Что на завтрак съел митрофанушка
Кушать подано!
Сколько мог съесть Митрофанушка, чем завтракал Хлестаков, что пили русские купцы в пьесах Островского и кого чеховский герой сравнивал с фаршированной щукой? Читаем книгу историка русской кухни Вильяма Похлебкина «Кушать подано!» и знакомимся с меню русской классической драматургии.
Автор: Мария Соловьёва
«Недоросль»: пять булочек и кувшин кваса
Еда появилась в русских пьесах не сразу. В драматургии XVIII века авторы следовали канонам классицизма и потому исключали кулинарный антураж. «Герои драм и комедий носились в заоблачных, искусственных эмпиреях, не ведая о том, что такое пить и есть», — пишет Вильям Похлебкин.
Драматург Денис Фонвизин первым отверг эти условности. Он обратился к еде и рациону своих персонажей, прежде всего в сатирическом контексте.
Митрофан. А я, дядюшка, почти и вовсе не ужинал.
Простаков. Помнится, друг мой, ты что-то скушать изволил.
Митрофан. Да что! Солонины ломтика три, да подовых, не помню, пять, не помню, шесть.
Денис Фонвизин, «Недоросль»
Фонвизин иронично описывает Митрофанушку и госпожу Простакову в «Недоросле». Обжорство хозяйского сына автор напрямую связывает с его невежеством. В первом действии матушка переживает, что Митрофан за ужином почти не ел. Всего-то три ломтика солонины, пять или шесть подовых, кувшин квасу, а за завтраком — пять булочек.
Сегодня эта сцена уже не звучит так гротескно-комично, как в XVIII веке, — сложно оценить, сколько же съел Митрофанушка. На самом деле «ломтик» — то есть ломоть — означал кусок толщиной в палец или дюйм (2,5 см), отрезанный вдоль всего хлеба, окорока, сыра. То есть три ломтика солонины — это примерно 600–750 граммов весьма тяжелого для желудка мяса. Подовый пирог делали с начинкой — из мяса и лука или капусты с яйцами. По весу подовый обычно достигал фунта (409 граммов), а шесть подовых — это 2,5 килограмма. Кувшин кваса в среднем был 3 или 5 литров. После такого плотного ужина Митрофан «протосковал» и на завтрак съел еще пять булочек (по меркам того времени — около 1 килограмма).
Кутейкин. Четвертый год мучу свой живот.
Денис Фонвизин, «Недоросль»
В отличие от Митрофанушки, другие персонажи пьесы недоедают. Цыфиркин жалуется на хозяйку «Вот беда нашему брату, как кормят плохо, как сегодня к здешнему обеду провианту не стало». Его поддерживает и Кутейкин: «у нас одна кручина. Четвертый год мучу свой живот». Виновница их бед — госпожа Простакова. Кулинарную тему по отношению к Простаковой Фонвизин использует для того, чтобы показать ее жадность к подневольным людям, которых она готова морить голодом.
«Горе от ума»: форели и шампанское
Все кулинарные реплики в пьесе Грибоедова «Горе от ума» исходят от Фамусова. Так Грибоедов делает из него человека приземленного, хлебосольного, тесно связанного с бытом.
Фамусов
…Признайтесь, что едва
Где сыщется столица, как Москва!
Ведь только здесь еще и дорожат дворянством.
Да это ли одно? возьмите вы хлеб-соль:
Кто хочет к нам пожаловать, — изволь;
Дверь отперта для званых и незваных,
Особенно из иностранных;
Хоть честный человек, хоть нет,
Для нас равнехонько, про всех готов обед.
Александр Грибоедов, «Горе от ума»
Поведение героя — типичное для московского дворянского общества того времени. «В устах Фамусова обед и связанные с ним обстоятельства вырастают в характерный, заметный признак эпохи», — считает Вильям Похлебкин.
В тексте пьесы «Горе от ума» названы лишь два конкретных продукта: форели и шампанское.
Фамусов
…К Прасковье Федоровне в дом
Во вторник зван я на форели.
Александр Грибоедов, «Горе от ума»
Однако, когда Фамусов говорит о званом обеде с форелями, это не означает, что там будет подаваться только одно блюдо. На столе могут стоять десятки яств, начиная с закусок, супов и заканчивая десертами. Но центральное блюдо — форели, нечто новое и экзотическое, чего хозяйка гостям никогда еще не предлагала. Такой обычай — звать гостей на центральное блюдо — существовал в России с начала XVIII до конца XIX века.
