Что значит светская литература в 17 веке

Русская литература 17 века [России]

Букварь. Москва. 1637 г.

Книгопечатание

На Печатном дворе в середине XVII в. работало 165 человек. Там печатали богослужебные книги, выпускали буквари, которые поль­зовались очень большим спросом. В середине XVII в. в России открылась первая книжная лавка в Москве.

Жанры литературы 17 века

Научная литература

В 17 веке в России появились описания вновь открытых земель, первые карты городов Сибири, были составлены карты Российского госу­дарства. У образованных людей при дворе отсутствовали сомнения в правоте гелиоцентрической системы Коперника. Были переведены научные книги по анатомии, физиологии, металлургии, военному делу и другим отраслям современных знаний. Появились первые научные исследования по родной истории и геополитике.

Летописи и поэзия

Дворяне, монахи, подьячие и даже кре­стьяне описывали события своего времени в летописных и личных воспоминаниях. Среди образованных людей принято было писать друг другу письма и стихи. При дворе стала в моде поэзия. Учёные, писатели и поэты пользовались большим почётом и в царском двор­це, и на посаде.

Светская литература

Горожане России создали в XVII веке свою, светскую, литературу. Она выражала их особый взгляд на быстро меняющийся мир. Все боль­ше читающих людей было и среди свободных крестьян: к концу XVII в. грамотным был уже каждый пятый!

Повести

Складывались казацкие повести о походе Ермака, о взятии Азо­ва. Появились сатирические повести, в которых высмеивались не­справедливые порядки, критиковались дурные представители вла­сти и церкви.

Газета и почта

Во время правления Алексея Михайловича выпускалась первая в России рукописная газета «Куранты». Стали налаживаться пер­вые почтовые линии, с помощью которых своевременно передава­лись важные сообщения.

Поговорки и крылатые выражения

В XVII в. возникло много поговорок, крылатых выражений, кото­рыми мы пользуемся до сих пор, не задумываясь о их происхожде­нии. Например, про лентяя говорят: «Он привык работать спустя рукава». В XVII в. бояре ходили в одежде, рукава которой спускались чуть ли не до колен. В такой одежде работать было невозможно, да они и не работали. Отсюда и возникло это крылатое выражение.

Автобиографии

Автобиографии стали новым жанром русской литературы бла­годаря разносторонним талантам протопопа Аввакума. Одержимый своими религиозными идеями, Аввакум отстаивал их всеми доступ­ными способами. Один из них — литературное творчество. Среди нескольких десятков сочинений опального протопопа лучшим яв­ляется его «Житие». Оно было написано им в тяжелейших усло­виях — в земляной тюрьме Пустозерского острога. В отличие от обычных житий святых Аввакум в своём «Житие» рассказывает не о чужих, а о своих собственных страданиях за веру. Яркий, об­разный язык, сила и искренность чувства сделали это произведение подлинным шедевром литературы.

Русские книги 17 века

Сла­вянская грамматика

В середине XVII в. в России появилась печатная «Сла­вянская грамматика» Милентия Смотрицкого.

«Азбука» и «Букварь»

2400 экземпляров «Азбуки» Василия Бур­цева были распроданы за один день. В конце XVII в. был издан «Букварь» Карио­на Истомина, где каждая буква на странице со­провождалась рисунком. Например, к букве «К» давались рисунки кадушки, коровы, кокош­ника; к букве «Л» — рисунки ложки, лавки, лам­пады; к букве «И» — рисунки иконы, избы и т. д.

Сказание о куре и лисице

Большим успехом у грамотного населения пользовалось «Сказание о куре и лисице». В нем лиса словами священного писания обличала «гре­хи» кур, а, поймав курицу, забыла об этой проповеди, говоря: «Я голодна, я хочу тебя скушать, чтобы мне с тебя здравой быть».

