Что значит сакральная связь
Уровень третий – сакральная близость
Уровень третий – сакральная близость
Третий уровень отношений скрыт от постороннего глаза. В мифах, легендах и сказках можно найти лишь косвенный намек на него.
Удержание вибрации Любви на третьем уровне отношений связано с сексуальностью, интимностью, чувственностью. Сказки же с сакральным подтекстом подвергались жесткой цензуре.
Например, четвертый том «Русских народных сказок», подготовленный Александром Афанасьевым в 1859 году, был запрещен цензурой и не издавался до 1914 года. Это были «Заветные сказки», освещавшие сексуальный аспект народной жизни. В этих историях героиня и герой не стесняются своих сексуальных желаний и делают все возможное, чтобы их удовлетворить. Подобное поведение было признано цензурой морально распущенным, а большинство выражений, используемых в «Заветных сказках» определялись как «нецензурные».
Действительно, в «Заветных сказках» сложно найти высокий слог и яркие метафоры, описывающие эротические чувства героев. Но если мы оставим словесную «упаковку» и заглянем внутрь «Заветных сказок», нам откроется их Тайна. Ключ к шифру в том, что герои принимают свою сексуальность, не боятся ее проявления, своих желаний, несмотря на господствующую в те времена концепцию «греховной плоти».
Сексуальность, чувственность, интимность существуют в природе мужчины и женщины сами по себе. Они не обусловлены необходимостью продолжения рода. На третьем уровне отношений влюбленные подошли к вершине познания друг друга и получают возможность пикового переживания – оргазма.
В контексте постижения сакральной близости, наиболее тонкими, откровенными и красочными оказываются сказки «Тысяча и одной ночи».
«И Маруф поднялся и, сняв с себя одежду, сел на постель, и принялся дразнить жену, и начались заигрывания, и он положил ей руку на ногу, а она села к нему на колени, вложила губы к нему в рот, и был это тот час, когда забывает человек отца и мать. И Маруф обнял жену, и прижал ее к себе, и стал мять ее в объятьях, и прижал ее к груди, и сосал ей губы, пока из них не потек мед. Он положил ей руку под левую подмышку, и ее члены, как и его члены устремились к сближению, и тогда он ударил ее между грудями, и она оказалась меж его бедрами, и он опоясал ее ногами, и испробовал оба способа, и закричал: «О, отец двух покрывал!». И он вложил заряд, и зажег фитиль, и, нацелившись по компасу, приложил огонь, и сбил башню со всех четырех столбов, и была это загадка, о которой не спрашивают, и девушка вскрикнула криком, который неизбежен, и купец Маруф уничтожил ее девственность, и была это ночь, которая не идет в счет ночей жизни, так как она заключается в сближении с прекрасным, объятья и игры до утра».[22]
Собственно, цикл «Тысяча и одной ночи» тонко и многогранно описывает третий уровень отношений мужчины и женщины. История Шахрияра и Шехерезады – это история исцеляющей сакральной близости. В этом цикле содержится ключ к сокровенному сказочному шифру: сексуальная энергия, будучи правильно направленной, обладает великой исцеляющей силой.
Удержание и видоизменение вибрации Любви с помощью сакральной близости – вот главный урок третьего уровня отношений. Переживание оргазма как интегрирующего, просветляющего состояния – вот важнейший эмоциональный и духовный опыт, который выносят партнеры с третьего этапа.
Сексуальная энергия – одна из мощнейших энергий. Поэтому важно соблюдать этику в работе с нею и знать правила. В противном случае, сексуальная энергия может быть использована для разрушения.
В современном обществе о сексуальности редко говорят, как об энергии высокого порядка. Чаще всего, сексуальность понимают в контексте работы половых гормонов. Немало мужчин и женщин ищут партнеров, чтобы сбросить сексуальное напряжение, обменяться гормонами. Они получают удовольствие, и продолжают дальше заниматься своими делами, не связывая с сексуальной близостью возможность духовного изменения и роста.
К сожалению, на протяжении столетий, сказки, призванные донести до нас сокровенные аспекты сакральной близости, целенаправленно «подчищались», попросту портились. «Из большинства издаваемых ныне старых собраний волшебных сказок и мифов полностью выкорчеваны всякая скатология, все сексуальное, порочное», – пишет Кларисса Эстес.[23]
До нас дошли истории Красной Шапочки и Волка, Машеньки и Медведя, косвенно предупреждающие женщину о важности правильного выбора партнера. Также до нас дошли истории о героях, которые в процессе путешествия вступают в связь с различными партнершами. Из этих сказок и легенд видно, как посредством сексуальной близости партнеры оказывают влияние друг на друга. В зависимости от партнерши герой может приобрести стремление побеждать, или утратить его; он легко забывает о времени и долге, или, напротив, вдохновляется на новые подвиги во имя истины и справедливости.
Фактор взаимовлияния в контексте сакральной близости приобретает новое значение. Более тонкий анализ древних историй приводит нас к мысли о важности КАЧЕСТВА энергий, которые несет в себе каждый из партнеров. Особенности характера, мировоззрение, система ценностей, уровень духовности, – все это передается от одного партнера к другому в процессе сексуальной близости.