Форели в 1821–1824 годах стали модным блюдом среди русской аристократии. Купить диковинный деликатес в Москве было почти невозможно, а в Петербург форель привозили из Финляндии или Эстонии. Рыбу отваривали в сухом французском или немецком вине либо шампанском. «Так что московский хлебосол Фамусов, идя «на форели», становился на платформу именно того смешения французского с нижегородским, против которого восставал в своей пьесе Грибоедов», — подводит итог Похлебкин.
О шампанском в пьесе говорят и Чацкий, и Загорецкий, и Репетилов. Чацкий обвиняет общество, где «шампанским поят на убой», а Хлёстова, Фамусов, Наталья Дмитриевна и другие представители общества пускают слух, что Чацкий пристрастился к вину. Он «пил не по летам», «шампанское стаканами тянул», «бутылками-с, и пребольшими» и даже «бочками сороковыми», — судачат в светских кругах. Такое поведение менее всего похоже на принципиального Чацкого. Но пуская такую сплетню, московское общество судит по себе, ведь в 20-е годы XIX века пить шампанское бутылками казалось естественным и обычным. «Грибоедов сам был свидетелем того, как шампанским злоупотребляли многие его коллеги-поэты, и в пьесе он отражает больное место русской жизни», — рассуждает Похлебкин.
«Ревизор»: арбуз и «суп из Парижа»
«Ревизор» — самое «кулинарное» из всех произведений Гоголя. В этой пьесе много едят и пьют, постоянно говорят о кушаньях и кулинарии. В пьесе Хлестаков проделывает путь от нищего, заискивающего транжиры до наглого и важного вруна, который выдает себя за чиновника из Петербурга.
Хлестаков. Говядину мне подает такую твердую, как бревно; а суп — он черт знает чего плеснул туда, я должен был выбросить его за окно. Чай такой странный, воняет рыбой, а не чаем.
Николай Гоголь, «Ревизор»
В начале пьесы Хлестаков настолько беден, что за еду готов продать штаны. Брюки оставляет себе, но соглашается на самый дешевый обед: суп и жаркое, даже без соуса. «Что это за суп? Просто воды налил в чашку. Никакого супа», — возмущается персонаж и добавляет, что «перья какие-то плавают вместо масла». Низкого качества подали и жаркое: «топор, зажаренный вместо говядины». Другое меню — «семгу, рыбу, котлеты» — ему не подают: оно «для тех, кто почище».
После того как Хлестакова приняли за крупного петербургского чиновника, его стол стал значительно богаче. К примеру, к завтраку подавали экзотический лабардан. Под этим названием скрывается отварная треска — деликатес для Центральной России. В XIX веке ее импортировали из Голландии. Лабардан готовили с крутым рубленым яйцом, отварным картофелем и соленым огурцом.
Хлестаков. Завтрак был очень хорош; я совсем объелся. Что, у вас каждый день бывает такой?
Николай Гоголь, «Ревизор»
В третьем действии Гоголь знакомит читателя с сытым Хлестаковым, который рассуждает о роскошной петербургской жизни и вспоминает любимые блюда. Но в своих рассказах Хлестаков выдает незнание столичной жизни. Ведь, по его словам, во время балов на столах ставят в «семьсот рублей арбуз» и «суп в кастрюльке», доставленный на пароходе прямо из Парижа.
Арбуз в XIX веке — дешевый, простонародный, деревенский «фрукт», но для бедного петербургского регистратора — недоступный. Доставка арбузов в столицу требовала много времени и затрат. Во времена Гоголя стоимость арбуза в Петербурге доходила до 5 рублей (в то время как на Юге его продавали за 3-5 копеек). А на 5 рублей Хлестаков мог бы жить полмесяца, поэтому и сам арбуз представлялся ему фантастическим деликатесом.
«Суп в кастрюльке из Парижа» — гоголевская шутка. С бытовой и кулинарной точки зрения — это нелепица. В Россию привозили многие экзотические продукты: чай, кофе, какао, ананасы, пряности и даже пирожные. «Но «суп в кастрюльке из Парижа» — типичная чушь в смысле кулинарной экзотичности, чушь вполне достойная уст и ума Хлестакова, или, иными словами — классическая хлестаковщина», — пишет Похлебкин.
