem, S. and L.J. Rips, 2000, “Explanation and Evidence in Informal Argument”, Cognitive Science, 24: 573–604.

• Campbell, D., 1960, “Blind Variation and Selective Retention in Creative Thought as in Other Knowledge Processes”, Psychological Review, 67: 380–400.

• Carmichael, R.D., 1922, “The Logic of Discovery”, The Monist, 32: 569–608.

• –––, 1930, The Logic of Discovery, Chicago: Open Court.

• Craver, C.F., 2002, “Interlevel Experiments, Multilevel Mechanisms in the Neuroscience of Memory”, Philosophy of Science Supplement, 69: 83–97.

• Craver, C.F. and L. Darden, 2013, In Search of Mechanisms: Discoveries across the Life Sciences, Chicago: University of Chicago Press.

• Curd, M., 1980, “The Logic of Discovery: An Analysis of Three Approaches”, in T. Nickles (ed.) Scientific Discovery, Logic, and Rationality, Dordrecht: D. Reidel, 201–19.

• Darden, L., 1991, Theory Change in Science: Strategies from Mendelian Genetics, New York: Oxford University Press.

• –––, 2002, “Strategies for Discovering Mechanisms: Schema Instantiation, Modular Subassembly, Forward/Backward Chaining”, Philosophy of Science, 69: S354-S65.

• –––, 2009, “Discovering Mechanisms in Molecular Biology: Finding and Fixing Incompleteness and Incorrectness”, in J. Meheus and T. Nickles (eds), Models of Discovery and Creativity, Dordrecht: Springer. 43–55.

• Ducasse, C.J., 1951, “Whewell’s Philosophy of Scientific Discovery II”, The Philosophical Review, 60(2): 213–34.

• –––, 2001, “The Analogical Paradox: Why Analogy is so Easy in Naturalistic Settings Yet so Difficult in Psychological Laboratories”, in D. Gentner, K.J. Holyoak, and B.N. Kokinov (eds), The Analogical Mind: Perspectives from Cognitive Science, Cambridge, MA: MIT Press.

• Dunbar, K, J. Fugelsang, and C Stein, 2007, “Do Naïve Theories Ever Go Away? Using Brain and Behavior to Understand Changes in Concepts”, in M. Lovett and P. Shah (eds),Thinking with Data: 33rd Carnegie Symposium on Cognition, Mahwah: Erlbaum, 193–205.

• Feist, G.J., 1999, “The Influence of Personality on Artistic and Scientific Creativity”, in R.J. Sternberg (ed.), Handbook of Creativity, New York: Cambridge University Press, 273–96.

• –––, 2006, The psychology of science and the origins of the scientific mind, New Haven: Yale University Press.

• Gutting, G., 1980, “Science as Discovery”, Revue internationale de philosophie, 131: 26–48.

• Hanson, N.R., 1958, Patterns of Discovery, Cambridge: Cambridge University Press.

• –––, 1960, “Is there a Logic of Scientific Discovery?”, Australasian Journal of Philosophy, 38: 91–106.

• –––, 1965, “Notes Toward a Logic of Discovery”, in R.J. Bernstein (ed.), Perspectives on Peirce. Critical Essays on Charles Sanders Peirce, New Haven and London: Yale University Press, 42–65.

• Harman, G.H., 1965, “The Inference to the Best Explanation”, Philosophical Review, 74.

• Hempel, C.G., 1985, “Thoughts in the Limitations of Discovery by Computer”, in K. Schaffner (ed.), Logic of Discovery and Diagnosis in Medicine, Berkeley: University of California Press, 115–22.

• Hesse, M., 1966, Models and Analogies in Science, Notre Dame: University of Notre Dame Press.

• Holyoak, K.J. and P. Thagard, 1996, Mental Leaps: Analogy in Creative Thought, Cambridge, MA: MIT Press.

