Читайте книгу Любимая для монстра в формате FB2, TXT, PDF, EPUB прямо сейчас онлайн на сайте ornatus.ru бесплатно без регистрации.
Жанр: любовное фэнтези, магические академии, попаданцы
Авторы: Ольга Гусейнова
Серия книг: Подарки от высших
Стоимость книги: 247.00 руб.
Оцените книгу и автора
СКАЧАТЬ БЕСПЛАТНО КНИГУ Любимая для монстра
Сюжет книги Любимая для монстра
У нас на сайте вы можете прочитать книгу Любимая для монстра онлайн. Авторы данного произведения: Ольга Гусейнова — создали уникальное произведение в жанре: любовное фэнтези, магические академии, попаданцы. Далее мы в деталях расскажем о сюжете книги Любимая для монстра и позволим читателям прочитать произведение онлайн.
Могла ли я представить, что визит к гадалке обернется новой жизнью?
Меня забросило в другой мир, где нет места слабостям и доверию. Но я намерена выжить и обрести счастье любой ценой.
Здесь иные правила, иные законы, а балом правят сила и магия.
От каждого моего шага зависит, кем же я стану: беглой преступницей или любимой женщиной… для монстра!
Выбор пугающий, если не узнать чудовище поближе.
Вы также можете бесплатно прочитать книгу Любимая для монстра онлайн:
Любимая для монстра
Ольга Вадимовна Гусейнова
Подарки от высших #3
Могла ли я представить, что визит к гадалке обернется новой жизнью?
Меня забросило в другой мир, где нет места слабостям и доверию. Но я намерена выжить и обрести счастье любой ценой.
Здесь иные правила, иные законы, а балом правят сила и магия.
От каждого моего шага зависит, кем же я стану: беглой преступницей или любимой женщиной… для монстра!
Выбор пугающий, если не узнать чудовище поближе.
Ольга Гусейнова
Любимая для монстра
Глава 1
Боже, как же больно. И холодно! Я промерзала насквозь, холод медленно, но неумолимо поднимался вверх, леденели пальцы, руки, голени, колени…
Когда-то слышала, что, замерзая, человек засыпает, не мучается. Я же наоборот, ощущала невыносимую боль, которая все равно не глушила ужас. Ужас происходившего со мной. Лютый холод подбирался к моей груди, где, казалось, трепетала душа, подползал к неистово бившемуся сердцу. Остро пахло кровью, свежей землей и… тленом. И этот запах только усиливал панику и нарастающий ужас. Словно меня заживо в могилу закопали…
Вдруг в кромешной темноте будто кто-то включил свет, неяркий, приглушенный, вернее, он зажегся где-то впереди, как в глубине коридора, словно там открылась дверь. Я увидела открытый дверной проем, за который из последних сил цеплялась пухленькая рыжая девушка, с диким безнадежным отчаянием удерживая… меня, наверное. Еще я ощутила, что и сама с таким же отчаянием цеплялась за кого-то, упорно норовившего выскользнуть из слабеющих, замерзших пальцев, кого-то непомерно тяжелого, но родного до глубины души, а если выпущу, не удержу, то моя жизнь остановится.
Даже холод отступил, настолько я испугалась выпустить то, что держала. Но тут раздался треск, будто выстрел, который прошил мое сердце подобно пуле. Карие глаза рыженькой девушки в ужасе округлились…
Очередная вспышка – и светлое пятно дверного проема начало стремительно удаляться, а я полетела вниз, во тьму. Сверху меня догоняла та рыжая и кошмарные тени, от вида которых мое сердце колотилось о ребра так, что грозило выскочить наружу. Неожиданно рыжая вскинула руку и крикнула:
– Мы выбираем свет!
Мне в грудь будто раскаленный кол воткнули. Следом натуральное, живое пламя стремительно захватило, обволокло верхнюю часть моего тела. Одновременно яростно усилился, словно сопротивляясь врагу, тот лютый холод, недавно захвативший большую часть меня, который практически полностью подчинил, стер личность, чувства, память, оставив лишь дикую боль. Дальше во мне началась битва льда и пламени.
Я бы сорвала голос от воплей, если бы могла издать хоть звук, настолько зверски меня рвали, ломали, сжигали и морозили изнутри две стихии. Меняли, трансформировали под что-то иное, чуждое, не мое!
В какой-то момент я не выдержала такого количества боли, сдалась, агония победила. Невольно взмолилась об избавлении от мук, о смерти, только и сама не знала, к кому был обращен мой молчаливый вопль-мольба. Однако вместо забвения и облегчения вспыхнула очередная картинка. На меня смотрели двое. Та самая морковно-рыжая симпатичная девушка, в очках, с круглыми карими глазами и румянцем на пухлых, милых щеках. И красивая платиновая блондинка с ласковыми черными глазами и темными бровями.
Обе выглядели счастливыми и ощущались родными-родными. Рыжик улыбнулась и с наигранной укоризной спросила:
– Вик, ты где, мы с Женькой тебя потеряли…
Красавица блондинка, на миг закатив черные глазищи, с веселой снисходительностью ответила:
– Не отвлекай ее, Маш, похоже, наша любимая Шапокляк задумала очередной захват мира!
– Вы кто? – вырвался у меня сиплый шепот.
– Мы банда! – хихикнула блондинка.
И тут откуда-то издалека донесся незнакомый женский голос, таинственный и загадочный:
– Вы не банда, отныне вы одного рода. А значит, даже уйдя за грань, не потеряетесь, сможете защитить, поддержать друг друга.
«Выходит я не одинока? Я кому-то нужна?» – ввинтился в мое сознание отчаянный всхлип надежды.
Но никто не ответил, я вновь одна. Еще и нависший надо мной лютый холод с привкусом тлена и запахом свежевырытой могилы опять начал донимать, охватывать, терзать. Наверное, чтобы окончательно заморозить, подчинить, но солнечные, любящие улыбки рыжика и блондинки и мысль, что я не одинока, неожиданно переломили ситуацию. Пламя в груди вспыхнуло сильнее, ярче, а холод затрещал, подточенный огнем, начал неохотно, огрызаясь, отступать. Сначала освободил грудь, где заполошно колотилось мое сердце и трепетала душа.
Странные чувства, жуткий полет фантазии или больного сознания, но я всем телом, каждой клеточкой ощущала, что мое средоточие – каким-то чудом уцелевшая душа – попала в кокон теплого света. Но вокруг него накапливалась сплошная тьма, которая, будто злобно ворчала за проигрыш, насылала колючий холод, спешно расползалась по всему телу, занимая отвоеванную территорию.
Как ни странно, это походило на вынужденное перемирие. Боль, наконец, утихла и «раздел территории» позволил мне прочувствовать собственное тело, убедиться, что я жива и цела, раз способна пошевелить пальцами, ногами и руками, дернуть головой. И еще с отчаянной жадностью – вдохнуть, наполнить горевшие легкие живительным воздухом.
Жива!!!
Я открыла глаза, словно запеченные от недавнего жара, терзавшего мое тело, и по щекам от облегчения побежали слезы. Первым я увидела потолок, высокий, с вычурной лепниной и огромной театральной люстрой. Моргнув несколько раз, убедилась, что это не очередной выверт больного сознания. И вдруг осознала, что совершенно ничего не помню. Ни где я, ни кто я, ни как тут очутилась. Моей памятью завладели отголоски недавно пережитой боли, не позволяя задуматься о чем-то другом, сосредоточиться.
Но неожиданно дали о себе знать обоняние и осязание…
Остро запахло смертью. Почему именно смертью? Я не смогла бы объяснить, просто знала! Затем добавились и другие запахи, живые: крови, парфюма, воска и ванили. Но их приглушал незнакомый, тяжелый и удушливый, от которого першило в горле, топорщился каждый волосок на коже, словно подсознание предупреждало: рядом кто-то дикий и опасный! Надо мной с противоположных сторон пролетели странные темные сгустки. Если глаза или ощущения меня не обманули, они были энергетическими. И очень встревожили.
Зато я лучше и отчетливее воспринимала реальность и себя в ней, лежащую ничком на полу, холодном, наверняка каменном. В одежде из тонкой, шуршащей ткани. Стоило моему слуху уловить это шуршание, меня оглушило множество других звуков, громких и негативных: крики ужаса, паники, боли, страха, яростной ругани и стоны. Одновременно что-то трещало, звенело и разбивалось в дребезги…
Повернув голову, я сперва обрадовалась, что в принципе смогла это сделать. А потом замерла, в шоке разглядывая творившееся вокруг. Сплошной хаос, где метались люди, нарядно или строго одетые. Кто-то размахивал холодным оружием, кто-то формировал в руках темные сгустки и запускал их в толпу.
У ближайшей ко мне колонны, всего в паре метров, находились двое. На боку лежала девушка с волосами красивого, редкого, светло-серебристого оттенка, искусно уложенными в высокую прическу, с великолепной диадемой. С широко распахнутыми остановившимися глазами не менее редкого, фиалкового цвета, насыщенность которого подчеркивало бальное платье из воздушного сиреневого батиста. На округлой, приподнятой корсетом груди этой экзотической красавицы виднелось тяжелое ожерелье с крупными фиолетовыми камнями, аметистами, наверное; несколько браслетов с камнями поменьше обвивали ее тонкие, изящные запястья.
Девушка была совершенна, если бы не совершенно пустой, безжизненный взгляд. И не торчавший из ее из спины клинок с фигурной ручкой, украшенной драгоценными камнями.
Симпатичный черноволосый мужчина, сидевший рядом с мертвой красавицей, обессиленно привалившись к колонне, смотрел на меня удивительными глазами: серый цвет радужки темнел от светлого у зрачка к совсем темному к белкам. Лет тридцати пяти на вид. Одет в темные брюки, туфли и черный бархатный сюртук, расшитый золотом на лацканах и рукавах. Вроде строгий, простой наряд, если бы не массивная золотая цепь с медалью на его груди и не тонкий обруч венца на голове, указывающие, что их обладатель облечен огромной властью.
Незнакомец не двигался, дышал с трудом и не отрываясь смотрел на меня. В его необычных глазах плескалось море разочарования и боли, душевной и физической. Так может смотреть только тот, кого предали. Предали самые близкие и любимые.
Странное дело, под взглядом этих штормовых глаз я почувствовала родство с их обладателем, словно моя кровь сама по себе откликнулась на него, подсказывая: мы не чужие, хоть я его впервые видела. Следом я вновь испугалась, ведь у него в груди тоже торчал нож. Без такой филигранной, драгоценной рукоятки, как в спине девушки, гораздо проще. Подобные принято прятать от чужих взглядов, использовать исподтишка и выкидывать. Но от этой грубой рукоятки по груди мужчины неумолимо расползался серый зловещий рисунок, будто морозный узор по оконному стеклу. Вдобавок дымчатая нить тянулась от ножа к вытянутой в сторону мужчины руке мертвой девушки, связывая их, подсказывая, кто хозяин ножа. Кто именно воткнул его в грудь венценосному незнакомцу, предал.
Наверное, я никогда не смогу объяснить, что меня толкнуло действовать. Быть может, боль и разочарование в необыкновенных серых глазах, ведь я только-только сама пережила боль. Или дикое, непривычное, но такое желанное чувство родства с незнакомцем. Наверное, загадочное наитие и интуиция подсказали, что следует срочно сделать.
Я с огромным трудом перевернулась на живот и, прилагая неимоверные усилия, поползла к раненому мужчине. Он что-то произнес на незнакомом языке надтреснутым голосом, выдохнув еще и облачко пара, словно морозной зимой. Его глухой тон полоснул меня очередной волной безмерного разочарования, неимоверной боли и бессильной ярости, но при этом смирения. Он явно готовился к смерти, готовился принять ее… От меня? Посчитал, что я его добью?
Пока ползла к сероглазому, удивилась, как поразительно остро и четко воспринимала его эмоции. Не по глазам читала, а словно нутром их чувствовала. Но задумываться о странностях восприятия было некогда – раненый на последнем дыхании.
Добравшись до мужчины, задыхаясь от усилий, я приподнялась на локтях и, с сочувствием глянув в его недоуменно округлившиеся глаза, взялась за рукоять ножа и вытянула тот из груди. Похоже, наитие не обмануло: жуткая, смертоносная морозная сеть, что расползалась по груди несчастного, исчезла. Он с облегчением, жадно вдохнул. А вот интуиция меня жестоко подвела: ладонь, в которой я сжала нож, обжег чудовищный холод, проник до самой кости. Я завопила от жуткой боли, сознание помутилось и отключилось…
* * *
Из тьмы и хаоса бесконечного множества мелькавших перед глазами разрозненных картинок я вырвалась с криком, задыхаясь от ужаса. Разные языки, разные миры, разные люди, технологии, магические ритуалы, жуткие и не очень, – все смешалось у меня в голове. Я запуталась: где мое, а где чужое? Это кино, больная фантазия или реальность?
Еще и собственное тело штормило. Меня опять то пробирало холодом до костей, то яростно сражавшийся с ним за сердце и душу жар обжигал, будто злобный пес, отгонявший от своих владений врага.
Резко сев, судорожно дыша, я испуганно, заполошно вертела ладони, недоуменно разглядывая. И чем дольше смотрела, тем отчаяннее ныла:
– Нет-нет, только не это! Этого просто не может быть…
А все потому, что мои нежданно-негаданно почерневшие руки буквально истекали странной чернотой, непокорной, злобной, обжигавшей холодом. Будто бы живой… Я с остервенением вытерла ладони о постель, но на серой простыне не осталось ни следа от этой гадости.
– Катрия? – спросил смутно знакомый голос.
Вздрогнув, я обернулась и увидела мужчину, из груди которого вытаскивала нож. Надо же, спасла! Вполне живой сероглазый стоял напротив меня, но за прутьями решетки, а вот я, оказывается, сидела за этой решеткой, как в тюремной камере. Причем явно где-то в подземелье: слишком сумрачно, затхло, сыро и серо, и гнетуще. Ни окон, ни дверей, только камера три на три, каменные стены и решетка напротив узкой лежанки с жестким комковатым матрасом и крохотного стола.
Оторопело оглядевшись, я уставилась на знакомого незнакомца за прутьями, которого по-прежнему воспринимала родственником. Он был в костюме похожем на тот, в каком я увидела его впервые, только темно-синем, с пудовой цепью на груди и венцом на голове. Рядом с сероглазым стоял мужчина выше него на голову – блондин с карими глазами, в строгом черном сюртуке, прямых брюках, туфлях. Без знаков отличий и погонов, но наверняка из спецслужб или военный. Его можно было бы назвать привлекательным, если бы не слишком жесткое, суровое выражение лица, усилившее резкие черты. В карих, устремленных на меня глазах светилась неприкрытая неприязнь на грани с ненавистью. Его эмоции, которые я почему-то отчетливо ощущала, подсказывали: он очень надеялся на гадость с моей стороны, чтобы уничтожить.