«Бесприданница»: чай и стерлядь
Персонажи пьес Островского много едят, но еще больше — пьют. Островский много внимания уделяет напиткам, особенно алкогольным, а о разных блюдах сообщает вскользь и коротко. Главный выпивоха пьесы — Робинзон. Он пьет водку, поддельное бургонское вино, шампанское, портвейн, коньяк. Паратову — «блестящему барину» — в одной из сцен предлагают «жженочку». Это горячий коктейльный напиток, модный среди гусар и в дворянских клубах конца XVIII века. В состав жженки входили шампанское, ром, сотерн, сахар и ананас.
Но чаще всего в «Бесприданнице» пьют чай.
Огудалова. Чайку не прикажете ли?
Александр Островский, «Бесприданница»
Чай — главный напиток русского купечества. С середины XIX века в России резко расширился импорт китайского чая самых разных сортов: от дешевого до элитного. Многие сословия смогли приобщиться к напитку, а из-за сухопутной доставки цены на чай были самыми низкими в мире.
В «Бесприданнице» чай пьют постоянно, но в одной из сцен чаепитие — маскировка. Вожжеватов и Кнуров пьют с утра из чайника… шампанское.
Вожеватов. А чтоб люди чего дурного не сказали, так мы станем чай пить.
Кнуров. Ну, чай — другое дело.
Вожеватов (Гавриле). Гаврило, дай-ка нам чайку моего, понимаешь. Моего!
Гаврило. Слушаю-с. (Уходит.)
Кнуров. Вы разве особенный какой пьете?
Вожеватов. Да все то же шампанское, только в чайники он разольет и стаканы с блюдечками подаст.
Александр Островский, «Бесприданница»
Интересно, что в пьесах Островского противниками чая выступают отрицательные и низкие в моральном отношении персонажи. Например, Мурзавецкий в «Волках и овцах» восклицает: «Муа? Чаю? Ни за какие пряники!». В «Бесприданнице» традициями русского чаепития возмущается самолюбивый Карындышев: «Что за странная фантазия пить чай в это время? Удивляюсь».
Обед у Карандышева — одна из ключевых сцен пьесы. Роскошью и разнообразием он не отличался. О том, что подавали к столу, Островский не пишет, однако сообщает, что гости жаловались на голод.
Кнуров. Я, господа, в клуб обедать поеду, я не ел ничего Со мной в первый раз в жизни такой случай. Приглашают обедать известных людей, а есть нечего.
Александр Островский, «Бесприданница»
О меню званого обеда мы кое-что узнаём из разговоров тетки Карандышева. Она говорит Огудаловой, что специально приглашенный повар требовал слишком «много добра».
Евфросинья Потаповна. Кабы свой материал, домашний, деревенский, так я бы слова не сказала; а то купленный, дорогой, так его и жалко. Помилуйте, требует сахару, ванилю, рыбьего клею; а ваниль этот дорогой, а рыбий клей еще дороже. Ну и положил бы чуточку для духу, а он валит зря.
Александр Островский, «Бесприданница»
Рыбий клей (карлук) — это эластичная ткань, которую добывают из плавательного пузыря осетровых рыб для желирования. С помощью рыбьего клея во времена Островского готовили мармелады, желе, суфле для конфет, кисели и подобное.
Еще одно блюдо, о котором упоминает Ефросинья Потаповна, — стерлядь. В XIX веке это была дорогая рыба, которую ценили наравне с белугой и осетриной. Варили стерлядь так: рыбу заливали смесью воды и огуречного рассола — ниже уровня рыбы: так бульон не вымывал из нее соки, а стерлядь варилась на пару. В смесь также добавляли перец, лавровый лист и лук.
Кушать подано!
Сколько мог съесть Митрофанушка, чем завтракал Хлестаков, что пили русские купцы в пьесах Островского и кого чеховский герой сравнивал с фаршированной щукой? Знакомимся с меню русской классической драматургии.
«Недоросль»: пять булочек и кувшин кваса
Еда появилась в русских пьесах не сразу. В драматургии XVIII века авторы следовали канонам классицизма и потому исключали кулинарный антураж.
«Герои драм и комедий носились в заоблачных, искусственных эмпиреях, не ведая о том, что такое пить и есть», — пишет Вильям Похлебкин.