Повесть о Шемякином суде

Одна из самых известных сатирических повестей XVII в. — «Повесть о Шемякином суде». В «Повести о Шемякином суде» рассказывалось, как судились бедный и богатый. Её герой — бедный крестьянин, на голову которого сыплются все несчастья. Он предстаёт перед судом, который вершит корыстолюбивый судья Шемяка. Богатый дал большую взятку — «мзду». А у бедного не было денег. Отчаявшийся бед­няк показывает судье, находящийся за пазухой, завёрнутый в платок камень. Судья думает, что в узелке ценный подарок — ещё большая «мзда», и решает дело в пользу бедняка.

После суда бедняк сказал: «Если бы ты не решил в мою пользу, я бы тебя порешил (убил) этим камнем». Выраже­ние «Шемякин суд» как решение несправедливое, основанное на взятке, до­шло до наших дней.

На эту незатейливую основу нанизан целый ряд анекдотических ситу­аций, заставлявших читателей и слушателей повести от души весе­литься. Материал с сайта http://wikiwhat.ru

Повесть о Горе-Злосчастии

Были и произведения, которые резко осуждали отказ от хороших обы­чаев. В «Повести о Горе-Злосчастии» рассказано о «добром молодце» из купеческой семьи, который нарушал старые, патриархальные, правила, от­казывался «от отцова учения», хотел жить своим умом и опытом. И за это поплатился личным счастьем, богатством и свободой.

По­весть о Ерше Ершовиче

Известна старинная русская сатира XVII века — «По­весть о Ерше Ершовиче». Она написана в духе волшебных сказок. В Ростовском озере идёт суд над пронырливым и ловким Ершом Ершовичем. Крупные рыбы разных пород обвиняют своего меньшо­го собрата в том, что он самочинно захватил себе владения в озе­ре и вытеснил его прежних обитателей. Всё это очень напоминает обычную для того времени поземельную тяжбу бедного дворянина с богатым соседом-боярином. В конце концов нахальный Ёрш Ершо­вич оказывается победителем в споре и благополучно возвращается в свои водяные угодья.

Источник

Начало светской культуры: стихи, театр и газеты

Алексей Михайлович и европейское влияние

XVII столетие — столетие беспокойное и динамичное. На него в русской куль­туре пришелся переход от религиозной культуры Древней Руси к более при­вычной нам светской культуре, культуре XVIII века.

Этот переход оказался отнюдь не плавно-эволюционным: в литературе новые формы прямо-таки революционно вытесняли прежние, показательные для пе­риода XI–XVI веков, а вскоре сами, столь же революционно, вытеснялись еще более новыми формами. Литература XVII века противопоставила себя древне­рус­ской и проложила путь для литературы XVIII столетия, но сама была отверг­нута литературой нового типа.

В социальном отношении XVII столетие осталось в русской истории как «бун­ташное столетие». Началось оно Смутой и закончилось реформами Петра I. На престоле утвердилась новая династия. Романовы опирались не столько на ро­довитых бояр, сколько на чиновников. Равным образом они упорно стесняли права церкви, подчиняя религию государственному аппарату. Рас­шаты­вая важнейшие основы древнерусского общества, династия, кроме того, взяла курс на преодоление культурной изолированности. Происходило медлен­ное, но неук­лон­ное сближение с западноевропейским миром. Такие револю­цион­ные изменения воздействовали на Древнюю Русь травматически: XVII сто­летие — время больших и малых восстаний, бунтов, религиозных «шатаний» и конфликтов.

В начале XVII века русское общество пережило тяжелый кризис, который при­нято называть Смутным временем, Смутой. В 1605 году умер царь Борис Году­нов, и русский престол захватил претендент, назвавшийся сыном Ивана Гроз­ного Дмитрием. Наступила пора династических переворотов и социальных потрясений. Точкой преодоления кризиса Смуты можно считать Земский со­бор 1613 года: его участники возвели на престол дальнего родственника Ивана Грозного — Михаила Федоровича Романова. Царь Михаил Федорович стал основателем новой династии, которой предстояло править больше 300 лет — вплоть до отречения последнего монарха Николая II.