Под взглядами этих, без сомнений, властных, сильных мужчин и особенно под гнетом их эмоций стало крайне неприятно. До такой степени, что я решила встать, но не вскочила как провинившаяся студентка, а будто из воды выходила. Зашуршала ткань моего платья, горчичного цвета, сильно мятого. Одновременно по краю сознания скользнула мысль, что имя Катрия частенько мелькало в хаосе, терзавшем меня недавно.
Приподняв многослойную шелковую юбку, я медленно передвинула и спустила ноги вниз. Почему-то слишком длинные ноги, и бедра тоже почему-то оказались шире. Уже совершенно иначе я рассматривала свои ладони, подняв их к глазам. Отметив, что и они больше моих прежних, с длинными пальцами, холеной белой кожей, не знавшей работы, правда, под продолговатыми обломанными ногтями темнели ободки грязи.
От накатившей паники и непонимания я невольно взвыла, резко встала и покачнулась на нетвердых ногах. Все ощущения в пространстве стали иными, как будто у меня сместился центр тяжести, зрение и вообще все изменилось. Раньше, опустив взгляд, я не наталкивалась на грудь та-акого размера, которая нагло спорила с законом тяготения и гордо смотрела вверх, а не уныло – вниз.
Мое негодование зашкаливало, внутри росло страшное, опасное напряжение, которое грозило разорвать меня на мелкие кусочки. Я сама себе напоминала закипающий чайник – того и гляди крышку сорвет. Это состояние вылилось в боль: казалось, пальцы раздулись и сейчас лопнут! И чувства чудили не меньше: меня раздирало от желания рвать, метать, а еще лучше – кого-нибудь прибить в самой жестокой форме.
Мало того, от меня по полу и стенам начал расползаться знакомый по недавнему спасению родственника «морозный узорчик», но, добравшись до прутьев, закрывших меня в этом каменном мешке, злобно отпрянул, наткнувшись на сияющий энергетический экран.
Родственник что-то обеспокоенно сказал. Вновь услышав имя Катрия в обращении ко мне, я взревела:
– Я не Катрия! Я…
И в ступоре замолчала, пытаясь вспомнить: кто же я? Мой подбородок и губы дрожали от отчаяния, страха, усилий сдержать слезы и обиды на все и всех. Я не помнила своего имени! Но помнила, что плакать бессмысленно, ведь слезы мне ни разу в жизни не помогли.
Очередная эмоциональная вспышка практически затмила мой разум, а тело обожгло замогильным холодом. Во рту разлился металлический привкус, запахло свежей землей, что напугало до чертиков, я слишком хорошо запомнила агонию, которая приходила следом за ними.
Вдруг за моей спиной раздался писк. Обернувшись, я увидела крысу, наглую, огромную, зубастую. Я с детства эту «нечисть» боялась. И опять же, по наитию, а может рефлекторно, спустила все накопившееся во мне темное напряжение на мерзкую тварь. Из рук рванула темно-серая мгла, не менее мерзкой голодной тварью накинулась на крысу и за мгновение превратила ту в горстку тлена. Удивительно, что после такого избавления от грызуна мне стало физически легче. Словно из чересчур раздутого шара стравили лишний воздух. А вот морально… Морально почему-то стало еще хуже. Сердце и душу начал медленно наполнять знакомый пугающий холод.
– Катрия! – воскликнул мужчина с цепью на шее и выдал короткий взволнованный спич на неизвестном языке.
Растерянно слушая непонятную речь, я проследила за его рукой. Он показывал мне на стол, где, как оказалось, стоял кувшин с кружкой и большая тарелка с хлебом, сыром и мясом. От сильнейшего голода, который я мгновенно ощутила, казалось, тряслись все поджилки. Ринувшись к столу, первым делом напилась, а то по горлу словно наждаком прошлись.
Утолив жажду, я схватила кусок хлеба… Дальше начался кошмар и ужас: хлеб в моей руке на глазах черствел, покрывался плесенью, скукоживался и наконец истлел в пыль. Даже швырнуть от отвращения оказалось нечего, осталось только нервно и брезгливо вытереть пальцы о когда-то нарядное платье, жалкой тряпкой висевшее на мне. Вторая попытка поесть привела к тому же результату: сыр превратился в склизкое нечто и растекся в руках с вздувшимися, потемневшими венами. Же-есть!
Больше экспериментировать не стоило. Убито глянула на мужчин. И если вояка смотрел на меня молча, грозно сверля карими неприветливыми глазами, то мужчина, спасенный мной, пытался что-то донести до меня. Стучал себя в грудь, сжимал кулаки и глухо что-то настойчиво твердил.
Нестерпимо хотелось разреветься, но раз смысла в этом нет, значит и не стоило. Шмыгнув носом, я подумала, что и бороться с проникшей в мое тело зловредной силой не надо, пусть уничтожит и меня. И тут же грудину изнутри обожгло, не больно, скорее отрезвляюще, как бы ободряя унывшую душу.
Стало плевать на незнакомцев, на тюремную камеру, на терзавший тело голод. Я легла на койку и, обняв себя за непривычно широкие плечи, подтянула к груди непривычно длинные ноги. Словно тело само, машинально решило удержать хоть ненадолго родственное, согревающее нутро тепло, чтобы не сразу дать волю смертельному холоду. А еще как-то принять тот факт, что я не я и попа, кстати, тоже не моя.
И не заметила, как провалилась в темноту, в которой на меня вновь навалился хаос то ли своих, то ли чужих воспоминаний.
Глава 2
В палате медблока я сегодня осталась одна, всех инфекционных уже выпустили. Все тело нестерпимо чесалось, голова болела, я чувствовала себя самой несчастной девочкой, дрожавшей и в зеленую крапинку. Кровать жесткая, от окна сквозит, скучно и одиноко. Как же страшно и непривычно в одиночку валяться в полутемной комнате опустевшего медблока. Я проверила: дежурная сестра ушла смотреть сериал к нянечкам, оставив меня без присмотра.
Скрипнула дверь и в комнату заглянула Машкина голова, рыжая и лохматая.
– Плохо тебе? – посочувствовала Машка, просачиваясь в узкий проем.
Следом за ней юркнула и Женька, длинная и худая, шпала шпалой. Хотелось привычно буркнуть, что у меня все хорошо и пусть все катятся смотреть телек, но именно этим двум девчонкам я почему-то с первой встречи не могла врать. Вот и опять угрюмо призналась:
– Угу.
– А мы тебе вот чего принесли! – довольно похвалилась Женька, протягивая мне здоровущее зеленое яблоко и шоколадную вафлю, аккуратно завернутую в салфетку.
– Тетя Зина из столовки дала, узнав, что и тебя ветрянка свалила, и тебе хуже всех, и температура высокая, – пояснила Маша, сев на край моей кровати.
– Машка ей так заливала, что я чуть не расплакалась! – хихикнула Женька, гордая тем, что им такую завидную передачу для меня удалось добыть.
Да, наш Томатик умеет к себе любого расположить. С трудом скрыв довольную улыбку, я забрала яблоко, вафлю и проворчала:
– Накажут вас за посещение инфекционной! Еще и сами заболеете!
Женька плюхнулась на соседнюю койку, завалилась на спину, укрылась одеялом и протянула довольно:
– Хорошо у тебя тут, тихо, спокойно!
Без капли сожаления я вернула вафлю Машке: сладкое не люблю, а вот девочки очень. Зато фрукты обожаю. Маша тут же честно поделилась вкусняшкой с Женькой. Они сразу сунули половинки в рот и быстро умяли. А вот я хрустела яблоком дольше, с наслаждением.
Пока я жевала, Маша забралась ко мне под одеяло и улеглась, не побрезговав заляпанной зеленкой простыней и моими болячками, а после весело заметила:
– Ну и пусть наказывают, вместе все равно веселее. Подумаешь, заболеем, зато втроем здесь поваляемся. И уроки делать не надо…
– Вик, ты прикинь, что я в туалете подслушала нечаянно?! Денис-то за Курской ухаживает, представляешь?! – заговорщически выдохнула Женька, слизнув с пальцев остатки шоколада.
– Знаешь, мне кажется, что ты специально в туалете поджидаешь, – не сдержалась я от подколки.
А ведь и правда, много чего важного, секретного и оттого интересного Женьке удавалось узнать случайно, в самых неожиданных местах и в дурацких ситуациях.
– Как сказала Вера Степановна, важно быть к месту и ко времени. Так вот это про Женьку! – усмехнулась Машка, подтвердив мои мысли.
Доев яблоко, я тоже легла. Рядом с подругами стало гораздо теплее и веселее, Маша уютно, спокойно сопела мне в ухо. Женька, лежавшая на соседней кровати лицом к нам, одобрительно улыбалась и кивала нам. Обе мои подружки никогда не обижались на меня за резкие слова и ворчание, всегда были рядом и защищали. Благодаря им, мои больничные обиды как ветром сдуло. Ведь у меня, Виктории Невской, есть Машка Васюнина и Женька Корзинкина – самые лучшие подруги на свете!
* * *
В огромном напольном зеркале отражались две девушки, очень похожие, как две сестры. Первая показалась чуть старше, высокая и стройная. Ее приятно округлые, женственные формы подчеркивало длинное сиреневое платье в стиле ампир, с завышенной талией, с фиолетовым бархатным коротким корсетом, который выгодно приподнимал и в самом соблазнительном виде подавал пышную грудь. И наверное, чтобы эта самая грудь вдруг не вывалилась из корсажа, ее придержали массивным, на грани с китчем, аметистовым ожерельем. В комплект к нему на девушке красовались браслеты и роскошная диадема в забранных в сложную высокую прическу волосах редкого серо-серебристого цвета. Такие никогда с сединой не спутаешь.
Узкое лицо, высокие надменные скулы, смягченные пухлыми чувственными губами, прямой нос и яркие фиалковые глаза. Настоящая красотка! Только высокомерное выражение лица и холод в глазах этой дамы все портили. Нет, скорее вымораживали.
Девушка помладше, такая же белокожая, холеная, породистая, с такими же длинными светло-серебристыми волосами, заплетенными в две толстые косы. Овал лица чуть шире, черты неуловимо мягче, без хищной, стервозной резкости старшей красавицы, приобретенной с возрастом или от скверного характера. И чувственные губы не поджаты в презрительно-высокомерной гримасе.
Глаза второй незнакомки были удивительного цвета. Чистые, прозрачные, светло-серого оттенка у зрачка, темнели к белкам до уже совсем черной «окантовки». И ее платье из жатого шелка насыщенного горчичного цвета в том же стиле, с высокой талией, только более скромного фасона, с рукавами-фонариками, коротким корсажем и небольшим декольте. Оно свободной волной стекало к зеленым бархатным туфелькам. Изумрудный гарнитур – колье, браслеты и небольшая диадема – завершал нежный девичий образ.
Дама придирчиво осмотрела в отражении девушку и холодно спросила:
– Катрия, ты все поняла? Для твоего же блага. Надеюсь, ты меня не подведешь!
– Мама, – нервно облизнув чуть тронутые розовым блеском губы, младшая неуверенно спросила, – ты думаешь, у нас все получится? Рядом с отцом постоянно эйт Хорн, как преданный пес сторожит!
Надо же, младшая старшую матерью назвала, а ведь той больше тридцати не дашь. Четкая линия губ старшей женщины искривилась в зловещей, презрительно-снисходительной усмешке, затем она наставительно выдала:
– Как ты верно заметила, дорогая, Себ Хорн – всего лишь хозяйский пес. Разве может он помешать Халзине Бачир, великой княгине Солката, пригласить мужа на танец? Или отказать в танце любимой и единственной дочери и наследнице князя?
– Нет, не может, – согласилась девица в горчичном платье. Но, нахмурившись, высказала сомнение: – А вдруг потом и нас так же предадут?
– Магов смерти не предают! – отмахнулась мама.
– История Хартана с тобой не согласится, – вновь приуныла ее дочь.
Халзина Бачир, великая княгиня и маг смерти в одном лице, необыкновенно красивом лице, подняла руку и, до синевы сжав ладони в кулаки, выставила их перед собой. Еще и полыхнула жутко посеревшими глазами, злобно прошипев отражению дочери:
– Вот они все у меня где! Все дали клятву верности! И на каждого собрано столько, что похоронит вместе с семьями и родом, если обнародую. Я больше никому не позволю управлять моей жизнью, навязывать мне чужие правила и диктовать условия. Достаточно того, что я, старшая наследница Верховного дома Великого Фейрата и маг смерти, восемнадцать лет прожила как ничтожная тварь, не смея поднять глаз от пола и открыть рот. Собственный отец продал меня в чужую страну как бессловесную скотину твоему отцу. Нет, время бесправия и безмолвия прошло. Не хочу больше быть лишь жалкой тенью мужчины! Я стану вдовой и единоличной правительницей Солката. И сама буду решать: кому жить, а кого давно пора отправить к Белой Эйте!
– А я? – хмуро уточнила Катрия.
– А ты, дочь моя, унаследовала мою магию смерти, значит, как и я, достойна величия. Когда придет время и я уйду к Белой Эйте, ты займешь мое место на троне Солката, а может и всего Хартана, если повезет.
– Прости, мама. Понимаю, что переживаю о глупостях, но почему-то тревожно. – Юная сероглазая красотка в зеркале поморщилась и заискивающе прижалась к плечу матери.
Та успокаивающе похлопала дочь по руке, но в противовес этому жесту высказалась с сухой укоризной:
– Девочка моя, тебе уже двадцать один! К этому возрасту я сменила одну тюрьму на вторую, одного тирана – на другого, и носила тебя под сердцем! Ни один мужчина тебя никогда не пожалеет, запомни. Женщины для них – ничтожные, недостойные твари, какими бы сильными магами мы ни были. Пора бы повзрослеть, ведь ты не подавальщица в таверне, а моя дочь. Маг смерти и наследная солкатская княжна. Поэтому, Катрия, не смей меня позорить, веди себя достойно и будь сильной!
– Прости за слабость, подобного больше не повторится, мама! – задрав подбородок, пообещала Катрия, глядя на себя в зеркало.
– Когда получу знак, что все готово, кивну. Ты пригласишь Хорна на танец. А я – князя. В момент всеобщей неразберихи, когда в зал ворвутся наши люди, активируй артефакт и загони его по самую рукоять в грудь княжеского пса, – мать холодно и деловито наставляла дочь. Потом уточнила: – Где артефакт?
– Вот он, – мрачно улыбнулась Катрия, вытянув из складок нарядного воздушного платья украшенную драгоценными камнями рукоять кинжала.
А я похолодела, осознав, что где-то уже видела эту рукоятку… и горчичную ткань и обладательницу сиреневого платья…
– Отлично. Все, пошли, пора, – уверенно кивнула главная заговорщица, тайком тяжело вздохнувшей дочери.