• Howard, D., 2006, “Lost Wanderers in the Forest of Knowledge: Some Thoughts on the Discovery-Justification Distinction”, in J. Schickore and F. Steinle (eds), Revisiting Discovery and Justification. Historical and Philosophical Perspectives on the Context Distinction, Dordrecht: Springer, 3–22.

• Hoyningen-Huene, P., 1987, “Context of Discovery and Context of Justification”, Studies in History and Philosophy of Science, 18: 501–15.

• Hull, D.L., 1988, Science as Practice: An Evolutionary Account of the Social and Conceptual Development of Science, Chicago: University of Chicago Press.

• Jantzen, B.C., 2016, “Discovery without a ‘logic’ would be a miracle”, Synthese, 193: 3209–3238.

• Johnson-Laird, P., 1983, Mental Models, Cambridge: Cambridge University Press.

• Koehler, D.J., 1991, “Explanation, Imagination, and Confidence in Judgment”, Psychological Bulletin, 110: 499–519.

• Kounios, J. and Beeman, M. 2009, “The Aha! Moment : The Cognitive Neuroscience of Insight”, Current Directions in Psychological Science, 18: 210–16.

• Kordig, C., 1978, “Discovery and Justification”, Philosophy of Science, 45: 110–17.

• Kulkarni, D. and H.A. Simon, 1988, “The processes of scientific discovery: The strategy of experimentation”, Cognitive Science, 12: 139–76.

• Langley, P., 2000, “The Computational Support of Scientific Discovery”, International Journal of Human-Computer Studies, 53: 393–410.

• Langley, P., H.A. Simon, G.L. Bradshaw, and J.M. Zytkow, 1987, Scientific Discovery: Computational Explorations of the Creative Processes, Cambridge, MA: MIT Press.

• Laudan, L., 1980, “Why Was the Logic of Discovery Abandoned?” in T. Nickles (ed.),Scientific Discovery (Volume I), Dordrecht: D. Reidel, 173–83.

• Leplin, J., 1987, “The Bearing of Discovery on Justification”, Canadian Journal of Philosophy, 17: 805–14.

• Lugg, A., 1985, “The Process of Discovery”, Philosophy of Science, 52: 207–20.

• Machamer, P., L. Darden, and C.F. Craver, 2000, “Thinking About Mechanisms”, Philosophy of Science, 67: 1–25.

• Magnani, L., 2000, Abduction, Reason, and Science: Processes of Discovery and Explanation, Dordrecht: Kluwer.

• –––, 2009, “Creative Abduction and Hypothesis Withdrawal”, in J. Meheus and T. Nickles (eds), Models of Discovery and Creativity, Dordrecht: Springer.

• Magnani, L. and N.J. Nersessian, 2002, Model-Based Reasoning: Science, Technology, and Values, Dordrecht: Kluwer.

• Magnani, L., N.J. Nersessian, and P. Thagard, 1999, Model-Based Reasoning in Scientific Discovery, Dordrecht: Kluwer.

• Nersessian, N.J., 1992, “How do scientists think? Capturing the dynamics of conceptual change in science”, in R. Giere (ed.), Cognitive Models of Science, Minneapolis: University of Minnesota Press, 3–45.

• –––, 1999, “Model-based reasoning in conceptual change”, in L. Magnani, N.J. Nersessian and P. Thagard (eds), Model-Based Reasoning in Scientific Discovery, New York: Kluwer. 5–22.

• –––, 2009, “Conceptual Change: Creativity, Cognition, and Culture ” in J. Meheus and T. Nickles (eds), Models of Discovery and Creativity, Dordrecht: Springer, 127–66.

• Newell, A. and H. A Simon, 1971, “Human Problem Solving: The State of the Theory in 1970”, American Psychologist, 26: 145–59.

• Nickles, T., 1984, “Positive Science and Discoverability”, PSA: Proceedings of the Biennial Meeting of the Philosophy of Science Association, 1984: 13–27.

• –––, 1985, “Beyond Divorce: Current Status of the Discovery Debate”, Philosophy of Science, 52: 177–206.