Смута потрясла основы средневековой России и нашла отражение в истори­ческих повестях, созданных как во время событий, так и по горячим следам — в правление царя Михаила Федоровича.

Например, «Летописная книга», датируемая 1626 годом: ее авторство принято приписывать князю Семену Ивановичу Шаховскому — участнику Смуты, вое­начальнику, автору исторических и агиографических сочинений. Она охваты­вает исторические происшествия от Ивана Грозного до Собора 1613 года. От ав­торов древнерусских исторических повестей (вспомним описания князей в По­вести временных лет) князя Шаховского отличает интерес к изображению противоречивых характеров. Вот портрет Лжедмитрия:

«…ростом невысок, в груди широк, руки крепкие. Лицо же его не отра­жа­ло царского достоинства, слишком простое имел обличье, а тело его было очень смуглым. Но остроумен, и более того — в книжной науке доста­точно искусен, дерзок, словоохотлив, любил конные состязания, против врагов своих храбр, смел, весьма мужествен и силен и к воинам весьма благосклонен».

Также в литературе первой половины XVII века возникает светская поэзия. Древ­­няя Русь знала некоторые формы поэзии: молитвенный стих (гимно­гра­фия); фольклорный стих — напевный и говорной; напоминающие стихи встав­ки в прозаические произведения. Однако формирование поэзии светской направленности и отчетливо противопоставленной прозе — это революционное открытие писателей первой половины XVII века, во многом обусловленное культурными контактами с Польшей и входившей в состав Польши Украиной.

Первая русская поэтическая школа отличалась приверженностью к говорному стиху. В стихотворной строке не требовалось ни соблюдать определенное коли­чество слогов, ни расставлять ударения на определенных позициях: в качестве единственного признака стиха функционировала рифма (и часто акростих — такое построение стихотворения, где некоторые, как правило первые, буквы каждой строки составляют осмысленный текст). Поэты первой половины XVII ве­ка освоили разнообразные жанры: дружеские послания, предисловия и послесловия к прозаическим сочинениям, молитвы и т. д.

Представителем первой поэтической школы был тот же князь Семен Шахов­ской. Например, его «Летописная книга» содержит стихотворное послесловие:

Сколько о чем отыскал,
Столько о том и написал.
Все, кто читают, понимают,
Что великие события не забывают.
Когда же к концу этой повести я подошел,
В труде своем никакого утешения не нашел.

Вторая половина столетия — правление второго царя из династии Романовых Алексея Михайловича и его сына Федора Алексеевича стало временем ради­кальных реформ в общественной, религиозной, культурной области. С этой точки зрения знаменитые реформы Петра Алексеевича, сына и брата преды­дущих царей, правомерно рассматривать как продолжение их преобразований.

Доминанта культурных реформ царя Алексея Михайловича — стремление к унификации и «чинности», иерархизированному порядку. Первой попыткой такой унификации было составление Соборного уложения в 1649 году — юри­дического свода, действовавшего до XIX века. Этот свод регламентировал раз­личные сферы общественной жизни, и в частности оформил такой важный институт, как крепостное право.

Вторая реформаторская программа Алексея Михайловича — кардинальное пре­образование Русской православной церкви, которое при поддержке царя осу­ще­ствил патриарх Никон, его старший уважаемый друг.

После трагических событий Смуты священники не пользовались среди мирян прежним авторитетом, церковные службы упрощались и сокращались. Юный царь Алексей Михайлович, обеспокоенный подобной ситуацией, задумал ряд мер, призванных упорядочить церковную жизнь. В своей программе царь опи­рался на так называемый «кружок ревнителей древнего благочестия», объеди­нивший влиятельных сановников и представителей церкви, среди которых более всех выделялся Никон.