Свет померк, а вот шелест горчичного шелка еще некоторое время стоял у меня в ушах, пугая до дрожи. Казалось, это шуршат сотни змеиных чешуек, предваряя появление смерти…
* * *
Уже, кажется, привычный перепуганный рывок из сна – и я села, хватая ртом воздух и пытаясь избавиться от кошмара. Чужого кошмара! Вытерев потное лицо, встала с кровати и напилась, чтобы унять разбушевавшийся огонь в груди. Борьба света и тьмы во мне продолжалась с переменным успехом, стихии пытались ужиться, прорасти друг в друга, но при этом не смешивались.
Вода освежила и дала облегчение. Но насладиться передышкой я не успела – ощутила досадливое любопытство. Обернувшись, увидела остановившегося у прутьев моей клетки первого советника повелителя княжества Солкат и главу Тайной канцелярии – эйта Себа Хорна. В привычном темном сюртуке и прямых брюках, рубашке с белоснежным жабо и стилетом за поясом, он пугал до колющих осколков льда в кишках, раздражал и восхищал одновременно.
На вид лет тридцати пяти, симпатичный и высокий мужчина, при этом сильный маг, очень умный и хитрый. Почти идеальный мужчина с характером мнительного параноика, которому уже за восемьдесят лет, при этом любящий и верный муж, и заботливый семьянин.
Мы встретились взглядами и впились в друг друга глазами, изучая и оценивая как противника.
– Опять кошмары мучают, Катрия? – осведомился он.
Я встала у решетки с заговоренными прутьями, едва не касаясь ее. И глядя ему в глаза, немного задрав голову, сухо напомнила:
– Я – Виктория!
– Ты – иномирная тварь, захватившая тело княжны, – вопреки грубым словам, голос верного княжеского пса сочился лишь насмешкой.
– Докажите! – криво усмехнулась я в лицо второму по важности человеку в этой стране.
– Уверен, ты помнишь, – это слово он выплюнул с сарказмом, – что как только начинает проявляться магия, детей проверяют на категорию дара и его особенности. Катрия – проверенный и зарегистрированный маг смерти. Хоть и совсем слабенький, если так вообще можно сказать про кого-то из тех тварей. Но княжна – темнее некуда, а в тебе – ой, какая неожиданность! – горит частичка света…
Насмешливо хмыкнув, я вернула выпад оппоненту, с иронией напомнив:
– Ой, какая неожиданность! Так это вы, оказывается, во всем виноваты! Пока я героически спасала обожаемого батюшку от жуткого смертельного артефакта, вы чуть не убили его дочь…
– Я убил ее до того, как ты по дурости или злонамеренно вытащила из груди князя артефакт смерти, – со злой насмешкой процедил главнюк по безопасности.
– В любом случае, все видели, что я его спасла. А еще – что вы пытались меня убить. Значит, именно вы могли повредить или повлиять на мою пока еще юную, нестабильную и неокрепшую силу!
Мы стояли напротив друг друга как бойцы на ринге, выискивая слабые места.
– От тебя несет потом и выглядишь ты, скажу откровенно, отвратительно, – поморщился Хорн.
– Смотались бы к Белой Эйте, посидели бы в тюрьме без ванны и удобств две недели, смердели бы еще хуже, – зло парировала я, а вот эйт наоборот, усмехнулся, ведь смог задеть за живое.
И я не осталась в долгу:
– Не подскажете, каково смотреть в глаза той, кого убили? И чьей матери всадили кинжал в спину…
Советник тут же стер с лица самоуверенную улыбку и скрипнул зубами. Помолчал, видимо, раздумывая перед ответом:
– Халзина никогда мне не нравилась. Я сразу распознал в ней гремучую змею, когда встретил на границе Фейрата с Солкатом. Князь изначально ошибся в выборе супруги. Купился на красивую внешность. Но маги смерти по определению не бывают скромными и застенчивыми, как бы ни притворялись. А Катрия… – Хорн напряженно глянул на меня и старательно бесстрастно спросил: – Скажи, как она решилась предать отца? Ведь кровные узы должны были остановить…
Ага, угрожает, чтобы воспользоваться моей возможностью покопаться в чужой памяти. И все же я не отказала ему в информации:
– Халзина имела слишком огромное влияние на нее. Задурила девчонке голову, обещая жизнь без ограничений и власть над всем миром, а не только Солкатом.
– Девчонке? – насмешливо переспросил эйт. – Тебе тоже двадцать один, но ты столь снисходительно говоришь о своей ровеснице, дочери князя…
– Я иначе воспитывалась, в других условиях, которые напрочь отбивают желание творить глупости и лишают иллюзий. Особенно о том, что править миром так здорово, – поделилась я и улыбнулась вполне искренне.
Мы опять замолчали, разглядывая друг друга.
– И что мы с тобой будем делать? – наконец он задал вопрос, который, похоже, мучил как его самого, так и князя.
Нет, князя даже сильнее, ведь я заняла тело его дочери. И отдать приказ о моей ликвидации – это словно второй раз убить своего ребенка. Пусть в ее теле уже совершенно другая душа. Душа, которая спасла его от смерти.
– Понять и простить? – предложила я, машинально пожав плечами.
– Ты измененный маг смерти, и это способен ощутить любой, знавший прежнюю Катрию маг, – поморщился Хорн, видимо, на эту тему они с князем тоже поразмышляли.
– Теперь я просто темный маг, – поправила я. Но пришлось добавить, уловив скепсис главы тайной канцелярии: – Хорошо, сильный темный маг с дополнительным подарком от прежнего дара. Я до сих пор ощущаю чужие эмоции.
– Это лишь пока, ведь дар может восстановиться, и ты решишь отправить нас всех к Белой Эйте? – парировал он.
– Нет, – потерев грудину, невольно улыбнулась я, несмотря на легкую, постоянно мучившую боль. – Эта капля света внутри меня не позволит. Она моя, родная, защищает душу. К тому же стабилизирует мою магию и избавляет от зловредного воздействия темной энергии на мозги и эмоции. Благодаря этому свету я не сошла с ума, пока заново проходила инициацию и… вспоминала… не свое.
Задумчивое молчание главного безопасника страны начало напрягать, но, надо думать, я еще слишком наивный интриган, а вот он, наоборот, слишком опытный. И пока я накручивала себя, переживая о его решении, эйт Хорн доводил меня до нужной кондиции. Наконец, он выдал:
– Хорошо. Тебя выпустят отсюда. И ты останешься Катрией Фолкзан…
– Нет! – оборвала я его и упрямо вздернула подбородок, всем своим видом демонстрируя непреклонность. – Я не позволю лишить меня собственного имени. Поэтому готова выйти отсюда только как Виктория, а Катрия может быть моим вторым именем.
Мужчина скрежетнул зубами и сухо процедил:
– Хорошо, князь согласен объявить народу Солката о том, что даровал своей наследнице второе имя в благодарность за спасение.
– Спасибо, – с облегчением выдохнула я.
Но оказалось, это были не все условия.
– Однако ты обязана дать нам клятву верности и что никогда не…
– Нет! – вновь жестко оборвала я. – Я готова дать кровную клятву о непричинении вреда и верности только своему отцу, князю Дивиту Фолкзану. Вам же я подобных клятв давать не намерена.
– И почему же? – проскрипел ледяным тоном взбешенный темный маг.
– Потому что хранить верность многим невозможно. Вдруг ваши с князем взгляды или жизненные интересы разойдутся. И что тогда делать мне? Разорваться на части? – спокойно пояснила я. – Насколько я понимаю, эрэт Фолкзан решил пока оставить меня в статусе главной наследницы княжества, а значит, может так статься, в будущем я займу трон Солката. Тогда уже вы должны будете верны мне. В этом случае моя клятва сыграет против меня же.
– Я предупреждал тебя, Себ, что эта девочка гораздо умнее и осторожнее Катрии, а ты не верил, – донеслось из темноты коридора.
Через пару мгновений из сумрака вышел сам князь Дивит Фолкзан. Высокий, очень симпатичный, сероглазый мужчина в черном и с цепью на груди. Жесткий, суровый, но справедливый и не бездушный правитель, как я смогла убедиться. Я почувствовала его грусть, душевную боль, пока он пристально рассматривал меня. По-прежнему ощутила непривычное родственное тепло, словно мы и правда с ним родные. Вот бы узнать его поближе. Прочувствовать нутром эту непривычную сопричастность хоть к кому-то, как настоящей дочери.
Жадно рассмотрев отца своего нового тела, я неуверенно улыбнулась, неловко присев в реверансе.
– Я принимаю тебя, Виктория, как свою дочь, – хрипло проговорил князь слова, от которых екнуло мое сердце. Потом, протянув сквозь прутья скарификатор, добавил: – И жду обещанную клятву.
Проколов палец, из-за накативших эмоций я скорее проскрипела клятву, чем торжественно произнесла, правда, немного «упростив»:
– Клянусь, что никогда не буду покушаться на власть и жизнь князя Дивита Фолкзана.
Князь и его страж криво усмехнулись, отметив краткость и узкую направленность клятвы, но приняли как есть. Себ Хорн открыл дверь моей камеры и жестом предложил ее покинуть. Князь протянул мне плащ со словами:
– Всем сказано, что после смерти матери и ее попытки убить меня на твоих глазах, ты была немного не в себе. Мне пришлось закрыть дочь в казематах ради нее самой, пока не возьмет свои эмоции и магию смерти под контроль. Так что твой облик никого не удивит.
– Постараюсь не доставлять вам лишних хлопот, эрэт Фолкзан, – я вновь присела в реверансе.
Для прежней хозяйки тела это было как дышать, а вот для меня кланяться и заискивать – нет. Только человека, от которого зависело: жить мне дальше или нет, надо расположить к себе.
Князь помолчал с минуту, изучая меня, будто муху под лупой. Затем тяжело, немного рвано вдохнув-выдохнув, спросил:
– Насколько хорошо ты помнишь… сроднилась с памятью Катрии?
– Полностью, – глухо призналась я, невольно напрягаясь в ожидании его реакции.
Как только после покушения князя подлатал целитель, произошло много чего. Очнувшись от обморока, я забилась в судорогах от накатывавшей волнами магии смерти. Сперва Катрию отправили в казематы, действительно, чтобы спасти, решив, что, потрясенная потерей матери, она потеряла разум и контроль. Однако оказалось, что началась моя собственная магическая инициация. Ведь магии смерти плевать, чье тело, главное, душа новая, не инициированная, новорожденная, можно сказать!
К сожалению, а может и к счастью, все это я помнила урывками. Как потрясла окружающих тем, что говорила на неизвестном языке, билась в истерике, когда бесконтрольные потоки магии набрасывались на опрометчиво приближавшихся крыс, пытались убить стражников, подходивших к клетке. Князь с Хорном видели, что я не понимала происходящего, не понимала, как и почему мои руки вдруг выпускали жуткие серые жгуты, все вокруг превращавшие в прах и гниль. К тому же на любое обращение и попытку достучаться я выкрикивала другое имя, отказываясь от «своего» и с очумелым видом шарила по своему телу и разглядывала руки и ноги, задирая подол.
Когда окружающие все-таки заподозрили чудовищную подмену и затем убедились в ней с помощью артефакта истины, повелитель Солката меня чуть собственноручно не уничтожил. Но жалкий вид забившейся в угол девушки с внешностью его дочери, с подлинным отчаянием и в слезах таращившейся на него – жуткого мужика с кошмарным черным сгустком в ладони – остановил. Чуть позже князь, выражаясь официальным языком, пересмотрел свои планы на меня.
Потом, когда я лучше освоила чужой язык и воспоминания Катрии, начались тяжелые, утомительные допросы. И еду с водой мне давали только за честные ответы, правдивость которых подтверждал артефакт истины.
Эти двое мужчин, самых влиятельных в Солкате, узнали обо мне очень много. Впрочем, как и я о них. Халзина Бачир, жена князя и мать его единственной дочери, собрала на каждого самое подробное досье. Вот и ее дочери, а теперь и мне о большинстве местных аристократов известно больше, чем они о друг друге знали.
Наконец князь кивнул мне, видимо, удовлетворившись моей памятью. Но расстроенно нахмурился от моего вида – жалкого, замызганного, не подобающего княжне. Дождавшись, когда я наглухо закутаюсь в длинный черный плащ с капюшоном, князь молча двинулся на выход из подземелья. Я спешно семенила за ним, спиной ощущая тяжелый взгляд следовавшего за нами Хорна.
Придерживая полы плаща на груди, я думала о том, как же круто вновь поменяется моя жизнь.
Я, Виктория Невская, родилась в совершенно в другом мире. Сирота и детдомовка, как у нас… там говорят… говорили. Студентка четвертого курса юрфака, считавшаяся, надеюсь, заслуженно, умной и деятельной особой, хоть и со скверным характером. Незамужняя, бездетная, ни разу не любившая мужчину и даже не познавшая страсти. Холодная, расчетливая и пакостливая, в общем, натуральная Шапокляк, как прозвали меня подруги в честь вредного персонажа из мультика.
В той жизни, на Земле, у меня были лишь две ценности. Мои мозги, благодаря которым хорошо училась и продвигалась по жизни, подрабатывая в успешной юридической фирме. И две мои подруги – Мария Васюнина и Евгения Корзинкина, подельницы во всех авантюрах, названные сестры и мое спасение в холодном и неприветливом к сиротам мире.
Пухленькая рыжая Машка из-за красневших по малейшему поводу щек в детстве получила прозвище Томат и училась в меде. Высокую и худую Женьку, студентку экономического факультета, всегда отлично управлявшуюся с цифрами, в детстве за худобу и высокий рост прозвали Шпалой. Обе девочки стали замечательными девушками.
Мы родились в один день, в одном роддоме, и от нас троих отказались родители. Потом и в один детдом попали, который соединил нас навсегда. Неразлучная троица, ставшая семьей, которой нас лишили родители. Или обстоятельства? Кто знает?
И умерли мы тоже в один день и даже в одно время.
Сейчас уже сложно сказать, в какой момент мы втроем открыли для себя музыку. Сперва научились играть на гитаре, потом начали петь. А после выпуска в «свободную» жизнь пение и музыка помогали выживать. Мы зарабатывали, выступая в парках, переходах и кафешках, жили в одной квартире, хотя каждая получила свое жилье. Ведь привыкли всегда и везде быть вместе, делить все на троих, как хорошее, так и плохое.
И вот вскоре должен был состояться музыкальный конкурс, победа в котором открывала прекрасные перспективы. Конечно, заманчиво маячил и денежный приз. По крайне мере, лично меня интересовал именно приз. Женька же верила в чудеса: мы станем богатыми и знаменитыми. Маша надеялась, что слава известной певицы поможет ей встретить своего рыцаря в сияющих доспехах. В общем, в нашем трио я оказалась самой приземленной и меркантильной. Шапокляк, одним словом.