Представьте, один из партнеров, неважно, женщина или мужчина, несет в себе «низкие энергии». То есть у него внутри много не проработанных чувств, агрессии, боли; он склонен к манипулированию другими; общечеловеческие ценности воспринимаются им как нечто устаревшее или служащее средством управления сознанием. При этом, он или она обладают «сексуальной харизмой»: невероятной притягательностью и привлекательностью. Естественно, на эту «харизму», как мотыльки к свету, летят партнеры. Среди них есть и «братья» – несущие такие же «низкие энергии». Но есть и «существа высокого порядка» – личности чистые, жизнерадостные, но – потерянные, одинокие. Вот они – лучшая добыча для носителей «низких энергий». Благодаря сексуальной близости происходит обмен энергиями. И после серии интимных встреч «существо высокого порядка» начинает чувствовать, что теряет свою жизненную силу, становится раздражительным, а мир вокруг постепенно теряет краски. Это неудивительно, «низкие энергии» партнера «прилипли» и влияют на восприятие мира и самочувствие. Но, как ни странно, наше «существо высокого порядка» продолжает тянуться к своему партнеру, не чувствуя от него опасности. Дело в том, что сексуальная энергия часто используется носителями «низких энергий» как средство формирования устойчивой эмоциональной зависимости.
Под «существом высокого порядка» подразумеваются главные герои сказочных и других историй, а также чистые душой мужчины и женщины, независимо от возраста. Под «носителями низких энергий» подразумеваются сказочные герои-искусители, коварные колдуньи и колдуны, чарами заманивающие героев и сбивающие их с пути; драконы, похищающие хорошеньких принцесс; а также некоторые обычные мужчины и женщины, имеющие яркую сексуальную харизму и манипулирующие своими партнерами.
Получается, что «носителю низких энергий» легко разрушить даже сильного партнера посредством сексуальных отношений. Дракон похищает принцессу и делает ее своей наложницей. Она не может самостоятельно от него уйти, она привязана к нему символической «сексуальной пуповиной». Благодаря близости с принцессой, дракон питается ее жизненной силой. Другими словами, «поедает ее».
Медведь грозит Машеньке тем, что он ее съест; Волк желает проглотить Красную Шапочку, – в данном контексте подразумевается энергетическое питание, получаемое хищником за счет сексуальной связи со своей жертвой. Феномен этот можно определить как «сексуальный вампиризм».
Я встречала немало женщин и мужчин, которые угасали прямо на глазах, с того момента, как началось их бурное «романтическое приключение». Новый партнер казался им невероятно притягательным, сексуальные отношения с ним были непривычно продолжительными и множественными. Они говорили, что не могут прожить без него и дня, нередко теряли сон, становились раздражительными, постепенно появлялись различные болезненные симптомы. Бурный сексуальный опыт изматывал их. Это в то время, когда гармонично поступающая сексуальная энергия обычно омолаживает и оздоравливает! Налицо был феномен «сексуального вампиризма». Колдунья околдовала героя, дракон похитил принцессу, – так шифруется знание о феномене «сексуального вампиризма» в сказочных историях.
Принцессу приходится спасать, сама она сбежать не может. Герой же должен самостоятельно вовремя опомниться, распознать манипуляцию, победить колдунью или заставить ее служить себе. В этом отношении полезно проанализировать судьбы героев древнегреческого эпоса. В частности, хитроумного Одиссея, побывавшего в плену чар волшебницы Кирки и нимфы Калипсо. Его воля к жизни, его любовь к Пенелопе, помощь богов помогли ему противостоять сексуальному колдовству.
В сказках, легендах мифах, несмотря на многочисленные редакции, можно увидеть древние предупреждения о феномене «сексуального вампиризма», и следующего за ним разрушения личности. И Машеньку, и Красную Шапочку предупреждали о существовании «хищников». И «медведи» и «волки» могут быть невероятно притягательными. Они умеют «усыплять бдительность». Они способны раскрыть «заветные тайны», – но все это будет сделано не ради Машеньки, или Красной Шапочки, а ради того, чтобы получить их жизненную силу. И привязать их к себе, чтобы источник чистой жизненной силы был всегда рядом. Такова стратегия «дракона», «колдуна», «волка», «медведя», «носителя низких энергий», словом, – «хищника».
В мужских сказках и мифах также есть предупреждения о «сексуальном вампиризме» со стороны женщин. Например, в греческом эпосе волшебница Кирка опаивает мужчин волшебным напитком и они превращаются в животных. В индейском эпосе навахо рассказывается об опаснейшей Женщине-Мумии. Она принимает обличье прекрасной девушки, сражается с героем, побеждает его и уводит в свой дом. Проснувшись утром, герой оказывается запертым в клетке, а прекрасная девушка превращается в уродливую старуху. Выбраться из заточения герою помогает Женщина-Птица.
Надо сказать, что мифология индейцев сохранила немало первозданных метафорических предупреждения о «сексуальном вампиризме» со стороны женщин. Наверное потому, что цензура не коснулась их мифологии. В мифах апачей и навахо встречаются и женщины, убивающие своими зубастыми влагалищами. «Кусающее Влагалище» испускает свет, приглашает жертву посидеть с ней, а потом набрасывает на нее свое влагалище и убивает. В мифах племени хопи рассказывается о сборищах незамужних женщин, чрезмерно озабоченных сексом, – «девушках-цимонмамант». Слово «цимона» обозначает наркотическое опьянение. Девушки-цимонмамант символизируют отклонение от сексуальной нормы, приводящее к опустошению и гибели.[24]
Итак, предупреждение о разрушении личности с помощью сексуальной энергии есть и для женщин, и для мужчин. Главное, распознать их между строк, дополняя утраченные из-за цензуры фрагменты историй.