В 1652 году Никон стал патриархом и приступил к исправлению, реформи­рованию порядков в Русской церкви. Образцом для себя он выбрал Констан­тинопольскую и другие зарубежные православные церкви, решив им подра­жать с максимальной точностью. Никон не собирался менять догматы. Он толь­ко — по примеру зарубежных православных церквей — повелел редак­тировать богослужебные книги и изменить обряд, то есть внешние формы проявления религиозности.

Наконец, третья реформаторская программа — покровительство и продви­жение придворной литературы нового типа, которая принципиально отли­чалась от древнерусских образцов.

Реформы Никона предполагали следование церковным греческим образцам — придворная литература (и вообще новая придворная культура) должна была ориентироваться на западноевропейские (преимущественно польские) образ­цы, и образцы скорее светские.

Определяя эту новую литературу, часто видят в ней признаки принадлежности к барокко — международному художественному направлению, которое харак­те­ризовалось установкой на аффектацию и пристрастием к усложненным фор­мальным приемам.

С «барочной» гипотезой согласны не все, дискуссия продолжается, но в любом случае очевидно: литература второй половины XVII века (и отчасти первой трети XVIII века) есть принципиально значимый переход от средневековой литературы к классицизму XVIII века.

В общественном сознании господствующее место религиозных ценностей по­степенно, однако неуклонно, занимают светские, государственные ценности. Тем самым литература перестает быть составляющей религиозной системы и превращается в самостоятельную сферу общественного сознания — в такую литературу, как ее понимают и сейчас.

Соответственно, меняется функция риторики. В древнерусской литературе рито­­рические правила были усвоены вместе с византийскими жанровыми образ­цами, так сказать «внутри» авторитетных текстов-образцов. Напротив, в лите­ратуре второй половины XVII века риторика обретает самостоятельность. Ли­тература второй половины XVII века — прежде всего литература риториче­ская. Основной показатель литературности — «украшенность», достигаемая соблюдением риторических правил. Это можно выводить из принадлежности к барокко, а можно и понимать как особое свойство, не обязательно связанное с барокко.

Центральная фигура литературы и культуры второй половины XVII столетия — монах Симеон Полоцкий (в миру — Самуил Петровский-Ситнианович).

Он иностранец, белорус, родившийся в Польско-Литовском государстве; получил образование в католических учебных заведениях и ради этого был готов перейти в католичество, чтобы потом снова вернуться в православие. Он священнослужитель, монах, однако ориентированный не столько на под­виги веры, сколько на другие, светские цели. Основной его задачей можно считать введение новой школы: педагог-просветитель, Симеон стремился распростра­нять в православном мире тогдашнее западноевропейское знание, разумеется — в церковной версии. Он придворный, готовый воспитывать царских детей (среди них — будущий царь Федор Алексеевич) и вместе с тем находить ясные формулировки для официальной идеологии; поэт и драматург, понимавший литературу как практическое приложение риторических правил, усваиваемых в рамках новой школы. У Симеона были опасные враги, в том числе страшив­шийся католического влияния патриарх Иоаким, но в последние годы он творил в покое и достатке.

Судя по всему, Симеон Полоцкий имел непосредственное отношение к проекту будущей Славяно-греко-латинской академии, первого в России высшего учеб­ного заведения, и еще в 1680 году составил ее учредительный доку­мент — «Ака­демическую привилегию». Создавалась Академия с учетом поль­ских образ­­цов, в XVII веке испытанных в православных землях Украины и Бело­рус­сии. Целью Академии была подготовка образованных людей для нужд России, но, естественно, в рамках церковной школы. До конца довел дело ученик Симео­на — монах-великоросс Сильвестр (в миру — Семен Агафони­кович Мед­ведев), усилиями которого в 1687 году и была основана Славяно-греко-латин­ская академия. Студентов первоначально насчитывалось около ста, позднее в ней учились Ломоносов, Тредиаковский и другие. Размещалась академия рядом с Кремлем — в двухэтажных палатах на территории Заиконоспасского монастыря.