Женька подслушала разговор своих однокурсниц и узнала про суперкрутую ведьму, которая может помочь во всем. И выиграть музыкальный конкурс, в том числе. Уговорить меня на эту глупость, пойти к ведьме за заговором на удачу, было равносильно подвигу. Тем более, за «удачу» необходимо было заплатить. Но отказать в чем-то Маше и Жене я была не в силах. Хоть и вполне успешно это скрывала. Очень жаль, что моя безотказность сыграла с нами жуткую шутку!
Ведьма Анхелла оказалась действительно… ведьмой. Это выяснилось из разговора на первой же минуте. Мы провели всамделишный магический ритуал, по ее словам, добавили себе двойную дозу магии, любви и удачи. Я цинична, прагматична и не верила в сказки, однако даже я убедилась в том, что Анхелла не какая-нибудь шарлатанка, коих развелось как грязи. Магия существует! Ведь в процессе проведения ритуала я ощущала дыхание «той» стороны, дичайшую неподъемную тяжесть, когда нанизывала бусинки, олицетворявшие желаемое, на восковый браслетик, добавляла нам с девочками море удачи.
А потом ведьмин кот – толстый, зеленоглазый Амагрелим – устроил поджег и открыл для нас врата ада. В пламени, полыхавшем на столе Анхеллы, над ее головой я увидела жуткие тени, темные маски вместо лиц, в глазницах которых горел огонь. Видимо, жуткое, мистическое зрелище не было плодом моего воображения, потому что орали и убегали из ведьмовского офиса мы с подругами вместе, перепуганные до ужаса. Так неслись, что не заметили, как влетели в раскрытые двери лифта, но, вместо кабины, упали в пустовавшую шахту.
Первой вывалилась Женька, утянув меня следом, Маша успела нас удержать. Всего на несколько мучительных мгновений, позволив полностью прочувствовать момент, когда жизнь трещит в буквальном смысле и висит не на волоске, а на шлевке моего тоненького ремня.
У нас была одна жизнь на троих! И смерть мы тоже разделили на троих!
Умерев на Земле, я совершенно непостижимым образом оказалась в другом мире, в чужом теле, душа которого за мгновение до меня отправилась к Белой Эйте, как здесь назвали Смерть. Так я обрела шанс на вторую жизнь, чужую память, магию и чужие проблемы в масштабе страны.
Мир, куда меня занесло, называется Хартан. Как когда-то на Земле, здесь один огромный материк, на котором расположены сотни разных стран. На Хартане живет множество разных рас, вполне разумных и, помимо людей, есть существа, наделенные вторыми ипостасями, животными. По сути, это оборотни. И без магии здесь не обошлось.
В этом мире магия делится на два вида: темную и светлую. В зависимости от источника, что «бьет» на территории, который проложил себе путь из недр планеты. Любопытно, что несмотря на наличие источников, магией здесь обладают далеко не все жители. И у тех, кто родился без нее, срок жизни обычный для Земли, примерно сто лет. А вот маги и оборотни доживали и до двухсот, старея лишь в самом конце.
Эта новость меня ошеломила и обрадовала, ведь я тоже маг. Теперь я Катрия Фолкзан – единственный ребенок повелителя княжества Солкат, которое граничит со странами различной темности и опасности. С одной стороны, Фейрат с его магами смерти, откуда родом мать Катрии и где у женщины прав меньше, чем у собаки. С другой – великий и могущественный Ирмунд, с ними у нас добрососедские, пока, отношения. На севере – Дарглан, земля оборотней. Ну и скромненький покладистый Кайкасор, который из последних сил поддерживает со всеми нейтралитет.
Княжна Катрия будучи наследной принцессой вполне благополучной по меркам Хартана страны, получила прекрасное разностороннее образование, так что перечислять названия и особенности других королевств, княжеств и тому подобных государственных образований я могла бы долго. Но мы выбрались из подземелья в широкий дворцовый коридор, и меня ослепил яркий солнечный свет. Я даже зажмурилась. И лишь услышав испуганный лепет девушек прислужниц, распахнула глаза.
– Займитесь княжной, она, наконец, подчинила свою магию, – прозвучал суровый приказ князя.
Сам он в сопровождении Хорна отправился в одну сторону, а меня, легонько поддерживая под локти, прислуга настойчиво повела в другую.
Глава 3
Над широким беломраморным балконом с затейливой балюстрадой и вазонами с роскошными цветами нависал непривычно огромный, в половину чужого неба, серебристый диск луны. Дворцовый парк, большой, тщательно ухоженный, вызывал уныние и, пожалуй, страшил, несмотря на летнее, погожее, безоблачное утро.
Опершись ладонями о балюстраду, я мрачно смотрела на извилистые парковые дорожки, цветущие кусты и фигурно постриженные кроны деревьев. Белое четырехэтажное здание дворца, с зеленой черепичной крышей, с множеством арок, портиков, колонн и статуй, было построено в форме прямоугольника. Правое крыло предназначено для проживания семьи повелителя, левое – служебное, с множеством самых разных помещений: залов для приемов и торжеств, кабинетов советников, по-нашему, министров, кухни, прачечной и других служб, комнат для прислуги и княжеских гвардейцев.
Я знакома с дворцом, с этим небом и парком, по именам и лицам знаю горничных, которые сейчас, будто перепуганные мыши, бросились приводить в порядок мои личные комнаты. Я даже знакома с обликом обнаженной красивой девушки, с которой в очередной раз столкнулась, с содроганием рассматривая в ванной комнате собственное отражение. Однако все это чужое. Все принадлежало Катрии Фолкзан, а не Виктории Невской.
Даже рука, которой я оперлась о гладкие перила, разительно отличается от моей. Более широкая ладонь, длиннее пальцы и ногти, белая, холеная, бархатистая кожа. Катрия на голову выше Виктории, шире в плечах, точеных, покатых. На зависть статная, фигуристая, с привлекательно округлыми бедрами и высокой грудью, аристократической манерой держаться. Я прежде и рядом не стояла! Минимум третий размер си… нет, груди, великолепной и гордой, отчего, опустив взгляд, невольно упираешься им в эту самую грудь, а не в пол. И не было у меня такой упругой, пышной зад… нет, попы, отчего, стоит присесть – и кажется, под нее подушку подложили.
Да я могла бы сотню «не» перечислить, чего не было у Виктории, но было у Катрии. Только, глядя в чужое небо, я с огромным трудом сдерживала злые, отчаянные слезы.
Я лишилась всего. Не только собственного любимого тела, пусть и плоского, худощавого, а не такого вызывающе женственного. Лишилась любимой работы, страны и мира. У меня отобрали то, что делало меня счастливой и уверенной в себе: Машку и Женьку. Мою семью.
А еще – свободу!
Как же я была глупа, считая, что мы с девочками не жили, а выживали. Что выделенные нам государством как детям-сиротам однокомнатные квартирки в старом фонде – это так себе. Что совмещать учебу и работу в юридическое фирме – тяжело и нестабильно. Только попав в другой мир, я осознала: мы имели все – дом, молодость, свободу. Свободу строить жизнь так, как хотели.
Зачем мне во дворце личные покои из шести комнат, гардеробная размером с квартиру, до предела забитая нарядами и драгоценностями? Зачем многочисленная прислуга – горничные, секретарь, личный целитель? Если я по факту в тюрьме. Комфортабельной тюрьме. И ни о какой свободе принятия решений и даже передвижения нет речи.
Две недели я провела в подземелье, в настоящей местной тюрьме, и вот вроде выпустили оттуда, только не освободили.
– Эрэта Катрия, все готово, – почтительно прошелестел голосок Орты, одной из горничных.
Как-то так вышло, что, по примеру могущественного и сильного Ирмунда, у большинства их темных соседей были приняты сходные обращения к разным сословиям. К аристократам – эйт и эйта, ко всем остальным – ир и ира. И только правящие династии имели отличия в обращении. В Солкате к членам семьи правителя и к нему самому обращались эрэт или эрэта.
Обернувшись, я отметила, что прислуга приняла к сведению мои предпочтения, в том числе есть на свежем воздухе, поэтому накрыла стол для завтрака на балконе. Поправлять служанку и требовать называть меня Викторией не стала, ведь повелитель еще не известил народ о «награде» для дочери – пожаловании второго имени. Поэтому бесстрастно кивнула и вернула внимание небу и огромной сияющей луне. Яркое утро, а она по-прежнему видна и сияет…
После моего освобождения, выхода из подземелья, прошло три дня, которые, князь с Хорном, по всей видимости, дали мне, чтобы окончательно прийти в себя и вернуть надлежащий княжне вид. Первым делом я отмылась от запаха тлена, тюремной грязи и, принимая ванну, в какой-то момент поймала себя на том, что прямо-таки со всей дури терлась тряпкой, которой здесь вместо русской мочалки мыли княжну. Самостоятельно! В общем, неосознанно пыталась содрать с себя чужую шкуру. Пришлось жестко брать себя в руки, а то служанки в панике таращились на эти самые покрасневшие, исцарапанные княжеские руки. Наверняка раздумывая: подойти и предложить свои услуги или позвать лекарей и стражей?
Ну да, отпускать контроль чревато. Жизненно важно вести себя привычно для других. В моем случае – походить на холодную, бесстрастную статую. К тому же маги смерти вынуждены контролировать все свои чувства и эмоции, в противном случае кто-то умрет. И самолично уничтоженные крысы в подземелье – явное тому доказательство.
Не объяснять же всем, что отныне я другая – измененный маг смерти, душу и сердце которого до сих пор защищает и согревает свет двух самых любимых мной людей. Теперь я не просто поверила, я абсолютно уверилась: Анхелла – настоящая ведьма и провела настоящий обряд, а значит – мы с подругами получили двойную магию, удачу и любовь. И наши с Машей и Женькой души теперь навечно связаны. И никакие грани и чужие миры не смогут разорвать эту связь. Ведь я темная, но в моей душе горит их свет, я умерла, но живая… Уверена: они тоже живы! А раз существует магия, значит, есть надежда, что когда-нибудь, может, в другой жизни, мы снова встретимся.
Придержав подол легкого домашнего платья лазурного цвета, я села завтракать. Эх, вот несмотря на изящество этого милого утреннего одеяния, оно не сравнится с русским домашним халатом, родным и уютным. Удивляться количеству еды тоже перестала: несколько видов сыра, мяса и рыбы, тарелочки с вареньем и сметаной, блинчики и яйца – все это гастрономическое изобилие тоже приелось. Только тяжело вздохнула, вспомнив наши с Машей и Женькой жалкие потуги научиться готовить. Однако нахмурилась и с досадой на себя тряхнула головой. Уныние – грех, ведь ты потерял веру в бога и себя. Значит – побежден. А наша компания – Шпала, Томат и Шапокляк – даже в беспросветно унылый день всегда гордо задирала подбородок и улыбалась, ну, подумаешь, улыбка иной раз походила на злобный оскал приговоренного.
Итак, я на Хартане восемнадцатый день. Правда, «на воле» лишь четвертый. Однако сегодняшним утром в привычный эмоциональный фон, который ощущала от окружающих, затесалась непривычная нотка. К общему страху, любопытству, неприязни я привыкла, а вот к тоненькой интонации пугливого ожидания и странного нетерпения – нет. Поэтому держала толпу прислуги в поле зрения, а то вдруг кто-то задумал отомстить.
Мне добросовестно прислуживали за столом: подливали чаю, меняли тарелки. Тем временем чье-то нетерпение становилось гуще и раздражительнее, будто кто-то подгонял: либо меня есть быстрее, либо остальных, наконец, оставить княжну в одиночестве. Чтобы что? Убить?
Теперь даже последний солкатский нищий в курсе, что супруга князя, маг смерти из Фейрата, оказалась предательницей и пыталась убить мужа, чтобы захватить власть и стать единоличной повелительницей княжества. Катрия унаследовала от матери не только магию смерти и внешность, но и жажду власти. Уж я-то знаю, поскольку все ее воспоминания перешли ко мне.
Хуже того, на том роковом балу каждый видел: пока Халзина покушалась на мужа, Катрия пыталась убить Хорна – преданного княжеского пса и верного защитника. Только вышло совершенно иначе: подозрительный Себ Хорн убил Катрию и Халзину. И лишь благодаря вмешательству высших сил, которые позволили, а может и помогли мне попасть на Хартан и занять тело Катрии, убийца и его жертва остались живы.
В результате возникла дилемма: Катрия вроде и предательница, а вроде и спасительница. Кому как удобно, тот так и посчитал.
После завтрака меня привели в должный вид: переодели и причесали. Вновь подойдя к балюстраде, я жестом отпустила слуг и приготовилась к тому, что должно произойти дальше. Обострившиеся чувства подсказали, что прислуга с облегчением покинула мои покои, осталась только одна женщина, заправлявшая покоями княжны. Попросту, старшая горничная.
Едва слышный щелчок закрывшейся двери – и я невольно напряглась, глядя вдаль, при этом краем глаза следя за ирой Реамр. Эта симпатичная брюнетка лет сорока не маг, соответственно срок ее жизни не больше ста лет. Старшая горничная приблизилась почти бесшумно, ее выдал лишь шелест платья у меня за спиной, но на моей коже приподнялся каждый волосок. Вспышка тревоги, неуверенности, страха и трепета – и наконец я услышу то, о чем мне хотели поведать с того момента как проснулась. Реамр очень приглушила голос, обратившись с просьбой:
– Эрэта Катрия, позвольте обратиться к вам?
Медленно обернулась к ней, глядя свысока и холодно, так, как всегда, делала Катрия, и кивнула. Странное дело, моя высокомерная холодность ее успокоила и позволила с большей уверенностью сказать:
– Эрэта Катрия, мне поручено передать вам, что преданные вам люди не опустили руки. И не изменили планов. Просто теперь трон Солката можете занять вы… если согласитесь на ряд условий.
Я лишь вскинула бровь в немом вопросе. И женщина поняла мой жест правильно, перейдя на шепот:
– Вам помогут занять трон, и на все ключевые места в княжестве вы назначите тех, кто поможет вам свергнуть тирана…
С трудом сохранив бесстрастное лицо, мысленно я насмешливо хмыкнула, услышав про тирана. Даже на территориях, где сильны светлые источники энергии, влиятельные маги не похожи на рыцарей без страха и упрека, несущих справедливость и равенство в народ. Вон наш сосед Ирмунд уже тридцать лет воюет со светлым Байратом, а причина в том, что светлые подло убили почти все семью нынешнего повелителя темных.