Но сакральная близость обладает и удивительной созидающей силой, если партнер – носитель «высоких энергий». То есть человек духовно развитый.
Интереснейший пример трансформации личности благодаря сексуальным отношениям можно найти в мифологии Месопотамии. А именно – в эпосе о Гильгамеше.
Гильгамеш – великий царь и герой. Однако его молодой напор оказался не по нраву некоторым людям. Царь заставлял их участвовать в военных походах не взирая на их семейное положение и происхождение. Горожане обратились за помощью к богу Ану. Тот внял их просьбам и приказал богине Аруру сотворить человека, равного Гильгамешу во всем. Так Аруру сотворила Энкиду. Боги рассчитывали, что Гильгамеш отвлечется на битву с ним и оставит горожан в покое.
Энкиду поселили в степи, где он вел дикий образ жизни. Он жил среди животных, практически сроднился с ними, и стал настоящим бедствием для охотников, потому что разрушал их ловушки и силки.
Охотники пришли жаловаться к Гильгамешу на дикаря и предложили план его поимки. По их мнению, справиться с Энкиду может только храмовая женщина – харимту.[25] Одна из харимту согласилась помочь и отправилась к водопою, куда часто приходил вместе с животными Энкиду. Прождав два дня, она, наконец, увидела его и принялась соблазнять. Дикарь ответил взаимностью. Шесть дней и семь ночей они занимались любовью. После контакта с цивилизованной женщиной, Энкиду обнаружил, что потерял связь с дикими животными, но стал умнее и сообразительнее. Он спросил у харимту совета, что ему делать дальше. Она сказала, что ему нужно идти в город и встретиться с Гильгамешем. Но прежде, научиться быть человеком и вести себя в обществе. Так харимту стала учительницей Энкиду. Благодаря связи с нею он полностью изменился. Вскоре он познакомился с Гильгамешем, и после небольшого сражения, они стали друзьями.
В этой древней истории всего одна неделя сексуальной близости с «носителем высоких энергий» меняет дикаря до неузнаваемости. В нем открываются его лучшие человеческие стороны и желание развиваться.
Собрав множество разрозненных сказочных и мифологических «ключей», мы можем расшифровать главное предупреждение третьего уровня отношений: в сакральной близости чрезвычайно важно КТО партнер. В сексуальных отношениях происходит обмен тонкими энергиями, партнеры глубоко проникают друг в друга, оставляя следы.
Каково КАЧЕСТВО следа от сексуального контакта? Это необходимо распознать в первую очередь. Вопросы, которые помогут прояснить это, просты и обычны: Что вы чувствуете сразу после сексуального контакта? Какие желания возникают? Какое у вас самочувствие на следующий день? Через неделю? Получаете ли вы удовлетворение? Помогает ли партнер узнать нечто новое о ваших сексуальных желаниях? Как реагирует на сексуальную близость и после нее ваше тело? и другие вопросы.
Развитие отношений на третьем этапе связано с углублением и утончением сексуальных переживаний. Процесс этот начинается с телесного уровня и поднимается выше – к эмоциональному, ментальному и духовному. Сегодня существует немало достойных книг, помогающих в практике сакральной близости. Главное – быть разборчивым в выборе партнера, чтобы не угодить в ловушку.
Ловушка третьего уровня – неразборчивое, слепое сексуальное влечение, стремление к удовлетворению лишь на телесном уровне. Она связана с незнанием и непониманием назначения сексуальной энергии.
Сексуальная энергия связана не только с телесными удовольствиями или продолжением рода. Она пронизывает все аспекты бытия, проявляя себя в окружающих нас формах – фаллических и вагинальных. Будучи духовно окрашенной, она смывает с нашего психического тела старые программы и стереотипы, обновляет и пробуждает к новой жизни.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.