Драматург Денис Фонвизин первым отверг эти условности.
Он обратился к еде и рациону своих персонажей, прежде всего в сатирическом контексте.
Митрофан. А я, дядюшка, почти и вовсе не ужинал. Помнится, друг мой, ты что-то скушать изволил. Да что! Солонины ломтика три, да подовых, не помню, пять, не помню, шесть.
Фонвизин иронично описывает Митрофанушку и госпожу Простакову в «Недоросле». Обжорство хозяйского сына автор напрямую связывает с его невежеством. В первом действии матушка переживает, что Митрофан за ужином почти не ел. Всего-то три ломтика солонины, пять или шесть подовых, кувшин квасу, а за завтраком — пять булочек.
Сегодня эта сцена уже не звучит так гротескно-комично, как в XVIII веке, — сложно оценить, сколько же съел Митрофанушка. На самом деле «ломтик» — то есть ломоть — означал кусок толщиной в палец или дюйм (2,5 см), отрезанный вдоль всего хлеба, окорока, сыра. То есть три ломтика солонины — это примерно 600–750 граммов весьма тяжелого для желудка мяса. Подовый пирог делали с начинкой — из мяса и лука или капусты с яйцами. По весу подовый обычно достигал фунта (409 граммов), а шесть подовых — это 2,5 килограмма. Кувшин кваса в среднем был 3 или 5 литров. После такого плотного ужина Митрофан «протосковал» и на завтрак съел еще пять булочек (по меркам того времени — около 1 килограмма).
Кутейкин. Четвертый год мучу свой живот.
В отличие от Митрофанушки, другие персонажи пьесы недоедают. Цыфиркин жалуется на хозяйку «Вот беда нашему брату, как кормят плохо, как сегодня к здешнему обеду провианту не стало». Его поддерживает и Кутейкин: «у нас одна кручина. Четвертый год мучу свой живот». Виновница их бед — госпожа Простакова. Кулинарную тему по отношению к Простаковой Фонвизин использует для того, чтобы показать ее жадность к подневольным людям, которых она готова морить голодом.
«Горе от ума»: форели и шампанское
Все кулинарные реплики в пьесе Грибоедова «Горе от ума» исходят от Фамусова.
Так Грибоедов делает из него человека приземленного, хлебосольного, тесно связанного с бытом.
Фамусов
…Признайтесь, что едваГде сыщется столица, как Москва!Ведь только здесь еще и дорожат дворянством.Да это ли одно? возьмите вы хлеб-соль:Кто хочет к нам пожаловать, — изволь;Дверь отперта для званых и незваных,Особенно из иностранных;Хоть честный человек, хоть нет,Для нас равнехонько, про всех готов обед.
Александр Грибоедов, «Горе от ума»
Поведение героя — типичное для московского дворянского общества того времени. «В устах Фамусова обед и связанные с ним обстоятельства вырастают в характерный, заметный признак эпохи», — считает Вильям Похлебкин.
В тексте пьесы «Горе от ума» названы лишь два конкретных продукта: форели и шампанское.
Фамусов
…К Прасковье Федоровне в домВо вторник зван я на форели.
Александр Грибоедов, «Горе от ума»
Однако, когда Фамусов говорит о званом обеде с форелями, это не означает, что там будет подаваться только одно блюдо. На столе могут стоять десятки яств, начиная с закусок, супов и заканчивая десертами. Но центральное блюдо — форели, нечто новое и экзотическое, чего хозяйка гостям никогда еще не предлагала. Такой обычай — звать гостей на центральное блюдо — существовал в России с начала XVIII до конца XIX века.
Форели в 1821–1824 годах стали модным блюдом среди русской аристократии. Купить диковинный деликатес в Москве было почти невозможно, а в Петербург форель привозили из Финляндии или Эстонии. Рыбу отваривали в сухом французском или немецком вине либо шампанском. «Так что московский хлебосол Фамусов, идя «на форели», становился на платформу именно того смешения французского с нижегородским, против которого восставал в своей пьесе Грибоедов», — подводит итог Похлебкин.