Вся история Хартана – это череда войн; и не важно: светлые вы или темные. Разница между ними исключительно в восприятии и усвоении магической энергии. Это отличие и на отношения между людьми и полами влияет. Светлые легче влюбляются, расстаются и даже порой предают друзей и родных. У темных все на порядок сложнее и труднее, они проходят несколько стадий в своих привязанностях. А доверяют лишь тем, с кем связаны кровью. Семье или друзьям, давшим клятву на крови.
Хотя с привязанностями еще хуже. Сперва у них возникает интерес к приглянувшемуся человеку, сильное любопытство, страсть или кратковременная похоть. Предаться этой страсти или похоти не является чем-то запрещенным или порицаемым. Не проблема при обоюдном желании создать временную интимную связь. Если объект привязанности интересен, возникает жажда обладания. Появляется ревность, желание защитить от других, делать подарки, заботиться о сохранности. У всех по-разному, в силу характера и щедрости натуры. Хотя темный и щедрость – понятия мало сочетаемые.
Последняя стадия привязанности – одержимость. Как и темная энергия, она приходит неспешно, но накрывает неотвратимо и беспощадно. И навсегда! Дальше, как повезет: если кто-то в паре с одержимым не любит, попадет в клетку.
Узнав об особенностях темных, могу твердо заявить, что нынешней мне дважды повезло. Во-первых, я связана с князем кровью родства: дети для темных – святое. Это та самая кровная связь, которую я тоже ощутила с первых мгновений попадания на Хартан. Она не позволила разъяренному князю убить пришелицу из другого мира, захватившую тело его дочери. А меня вынудила вырвать нож из его груди, несмотря на страх перед темными эманациями, что тянулись от него к руке мертвой женщины. Кровь, как говорится, не водица…
Что касается во-вторых, фактор удачи все еще под сомнением, но я на него очень надеялась. И связан он с тем, что мою душу и сердце защитил свет моих подруг. А значит, темная одержимость мне не грозит. Как и побочка темной энергии в виде излишней страстности, похотливости и прочих гадостей.
На Земле я всегда сохраняла холодную голову и ни разу не испытывала каких-либо ощутимых позывов предаться страсти. Меня интересовала только карьера и деньги. Катрия же, хоть и горела страстным желанием найти любовника, но единственной наследнице великого князя Солката подобные страстишки были не позволительны. Поэтому она до сих пор девственница.
К своей удаче я отнесла и нелюбовь между родителями Катрии. Они прожили вместе больше двадцати лет, однако князь с горем пополам добрался до второй стадии привязки, а вот Халзину, похоже, и первая напрягала. Раз у них с крепким и красивым князем лишь один ребенок появился. Потом княгиня и вовсе захотела стать вдовой. Зато ее супруг сохранил здравый рассудок, не впал в неистовство обманутого влюбленного мужчины и мыслил с прежней циничной разумностью.
Поэтому, когда Реамр назвала князя тираном, я мысленно иронично усмехнулась. Все темные для кого-то тираны. Затем лишь плечами пожала, мол, пусть сама решает, согласилась я с ней или нет. И опять мысленно усмехнулась, когда посыльная от заговорщиков с облегчением улыбнулась, решив для себя, что княжна согласна на их условия.
Приблизившись ко мне почти вплотную, чем вынудила застыть от напряжения, вдруг у нее какой-нибудь ножичек имеется, Реамр прошептала:
– Князь устраивает бал через три дня, там мы завершим замену повелителя. Все детали я сообщу вам накануне торжества.
Я кивнула, а женщина, больше не испытывая страха, с довольным облегчением поклонилась и удалилась. Я же задумалась: что делать с этой информацией? Ведь, вполне возможно, это Хорн затеял провокацию, чтобы проверить меня на благонадежность. Вдруг иномирянка не лучше прежней хозяйки тела?
А вот если опять заговорщики, все еще хуже! Бой, что я видела пару недель назад, очнувшись в бальном зале, до сих пор жуткими кровавыми картинами стоял перед глазами. И пройти через это вновь – бр-р!
В дополнение к моим нерадостным мыслям я услышала сперва стук в дверь, следом с поклоном зашла одна из служанок и сообщила, что меня ждет князь на аудиенцию. Эх-х, собственный отец пригласил единственную дочь на аудиенцию через третьих лиц. Как же удручающе звучит. И как будет выглядеть? Совсем не так, как я когда-то в детстве мечтала.
Сердце ускорило пульс, похоже, это была проверка от Хорна, а не заговорщики. Даже выдохнула с облегчением: к проверкам воспитателей и нянечек, преподавателей и экзаменаторов, налоговой и прокураторы я привыкла. Они меня давно не пугали, а заставляли собраться и сосредоточиться. Прорвусь!
Поправив легкое голубое дневное платье в принятом в Солкате стиле ампир, я уверенно направилась к двери. Меня проводили к кабинету князя, просторному, светлому, солидно обставленному, с книжными стеллажами вдоль стен, внушительным столом, заваленном бумагами, с несколькими стульями, диваном и креслами для неформальных встреч. Помнится, это второй кабинет «отца», приватный, а официальный, гораздо больше и помпезнее, находится в правом крыле, там он ведет прием посетителей, проводит встречи и совещания с советниками. Там же и приемная есть, где работают секретари и помощники, здесь же у двери стоит охрана и все.
Помимо Дивита Фолкзана, сидевшего за столом, – утренний свет от окна за его спиной не дал подробно рассмотреть его лицо – у книжного шкафа стоял Себ Хорн, просматривая какой-то документ в руках.
И сейчас я невольно оценила еще один подарок фортуны – возможность считывать людские эмоции, при этом перестав быть магом смерти. Оба мужчины взглянули на меня с глубоким интересом и пристально изучали мой внешний вид. Я склонилась в положенном реверансе перед князем, затем вежливо кивнула Хорну, приветствуя его.
– Рад видеть тебя в добром здравии, – вполне искренне поздоровался князь, жестом предложив занять стул у его стола.
– Благодарю, эрэт, я вас тоже, – не менее искренне ответила я, улыбнувшись нечаянно обретенному отцу, и выполнила его, по сути, приказ – села, куда указал.
К столу подошел Себ Хорн, и мне пришлось смотреть на обоих собеседников, переводя взгляд с одного на другого. Но сначала все трое молчали, они словно заново знакомились со мной, новой личностью в старом теле, а я вежливо ожидала.
– Она изменилась, это заметят, – задумчиво выдал Хорн через минуту пристального внимания, еще и озабоченно хмурясь.
– Да, – спокойно согласился князь, откинувшись на спинку кресла. – Взгляд другой, выражение лица, даже двигается и держится иначе. И этот огонек света во тьме…
Бесстрастный княжеский тон меня не обманул. У Дивита сердце кровью обливалось, насколько ему было больно. Как отец чувствовал кровную связь, но отчетливо понимал, прекрасно видел, что перед ним не его дочь. А чужачка! Даже представлять не хотелось, каково ему: получить ножом в грудь от жены, узнать, что в заговоре против него участвовала и дочь, потом обрадоваться тому, что она все-таки одумалась, спасла ему жизнь, а потом узнать, что дочь предала и умерла, а спасла и жива – другая!
Не подумав, просто нечаянно вырвалось из глубины согретой светом души:
– Мне очень жаль, что так вышло…
Оба поняли меня без лишних пояснений. Себ обдал холодной злостью и неприятием, а вот князь, поморщившись, – отравленной предательством горечью.
– Великая Эйта слишком щедра к этим… – Сейчас, при князе, Хорн не посмел выплюнуть «тварям». – Магам смерти. Дар читать чужие чувства должен быть лишь у избранных.
– У вас? – насмешливо уточнила я, глядя на возмущенного Хорна.
– У Высших и только у них! – парировал Хорн, и я с ним была полностью согласна.
– Вы правы, – кивнула я, удивив мужчин. – Мне тоже крайне неприятно, что кому-то могут быть доступны мои чувства и эмоции. У каждого должно быть что-то исключительно личное и недоступное другим.
С минуту помолчав, князь сообщил о том, что я уже знала:
– Через три дня будет большое торжество, на котором мы обязаны продемонстрировать вменяемую и здоровую наследницу Солката. А также единство и сплоченность семьи повелителя. Чтобы унять все кривотолки и слухи, снизить напряжение в среде древних родов. Чтобы никто не усомнился: Фолкзаны были, есть и будут самым сильным и надежным родом во главе Солката! И никто не сможет нас низвергнуть!
– Я постараюсь не подвести вас, эрэт Фолкзан, – с достоинством кивнула я.
– Отец…
– Что, простите? – не поняла я.
– Катрия называла меня отцом, и ты должна. Иначе возникнут вопросы, – проскрипел князь.
– Особенно с учетом пожалованного тебе второго имени, – мрачно добавил Хорн.
– Хорошо, отец, – кашлянув, потому что горло перехватило, выдавила я.
Никогда не думала, что настанет день, когда я кого-то так назову. И вот он настал, а радости нет как нет.
– Все детали позднее узнаешь, а пока ты свободна, – несколько устало сказал князь.
Я встала, но решила попросить:
– Позвольте мне, пожалуйста, прогулки в парке.
– Под охраной! – с заминкой согласился князь.
– Благодарю… отец, конечно, – довольно улыбнулась я.
Поклонилась и уже развернулась, чтобы уйти, но вспомнила недавний разговором со старшей горничной. Кто знает, что там: провокация Хорна или взаправду заговорщики. К тому же до тошноты не хотелось влезать в чужие интриги и заговоры. Эх, если бы это не касалось моей жизни и благополучия. Пришлось обернуться к Хорну и, пристально следя за выражением его лица, иносказательно доложить о недавнем разговоре:
– Простите, что трачу ваше время, просто… мне сегодня приснился странный и немного пугающий сон. Ко мне обратилась ира Реарм, которая передала весточку от заговорщиков и сообщила, что на балу ожидается очередная заварушка ради смены власти…
То, что это была не проверка иномирянки от Хорна, стало очевидным. Он потемнел лицом и заледенел эмоционально. От князя тоже донеслась ярость. Однако оба молча смотрели на меня, еще чуть-чуть – и заскрипят зубами.
Наконец князь произнес:
– Можешь идти… Виктория, погуляй в парке, разомни ноги.
– И докладывай обо всех своих пугающих или необычных… снах, – вкрадчиво добавил Хорн.
– Благодарю вас, что не посчитали мои тревоги и… сны незначительными или надуманными, – с облегчением выдохнула я.
И с легким сердцем отправилась разминать ноги. Заодно хотелось со стороны посмотреть на дворец. Мало ли как дальше жизнь повернется.
Глава 4
Три дня пролетели слишком быстро. Но, как ни странно, сегодня я не волновалась. Видимо, напереживалась за последние три недели надолго.
– Эрэта, мы закончили, – тихо предупредила Орта, вместе с парой других служанок отступив от меня.
Я встала и заглянула в зеркало. То, чего я хотела добиться, девушкам удалось. На меня смотрела красивая юная аристократка, облаченная в воздушное платье, нежного розово-голубого цвета, с прозрачными рукавами-фонариками, завышенной талией, почти под грудью, мягким корсажем со скромным декольте. И в мягких, бархатных туфельках. Густые платиновые волосы уложили короной и закрепили драгоценной диадемой. Ожерелье и браслеты с голубыми сапфирами как нельзя лучше дополнили мой образ, продуманный с двумя целями.
Первая: продемонстрировать окружающим невинную девушку-ромашку. Такую сложно заподозрить в попытке убийства и соучастии в смертельном заговоре против собственного отца.
Вторая: скорее излишне авантюрная шалость и провокация. Я просто не смогла удержать свой характер в узде и позволила проявиться нутру прежней Шапокляк. Ввиду предстоящих событий мое настоятельное пожелание уложить волосы короной и нацепить еще и диадему непрозрачно намекнет на готовность занять трон.
Бросив довольный взгляд в зеркало на прекрасную девушку, достойную короны, я решительно покинула свои покои. Правда, вся моя решимость тут же улетучилась, стоило увидеть в коридоре пятерых мужчин.
Трое сурового вида телохранителей в черных мундирах и глазом не повели – следили за обстановкой. Их я не опасалась, знала, что подобные «приближенные к телу» под клятвами верности на крови служат. Поэтому княгине с княжной пришлось лично покушаться на князя и Хорна, марать кровью свои руки и рисковать жизнями. Однако, несмотря на дополнительно усиленную охрану жилого крыла повелителя Солката, так что мышь не проскочит, подкупить мою старшую горничную заговорщики чем-то смогли. И это пугало.
А вот встретив напряженные взгляды князя и его первого советника и по совместительству главного безопасника, вернее тайного стража княжества Солкат, я замерла в ожидании. Быстро осмотрев меня, оба уловили мой посыл с помощью прически, а именно – слишком характерного головного убора. Князь не сразу позволил мне выпрямиться, укоризненно качал головой, тренируя выдержку моих коленей в глубоком реверансе. Пришлось заискивающе улыбнуться. Не знаю, моя ли улыбка, или понимание, что «корона» – действительно неплохая провокация заговорщиков, сыграли. В конце концов, князь кивнул и предложил мне локоть в качестве поддержки. Я, стараясь незаметно, с облегчением выдохнула.
Только моими недавними сомнениями воспользовался Себ Хорн, вкрадчиво спросив:
– Эрэта, как вам спалось этой ночью?
Раз меня не наказали за инициативность, решила и далее не прятать свой характер. Чтобы можно было говорить тихо, заодно попытаться удивить и слегка досадить Хорну, взяла и его под локоть. Направившись с мужчинами по коридору, начала эмоциональным шепотом «жаловаться»:
– Ужасно! Просто ужасно! Меня опять мучил один и тот же кошмар: сегодняшний бал, все нарядные, радостные, а среди них предатели с голубыми метками на одежде. Голубые банты, платья, сюртуки… В общем, этакая голубая стая мерзавцев… которые готовятся накинуться на моего обожаемого батюшку… и вас, многоуважаемый эйт Хорн.
Мои спутники синхронно остановились и мрачно взглянули на мое розово-голубое платье. Многозначительно покивав, я продолжила:
– Да-да, я могу понять ваше недоумение. Вы представьте мое состояние, когда утром ира Реарм принесла именно голубое платье, а ни цвет, ни фасон даже не согласовала со мной накануне… Надеюсь, вы оцените стойкость и выдержку, благодаря которым я бесстрастно облачалась в этот зловещий символ грядущего переворота… из моих кошмаров.
– Обязательно оценим, но чуть позже, – мрачно пообещал князь, обменявшись взглядом с Хорном.