Продолжение на ЛитРес
Читайте также
Близость
Близость Близость — это свободный от игр и эксплуатации, искренний обмен чувствами, который исключает извлечение меркантильной выгоды.Во время близости не бывает скрытых целей, отложенных взаимодействий, и мы свободны от жесткой внутренней и внешней цензуры. Мы прямо и
Тесная близость
Тесная близость Занимая позицию тесной близости, терапевт может брать под покровительство членов семьи, возможно, даже вступать в союз с одними из них против других. Вероятно, самый полезный инструмент такого покровительства — поддержка. Терапевт признает правомерными
Введение. Психотерапия как сакральная деятельность
Введение. Психотерапия как сакральная деятельность Одна из идей этой книги состоит в том, что психотерапевтическая работа имеет сакральное измерение. Я утверждаю, что, рассматривая психотерапию в качестве духовной практики, мы отводим ей законное место в истории
Третий уровень: связь с душой
Третий уровень: связь с душой Наша душа – это наш ангел-хранитель, наш наблюдатель и наш внутренний голос. Теперь мы опускаемся на Третий уровень, поскольку начали заниматься практикой медитаций и раскрыли свое сердце не для человеческого разума, а для Божьего Сознания и
Сакральная молитва
Сакральная молитва Теперь, когда вы сожгли сомнения и страхи прошлого, необходимо наполнить разум уверенностью и силой. СОЗНАНИЕ НЕ ТЕРПИТ ПУСТОТЫ.Помните, что ВНУТРЕННЯЯ РЕАЛЬНОСТЬ ФОРМИРУЕТ РЕАЛЬНОСТЬ ВНЕШНЮЮ.Пусть слова сакральной молитвы будут ежедневно наполнять
Матрица. Третий уровень
Матрица. Третий уровень – Первый и второй уровни развития личности вы уже описали. Вы дадите инструкции – как выйти на третий уровень, на котором проблемы одиночества не существует? – Инструкции. Это вряд ли. Нет тут никаких инструкций. Это поведение можно изменить с
4.1. 0 переходе на третий уровень
4.1. 0 переходе на третий уровень Нельзя ради жизни терять смысл жизни. Д. Ювенал Так уж получается, что сейчас я вынужден буду сообщить вам весьма печальные истины. А именно то, что переход со второго на третий уровень человеческой жизни суть действительно квантовый
Глава 5 Уровень третий
Глава 5 Уровень третий У меня ситуация: с человеком встречались пять месяцев, у нас не было близости, только поцелуи. А в результате после этого он стал холодно ко мне относиться. Вроде все делала правильно. Скажите, пожалуйста, что не так, почему он изменился? Возможно,
Глава 6 Уровень третий (продолжение)
Глава 6 Уровень третий (продолжение) Я уже встретила своего Принца, развиваю прекрасные отношения, которые впервые приносят в основном положительные эмоции, а не «страдательные». Но вижу впереди тупик – мне 34, детей нет, а Принц (36) был дважды женат, имеет взрослую дочь и к
Близость
Близость Хотя славные люди и мечтают о настоящей близости, они не очень-то на нее способны. Славные люди хотят быть близки с возлюбленным, но их страшит путешествие в неизведанную страну предельной честности, которая находится в самом центре близости. Они убеждены, что
Матрица. Третий уровень
Матрица. Третий уровень – Первый и второй уровни развития личности вы уже описали. Вы дадите инструкции – как выйти на третий уровень, на котором проблемы одиночества не существует?– Инструкции. Это вряд ли. Нет тут никаких инструкций. Это поведение можно изменить с
День 10 Работа со страхами: третий уровень
День 10 Работа со страхами: третий уровень Ваш страх — это эмоциональное (энергетическое) образование, которое выполняет какую-то нужную вам функцию (допустим, пытается уберечь от боли), но делает это так, что вам от этого становится несладко, потому что перестраховка
ВЫХОД НА ТРЕТИЙ УРОВЕНЬ ЗЕМНОГО
ВЫХОД НА ТРЕТИЙ УРОВЕНЬ ЗЕМНОГО Уже год пытаюсь закончить вторую книгу. Основной материал написан, но опять какоето мощное сопротивление. Я был уверен, что книга вполне готова, и информации достаточно, чтобы прочитавший мог излечиться. Раз никак не могу продолжить,
ПЕРВАЯ БЛИЗОСТЬ
ПЕРВАЯ БЛИЗОСТЬ Я вспоминаю, как в первый раз занимался любовью. Мы с партнершей поговорили об этом и собирались дойти до конца. Я был так возбужден, что немедленно, чисто инстинктивно стал передвигаться от одного “опорного пункта” к другому, стараясь как можно быстрее
Третий уровень сексуальной близости
Уровень третий НЕТ мифам и ложным убеждениям
Уровень третий НЕТ мифам и ложным убеждениям У вас есть право выбирать, о чем просить и во что верить… ДЖЕЙМС: Я был уверен, что никогда не смогу встречаться с женщиной, для которой английский – не родной язык. Ей будет слишком сложно все объяснять. Придется по нескольку
Аспекты сакрального
Предлагаемая статья является кратким изложением обширной и сложной темы, которую автор развивает в книге «О природе сакрального».
Сакральное есть прежде всего общественная, коллективная, культурная ценность, но, как верно замечает Р. Арон, полемизируя с идеями Дюркгейма, «не общество проясняет понятие священного, а понятие священного, дарованное человеческому разуму, преображает общество, как оно может преобразить любую реальность» (3). Да и сам Дюркгейм отмечал, что общество творит религию, будучи в состоянии возбуждения (4), т.е. в некоем измененном состоянии коллективного сознания.
Таким образом, понятие сакрального требует особого определения, ибо оно не тождественно ни архетипу, ни религии, ни культуре, ни позитивному, хотя имеет к ним прямое отношение, являясь, видимо, корнем всех этих явлений.
В религиозно-мифологических представлениях сакральное устойчиво ассоциируется с недоступностью, благостью и тревожностью. Человек, если он не является сакральной личностью, т.е. шаманом, жрецом, может общаться со священным лишь в определенное время («свято») и в определенном месте («храм»). Как правило, это особое, «сильное» время, критическое для существования космоса и социума, а также место, «отмеченное» деяниями мифических персонажей-космотворцев. Общение с сакральным есть, по сути, ритуальная инсценировка мифа, т. е. некоего важного первособытия, возрождающая на время праздника первозданный хаос (5). Посредством ритуала первобытное «холодное» общество приобщалось к жизни космоса, совершая «деяние» в противовес «недеянию» своего повседневого языческого бытия.