О шампанском в пьесе говорят и Чацкий, и Загорецкий, и Репетилов. Чацкий обвиняет общество, где «шампанским поят на убой», а Хлёстова, Фамусов, Наталья Дмитриевна и другие представители общества пускают слух, что Чацкий пристрастился к вину. Он «пил не по летам», «шампанское стаканами тянул», «бутылками-с, и пребольшими» и даже «бочками сороковыми», — судачат в светских кругах. Такое поведение менее всего похоже на принципиального Чацкого. Но пуская такую сплетню, московское общество судит по себе, ведь в 20-е годы XIX века пить шампанское бутылками казалось естественным и обычным. «Грибоедов сам был свидетелем того, как шампанским злоупотребляли многие его коллеги-поэты, и в пьесе он отражает больное место русской жизни», — рассуждает Похлебкин.
«Ревизор»: арбуз и «суп из Парижа»
«Ревизор» — самое «кулинарное» из всех произведений Гоголя.
В этой пьесе много едят и пьют, постоянно говорят о кушаньях и кулинарии.
В пьесе Хлестаков проделывает путь от нищего, заискивающего транжиры до наглого и важного вруна, который выдает себя за чиновника из Петербурга.
Хлестаков. Говядину мне подает такую твердую, как бревно; а суп — он черт знает чего плеснул туда, я должен был выбросить его за окно. Чай такой странный, воняет рыбой, а не чаем.
В начале пьесы Хлестаков настолько беден, что за еду готов продать штаны. Брюки оставляет себе, но соглашается на самый дешевый обед: суп и жаркое, даже без соуса. «Что это за суп? Просто воды налил в чашку. Никакого супа», — возмущается персонаж и добавляет, что «перья какие-то плавают вместо масла». Низкого качества подали и жаркое: «топор, зажаренный вместо говядины». Другое меню — «семгу, рыбу, котлеты» — ему не подают: оно «для тех, кто почище».
После того как Хлестакова приняли за крупного петербургского чиновника, его стол стал значительно богаче. К примеру, к завтраку подавали экзотический лабардан. Под этим названием скрывается отварная треска — деликатес для Центральной России. В XIX веке ее импортировали из Голландии. Лабардан готовили с крутым рубленым яйцом, отварным картофелем и соленым огурцом.
Хлестаков. Завтрак был очень хорош; я совсем объелся. Что, у вас каждый день бывает такой?
В третьем действии Гоголь знакомит читателя с сытым Хлестаковым, который рассуждает о роскошной петербургской жизни и вспоминает любимые блюда. Но в своих рассказах Хлестаков выдает незнание столичной жизни. Ведь, по его словам, во время балов на столах ставят в «семьсот рублей арбуз» и «суп в кастрюльке», доставленный на пароходе прямо из Парижа.
Арбуз в XIX веке — дешевый, простонародный, деревенский «фрукт», но для бедного петербургского регистратора — недоступный. Доставка арбузов в столицу требовала много времени и затрат. Во времена Гоголя стоимость арбуза в Петербурге доходила до 5 рублей (в то время как на Юге его продавали за 3-5 копеек). А на 5 рублей Хлестаков мог бы жить полмесяца, поэтому и сам арбуз представлялся ему фантастическим деликатесом.
«Суп в кастрюльке из Парижа» — гоголевская шутка. С бытовой и кулинарной точки зрения — это нелепица. В Россию привозили многие экзотические продукты: чай, кофе, какао, ананасы, пряности и даже пирожные. «Но «суп в кастрюльке из Парижа» — типичная чушь в смысле кулинарной экзотичности, чушь вполне достойная уст и ума Хлестакова, или, иными словами — классическая хлестаковщина», — пишет Похлебкин.
«Бесприданница»: чай и стерлядь
Персонажи пьес Островского много едят, но еще больше — пьют. Островский много внимания уделяет напиткам, особенно алкогольным, а о разных блюдах сообщает вскользь и коротко.
Главный выпивоха пьесы — Робинзон. Он пьет водку, поддельное бургонское вино, шампанское, портвейн, коньяк. Паратову — «блестящему барину» — в одной из сцен предлагают «жженочку». Это горячий коктейльный напиток, модный среди гусар и в дворянских клубах конца XVIII века. В состав жженки входили шампанское, ром, сотерн, сахар и ананас.
Но чаще всего в «Бесприданнице» пьют чай.
Огудалова. Чайку не прикажете ли?