Мы еще стояли, поэтому я торопливо доложила, добавив иронии в голос:
– Представляете, этот необычный сюрприз мне приказали вновь… всучить вам. И главное, какие ленивые подонки, опять все пытаются сделать руками невинной девушки…
Выпустила локти своих спутников и вытянула из левой перчатки тонкий черненный стилет, от которого фонило темной магией. Я не успела даже моргнуть, а рядом оказались трое телохранителей двоих самых влиятельных мужчин страны. Один из них осторожно забрал у меня стилет, предварительно защитив свою руку темной магией. Второй, полыхнув зеленым пламенем глаз, просканировал «сюрприз» и почти механически, бесстрастно отчитался:
– Заклинание Черного Мадеоса, активируется от крови. Стопроцентная смертность, достаточно мелкого пореза…
Вытаращившись на охранника, я судорожно сглотнула, весь мой нездоровый насмешливый задор куда-то испарился. То есть одно мое неосторожное движение – и я бы снова умерла?
– Осторожнее! – рыкнул Хорн, подхватив меня под локоть, потому что я едва не осела на пол.
– Где же твоя стойкость и выдержка, дочь моя? – теперь уже князь иронизировал.
– Во всем плохие сны виноваты. Дают размытую и теперь, боюсь, недостоверную информацию, – хрипло поделилась я вспыхнувшей пугающей догадкой.
– А вы, эрэта, думали, они все тайны как мусор из подола вытряхнут? – удивил меня почему-то развеселившийся Хорн.
Я мрачно признала оплошность:
– Как вы верно недавно напомнили, мне двадцать один год. И к моему великому сожалению, я еще не слишком опытна в заговорах и дворцовых интригах. И, видимо, оказалась немного наивной и доверчивой.
– Все приходит с опытом. Еще научишься, – поморщился князь.
Дальше меня скорее настойчиво вели под руки, нежели сопровождали. Я совсем забеспокоилась:
– А если они…
Хорн не позволил мне скатиться в истерику:
– Эрэта Виктория, отринь все страхи. И дыши ровнее! Плохие сны… всего лишь сны и быстро забываются. Поверь, я не просто так занимаю свое место…
– В прошлый раз им удалось. И лишь чудо, да вмешательство Высших помогло, – тихо парировала я, ведь мы пришли к лестнице, у подножия которой толпился народ.
– Дважды одну ошибку я не повторяю. Да и некому теперь. Настолько близко, чтобы ударить ножом или достать заклинанием, к князю больше никто не подойдет. А мы с вами и телохранители под клятвами, – успокоил Хорн, одарив меня жутковатой ухмылкой.
Какая прелесть, я от облегчения протяжно выдохнула, чем немного повеселила обоих моих спутников. Впрочем, заодно и их охрану, по крайней мере, насмешливо хмыкнувшую про себя.
Следующий час превратился в жуткое, трагическое театральное представление. Оставалось только убеждать себя, что ты лишь зритель, а вот все присутствующие в огромном тронном зале – актеры.
Поднявшись по полукруглой лестнице на белый широкий постамент, мы с князем сели на массивные, вычурные кресла с высокими спинками, увенчанными позолоченными коронами. Обычно на «коронованных» креслах восседала княжеская чета, но сегодня Фолкзан приказал мне сесть рядом с ним. А вот соседние, поскромнее, заняли Хорн и его супруга. У подножья лестницы замерли четверо стражей – сильнейших темных магов Солката.
Я на минутку даже забыла о грядущем перевороте, засмотревшись на даму в платье глубокого винного цвета, обвешанную рубинами, женщину, которая полюбила такого как Хорн. Вернее, на ту, которой он одержим. И пусть благодаря памяти Катрии я знала об этой женщине многое и не раз встречала и даже разговаривала, попыталась составить о ней личное мнение. В общем-то, обычная милая голубоглазая шатенка, средне-статическая темная магичка, на вид лет тридцати. Хотя их старшему сыну уже восемнадцать, и еще две дочери имеются, помладше. Ничего выдающегося, чтобы коварный и хитрющий главный безопасник заработал свою темную одержимость такой женщиной.
Эйта Риарис Хорн натянуто улыбалась мне и молчала как рыба, старательно глядя в зал. А вот ее муж нет-нет, да бросал на жену короткие обеспокоенные взгляды, проверяя, все ли у любимой в порядке. И тогда она позволяла себе повернуться в мою сторону, но лишь для того, чтобы улыбнуться глазами мужу. И этот их обмен взглядами, неприкрытая любовь – спустя тридцать лет брака, между прочим, – приятно удивила. Я даже задумалась о том, что пугавшая меня недавно «темная» любовь, равная одержимости, может, и не так плоха, как казалось? Никаких тебе измен или «ой, я полюбил другую, молодую»!
Но все мысли о семейных ценностях отошли на задний план. В зале столпилось уже не меньше пятисот напряженных женщин и мужчин. Бал балом, но никто еще не забыл, чем завершился прошлый «праздник». Ненавязчиво звучала живая музыка, все ждали, когда князь, наконец, сделает сообщение, ради которого и объявили этот… экстренный сбор голодных гиен.
По темному придворному этикету на подобные великосветские мероприятия приглашенные обязаны являться в одежде исключительно насыщенных, ярких и в идеале темных цветов. И уверена, «нечаянными» нарушителями этого правила могли быть одна-две дамочки, отчаянно желавшие выделиться из толпы. И этакой пастельной, розово-голубой вороной сегодня стала я. В начале. По мере того как торжество набирало обороты, в зале замелькали и другие «голубые». Чем больше их становилось, тем чаще я смотрела в сторону Хорна. Того и гляди переплюну его супругу по количеству «горячих» взглядов.
– Не озирайся и сиди прямо, – предупредил князь, положив руку на мою.
И я словно заледенела, старательно взяв эмоции под жесткий контроль.
Наконец повелитель Солката, великий князь Дивит Фолкзан, встал и сделал объявление о том, что супруга пыталась его убить ради трона и единовластия. Но любимая дочь, я то есть, его спасла, рискуя своей жизнью. За этот подвиг мне даровано второе имя по обычаю древних великих королей. И отныне меня будут звать эрэтой Викторией Катрией Фолкзан.
Подданные молчали, пока первым не хлопнул в ладони Сэб Хорн, тем самым подсказав, чего от них ждет. Но не тут-то было. В следующий миг начался… нет, пожалуй, не хаос. Управляемый переполох. Надо думать, хлопок был сигналом стражам. Темные тени ринулись к тем, кто был отмечен любым голубым элементом на одежде. Те попытались сопротивляться и начать переворот. Двери зала захлопнулись, чтобы никого не выпускать, люди кинулись врассыпную, а тени Хорна хватали в создавшейся сумятице растерявшихся заговорщиков.
Я с огромным трудом сохраняла выдержку, помогала тяжелая крупная ладонь отца поверх моей руки, прижавшая ее к подлокотнику кресла. Иначе я уже давно бы за креслом пряталась от градом летевших в нас жутких черных энергетических сгустков. В отличие от князя, Хорна и его Реарис, полного доверия к магам, защищавшим нас, у меня не было.
Гости с криками метались по залу, кое-кто из «голубых» пытался прикинуться невинной жертвой, срывал с себя метки, но их весьма оперативно выявляли и уничтожали на месте. Я прикрыла глаза, не в силах смотреть на смерть. По сути, я уже дважды умирала, и вновь встречаться с Белой Эйтой, как тут называли госпожу Смерть, мне совсем не хотелось.
Однако все заканчивается. И заговоры, как правило, тоже. Вот и наш завершился грудой окровавленных тел, грубо и без малейшего сожаления сваленных в центре зала. И тем самым важным сообщением князя Дивита Фолкзана, ради которого здесь всех и собрали. Зря кто-то наивно, как и сама, в начале решил, что подаренное наследнице второе имя – это все, о чем хотел объявить повелитель.
– Так будет с каждым, кто посмеет поднять руку на меня, мою семью, мой статус! Тот, кто пойдет против Фолкзанов, позорно сдохнет, а его род лишат всех прав и привилегий! Так было, так есть, так будет всегда! – спокойно, совершенно бесстрастно и оттого еще более величаво и зловеще произнес мой нечаянно приобретенный отец.
Князь подал мне руку, я буквально вцепилась в нее и в гнетущей тишине, нарушаемой лишь сдерживаемым дыханием, мы спустились вниз… Туда, где разливался и разливался запах смерти, собравшей большую жатву, в толпу магов, минуту назад метавшихся и убивавших. Удивительно, но я чувствовала, что князь совершенно уверен в себе и реально спокоен. Чем и мне дал сил спокойно, с полагающимся княжне достоинством пройти по живому человеческому коридору. Пройти мимо множества мертвых тел с задранным подбородком. Хоть и содрогаясь в душе от неприятия подобной расправы, от пережитого ужаса.
Я оказалась в мире магии, где убивает не только сталь, но и энергия, которая окружает со всех сторон и используется во благо и не только, а еще эта волшебная сила живет внутри тебя самой. И с ней мне тоже придется научиться жить.
Глава 5
Светлое просторное помещение, в котором заседал солкатский «кабмин», позволяло детально рассматривать всех собравшихся на совещание у князя советников. Познакомиться, так сказать, воочию, а не по чужим воспоминаниям.
Влиятельные мужчины страны расположились за внушительным овальным столом и вели жаркие дискуссии по множеству важнейших вопросов. Правда, нет-нет, да бросали на меня напряженно-недоуменные взгляды. Как их не понять? После бала, где, надеюсь, окончательно расправились с заговорщиками, прошло всего три дня. Атмосфера во дворце и особенно вокруг меня оставляла желать лучшего. Ничего явного, но вот эмоциональный флер зашкаливал. Народ банально боялся. И что примечательно, помимо вполне обоснованно лютовавшего Хорна, страх вызывала и моя неоднозначная персона. Еще бы, дважды предательница княжна, сперва мать кинула, как говорили на родине, затем и доверившихся ей заговорщиков. Вообще-то, Катрия предала отца, а не мать, но об этом молчок, и уже я сдала заговорщиков. Зато мою «барахлившую» магию смерти придворные и прислуга имели честь, вернее, несчастье, наблюдать периодически. Не удивительно, что на меня косили напряженными взглядами, словно на обезьяну с гранатой. А ну как вздумает рвануть снова?
Сегодня князь совершенно неожиданно, причем для всех, в том числе и для меня, приказал присутствовать на совещании. А ведь Катрию ни разу не звали. Вот и сидела я, скучающим памятником самой себе, делая вид, что слушала, и скользя полуприкрытыми глазами по местным государственным деятелям, солидным и заслуженным. Потом остановила взгляд на беломраморной статуе Белой Эйты в углу, украшавшей помпезный зал заседаний. Н-да… ей поклонялись многие темные.
Но лично меня заинтриговало, что, в отличие от земной сказочной сущности, вовсе не считавшейся богиней, здешнюю Госпожу Смерть изображали не старухой с косой, а скорее богиней правосудия. Красивой, печальной женщиной в строгом одеянии, державшей в изящных руках весы с белой и черной чашей. Причем черная глубже, в жутковатых потеках и багряных каплях, поэтому невольно цепляла взгляд и вызывала безотчетный страх. Фу-у-у, неприятно-то как! Даже во рту мгновенно пересохло.
Краем уха я слушала скучный чиновничий бубнеж в стиле «денег нет, но вы держитесь», но, наверное, при виде Смерти слишком отчетливо вспомнила как умирала с подругами в шахте лифта, потом – как проходила инициацию в чужом теле, билась в агонии… Нет, лучше не думать об этом! Скоро месяц на Хартане, а все еще казалось, словно видела кошмарный сон. Жаль только, наяву и нельзя проснуться.
Я создала магический аркан и отправила его к столику у стены с бокалами и резным кувшином с водой, замаячившему как оазис в пустыне. Вот что бы не поставить водички каждому заседателю персонально? К сожалению, даже при полной синхронизации с чужой памятью, без годами наработанных навыков, как пользоваться магией, я знала лишь теоретически. Но я слишком сильный темный маг, хоть уже и не маг смерти, что является высшей ступенью среди темных. Поэтому мне жизненно необходимо при любой возможности «стравливать» избыток энергии, вот и магичила на бытовой ниве.
В зале стало тихо, в напряженной тишине советники с опаской наблюдали за поплывшим над полом, затем над общим столом бокалом, опрометчиво налитым «с горкой» и потому расплескивавшим воду по пути ко мне. И опасались они, конечно же, не пролитых на стол и пол капель, а то исчезавших, то возникавших серых нитей в моем темном энергетическом жгуте, которым я удерживала бокал. Магия смерти не хотела окончательно меня покинуть, вот и проявлялась такими вот отголосками. Кто бы сомневался, что наслышанные о моем ненадежном контроле силы окружающие боялись за свои жизни.
А Хорн с князем про себя злорадствовали, ведь прекрасно знали, что серые нити – это остатки, способные лишь усилить мои темнейшие заклинания, добавить моим врагам гадких последствий. И я догадалась, почему князь решил, что мое присутствие сегодня необходимо: теперь мной будут пугать наравне с Хорном.
Наконец вожделенный бокал приплыл ко мне в руки. Смущенно улыбнувшись отцу, я постаралась быстрее напиться. Мои жадные глотки в царившей тишине слышала, наверное, даже охрана за дверьми. Стоило мне поставить опустошенный бокал на стол, большинство советников с облегчением откинулось на бархатные спинки вычурных кресел с подлокотниками в виде звериных лап. Но были и те, кто в моем присутствии не смогли расслабиться. А может виновата не я, а князь или Хорн? Или нечистые помыслы?..
Сегодня князь изволил гневаться. По делу, ведь солкатская казна неожиданно оказалась пустой, в чем обвинили покойную княгиню и сговорившихся с ней «товарищей», в том числе уже казненного финансового советника-казначея. Вот новый и переживал не столько за свой пост, сколько за голову.
Не собираясь вновь привлекать к себе внимание и не желая участвовать в новых интригах, скандалах и расследованиях, я, что называется, с умным видом сидела по правую руку от отца. Ну и лениво размышляла о причинах недавнего заговора, продолжив краем уха прислушиваться к возобновившимся спорам и докладам советников.
Благодаря «архиву знаний» Катрии я поняла, почему в Солкате и Ирмунде идентичны обращения к разным сословиям, но при этом отличаются к главным лицам государства. Еще пятьсот лет назад Солкат был скорее республикой, где глава страны выбирался среди членов высшего совета – самых богатых и именитых граждан – голосованием и назывался эрэтом. Однако сын очередного избранного и умершего от старости эрэта не захотел терять власть и узурпировал ее, отменив выборы, назначив себя и объявив о создании абсолютной монархии, где власть передается по наследству.
Из всемирной истории моей родины известно, что любое узурпаторство способно просуществовать не более двух-трех поколений «наследников». И тут, надо полагать, тоже решили подтвердить эту историческую тенденцию. Но в текущем поколении не вышло, и мне совсем не хотелось проверять ее уже на себе. К тому же на темных землях женщинам редко удавалось возглавить страну, даже если трон достался абсолютно законно. Только если за ней стоял сильный, мозгами или магически, мужчина. Вот это обстоятельство – моя главная проблема, к замужеству в ближайшие годы я совершенно не готова. И с этим надо будет что-то делать, пока не решили за меня.