3. ХАРАКТЕРИСТИКА САКРАЛЬНОГО. Выделим актуальные стороны портрета сакрального. Оно относится к первичному, древнему состоянию, поэтому все в мире, прежде всего культурная традиция, обязано ему существованием. По этой же причине оно плодородно, творяще, богато, сильно, щедро, т.к. стирает границы, снимает ограничения, смешивает роли. Такова идея сакрального, без труда читающаяся во всех объектах, которые человек той или иной культуры и эпохи признавал священными.
Все эти объекты (иерофании, по М. Элиаде) отличает от остальных, профанных представителей их родов:
1. Полиморфизм, т.е. незаконченность, отсутствие четких границ, символизирующие вечную творимость. Созерцающий сакральное именно потому ощущает «священный трепет», что оно как бы проникает в него самого, делая участником и материалом творения. В этом мистический смысл и сила сакрального.
1. Метафору. Одно обозначается другим благодаря имеющемуся у них общему свойству. Такая символизация «размывает» границы предметов, выявляя их родство, происхождение из общего корня, единого мифического первособытия.
Под размножением нужно понимать всякое копирование, тиражирование. Выше мы говорили, что сакральное, будучи явленным однажды, становится матрицей для последующих творений. Количество копий первообразца может рассматриваться как степень сакральности. Тем самым оправдывается идея перехода количественных изменений в качественные. Этим же объясняется особая притягательность печатного слова и вообще СМИ для всякого рода творцов и деятелей, осуществляющих таким образом связь с человеческой всеобщностью.
Наоборот, поскольку любой шаман имеет свое видение и свои видения, нуждается в их социальном выражении и признании, то значительно лучше для человечества существование многих традиций, друг друга питающих и дополняющих. В конечном итоге мы будем иметь лишь бесконечные перформации многоликой сакральности.
9. В.Петрухин, М.Полинская. О категории «сверхъестественного»// Историко-этнографические исследования. С. 167-168.
Священные вещи, места и люди: как работает сакральное в религиозной и повседневной жизни
Сегодня жизнь многих людей далека от религии, и кажется, что не менее далека она от ассоциируемой с религией категорией священного. Однако на самом деле всё не так. Сакральное присутствует в повседневности каждого из нас, оборачиваясь то ритуалами почитания предков, то обсуждением конституции, а то и вовсе новогодней елкой. О том, как функционируют эти особые предметы, явления и пространства, рассказывает Алиса Загрядская.
Сакральное сегодня всё чаще попадает в поле зрения исследователей и аналитиков на фоне накопившейся усталости от рациональных подходов. Никакие мыслительные проекты Нового времени так и не избавили человечество от внутренних противоречий и не лишили нас иррациональных ценностей, которые описываются парадоксальной формулой «верую, ибо абсурдно».
Примеры классических исследований сакрального — работы религиоведа Мирчи Элиаде, антрополога Леви-Стросса, представителей французской социологической школы. Однако сам феномен ученые понимают по-разному.
Один из первых теоретиков сакрального Рудольф Отто определял его как «нечто отличное» (ganz Andere) или «нечто совсем иное».
Оно связано с божественным и иррациональным, находится «по ту сторону» от привычного, обыденного.
Что может быть сакральным? В общем-то, почти всё, от дня недели или наготы до насилия. Оно динамично на фоне своей противоположности — обычного, профанического. Рассмотрим формы существования сакрального, его связь с другими категориями и попробуем разобраться, как этот феномен проявляется в сегодняшней, казалось бы, преимущественно светской жизни.
Онтология сакрального: вещи, тела, время и пространство
Материальные предметы
В Средние века походы за Гробом Господним привели к настоящему помешательству на святых реликвиях. Умберто Эко в романе «Баудолино» рассказывает о циничной подделке мощей и прочих сакральных предметов в ту эпоху: торговцы в промышленных масштабах производили розги, губки, гвозди, обрывки багряницы и множество других артефактов, якобы имевших отношение к жизни и крестным мукам Спасителя. Историк и исследователь средневековья Арон Гуревич приводил свидетельства того, что заподозренных в святости иногда даже убивали, чтобы завладеть их мощами.
Однако столь высоким статусом могут обладать не только предметы религиозного почитания.
Портрет покойной матери в медальоне, пробитое знамя полка, военный мемориал — это тоже сакральные вещи, имеющие огромную значимость, как и главные материальные символы государственности.
Президент, вступая в должность, кладет руку на конституцию — так он подчеркивает, что служит закону, который имеет высшую природу.
Сакральный предмет в религиозном представлении — это не просто вещь, а своего рода интерфейс, позволяющий осуществлять выход в иное, непрофаническое пространство. Мирча Элиаде называл такую манифестацию священного иерофанией — по аналогии с теофанией (богоявлением), но вне конкретных конфессий. В язычестве это, например, камень, разбитый молнией, или животное, в котором живет дух-предок. Христианская концепция воплощения Господа в человеке тоже иерофания. Божественное, проявляя себя в материальных вещах, делает существование неоднородным, разделяя его на обыденное и «нечто совсем иное».
Священная флора не так чужда современному человеку, как кажется на первый взгляд.
Гуляя по лесу, мы можем не видеть в елях ничего особенного, но украшенное гирляндой и игрушками дерево сразу заставляет ощущать волшебство и таинственность зимних праздников.