Также при царе Алексее Михайловиче был сделан важный шаг к появлению в России прессы. В Москве начинают составлять так называемые «Куранты» (регулярно — с 1665 года) — информационные бюллетени о европейских событиях, изготовленные только в двух экземплярах: для царя и для бояр.

Слово «куранты» (от франц. courant — «текущий») попало в русский язык из гол­ландского, где входило в заголовки газет, и в России «Куранты» — собственно обзоры иностранной прессы. В «Курантах» постоянно освещались политика, стихийные бедствия, чудесные происшествия, эпидемические заболевания, а также то, что пишут о России в Европе, например о восстании Степана Разина и т. д.:

«Куранты» — закрытый документ для внутреннего использования, но еще немно­­го — и при Петре I начнет издаваться первая русская газета.

В области литературы первенствующее место занимала поэзия. Светская поэ­зия сформировалась в России в первой половине XVII века, однако во вто­рой половине столетия — в системе риторической литературы — формируется новая поэтическая школа, которая получила значительно больший обществен­ный резонанс. Расцвет новой школы связан с деятель­ностью Симеона Полоц­кого. Он оставил поистине грандиозное по объему поэтическое наследие. Поначалу язык его поэзии — польский или латынь, позднее — церковносла­вянский.

В 1670-х годах Симеон завершил три больших стихотворных сборника («Псал­тирь рифмотворная», «Рифмологион», «Вертоград многоцветный»).

Сборник «Псалтирь рифмотворная» был выпущен в 1680 году дворцовой типо­графией. Это первая в России печатная книга стихов. В ней Симеон — по образ­цу польского поэта Яна Кохановского — переложил стихами библей­скую книгу «Псалтирь». Казалось бы, все вполне традиционно: Библия, — но некоторых современников Симеона книга шокировала: пред­стали в «рифмо­творной» форме, то есть стихотворной.

Поэтический сборник «Рифмологион, или Стихослов» имеет панегирический характер и включает несколько сотен «стихов на случай» — хвалебных текстов, предшествующих одам поэтов-классицистов. Кстати (для древнерусской лите­ратуры редчайший случай!), существует черновой автограф «Рифмо­логиона», то есть рукопись, выполненная не копиистом, но автором.

Главный поэтический труд Симеона Полоцкого — энциклопедический сборник «Вертоград многоцветный». «Вертоград» на церковнославянском языке значит «сад», «цветник». В Средние века так именовались сочинения, содержавшие лекарственные советы. У Симеона слово приобретает символический смысл: по убеждению автора, лекарства исцеляют тело, а поэзия — душу. Все стихо­тво­рения сборника озаглавлены и расположены в алфавитном порядке. Сбор­ник, можно сказать, необъятный. Заглавий в сборнике — 1155, а под одним заглавием могут находиться до 12 текстов, объединенных общей темой (совре­менное издание «Вертограда» в Германии включает три тома).

Симеон Полоцкий сообщает в стихотворениях «Вертограда» любопытные све­дения о природе («Ехидна»), об античной истории («Александр») и фило­софии («Диоген»). Описывает примеры добродетельного («Дева») или пороч­ного поведения.

Некоторые стихотворения, перелагающие популярные в Западной Европе поучительные истории, читаются как занимательные рассказы. Например, под за­главием «Блудник» помещено стихотворение о развратном короле; забо­лев от распутной жизни, он все время испытывал озноб и по совету врачей повелел завернуть себя в ткань, смоченную водкой. Но грешника настигло наказание:

Каждый текст «Вертограда» сводится к нравоучению. Так, в стихотворении «Суд сна прежде», на первый взгляд, просто изображены повадки собаки:

Пес утружденный егда хощет спати,
обыче прежде сам ся обращати,
Нежели ляжет. Егда осмотрится
окрест на месте, тогда положится. Буквально: «Уставшая собака, когда хочет спать, привыкла перед сном вертеться. Когда осмотрится на месте, только тогда укладывается».