• –––, 1989, “Truth or Consequences? Generative versus Consequential Justification in Science”, PSA: Proceedings of the Biennial Meeting of the Philosophy of Science Association, 1988, 393–405.

• Pasquale, J.-F. de and Poirier, P. 2016, “Convolution and Modal Representations in Thagard and Stewart’s Neural Theory of Creativity: A Critical Analysis ”, Synthese, 193: 1535–1560.

• Popper, K., 2002 [1934/1959], The Logic of Scientific Discovery, London and New York: Routledge; original published in German in 1934; first English translation in 1959.

• Reichenbach, H., 1938, Experience and Prediction. An Analysis of the Foundations and the Structure of Knowledge, Chicago: The University of Chicago Press.

• Richardson, A., 2006, “Freedom in a Scientific Society: Reading the Context of Reichenbach’s Contexts”, in J. Schickore and F. Steinle (eds), Revisiting Discovery and Justification. Historical and Philosophical Perspectives on the Context Distinction, Dordrecht: Springer, 41–54.

• Schaffer, S., 1986, “Scientific Discoveries and the End of Natural Philosophy”, Social Studies of Science, 16: 387–420.

• –––, 1994, “Making Up Discovery”, in M.A. Boden (ed.), Dimensions of Creativity, Cambridge, MA: MIT Press, 13–51.

• Schaffner, K., 1993, Discovery and Explanation in Biology and Medicine, Chicago: University of Chicago Press.

• Schickore, J. and F. Steinle, 2006, Revisiting Discovery and Justification. Historical and Philosophical Perspectives on the Context Distinction, Dordrecht: Springer.

• Schiller, F.C.S., 1917, “Scientific Discovery and Logical Proof”, in C.J. Singer (ed.), Studies in the History and Method of Science (Volume 1), Oxford: Clarendon. 235–89.

• Simon, H.A., 1973, “Does Scientific Discovery Have a Logic?”, Philosophy of Science, 40: 471–80.

• –––, 1977, Models of Discovery and Other Topics in the Methods of Science, Dordrecht: D. Reidel.

• Simon, H.A., P.W. Langley, and G.L. Bradshaw, 1981, “Scientific Discovery as Problem Solving”, Synthese, 47: 1–28.

• Smith, G.E., 2002, “The Methodology of the Principia”, in G.E. Smith and I.B. Cohen (eds),The Cambridge Companion to Newton, Cambridge: Cambridge University Press, 138–73.

• Snyder, L.J., 1997, “Discoverers’ Induction”, Philosophy of Science, 64: 580–604.

• Solomon, M., 2009, “Standpoint and Creativity”, Hypatia: 226–37.

• Stokes, D., 2011, “Minimally Creative Thought”, Metaphilosophy, 42: 658–81.

• Thagard, P., 1984, “Conceptual Combination and Scientific Discovery”, PSA: Proceedings of the Biennial Meeting of the Philosophy of Science Association, 1984(1): 3–12.

• –––, 1999, How Scientists Explain Disease, Princeton: Princeton University Press.

• –––, 2010, “How Brains Make Mental Models”, in L. Magnani, N.J. Nersessian and P. Thagard (eds), Model-Based Reasoning in Science & Technology, Berlin and Heidelberg: Springer, 447–61.

• –––, 2012, The Cognitive Science of Science, Cambridge, MA: MIT Press.

• Thagard, P. and Stewart, T. C., 2011, “The AHA! Experience: Creativity Through Emergent Binding in Neural Networks”, Cognitive Science, 35: 1–33.

• Weber, M., 2005, Philosophy of Experimental Biology, Cambridge: Cambridge University Press.

• Whewell, W., 1996 [1840], The Philosophy of the Inductive Sciences (Volume II), London: Routledge/Thoemmes.

• Zahar, E., 1983, “Logic of Discovery or Psychology of Invention?”, British Journal for the Philosophy of Science, 34: 243–61.

Источник