Так же мы относимся к предметам замещения (пластиковые елки) и к другим атрибутам Нового года и Рождества. А вот ощущение, что игрушки и мишура «не настоящие, потому что не радуют», — явный симптом дефицита сакрального.
В отличие от Мирчи Элиаде, который разграничивал сакральное и профаническое, богослов Анри Буйяр наряду с этими двумя категориями выделял еще и понятие «божественного». Прикоснуться к последнему как раз и помогает сакральное, понимаемое как некая «буферная зона» в профаническом мире. Как видим, в обеих системах сохраняется разделение на «обычные» и «необычные» предметы, что принципиально важно для понимания этого феномена.
Пространство и время
Сакральные пространства отличаются от профанических, предполагают определенные правила поведения и доступны не для всех. В племенной «мужской дом» строго запрещалось входить женщинам, а в некоторых культурах — неженатым юношам. Во времена раннего христианства на основной части литургии могли присутствовать только члены церкви, поэтому оглашенные (те, кто готовились принять крещение) покидали храм — им разрешалось находиться в притворе, у дверей.
Внутреннее устройство всякого священного места неслучайно и повторяет метафизическую организацию мира.
Для бурятских обрядов в юрте устанавливаются березы, выходящие верхушкой в дымоход, — дерево позволяет шаману выбраться на небо, а пространство сооружения связывается с общим устройством вселенной.
Береза тут центр не только сакральной локации, но и всего мироздания. В организации христианского храма также есть самое священное пространство, «сердце» церкви — алтарь с престолом, где находятся святые дары, особый крест, Евангелие для богослужений и другие подобные предметы. Горнее место, возвышение, расположенное рядом, — это кафедра для епископа, которая соотносится с Престолом Господним.
Время в религиозном мировосприятии также неоднородно. Существуют периоды, когда «профанический» ход событий прерывается и человек приобщается к «священному» времени. Это позволяют сделать особые дни — религиозные праздники. Например, Шаббат у евреев, Пасха или Рождество у христиан, календарные торжества у язычников и неоязычников. Подобно тому как пространственные категории не подчинены законам обычного мира (маленькая юрта в ходе обряда вмещает в себя вселенную), сакральное время тоже течет не так, как профаническое.
Когда события священной истории раз за разом воспроизводятся в религиозных ритуалах, они действительно снова и снова происходят в переживании верующих — скажем, Христос ежегодно рождается, претерпевает страсти, воскресает.
Человек и его телесность
И в мифологии, и в религии, как правило, в творении человека принимает участие божество. И все инициатические ритуалы, которые приобщают людей к этим преданиям, «пересобирают» их — уже в качестве субъекта, причастного к религиозной культуре. Сюда относятся членовредительские практики, используемые многими народами: надрезы, удаление зубов, бодимодификации. В ходе ритуалов тело создается заново — как будто лепится из первозданной глины.
Отзвуки сакрального отношения к телесности отчетливо слышны до сих пор. Так, людская нагота, казалось бы совершенно натуральная по своей сути, табуирована в культуре. Исторически в обнаженном виде совершались языческие и оккультные обряды, античные атлеты раздевались в гимнасии, но все эти особые ситуации были строго регламентированы.
Несмотря на то, что со времен винтажных натуристов и хиппи 60-х многие общественные движения призывают «десакрализировать наготу», оказывается, что людей не так-то просто заставить поменять установки и перестать впечатляться ню. Художники и политические активисты, от Марины Абрамович до Femen, неоднократно оголялись на публике, пытаясь донести свои идеи до масс. Но пока внеконтекстное раздевание на глазах у других считается перформансом (представлением, актом), это действие так и остается выходом из обыденного, за пределы нормы.
На футбольных полях время от времени появляются раздетые фанаты. Их странное хобби называется «стрикерство» и наверняка дарит бегущему перед огромной толпой и камерами голому человеку массу трансгрессивных переживаний. Это своего рода триумф антиинтимности, грубое и демонстративное нарушение правил локализованной наготы.
Сбрасывание одежды с себя и партнера во время сексуальной близости тоже воспринимается совсем не так, как обнажение на «профаническом» нудистском пляже. Сакральность наготы имеет свои пространственные и временные координаты, а главным триггером сильных ощущений становится нарушение запрета.
Сакральное и другие категории
Ужасное и нуминозное
Сфера потустороннего может быть представлена как высшими силами, так и демоническими, хтоническими. В язычестве разделение не столь очевидно — даже со злыми духами иногда можно договориться, а боги-трикстеры вообще выходят за пределы морального дуализма. Но для монотеизма характерны концепции добра и зла, потому именно на фоне западной культуры сакральное часто предстает особенно мрачным и жутким. Этому способствует трагическое восприятие индивидуального страдания, принятое в христианстве, с его личностным обращением Спасителя к душе каждого человека и личностно же переживаемыми мучениями воплощенного Бога.
Если святое чаще соотносится с добром и благом, а священное выступает как явление такого порядка, вписанное в определенные социальные практики, то сакральное — это совсем не обязательно «доброе» для человека. У него есть и другой лик: оно может проявляться через ужасное.
В христианском представлении сакральна не только Божественная любовь, но и грех, потому что он внушает религиозный страх.
А еще — паралогическое, безумие, выводящее человека за рамки привычного мира. Неслучайно во многих культурах люди с признаками клинической картины считались шаманами или блаженными, имеющими контакт с запредельным.