Однако описание засыпающей собаки — очередное иносказание: подобно соба­ке, и человек перед сном должен мысленно «осмотреться», вспомнить прожи­той день и рассудить, не совершил ли он греховных деяний.

Поэтические правила, которым следовал Симеон и которые были ему знакомы по образцам, почерпнутым в польской литературе, можно свести к двум базо­вым требованиям. В стихотворении, во-первых, в соотносимых строках должно быть одинаковое количество слогов (без привычного для нас регуляр­ного чере­дования ударных и безударных); во-вторых, строки должны венчаться рифмой, преимущественно женской, как в силлабической поэзии Польши. Так, каждая строка в стихотворении «Суд сна прежде» содержит 11 слогов. Система стихо­твор­ства, требующая одинакового количества слогов в соотносимых строках, называется силлабической (от греч. «слог»).

Иногда Симеон Полоцкий блистал всякого рода изысками: акростихами, «фигурными стихами», когда строки образуют прихотливые рисунки (чаша, сердце, крест, звезда и др.). В поэме «Орел Российский», включенной в панеги­ри­ческий сборник «Рифмологион», герб России изображен на фоне солнца; у солнца сорок восемь лучей; в каждый луч вписана добродетель царя.

Зряй, человече, сей гроб, сердцем умилися,
О смерти учителя славна прослезися:
Учитель бо зде токмо един таков бывый,
Богослов правый, церкве догмата хранивый.
Муж благоверный, церкви и царству потребный,
Проповедию слова народу полезный. Буквально: «Глядя, человек, на этот гроб, умились сердцем и рыдай о смерти славного учителя. Ибо здесь удивительный учитель, богослов, хранивший догматы церкви, благоверный муж, полезный церкви и царству, полезный своею проповедью народу».

В рамках новой придворной культуры и риторической литературы создается и отечественная светская драма. Ситуация здесь похожа на обстоятельства возникновения светской поэзии в первой половине XVII века. В древнерусской культуре присутствовали некоторые формы драмы. Это — театрализованные фольклорные обряды (свадьба, календарные игры) и театрализованные церков­ные действа. Так, «пещное действие» ставилось в храмах за неделю до Рожде­ства и представляло собой инсценировку библейской Книги Даниила, где вави­лонский царь Навуходоносор разгневался на правоверных отроков и бросил их в огненную печь, но они чудесно спаслись.

Однако светская драма (в придворном варианте) — абсолютное нововведение и как литература, и как небывалое зрелище. Примечательно, что старо­обряд­цы, принимая стихотворство, театр безоговорочно отрицали. Аввакум негодо­вал, что это католики «научили своему рукоделию — камедиею играть. А нас Бог избавил от них и посрамил их от нашей худости».

17 октября 1672 года по повелению царя Алексея Михайловича и под бдите­льным присмотром его приближенных на придворной сцене в подмо­сковной Преображенской резиденции была поставлена первая пьеса русского театра — «Артаксерксово действо». Автор — Иоганн Готфрид Грегори, лютеранский пастор при немецкой колонии в Москве, — написал в стихах (которые русский переводчик передал неуверенно и непоследовательно) пространную пьесу, в тогдашней терминологии — «действо», в семи актах на основе библейской истории персидского царя Артаксеркса, который обрел новую любовь и новую царицу — красавицу еврейку Эсфирь. Сюжет должен был понравиться царю, недавно вступившему во второй брак (юной избран­ницей стала Наталья Кирилловна Нарышкина, которая только что родила сына — будущего Петра I). Грегори следовал западноевропейским образцам, «действо» было непривыч­ным, но Алексей Михайлович — единственный полноправный зритель — щедро наградил актеров, и придворный театр функционировал до самой смерти царя.

В 1670-х годах драмы писал и Симеон Полоцкий: его «Комедия притчи о блуд­ном сыне» (термин «комедия» означал пьесу со счастливым финалом) и пьеса «О Навходоносоре царе, о теле злате и о триех отроцех, в пещи не сожженных» были включены в панегирический сборник «Рифмологион» (сведений об их теа­­т­ральной постановке нет).