Александр Островский, «Бесприданница»
Чай — главный напиток русского купечества. С середины XIX века в России резко расширился импорт китайского чая самых разных сортов: от дешевого до элитного. Многие сословия смогли приобщиться к напитку, а из-за сухопутной доставки цены на чай были самыми низкими в мире.
В «Бесприданнице» чай пьют постоянно, но в одной из сцен чаепитие — маскировка. Вожжеватов и Кнуров пьют с утра из чайника… шампанское.
Вожеватов. А чтоб люди чего дурного не сказали, так мы станем чай пить. Ну, чай — другое дело. Гаврило, дай-ка нам чайку моего, понимаешь. Моего! Слушаю-с. Вы разве особенный какой пьете? Да все то же шампанское, только в чайники он разольет и стаканы с блюдечками подаст.
Александр Островский, «Бесприданница»
Интересно, что в пьесах Островского противниками чая выступают отрицательные и низкие в моральном отношении персонажи. Например, Мурзавецкий в «Волках и овцах» восклицает: «Муа? Чаю? Ни за какие пряники!». В «Бесприданнице» традициями русского чаепития возмущается самолюбивый Карындышев: «Что за странная фантазия пить чай в это время? Удивляюсь».
Обед у Карандышева — одна из ключевых сцен пьесы. Роскошью и разнообразием он не отличался. О том, что подавали к столу, Островский не пишет, однако сообщает, что гости жаловались на голод.
Кнуров. Я, господа, в клуб обедать поеду, я не ел ничего Со мной в первый раз в жизни такой случай. Приглашают обедать известных людей, а есть нечего.
Александр Островский, «Бесприданница»
О меню званого обеда мы кое-что узнаём из разговоров тетки Карандышева. Она говорит Огудаловой, что специально приглашенный повар требовал слишком «много добра».
Евфросинья Потаповна. Кабы свой материал, домашний, деревенский, так я бы слова не сказала; а то купленный, дорогой, так его и жалко. Помилуйте, требует сахару, ванилю, рыбьего клею; а ваниль этот дорогой, а рыбий клей еще дороже. Ну и положил бы чуточку для духу, а он валит зря.
Александр Островский, «Бесприданница»
Рыбий клей (карлук) — это эластичная ткань, которую добывают из плавательного пузыря осетровых рыб для желирования. С помощью рыбьего клея во времена Островского готовили мармелады, желе, суфле для конфет, кисели и подобное.
Еще одно блюдо, о котором упоминает Ефросинья Потаповна, — стерлядь. В XIX веке это была дорогая рыба, которую ценили наравне с белугой и осетриной. Варили стерлядь так: рыбу заливали смесью воды и огуречного рассола — ниже уровня рыбы: так бульон не вымывал из нее соки, а стерлядь варилась на пару. В смесь также добавляли перец, лавровый лист и лук.
«Иванов»: варенье и селедка
В пьесе «Иванов» Антона Чехова тоже много пьют чай. Чаепитие занимает почти все третье действие пьесы. Помимо самого напитка, к столу у Чехова подавали «кружовенное варенье». Его в семье Лебедева сварили так много, что хозяйка успевает дважды за время действия пьесы предложить гостям лакомство.
Шабельский. …Зюзюшка сейчас же начнет угощать нас кружовенным вареньем. Двадцать бочек его наварили, так куда же его девать?
Классическое русское варенье готовили всегда из целой, недробленой ягоды или фрукта. Если плод был слишком большим — нарезали крупными дольками (или половинками). Ягоду для варенья брали неполной зрелости. Было несколько способов определить качество варенья. Во-первых, готовый продукт должен усиливать аромат ягоды. Если варенье пахнет сахаром — оно не удалось. Еще один показатель — прозрачность: ягоды должны были посветлеть во время варки.
Кулинарную лексику Чехов использует для характеристики людей. Например, в одной из сцен Шабельский сравнивает с фаршированной щукой бывшую еврейку Сарру (после крещения — Анна Петровна Иванова).
Шабельский. Играть с вами нет никакой возможности. Слуха у вас меньше, чем у фаршированной щуки, а туше возмутительное.
Таким сравнением герой намекает на ее происхождение, ведь фаршированная щука — одно из основных еврейских национальных блюд. Похлебкин указывает, что во всех кулинарных книгах, изданных с 1875 по 1912 год, это блюдо фигурировало под названием «рыба по-жидовски» или «рыба по-еврейски» и числилось в меню многих ресторанов.