Сакральное являет себя в насилии и войне, которые также нарушают обыденное существование и буквально именуются адом. «Эта местность, объятая желтоватым пламенем, где бушевала дьявольская пляска смерти, не могла быть земным пейзажем», — писал Эрнст Юнгер. Комментируя его фронтовые воспоминания, Жорж Батай отмечает: «Это язык мистицизма. Это пристальное внимание к ужасам — не порочность и не отчаяние. Это преддверие храма».
Сакральный страх выводит субъекта за границы обыденного. Такие переживания, говоря словами Эмиля Дюркгейма, находятся в том пространстве коллективного представления об ужасном, куда мы не хотим даже смотреть.
Зачастую сами обозначения чего-то пугающего табуируются, как, например, имя Волдеморта в «Гарри Поттере». Это мифологическая, достойная магического мира практика. Нарушение табу в пространстве книги — мощный трансгрессивный акт, который ломает субъекта, но в конечном счете помогает ему стать сильнее.
Куда хуже обстоят дела, если явлению вообще нельзя дать имя на человеческом языке — настолько оно хтонично. Такое происходит в произведениях Говарда Филлипса Лавкрафта, где ужасное передается опосредованно: «тысячи очертаний, которые далеки от всех описаний», «это был какой-то провал… пучина… воплощение высшей мерзости». Герой в его текстах лишь смутно ощущает присутствие чего-то ужасного, видит указания на него, а оставшись с этим лицом к лицу, «милостью Божией лишается чувств», поскольку перед таким пасуют и перо, и разум. «Неименуемое», пришедшее «извне» — это определенно сакральный опыт, только вот герои Лавкрафта обычно ему не рады, потому что контакт с ним предполагает утрату человеческого способа мышления.
Так возвышенно сакральное или ужасно? Или оно лежит за этими категориями? Рудольф Отто писал, что восприятие священного как блага или добра связано с этической схематизацией, которая подменяет первичное, нейтральное явление. Тогда как подлинное сакральное лежит вне всякого, как сказал бы Ницше, «человеческого, слишком человеческого». Чтобы избежать оценочных трактовок, Отто ввел для религиозного опыта категорию нуминозного. Это прикосновение к чему-то настолько далекому от обыденного, что ни одно из «земных» ощущений не может сравниться с ним в полной мере. Нуминозное, согласно Отто, сочетает в себе моменты ужасающего (tremendum), всемогущего (majestas), «энергийного» (то есть того, что позволяет говорить о Боге как о мировой воле) — «совершенно иного» (mysterium).
Мистическое «иное» определяется как «чужое и чуждое, выпадающее из сферы привычного, понятного, знакомого, противостоящее этой сфере как „сокрытое“ вообще и поэтому наполняющее душу остолбенелым изумлением».
Постигнуть такую силу невозможно, потому что она находится вне нашего рацио, однако ее присутствие ощущается, создает эффект таинственности, вызывает ужас и восторг.
Искусство и эстетически прекрасное
Связь сакрального и эстетического можно рассматривать сквозь призму религиозных сюжетов в искусстве. Или же через произведения, предназначенные для того, чтобы быть предметом почитания и поклонения (например, иконы и храмы). Разделение эстетической и сакральной функций вообще оформилось не так уж давно — на протяжении большей части человеческой истории они представляли собой одно целое. Но с точки зрения философии культуры особенно интересны взаимоотношения самих этих понятий.
В эстетической науке существует категория возвышенного, которая связана с переживанием чего-то невероятно значимого, огромного и необъятного. Это предмет наслаждения, выходящий за пределы прекрасного. В «Критике способности суждения» Кант определяет его (das Erhabene) как нечто великое, порой обладающее силой и динамикой. В пример он приводит египетские пирамиды, огромные моря, а также стихийные бедствия и войну — явления, которые сочетают масштабность и динамику (Macht) и способны вызывать страх.
Рудольф Отто отмечал, что эстетическая категория возвышенного действительно имеет нечто общее с его пугающим и таинственным нуминозным — даже притом, что саму эстетику он называет лишь «бледным отблеском нашего предмета». Отто подчеркивает, что не всякий очень большой объект вызывает у нас такое чувство. Как и нуминозное, это понятие содержит в себе нечто таинственное. И тоже амбивалентно — притягивает и пугает одновременно.
Между эстетическим и сакральным действительно много общего. В обоих случаях это выход за пределы обыденного опыта, мы оказываемся в ином пространстве и времени и что-то остро переживаем.
Не имеет значения, где находится человек по меркам профанического — трясется в автобусе или сидит в крошечной душной комнате. Музыка или книга, как и простое созерцание неба, может сделать физическую локацию эфемерной.
Для нерелигиозных людей, которые не увлекаются психоделиками и медитацией, это один из немногих способов ощутить такое единение с миром и растворение субъектности, экстаз и катарсис.
Сакральное, согласно Жоржу Батаю, позволяет вырваться из мира пользы и опредмечивания, где человек — такой же инструмент, как и созданные им самим орудия. А всякое настоящее искусство, как говорил Оскар Уайльд, совершенно бесполезно. Оно не служит цели — в нем художник непродуктивно растрачивает себя, его творчество не дает ничего, кроме эстетического наслаждения.