Пьесы Симеона Полоцкого принадлежали к традиции школьной драмы — «само­деятельной» драмы духовных училищ, уходившей корнями в Средне­ве­ковье; на Русь школьные пьесы проникли в XVII–XVIII веках при посредстве ученых украинцев и белорусов, которые обучались в католической Польше. Школьная драма обусловлена дидактическими целями (практическое обучение латыни и риторике). С художественной точки зрения здесь все строго регули­руется риторическими правилами, сформулированными в авторитетных поэти­ках — учебниках литературы. Школьной драме присущи одновременное следование христианским и античным образцам, обработка мифологических и библейских сюжетов, преобладание рассказа о событиях над их показом. Допускаются перебивы «серьезных» событий музыкальными номерами и ко­ми­­­ческими вставками — интермедиями. Пьесы предваряются прологами и завершаются эпилогами, адресованными прямо в зал.

К примеру, пьеса «О Навходоносоре…». Весьма краткая, она написана фирмен­ным для Симеона Полоцкого 11-сложным силлабическим стихом и состоит из «Предисловца», основного действия (не разделенного на явления), и «Епилога».

В «Предисловце» Симеон Полоцкий, осознавая, что заглавный герой пьесы — негативно показанный монарх, предупреждает возможного зрителя — царя Алексея, что того не могут смущать злоключения «коллеги» — вавилонского царя:

Доброты гнездо положиша в тебе,
во сердце твоем живут, яко в небе.
Навходоносор не тако живяше,
аще и скипетр в деснице держаше… Буквально: «Добродетели в тебе образовали гнездо и живут в твоем сердце, как на небе. А Навходоносор жил не так, хотя и в правой руке держал скипетр».

Заглавный герой и венценосный зритель — монархи, оба они «скипетр в дес­нице» держат, но Навходоносор жил давным-давно; кроме того, вавилонский царь был помрачен «тмою неверства», а русский царь — образец православия и добродетели.

Основное действие начинается с того, что Навходоносор именует себя «богом богов» и повелевает поставить «тело» — статую, которой все подданные обя­заны поклоняться, а тех, кто нарушит повеление, ждет сожжение в печи. При­дворные спешно повинуются, и вот — воздвигнуты «образ» (статуя) и «пещ», трубят трубачи. Три добродетельных отрока отказываются поклониться «телу», воины бросают их в печь. Но свершается чудо: в печи является ангел, отроки молятся и поют, а нечестивых воинов «пожигает» огонь. Смущенный царь повелевает отпустить отроков и чтить истинного Бога.

В «Епилоге» Симеон — согласно правилам — просит простить недостатки пьесы, желает русскому царю «мирно царствовати», побеждать врагов, долго жить и «потом небесный венец наследити».

Пьеса Симеона Полоцкого напоминает церковное «пещное действие», но ос­нов­ная цель драматурга — не напоминание о библейских событиях, а возвели­чи­вание русского царя посредством религиозных образов. Алексей Михайло­вич и могущественнее, и добродетельнее вавилонского монарха. Впрочем, Навхо­доносор изображен без особой враждебности. А в финале он даже награждает отроков, те славят царя, и царь призывает их присо­единиться к всеобщему веселью и ликованию:

Но днесь Днесь — теперь. в палату вы с нами грядите,
вашим приходом дом возвеселите.

Как и положено при дворе — вавилонском или московском — все очень опти­мистически.

Представители новой литературы русского классицизма не забывали своих пред­шественников. Некоторые из них прошли Славяно-греко-латинскую ака­демию и учились на поэтических примерах Симеона Полоцкого, а темы и об­разы силлабической поэзии получили продолжение в их сочинениях. Однако в целом классицизм не принял поэтику предшественников (особенно в драме). Русская литература XVIII века — в очередной раз — начиналась новыми рево­лю­ционными проектами, с белого листа.

Источник