– Казна пуста, прежних сборов не хватает, чтобы покрывать расходы на армию и службы правопорядка…
– …необходимо срочно поднять размер подати с населения…
– Вы хотите народного бунта? Мало нам заговора среди знати?
У советников разгорелся яростный спор, невольно нарушивший мою равнодушную полудрему.
– Еще и фейратские, да и ирмундские торгаши совсем распоясались, постоянно требуют поблажек. Фейратцы вообще сговорились и намеренно давят солкатских лавочников, занижают цены, заставляя работать в убыток… разоряют, а потом, заняв их места в торговых рядах наших городов, резко повышают цены…
– Нужно прижать их к стене и приструнить!
– Чем? Они не подданные Солката и закон, вроде как, не нарушают. Все гадости исподтишка, не подкопаешься.
– …еще и налоги платят не нам, а своим государям…
– Я же говорю, нам пора поднимать налоги и подати, иначе сами по миру с протянутой рукой пойдем! Выбора нет!
После этого экспрессивного выступления тощего и длинного советника, в возрасте, с лошадиным лицом, я не сдержала язвительный «хмык», за который тут же поплатилась. Ко мне неспешно повернулся князь, смерил внимательным взглядом необычных серых глаз, которые я теперь ежедневно и в собственном отражении видела, и спокойно спросил:
– Ты не согласна, дочь моя?
Я села ровнее, из-за левого плеча князя выдвинулся Хорн и тоже пристально уставился на меня в ожидании ответа. Ох, зря, зря я за своими реакциями не следила. Не хотела же влезать во все это, не готова к новым реалиям, толком не освоилась, даже верила с трудом, что вокруг именно реальность, а не сон. Но все государственные деятели заинтересованно смотрели на меня и ждали ответа.
Промолчать теперь нельзя, совершеннолетняя наследная княжна, если не хочет быть отданной замуж за нужного отцу или стране мужчину, не имеет права быть глупой и несведущей. Она должна быть сильной и умной. Надеясь, что буду осмеяна, предложила:
– Можно запретить открывать лавки, торговые дома и тому подобные не нашим поданным во всем княжестве и, тем более, торговать без оплаты ввозных пошлин…
– Что за ерунда? Тогда мы лишимся двух-третей всех товаров! – выплеснул на меня возмущение «лошадиная морда».
– Это товары первой необходимости? – холодно уточнила я, задрав подбородок из-за «ерунды».
– Нет, но…
– Все решают деньги. Всегда и везде! – мрачно усмехнулась я. – Солкат – богатое, а главное, довольно густонаселенное княжество. Лишиться такой дойной коровы никто не захочет. Иностранцы покинут нас на месяц, ну три, не более. А дальше кто-то самый жадный сдастся первым и примет наши условия – вернется в Солкат как миленький. Следом даже самые идейные и стойкие ринутся догонять и возвращать свои кормушки.
– Я не совсем понял твою мысль, – не постеснялся уточнить Хорн.
– Мы заставим всех, кто хочет зарабатывать в Солкате, платить налоги именно в нашу казну. И предоставим выбор. Либо включить в состав собственников торговых домов и даже лавок с иностранным участием, наших подданых, и платить единый княжеский налог. Либо платить подати со всего товара, который они ввозят на нашу территорию. Нам так и так выгодно. Три месяца, пока они будут испытывать нашу выдержку, мы без тряпок или излишеств как-нибудь продержимся. Ведь все необходимое у нас имеется, – закончила я, пожав плечами, невольно, с раздражением ощутив, как колыхнулась все еще непривычно большая грудь.
Ну и сколько времени потребуется, чтобы привыкнуть к тому, что я в новом мире и к новому телу? И не сойти с ума!
Фолкзан не дал мне предаться упадническим мыслям. Многозначительно приподняв одну бровь, парировал:
– Да, но это может вызвать ответные меры со стороны наших соседей по отношению к нашим торговцам.
Я ощутила, что ему понравилось дискутировать со мной. С его наследницей, чья бы душа в ней не находилась.
Глава торговой гильдии решительно меня поддержал:
– Выгода от этого значительно превысит потери. Мы поставляем более редкие и уникальные товары, от которых не так просто отказаться. Ведь иначе им придется покупать их через третьи страны, втридорога. А увеличение налогов нашим торговцам ударит скорее по соседям, а не по нам!
Князь довольно, но чуть криво и злорадно улыбнулся и, обернувшись к «лошадиной морде», распорядился:
– Согласен, исполняйте, эйты!
– Принято, эрэт, – кивнул главный финансист страны.
– Следующий насущный вопрос?! – князь обвел мрачным взглядом всех присутствующих.
– Ситуация с Ридимом на грани войны, – сухо отрапортовал советник по внешним сношениям.
В голове всплыла необходимая информация. Ридим – наш сосед, крохотное княжество, окруженное со всех сторон неприступными горами. Только там добывают редчайшие камни-накопители, на основе которых ридимцы создают уникальные артефакты, которые используются по всему Хартану в самых разных сферах жизни. По сути, кроме этих самых артефактов, ничего иного в Ридиме «не растет», но при этом горное княжество – одно из богатейших и процветающих.
– Поясни! – бросил князь хмуро.
– Княгиня Ирдана вновь повысила торговые пошлины на свои товары. Она, похоже, потеряла всякое чувство меры! – снова возмутился главный финансист.
– А я давно говорил, надо идти на них войной! – хмуро проворчал советник по внешним сношениям.
– У них по всей границе артефакты Дарлока, – рыкнул главный генерал. – Хотите драки? Идите первым… эрэт наградит вас потом, посмертно! А я своих ребят на эту заведомую бойню не поведу!
– И что теперь? Снова проглотить? Она третий раз за два года цены подняла. Скоро мы будем платить две меры золотом за меру ее артефактов!
– Или наши хозяйки начнут готовить во дворах, на кострах. Ведь все бытовые артефакты мы закупаем в Ридиме! – прорычал ничуть не хуже генерала глава торговой гильдии. Потом недовольно добавил: – Еще и наши соседи ропщут, что мы задираем цены за провоз ридимских артефактов по своей земле. Оттого и чужие торговые дома нам мстят, разоряя наших лавочников и задирая цены.
Горы – естественная защита Ридима, однако и ловушка. Из-за магического фона, который и порождал крупные и мощные камни-накопители, Ридим не может использовать пусть дорогостоящие, но быстрые перемещения порталами. А обычных наземных путей, связывающих княжество с внешним миром, всего два, через Фейрат или Солкат.
Главы ведомств дружно возмущались:
– У нас нет выхода…
– …либо воевать с Ридимом, либо скоро придется воевать с соседями…
Атмосфера совещания накалялась. Улыбаясь про себя, я заинтересованно наблюдала за разбушевавшимися мужчинами. В скучной, однообразной рутине дворца неожиданно выдалось настоящее развлечение. Столько экспрессии, самых разных эмоций, в которых я училась разбираться и выявлять их обладателей. Жаль, забыла, что и сама являлась объектом пристального изучения.
– А что бы сделала ты в этой ситуации, дочь моя? – заставил меня вздрогнуть бесстрастный голос князя.
Обернувшись, заметила, что Фолкзан и Хорн, опершийся локтем о стол, смотрели на меня. Пожав плечами, спокойно ответила:
– Ничего.
Меня затопило разочарованное удивление двух самых влиятельных мужчин страны. Однако князь все же решил добиться от меня расширенного ответа:
– Почему?
– Проще подождать на берегу, когда труп врага сам проплывет мимо тебя.
– Эрэта, не время для шуток! – намекнул Хорн.
Улыбнувшись ему и отцу, я милостиво пояснила:
– Нужно выкупить все артефакты по любой, даже втридорога завышенной цене. Как в самом Ридиме, так и у всех наших соседей.
– Вы с ума сошли? Казна Солката почти пустая, а вы нас окончательно разорить хотите?
На худого неврастеника по финансам я даже не взглянула – поясняла исключительно двум мужчинам, решавшим все. Хотя, судя по довольно и коварно скалившемуся главе торговой гильдии, поняла: мою идею он слету поймал и оценил!
– Как только выгребем везде и у всех все подчистую, объявим о полном и строжайшем запрете провоза абсолютно всех товаров и перемещения иностранцев как со стороны Ридима, так и туда по нашей земле.
– Но тогда…
– С учетом созданных запасов артефактов мы спокойно продержимся даже пару лет без особенных трудностей. А как только цена на них вырастет до небес, часть еще и продадим особо нуждающимся, и знатно заработаем, покрыв все убытки и расходы.
– Ошибаетесь! Княгиня Ирдана просто пустит весь торговый поток через Фейрат! – насмешливо бросил один из советников.
На этот выпад хохотнули военные. А я с мрачной улыбкой пояснила:
– Пусть попробует. Хотя я сильно сомневаюсь, что княгиня Ридима, судя по тому, что она столько лет утирает всем соседям нос и вертит нами как хочет, решится заключить договор с Фейратом, где женщина ценится наравне с собакой. И не имеет прав. Уверена, она осознает, что Ридим все еще свободен и не захвачен Фейратом лишь по одной причине – она ведет дела только с Солкатом. А мы всегда защищаем свои интересы.
– Ирдана может годами держать осаду благодаря защищающим ридимскую границу артефактам и вынудит нас самих прийти к ней на поклон, – поморщился генерал.
– Держать-то она может что угодно, только вот кушать хочется каждый день. И желательно не менее трех раз. А камни – несъедобны, – зловеще ухмыльнулся Хорн. – Ведь в Ридиме, кроме артефактов, своего ничего нет, все привозное.
– Значит, закупаем, запрещаем и ждем? – усмехнулся князь.
Глава торговой гильдии без стеснения потер загребущие лапы, уже явно предвкушая будущие барыши.
– А что ей помешает наладить с нами отношения, а потом вновь начать пакостить? – уточнил один из советников, молчавших ранее.
– Насколько я знаю, княгиня Ирдана – красивая, молодая и умная женщина. К тому же вдова… – теперь я с намеком смотрела на князя, улыбаясь глазами.
– И у нее лишь малолетняя дочь, в будущем ее можно выдать замуж за нужного нам мужчину, – кивнул Хорн.
Вот эта мысль мне совсем не понравилась. И я поспешила перевести тему на другое, а заодно и себя защитить в будущем:
– Красивая, молодая, умная, по слухам, не жестокая с людьми и способная зачать женщина. Идеальная невеста для оставшегося вдовцом еще тоже очень молодого и весьма симпатичного князя. В конце концов, вопроса о сыне-наследнике с вас, мой дорогой отец, никто не снимал. А если их будет не один и не два, только лучше. И надежнее, для укрепления трона и рода Фолкзанов. Тем более, Ридим скоро может стать нашим.
– Хитра, коварна и умна… – протянул князь, со странной улыбкой глядя на меня.
Предгрозовые глаза князя потемнели, но нахлынувшие было страх и напряжение от его странного взгляда отпустили, ведь я ощутила его довольство, даже восхищение. А вот Хорн едва уловимо хмурился, правда, опять же, негативных эмоций не испытывал.
Совет длился еще не менее часа, обсуждали детали принятых решений, в чем я не участвовала. Наоборот, специально молчала, больше не хмыкая и не улыбаясь. И терзалась сомнениями: правильно ли поступила, позволив себе, попросту говоря, выпендриться? Не лучше ли было промямлить что-нибудь малосущественное, высказанное другими? К сожалению, я обладала одним очень опасным недостатком: мне нравилось чувствовать себя умнее других. И если это случалось продемонстрировать, то испытывала ни с чем не сравнимое удовольствие. Как другие баловали себя шоколадом или сексом, так я позволяла себе «умничать». Благо мозги и жажда знаний позволяли.
* * *
Приглашение на аудиенцию к князю мне передали по возвращении с верховой прогулки. Получение не только знаний, но и практических навыков управления данным видом «транспорта», стало для меня таким же жизненно важным, как и владение магией. Ведь Хартан далеко не мир технического прогресса, на машинах здесь не ездят. А вот лошади повсеместно в ходу.
Быстро вымывшись и переодевшись, запах конского пота недопустим, я поспешила в кабинет отца. После большого совещания прошло несколько вполне обычных, спокойных дней и ничего не предвещало грозы, поэтому, кивнув телохранителям, я зашла к отцу с легким сердцем.
Но эмоциональная волна и напряжение, встретившие меня в дверях, заставили насторожиться. Ожидавшие меня мужчины расположились в мягких креслах у пустого камина.
Присев в реверансе перед князем и вежливо кивнув Хорну, я привычно поприветствовала их:
– Темнейшего дня, отец, эйт Хорн.
– Проходи и садись, Виктория, – слишком ровно, подозрительно спокойно произнес князь.
Сохраняя внешнюю невозмутимость, я села на краешек мягкого кресла напротив отца. И с надеждой на хотя бы нормальный исход нашего разговора подняла на него глаза. С минуту, не меньше, мы втроем молчали. Мужчины явно изучали меня, я ждала чего-то гадкого. Видимо, интуиция проснулась. В прошлый раз из-за нее я вытащила нож и чуть руки не лишилась из-за проклятья. Сегодня же…
– Я решил, что тебе пора замуж! – громом среди ясного неба прозвучал бесстрастный приговор князя.
– Позвольте узнать: за кого вы прочите меня? – прошелестел мой голос.
– За Патриуса Хорна.
Я в полном ступоре пялилась на отца, кажется, размышляя вслух:
– Ему восемнадцать, он еще не достиг совершеннолетия и…
– С моего разрешения он мог бы взять тебя в жены и младенцем, – оборвал мой лепет князь.
Я молчала, сосредоточившись на дыхании. Мне не хватало воздуха и слов высказаться. Бессильно переводила взгляд с Фолкзана на Хорна, но оба словно ледяной корочкой покрылись, пряча свои эмоции и чувства.
– Пожалуйста, не заставляйте меня… – «Снова менять свою жизнь» мысленно закончила я. – Позвольте хотя бы самой выбрать…
– Как раз этого мы никак не можем тебе позволить… Виктория, – безэмоционально произнес Хорн, словно речь шла о сущей бытовой мелочи.
– Но почему? – не унималась я.
– Слишком умна, расчетлива и коварна. Женщину с подобными качествами стоит держать в узде и жестко контролировать. Если позволить тебе выбирать и решать самой, совсем скоро придет момент, когда мужчины рядом покажутся тебе совершенно никчемными и лишними. Халзина тому хороший пример…
Никогда бы не подумала, что умная женщина – равно несчастная. А ведь все только-только начало складываться. В памяти всплыл образ Патриуса – красивого, высокого блондина, с карими, как у отца, глазами, только мягкими, вечно немного удивленными.