По словам соавтора и возлюбленной Батая Колетт Пеньо, сакральное реализуется в соучастии, оно «должно смешиваться с социальным». По этой же причине не бывает индивидуальных праздников, и даже для простого распития (маленького дионисийского акта) люди часто стремятся найти собутыльника.
Потому эстетическое переживание от искусства можно сравнить и с мистерией: оно дарит нам общий, разделенный опыт.
Сакральная социология Новейшего времени
Принято считать, что процесс секуляризации, начавшийся в Новое время, привел к тому, что для религиозного мировосприятия оставалось всё меньше места. Таинственные белые пятна постепенно исчезали с карт, и не только географических. Мир, некогда полный божественного, разделился на естественный и сверхъестественный, причем непонятно, существует ли этот последний. Тем не менее сакральное всё еще обнаруживает себя в разных областях жизни, включая политику, право и этику, а дискуссии о содержании этого понятия идут до сих пор.
«…Мирское существование никогда не встречается в чистом виде. Какой бы ни была степень десакрализации Мира, человек, избравший мирской образ жизни, не способен полностью отделаться от религиозного поведения. …Даже самое что ни на есть мирское существование сохраняет в себе следы религиозных оценок Мира».
Мирча Элиаде
Можно предположить, что в этой цитате речь идет о сакральном в метафорическом смысле слова. Действительно, для человека из светского мира продолжают существовать явления, которые определяются как что-то особое в ряду прочих, как «нечто совсем другое».
В СССР с его официальным богоборческим курсом были сформированы полноценные культы вождей, выдающихся пионеров и мучеников революции, сочетающие мифотворчество, античное восхваление героев и мессианство.
Монополия на священное перешла от церкви к советской власти, но формы почитания не слишком изменились.
Такая преемственность типична для любых общественных систем и социальных процессов, в основе которых лежит жертва. Впоследствии она становится символом, а мученики и герои в силу суверенности получают более высокий статус, чем другие люди.
Нам до сих пор знакомы практики инициации, позволяющие субъекту стать полноправным членом сообщества, — и, наоборот, ритуальные изгнания, когда участник группы совершает проступок и подвергается травле. Буллинг вместо побивания камнями. Пластиковая елка вместо настоящей (а та, в свою очередь, — вместо языческого жертвоприношения).
Эмиль Дюркгейм выдвинул тезис: «Общество и есть Бог». Как и в случае с религией, социум накладывает на человека ряд морально-этических ограничений, опутывает сетью разрешений и запретов, обрядов и ритуалов, которые связывают, инициируют индивидов.
Таким образом, в современном мире место божественного занимает личность. Это можно заметить даже в массовой культуре, где почти мифологические образы обрастают кучей бытовых проблем и вместо механического набора опций и общих признаков приобретают… характер. Так, Джокер, практически дух хаоса и едва ли человек в классических комиксах, в фильме с Хоакином Фениксом становится героем социально-психологической драмы.
Из-за сакрализации индивидуальных переживаний этика сегодня занимает такое важное место в общественных дискуссиях, а оскорбление чувств другой личности оказывается кощунством. Священное не может быть предметом споров. Его ценность не обсуждается, а покушения на него вызывают сильный эмоциональный отклик и приводят к закланию нарушителей в соответствии с теорией Рене Жирара о «козле отпущения»: подвергнув индивида сакрализованному насилию, группа совершает символическое жертвоприношение и становится сплоченнее. Когда личное представление признаётся главным основанием реальности, системы, которые не позиционируются как религиозные, приобретают тем не менее собственную метафизику.
Концепция вины за привилегии имеет выраженную сакральную природу и рифмуется с идеей первородного греха. Актуальные расовые конфликты и сопутствующие им практики совпадают с некогда священными мероприятиями даже по форме.
Религиозная символика явно читается в искупительных ритуалах, которые проводят белые участники движения Black Lives Matter: распластывание на земле, целование ног, шествия, чтение «мантр».
Осквернение памятников напоминает ритуальное низвержение старых идолов или поругание вражеских божеств после взятия укрепленного поселения.
Существует ли разница между подлинным сакральным и сакрализованным, которое представляет собой «человеческое, слишком человеческое» и редуцирует нечто огромное и непознаваемое до личных и социальных проблем? Это вопрос тех самых убеждений каждого, которые так трудно оспаривать. Тем более кто сказал, что из «личных и социальных проблем» не может вырасти миф, дающий жизнь новым божествам? Тот же Дюркгейм полагал: не имеет значения, подкреплены ли те или иные верования доказательствами, — важно лишь, насколько они сильны и как сплачивают социум. Хороша та вера, которая «работает», то есть продуцирует смыслы и ценности и связывает людей между собой.
Учитывая, к каким проблемам и даже трагедиям приводят разночтения в понимании сакрального, многим сторонникам рациональности, вероятно, хотелось бы вовсе ниспровергнуть священное, объявить любые подобные ценности ненужными и сделать человечество исключительно «разумным». Однако это вряд ли когда-нибудь станет возможно. Люди, какими бы разными они ни были, всегда будут считать одни объекты и явления «чем-то совершенно иным» на фоне прочих, обычных и неважных. И возможно, это к лучшему, потому что ровное поле абсолютного профанического, в котором человек остается «голым на голой земле», напоминает картину клинической депрессии, а то и лоботомии.