– Эйт Хорн, вы думаете, что ваш юный сын сможет хоть что-то мне противопоставить или удержать от чего-то? – сдерживая злость, процедила я. – Патриус – пусть и довольно сильный маг, но характером и умом пошел в Риарис. И несмотря на всю негативную темную энергетику, довольно добрый и мягкий, даже благородный… мальчик. И как бы вы ни старались, его суть мужчиной станет еще очень нескоро.
– Ничего страшного. Вы оба молоды, у вас впереди еще двести лет совместной жизни, воспитаешь из него желанного мужчину. А я прослежу, чтобы он стал под стать столь умной и сильной женщине, – заверил Хорн, едва заметно поморщившись, тем самым признавая характеристику своего пока единственного сына. – Брачный обряд с клятвами на крови свяжет вас в одно целое и гарантирует верность и преданность. Ваши дети будут иметь право на трон Солката. Заодно Патриус удержит тебя от невольного вовлечения в заговоры. Важно, что ваш брак снимет все вопросы знати и народа о том, что на данный момент у князя лишь одна наследница, да и та женщина…
Я ошарашенно таращилась на чересчур деловитого и прагматичного Хорна, потом перевела взгляд на Фолкзана и, наконец, вся картинка встала у меня перед глазами целиком. Неприглядная и удручающая. Я хрипло обратилась к отцу… не состоявшемуся, похоже:
– Вы так и не простили дочь? И чужую душу в ее теле тоже принять не смогли! Поэтому решили использовать как разменную монету? Пугать нестабильным магом смерти подданных. Подарить Хорну, привязав его к себе еще крепче шансом стать отцом или дедом будущего князя. Если не выйдет с Ирданой зачать сыновей, мы с Патриусом сойдем за повелителей. Да?
– Я подарил тебе жизнь, пришлая! – сел ровнее Фолкзан.
– Я вам тоже, мы в расчете! – сухо бросила я.
– Нет, дорогая моя, я подарил тебе жизнь! Это я создал твое тело, ты носишь мою одежду, ешь мою пищу, тебя охраняют мои люди. Ты не знаешь горя и живешь в свое удовольствие! Так что повторюсь: я подарил тебе жизнь. Что бы ты ни думала, ты мне должна! За все блага!
Вероятно, если бы речь шла о ком-то другом, я бы цинично согласилась с его утверждением. Жить во дворце, сыто и богато. Разве сложно ради своего благополучия стать женой красивого, молодого и в общем-то неглупого парня. Я старше всего на три года. Воспитать из него мужчину и…
Только речь шла обо мне. И никакой цинизм, расчетливость и прагматичность не могли заставить меня согласиться на это. Я ни разу не предавала себя, Женьку и Машку. Наших целей, жизненных принципов и друг друга. Обе мои сестренки по духу мечтали о любви родных, коллег и найти мужчин, которые станут всем для них, а лишь потом – о деньгах и славе. Именно жажда любви толкнула нас участвовать в музыкальном конкурсе. И ради победы в нем мы отправились к ведьме Анхелле. И погибли!
А эти предлагают мне предать даже не себя, а моих девчонок. И все же, ради того родственного тепла, что согревало меня изнутри, я дала шанс Дивиту Фолкзану. Буквально задавив свою гордость, сползла с кресла и встала перед ним на колени, взмолилась, со злым отчаянием заглядывая ему в глаза:
– Прошу вас, не заставляйте меня выходить замуж. Не ломайте мою жизнь. Я буду преданной, послушной, я…
– Я все сказал! Завтра объявят о твоей помолвке с Патриусом. Через полгода проведем брачный связующий обряд, – голос князя был бесцветным, сухим, как выжженый солнцем лист.
Еще и моя коленопреклоненная, униженная поза добавила обоим мужчинам уверенности и расслабленности. Однако я не обманывалась на их счет. Медленно поднялась с колен, удрученно покивала, глядя в пол, словно смиренно принимала свою судьбу, и сипло спросила:
– Я могу идти?
– Иди, – ровно ответил князь.
На миг обернувшись, я окинула его грустным взглядом: в этой жизни мне тоже не повезло с родителями. Ну что ж, придется снова кардинально менять жизнь, мне не привыкать, к сожалению.
И вышла.
Глава 6
Думать о том, что делать дальше, я начала сразу, в коридоре. Слишком проницательный и расторопный Хорн в мою покорность и смирение никогда не поверит. Значит, я должна действовать «вчера». Точнее, как можно скорее, пока не предупредили охрану и прислугу. Даже чуть на бег не сорвалась. Вот и шла, сжав кулаки и зубы, делая вид, что все нормально.
Наконец-то войдя в свои покои, я глубоко вдохнула и попыталась отдышаться. Не потому, что быстро шла, наоборот, потому что от ярости и отчаяния перехватило горло, сперло дыхание, будто-то кто-то в живот ударил.
– Эрэта, с вами все хорошо? – осторожно спросила выпорхнувшая из спальни горничная.
Вернув себе маску ледяной бездушной стервы, я раздраженно махнула ей рукой. Пусть сама решает, что я имела в виду этим жестом, и отправилась на балкон. Чуть перегнувшись через перила, удрученно убедилась: здесь не пройти. Летать не умею, а спускающуюся посреди дня по связанным простыням княжну перехватят еще на полпути. Вещи в дорогу здесь тоже не выбросить тайком. Так как мне сбежать из дворца?
– Прошу прощения, эрэта, вам что-нибудь принести? Прохладительные напитки, цветы? – вновь решилась обратиться ко мне чересчур переживательная горничная.
После того как иру Реамр, мою старшую горничную и связную заговорщиков, забрала стража, заломив ей руки, меня боялись еще больше. Ведь о причине ее ареста никто пока не узнал.
Обернувшись к настойчивой девушке, я невольно окинула ее недовольным взглядом. Пшеничная блондинка, почти с меня ростом и комплекцией попышнее. В строгом черном платье, белоснежном фартуке и чепце.
– Эрэта? – опасливо пискнула девушка.
А у меня уже сложился план побега, вызвав азарт и рваный облегченный выдох.
– Иди за мной Алисия! – холодно, чтобы она даже сомневаться не посмела распорядилась я и направилась в спальню, где с повелительным жестом приказала: – Сядь!
И под все сильнее округляющимися глазами моей жертвы сдернула с кровати простыню. Видимо, Алисия осознала, что я выкину нечто из ряда вон и попыталась встать. Но я, резко вскинув руку, показала ей черное пламя тьмы в ладони, чтобы видела, ужаснулась и прониклась, и велела:
– Раздевайся! Молча!
Насмерть побелевшая девушка, путаясь в пуговицах трясущимися руками, разделась до белья. Дальше я примотала ее к стулу простыней и сунула какую-то тряпку в рот. Время утекало как песок сквозь пальцы. В любую минуту могла войти прислуга, да тот же князь – опять позвать, в конце концов, Хорн – пожаловать, чтобы проверить будущую невестку. Но и спешить нельзя, можно упустить важное.
Сняв наволочку, я ринулась в гардеробную, где тщательно выбрала минимум подходящей для путешествия одежды. Не забыла и про плащ, а то мало ли, вдруг прятаться придется. И горный рельеф давал о себе знать вечерней прохладой. Взяла из ларца увесистый кошель золота «на мелкие расходы» и одно ожерелье, которое точно не родовая ценность. Катрии его подарила мать, чтобы просто досадить мужу, выпотрошив его казну.
Я надела платье горничной, пониже натянула чепец и уже хотела выйти из спальни, но остановилась. Посмотрела на бедняжку, в слезах таращившуюся на меня и вернулась. Подошла к ней и сунула по паре золотых в каждый ее чулок. Отметив, что те благополучно упали вниз, в туфли, я с улыбкой шепнула:
– Это поможет быстрее высохнуть твоим слезам. И не переживай, эйт Хорн и князь, зная меня, точно не обвинят тебя в пособничестве.
Вот в этом я была абсолютно уверена, и благодаря памяти Катрии, и изучив их характер и повадки сама. Подмигнув страдалице, подхватила два мешка из наволочек: один – забитый моими вещами, второй – с «грязным» бельем и, взмолившись земному богу, прося удачи, вышла из покоев.
У поста охраны опустила голову, но чуть не выдала себя, совершенно неожиданно получив смачный шлепок по заднице от крупного стража и веселое предложение скрасить его вечерок. Порыв развернуться и проклясть его подавила лишь чудом. Пригнув голову и внутренне поджавшись, под похабный мужской смех ускорилась.
Дворец я знала как пять пальцев Катрии, как свои, в общем. Поэтому вышла из него через прачечную, оставив там набитую бельем наволочку. Свое походное добро я переложила в чью-то дорожную сумку, видимо, в ней тоже что-то принесли в стирку.
Выбралась в город, но выдыхать с облегчением было рано. Лишь содрала с себя фартук и чепец и засунула эту спецодежду в кусты. Не подходила она под дорогой плащ. Надвинув капюшон поглубже, я смешалась с толпой. Прекрасно понимая, что у меня лишь пара часов, не более, я занялась первоочередным делом: поймав первую же пролетку, отправилась в торговые ряды искать ювелирную лавку, оптимально – не самую известную и дорогую, но достаточно богатую, чтобы заплатить за мое ожерелье.
И я такую нашла!
Поглазев на витрины и отметив подозрительные взгляды охраны и продавца, потребовала пригласить хозяина. И когда тот явился, тут же смерил меня холодным, чуть презрительным взглядом. Видимо не слишком впечатлился дорогим плащом, из-под которого виднелось дешевое черное платье. Надежным, испытанным, повелительным жестом я предложила ему пройти к дальней витрине.
– Я слушаю вас… ира…
Хмыкнув, я молча выложила на прозрачный сверкающий прилавок ожерелье со словами:
– Я хочу продать его. Быстро.
Невысокий поджарый мужчина лет пятидесяти на вид, рассмотрев украшение, вздернув брови. Затем подобрался и вкрадчиво поинтересовался:
– У вас есть документы о его приобретении?
– Нет, – не соврала я, догадываясь о дальнейшем развитии диалога.
– Тогда я могу предложить за него… десять золотых. – Нахал, это же в лучшем случае – сотая часть цены.
Я никогда в жизни не обращалась в ломбарды и не сдавала ничего, поскольку у меня не было украшений, кроме дешевых сережек и тоненькой цепочки с крестиком, которые мне Машка с Женькой на двадцать лет подарили, сэкономив на чем только можно. Помнится, в нашей конторе были дела, когда обращались обманутые покупатели, купившие в известных салонах вместо золота и бриллиантов позолоченное серебро с фианитами. Хотя в Солкате и у меня лично другие законы и ситуация. А вот апломб, с которым необходимо действовать, все тот же и тверже тех самых бриллиантов.
Сдвинув капюшон на макушку, чтобы лицо видел только мой собеседник, я с ледяным высокомерием произнесла:
– Полагаю, мне не требуется доказывать, что это мое украшение. Как вы считаете?
Частые появления княжеской семьи на публике, чтобы порадовать народ: балы, театры, праздники, ярмарки, где столичные торговцы однозначно запомнили лица княгини Халзины и княжны Катрии сыграли мне на руку. Хозяин ювелирной лавки побледнел и выпучил глаза, даже пришлось сухо, высокомерно пояснить:
– Эту безделицу мне подарила мать. Не хочу расстраивать отца, вряд ли бы одобрившего подобную вещицу. Поэтому решила продать, пока гуляю инкогнито по столице… знакомясь с настроениями народа… слухами и сплетнями… Знаете ли, это очень помогает – знать, чем дышит твой народ…
Я мутила воду, вынуждая ювелира гадать: тайком ли распродаю драгоценности для заговорщиков или, может быть, тайным информаторам нужно заплатить. В общем, пищу для размышлений я ему подкинула обильную.
– Да-да, эрэта, конечно же, вы правы, – пробормотал мой собеседник, покорно кивая. – Полагаю, ваша вещица продастся быстро, и я с охраной доставлю во дворец вам всю сумму и…
Подобного поворота мне не хотелось категорически. А ведь этот законопослушный деятель может и стражу вызвать, просто на всякий случай, скажем, для охраны наследницы. Р-р-р! Эмоции зашкаливали, время поджимало, а я все еще здесь, в самом сердце Солката. Магия начала шалить, требуя выпустить, поэтому совершенно неосознанно добавила в голос темный шлейф, с вкрадчивым напевом уговаривая:
– Я хочу получить деньги здесь и сейчас. Уверена, у вас есть наличность, хотя бы половину суммы вы можете выдать мне сейчас. А оставшуюся пришлете во дворец. Мы же договоримся с вами, уважаемый ир? Не правда ли? Вы же не хотите расстраивать свою будущую правительницу?
Да-а… хозяин ювелирной лавки даже прикрыл глаза, словно наслаждался моим голосом, не особо вслушиваясь в слова. Стоило мне замолчать, несколько мгновений молчал. Потом как пес встряхнулся, моргнул пару раз и угодливо зачастил:
– Нет-нет, эрэта, конечно, как прикажете…
Вытерев платочком пот со лба, ювелир натужно улыбнулся и скрылся за расшитыми золотом шторками. Я боялась, всего боялась, он мог передумать, сообщить во дворец, страже, да что угодно сделать. Однако ювелир вернулся с внушительным кошелем, можно сказать, сумкой. Бранные слова о своей «предусмотрительности» я рыкнула мысленно, ведь совершенно не подумала, что деньги здесь по-настоящему золотые, тяжелые и крупные. И когда их много… то много.
– Две тысячи прямо сейчас вас устроит, эрэта?
– Вполне! – кивнула я холодно, а сама мысленно, довольно плясала лезгинку.
– Распишитесь, пожалуйста, в получении и…
– Где? – поторопила я. – Простите, уважаемый, но я и так потратила слишком много времени, а ведь время не ждет… народ тоже.
Через пять минут я катила к стационарному порталу на городскую окраину, изредка поторапливая возничего, хотя так и подмывало вырвать у него кнут и самой поторопить лошадей. Все казалось, не успею, что ловушка вокруг меня сомкнется, как цепкие, жадные лапы, и вот-вот появится Хорн с отрядом стражей. Они с князем моих мотивов побега не поймут, ведь для любого темного власть превыше всего, а я, умница-красавица княжна, от нее сбежала, даром, что к ней прилагался юный бесхребетный женишок.
А ведь однозначно Хорн виноват – собака сутулая – в столь скоропалительном решении Фолкзана выдать меня замуж, да еще с клятвами верности на крови. Похоже, Тайная Канцелярия решил подсуетиться и пристроить своего сыночку в надежные женские руки. Мало того, что при наследнике трона окопается, так еще и жена ушлая и умная в придачу, не даст пропасть наивной простоте. Р-р-р!
Читать далее
Если вам понравилась книга Любимая для монстра, расскажите о ней своим друзьям в социальных сетях: