Что значит постсоветский период
Значение слова «постсоветский»
постсове́тский
1. относящийся ко времени после упразднения советской власти на территории бывшего СССР ◆ В нашей постсоветской истории было два таких критических момента. Елена Костюк, «Сверхбедные против сверхбогатых» // «Время МН», 2003 г. (цитата из НКРЯ)
2. относящийся к территории бывшего СССР ◆ Постсоветское пространство.
Делаем Карту слов лучше вместе
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать Карту слов. Я отлично умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я обязательно научусь отличать широко распространённые слова от узкоспециальных.
Насколько понятно значение слова глухариный (прилагательное):
Синонимы к слову «постсоветский»
Предложения со словом «постсоветский»
Понятия, связанные со словом «постсоветский»
Отправить комментарий
Дополнительно
Предложения со словом «постсоветский»
Немаловажным является и опыт, накопленный уголовно-процессуальной наукой и практикой в дореволюционный, советский и постсоветский периоды российской истории.
Проблема в том, что постсоветский мир, в котором мы сегодня живём, вообще не готов к восприятию каких бы то ни было традиций.
Каждый постсоветский горожанин, хотя бы по одной из родовых линий – горожанин в первом, втором или, самое дальнее, третьем поколении.
Постсоветское пространство
Постсоветское пространство, также известное как республики бывшего СССР, страны СНГ и Прибалтики или ближнее зарубежье (в отличие от зарубежья дальнего — стран, никогда не входивших в СССР), — это независимые государства, которые вышли из состава Советского Союза во время его распада в 1991 году.
Термин введён в обращение Альгисом Празаускасом в статье «СНГ как постколониальное пространство», опубликованной 7 февраля 1992 года в «Независимой газете». [1] [неавторитетный источник?]
Постсоветские государства являются предметом различных исследований в области географии, истории, политики, экономики и культуры.
Содержание
Население
Государства и географические регионы
Постсоветские государства обычно делят на следующие пять групп. Принцип, по которому государство относят к той или иной группе основывается на географических и культурных факторах, а также на истории взаимоотношений с Россией.
Исторические связи
Россия исторически связана с восточно-славянскими постсоветскими государствами, поскольку на их территории сформировалась её государственность. Её корни восходят к общему протогосударству (Киевская Русь). Впоследствии территории Украины и Белоруссии входили в состав Великого княжества Литовского, Речи Посполитой, Австро-Венгрии, Польши.
Страны Прибалтики (за исключением Литвы, в средневековье — Великим княжеством Литовским) были под властью Тевтонского ордена, Дании, Польши и Швеции на протяжении значительных промежутков своего существования, перед тем как были присоединены к Российской империи в XVIII веке, и стали независимыми государствами после Первой мировой войны.
СНГ и Прибалтика
СНГ и Прибалтика [3] (СНГ и Балтия) — название 15 современных государств, которые до 1991 года являлись союзными республиками СССР, а в 1991—1992 гг. декларировали свой суверенитет (объявили о своей независимости).
До 2009 года территориально понятие «СНГ и Прибалтика» было тождественно понятию «постсоветское пространство». В 2009 году Грузия вышла из состава СНГ.
Словосочетание возникло после декабря 1991 года, когда прибалтийские республики (Латвия, Литва, Эстония) отказались войти в СНГ (Содружество независимых государств) — региональную международную организацию, созданную по Беловежским Соглашениям на основе бывших союзных республик СССР и призванную регулировать отношения между этими новыми независимыми государствами.
Новый Союз
Ещё в дни распада СССР было предложено создать конфедеративный Союз Суверенных Государств (ССГ), войти в который 14 ноября 1991 предварительно согласилось семь республик (Белоруссия, Казахстан, Киргизия, Россия, Таджикистан, Туркмения, Узбекистан). ССГ так и не был создан.
Союзное государство России и Белоруссии
Реальное воплощение идея нового союза обрела в виде Союзного государства России и Белоруссии, которое находится в этапе мягкой конфедерации и включает пока только две бывшие союзные республики.
Конфедеративный Союз России и Белоруссии или Союзное государство России и Белоруссии было организовано 2 апреля 1997 на базе ранее (2 апреля 1996) созданного Сообщества России и Белоруссии. Идея его создания принадлежала президенту Белоруссии А. Лукашенко.
Евразийский Союз
В середине 90-х годов некоторое время рассматривалось, но тогда не было согласовано, предложение президента Казахстана Н. Назарбаева от 29 марта 1994 организовать Евразийский Союз из пяти республик (Белоруссия, Казахстан, Киргизия, Россия, Таджикистан).
Региональные организации
После распада СССР в регионе возникло несколько международных организаций и содружеств.
Три Прибалтийских государства не присоединились ни к одной из этих постсоветских организаций, их курс изначально и однозначно был направлен на интеграцию только в мир Запада (включая вступление в Европейский союз и НАТО).
Далее упоминаются международные организации, которые полностью или по большей части состоят из постсоветских государств.
Содружество Независимых Государств
Организация Договора о Коллективной Безопасности
В ОДКБ входят Россия, Белоруссия, Казахстан, Киргизия, Таджикистан, Армения. Задача ОДКБ — координация и объединение усилий в борьбе с международным терроризмом и экстремизмом, незаконным оборотом наркотических средств и психотропных веществ.
Азербайджан, Грузия и Узбекистан вышли из ОДКБ.
В «Организацию за демократию и экономическое развитие — ГУАМ» в настоящее время (после выхода Узбекистана) входят четыре члена: Грузия, Украина, Азербайджан и Молдавия. ГУАМ рассматривается многими как организация, созданная в противовес доминированию России в регионе. Государства-члены ГУАМ не входят ни в одну другую созданную на территории бывшего СССР организацию, за исключением СНГ.
Евразийское Экономическое Сообщество
Центрально-Азиатское Сотрудничество
Центрально-Азиатское Сотрудничество (ЦАС) было создано в 2002 г. 6 октября 2005 г. на саммите ЦАС принято решение, в связи с предстоящим вступлением Узбекистана в ЕвразЭС, подготовить документы для создания объединённой организации ЦАС-ЕврАзЭС, то есть фактически решено упразднить ЦАС.
Шанхайская Организация Сотрудничества
Шанхайская Организация Сотрудничества (ШОС), состоит из Китая, России, Казахстана, Киргизии, Таджикистана и Узбекистана. Организация основана в 2001 г. на основе предшествующей организации, которая называлась Шанхайская Пятёрка, и существовала с 1996 г. Задачи организации в основном касаются вопросов безопасности.
Другое мнение
По мнению министра иностранных дел Великобритании Дэвида Милибэнда, понятие постоветского пространства устарело [7] :
По-моему, русские хотят использовать концепцию, так называемого «постсоветского пространства», не понимая, что граничащие с Россией бывшие республики СССР — это независимые страны с суверенными границами. Я считаю это неприемлемым. Украина, Грузия и другие — это не «постсоветское пространство». Это — независимые суверенные страны, обладающие собственным правом территориальной целостности.
Экономика
После распада Советского Союза бывшие советские республики выбрали капитализм в качестве новой экономической системы. Валовый внутренний продукт во всех бывших советских республиках очень быстро снизился. В 1994 г. инфляция достигла 400% на Украине, и 1258% в Казахстане. В то же время в прибалтийских странах сохранялся сравнительно низкий уровень инфляции (в Литве он достиг всего лишь 45,1%). Худший уровень экономической ситуации в бывших советских республиках был зафиксирован в 1995 г. В 2004 г. только прибалтийские государства, Армения, Белоруссия и Казахстан достигли уровня валового внутреннего продукта большего, чем в 1991 г. В России в 1998 г. разразился экономический кризис. Однако в 2000-х годах Россия вошла в первую десятку стран по суммарному объёму ВВП.
Войны и конфликты
За десять лет, с 91-го по 2000 год, в этих конфликтах только убитыми мы потеряли более 750 тысяч наших граждан. Ещё около трёх с половиной миллионов были ранены. 12 миллионов человек в бывших республиках Союза превратились в изгоев, беженцев, вынужденных бросить свои жилища и имущество и перебраться в места, где была хоть какая-то возможность выжить. [8]
Сепаратистские конфликты
Большинство военных конфликтов на территории бывшего СССР связаны с сепаратизмом и стремлением некоторых территорий с различным национальным и религиозным составом к отделению от государства, частью которого они официально являются.
Некоторые территории и возникшие там военные конфликты:
После двух периодов кровопролитных вооружённых столкновений (первая и вторая чеченские войны), Чечня в данный момент вернулась под власть федерального правительства.
Республика Гагаузия была мирно реинтегрирована в состав Молдавии в 1994 году, при этом она получила автономию.
Приднестровье, Абхазия и Южная Осетия получили независимость де-факто, де-юре независимость Абхазии и Южной Осетии признали Россия, Никарагуа, Венесуэла, Науру, Тувалу и некоторые непризнанные государства. На всех этих территориях присутствуют российские военные. Нагорный Карабах также является де-факто независимым и находится под контролем армянских вооружённых сил, так же как и прилегающие к нему территории Азербайджана. В 2001 г. эти непризнанные государства заключили между собой договор о создании Содружества Непризнанных Государств (СНГ-2).
Гражданские войны
Дважды в регионе происходили гражданские войны, не связанные с сепаратизмом.
Революции
Государственные перевороты
Цветные революции
В трёх республиках бывшего СССР после выборов произошли так называемые цветные революции, которые привели к власти оппозицию:
В других республиках бывшего СССР произошли массовые акции, которые часто квалифицировались как попытки цветных революций:
Политические кризисы
Ссылки
Примечания
Постсоветское пространство | |
---|---|
Государства-члены ООН | Азербайджан • Армения • Белоруссия • Грузия • Казахстан • Киргизия • Латвия • Литва • Молдавия • Россия • Таджикистан • Туркмения • Узбекистан • Украина • Эстония |
Непризнанные и частично признанные государства | Абхазия • Нагорно-Карабахская Республика • Приднестровская Молдавская Республика • Южная Осетия |
Международные организации | СГРБ • СНГ (ЗСТ) • ЕАС • СНГ-2 • ЗДПН • ОДКБ • ЕврАзЭС (Таможенный союз) • ЕЭП • ЦАС • Евразийский экономический союз • ГУАМ • БА С другими странами: ВТО • ШОС • СДВ • СГБМ • ОЧЭС • Тюркский совет • ЦЕАСТ • ЧБТР • Союз непризнанных государств (организация прекратила существование) С другими странами, основаны до распада СССР: ЕС (Восточное партнёрство) • ОЭС • СЕ • НАТО (ПРМ • СЕАП) • ОБСЕ • ОИС • ДН • ООН • АТЭС • ОЭСР • ЕБРР • ЦЕИ • ЛС • Франкофония |
Полезное
Смотреть что такое «Постсоветское пространство» в других словарях:
Пространство (значения) — Пространство понятие, используемое (непосредственно или в словосочетаниях) в обыденной речи, а также в различных разделах знаний. Пространство на уровне повседневного восприятия Математика Трёхмерное пространство Аффинное пространство Банахово… … Википедия
Единое экономическое пространство — Единое экономическое пространство … Википедия
Распад СССР — История России … Википедия
СНГ и Балтия — Запрос «бСССР» перенаправляется сюда. О термине БССР см. Белорусская Советская Социалистическая Республика. Постсоветское пространство, также известное как республики бывшего СССР, страны СНГ и Прибалтики или новые независимые государства, это… … Википедия
СНГ и Прибалтика — Запрос «бСССР» перенаправляется сюда. О термине БССР см. Белорусская Советская Социалистическая Республика. Постсоветское пространство, также известное как республики бывшего СССР, страны СНГ и Прибалтики или новые независимые государства, это… … Википедия
XUSSR — Запрос «бСССР» перенаправляется сюда. О термине БССР см. Белорусская Советская Социалистическая Республика. Постсоветское пространство, также известное как республики бывшего СССР, страны СНГ и Прибалтики или новые независимые государства, это… … Википедия
Бывший СССР — Запрос «бСССР» перенаправляется сюда. О термине БССР см. Белорусская Советская Социалистическая Республика. Постсоветское пространство, также известное как республики бывшего СССР, страны СНГ и Прибалтики или новые независимые государства, это… … Википедия
Экс-СССР — Запрос «бСССР» перенаправляется сюда. О термине БССР см. Белорусская Советская Социалистическая Республика. Постсоветское пространство, также известное как республики бывшего СССР, страны СНГ и Прибалтики или новые независимые государства, это… … Википедия
Население СССР — Население СССР, Союза Советских Социалистических Республик. Содержание 1 Предыстория 2 Численность 3 Данные Госкомстата[9][10] … Википедия
Россия в глобальной политике
Член Совета по внешней и оборонной политике, спецкор деловой газеты «ВЗГЛЯД».
То, что постсоветский период истории РФ ещё не окончен, можно понять по отсутствию двух вещей: нового «спутника», а также предпосылок для идеологического финала, обеспечивающего траекторию развития, не заданную предыдущей страной.
Железнодорожный мост через реку Кованта на севере Амурской области. До Тынды, столицы Байкало-Амурской магистрали, отсюда примерно сорок минут по укатанному зимнику, грунтовой дороге, прихваченной сорокоградусным морозом. Мост через Кованту и новенькая эстакада на многие сотни метров – один из первых практически завершённых объектов второй ветки БАМа, появившихся к концу прошлого, 2020 года.
Более тридцати лет назад, на излёте Советского Союза, БАМ стал одним из основных объектов критики – за сочетание гигантского масштаба строительства и кажущейся бесполезности. Однако для появившейся тридцать лет назад постсоветской России магистраль оказалась более чем востребованной – настолько, что понадобилось её удвоение. Как для «поворота России на Восток», так и (возможно, прежде всего) для дальнейшего развития собственно тихоокеанской России, то есть Дальнего Востока страны.
Постсоветская Россия – где автор этих заметок за постсоветские же годы успел побывать в восьми десятках из 85 регионов страны – всё настойчивее движется к тому, чтобы избавиться от необходимости наследовать предшествовавшему ей государству, Советскому Союзу, реализуя и завершая крупные проекты из «инвестиционного портфеля» предыдущей страны, – и «второй БАМ» далеко не самый крупный из них. Латая инфраструктурные и прочие материальные дыры, образовавшиеся от длительного небрежения советским наследием. И, разумеется, создавая собственную повестку, едва ли уже чем-нибудь обязанную СССР.
А в целом это означает, что Россия после Советского Союза идёт по тому же пути, что и сам Союз после Российской империи.
Просто путь после прежней страны, который когда-то обязательно заканчивается, как и любое постявление, любой постпроцесс. По очевидной логике имеющий несколько стадий.
Первая – слом прежнего. В данном случае – неважно, с помощью двух ли революций или комплекса решений сверху. Вне зависимости от того, отрекается ли новый мир от старого или, насколько возможно, продолжает его. Основное – новое начало, опирающееся на то, что остаётся от прежней системы хозяйствования и социально-политического обустройства прежней страны.
Вторая – ревизия наследия предыдущего государства, материального и идеологического. Отбор и отсев того, с чем новая страна пойдёт дальше. Это самый долгий, самый драматичный, а, судя по постимперскому периоду, и трагический этап жизни новой страны после той, что была перед ней. Важнейшим (если не определяющим, то постоянно присутствующим) фоновым компонентом этого процесса является коллективное воспоминание о предыдущей стране, соотнесение себя нынешних с ней, ушедшей. В нашем, российском случае – ностальгия по СССР.
Третья стадия, чёткий и ясный финал «постпериода» – поскольку любое промежуточное состояние обязано прийти к артикулированному завершению. К выпускным экзаменам, если угодно – после которых страна, будь то СССР или Российская Федерация, получает своего рода аттестат. Не столько зрелости, сколько самостоятельности – избавленной прежде всего от постоянных попыток соотнестись с предыдущей инкарнацией. Третья стадия – начало отсчёта собственного развития и его результатов не от предшествующей модели, но уже от самих себя. От пути, пройденного «постстраной» на путь собственно страны, окончательно отпустившей предшественницу в историю.
Фон: ностальгия по СССР
Какой была ностальгия постимперского СССР по временам, «когда была свободна Русь, и три копейки стоил гусь», сегодня судить можно разве что по отражённому свету от этого некогда живого, но давно завершившегося процесса. Подобные тёплые воспоминания активно не поощрялись новыми, советскими властями, тогда как разнообразные «Старые песни о главном» и схожие проекты централизованно подпитывали и так или иначе продолжают обслуживать тех, кто постоянно возвращается к опыту жизни в Советском Союзе. Тех, кто оплакивал утраченную Российскую империю, частью уничтожили, частью вытеснили вовне. Корпус ностальгической литературы легко найти в русской эмиграции. Постимперскую ностальгию в Советской России – системно аналогичную ностальгии по СССР – можно попытаться реконструировать из воспоминаний первых советских лет. Мемуары дополнить критически освоенными сведениями «от противного» – сатирическими образами прошлой ностальгии: галереей персонажей Ильфа и Петрова или подшивкой журнала «Крокодил» за 1920-е годы. Однако подобные манипуляции едва ли способны составить живую, сколько-нибудь полную картину «тоски об утраченном» в 1917 году.
Свои сложности, впрочем, есть и в процессе наблюдения за ностальгией нынешнего переходного периода. Столь же непросто – при всех «Старых песнях…» – выявить, насколько российская постсоветская реальность подпитывает ностальгию по СССР. Как и обозначить, насколько постоянные отсылки к предыдущей стране влияют на жизнь граждан России. И советский опыт, частный и коллективный, и советское наследие, попав в новые условия хозяйствования и социально-политического устройства, автоматически оказались в ситуации, описанной в «Покровских воротах»: «оставленный, но не вполне отпущенный». При этом не совсем понятно, кто и кого – в случае с постсоветской ностальгией – не отпускает: мы – СССР или он – нас.
Замерить уровень прямого участия опыта предыдущего мира в той реальности, что наступает после его ухода, тоже едва ли возможно.
При разбросе этих условий – от микро- до макроуровня.
А вот основные моменты, собирающие вокруг себя коллективную память об СССР – и, как частный её случай, коллективную признательность советским временам – выделить несложно. Особенно на прикладном, материальном уровне: что было – что есть. Причём навскидку и вразброс, из полевого блокнота поездок по регионам за лето-2021.
В нынешней Туве, самом бедном регионе России, на уровне руководства республики можно услышать, что перед распадом Союза здесь работала тысяча комбайнов. А сегодня в строю лишь пятнадцать.
В Пензенской области в схожей ситуации речь заходит о системе водоснабжения – одной из самых разветвлённых в СССР, которая в постсоветской России ремонтировалась лишь точечно и от случая к случаю. В результате – перманентные перебои с водой и проблемы с её качеством, потребовавшие в нынешнем году прямого вмешательства сверху, на федеральном уровне.
Отдельно – в качестве примера, максимально нагруженного символически – можно выделить оползни в Ульяновске, бывшем Симбирске. Длина опасной зоны на правом берегу Волги – 17 километров. Оползни – природная данность этих мест, однако нынешний износ дренажной системы, построенной во времена СССР, грозит ещё и техногенной катастрофой. По иронии судьбы, одним из зданий, нуждающихся в экстренных противооползневых мерах, стал мемориал, пожалуй, самого известного уроженца Симбирска – Владимира Ленина, основателя советского государства.
Воспоминания, что на самом деле ездило плохо, работало на пределе и ломалось часто, при реалиях «там тысяча, а тут пятнадцать» уходят на второй план. Более того, сам тезис, наряду со многими подобными, успел закрепиться в следующем поколении жителей России – среди тех, кто родился после СССР либо застал Советский Союз в совсем юном возрасте.
В этом плане показателен своего рода каталог лидеров Советского Союза в ностальгическом наборе постсоветского жителя России. В нём есть Иосиф Сталин, при котором «был порядок», Леонид Брежнев – при нём «была стабильность», Михаил Горбачёв, который «всё развалил». Никита Хрущёв в сознании большинства остался лишь тем, кто «отдал Крым украинцам», невзирая на его важнейшую роль в завершении постимперского периода СССР. Впрочем, уже упомянутого Ленина вспоминают куда реже, чем Юрия Андропова, при котором, несмотря на краткость правления, тоже «был порядок».
Иначе едва ли могло быть, учитывая, сколько всего перешло от одной страны к совершенно другой. Начиная с того, что в постсоветской России сохранился даже основной для жителя СССР контекст дефицита. Только на смену советскому дефициту товаров и услуг пришла возникшая в новых, российских условиях нехватка денег. Что предпочтительнее, что ближе, что более приемлемо в ситуации «третьего не дано» – советское отсутствие товаров и услуг в достаточных количествах или возникший в новых российских условиях дефицит денег? Каждый конкретный – буквально на уровне отдельной семьи – ответ на этот вопрос, думается, приближает к пониманию самой природы ностальгии по СССР. Или наоборот – сознательного отрешения от таковой.
Как через пропагандистские клише (вроде «лучшее в мире советское образование»), так и через оценки советских книг и фильмов – с комплексом нравственных и художественных ценностей, противопоставляемых российской культурной продукции.
Здесь, впрочем, тот редкий случай, когда время само расставляет всё по местам. Любой «золотой фонд» с каждым моментом отдаления, отстранения от предшествовавшего государства автоматически теряет конкретную государственную принадлежность среди новых поколений жителей последующих государств. Толстой, Достоевский, Чехов едва ли воспринимались и в СССР (и тем более в нынешней России) как авторы времён Российской империи, безусловно, являясь таковыми. Советское культурное наследие – точнее, ту его часть, что пройдёт многолетний и естественный отбор для активного бытования в российской жизни, – ждёт схожий результат.
Наконец, на уровне восприятия предыдущей страны практику постсоветской ностальгии можно разделить на две органично дополняющие друг друга тактики – наступательную и оборонительную.
При полном понимании, что возвращение едва ли возможно, да и отобрать, строго говоря, никто ничего не пытается.
А вот процесс, запущенный сравнительно недавно, который можно обозначить как «вернуть и воплотить то, что было запланировано, не трогая то, что сохранилось и появилось», к ностальгии как таковой отношения уже не имеет. Здесь – чистое развитие. Да, постсоветское – но развитие в сторону России как таковой, без отсылки к доставшемуся от минувшей страны прилагательному.
От постсоветского – к российскому через советское
Зависимость выхода из постсоветского состояния от реализации именно советских проектов – того же БАМа и не только его – может показаться парадоксальной лишь на первый взгляд. Слишком явно первые десятилетия после СССР отличаются от того, что происходит в России в последние годы и, следует предположить, будет развиваться в дальнейшем.
Соответственно, нынешний этап постсоветского развития России несёт и некоторую народную переоценку материального наследия Советского Союза. От «всё главное закончилось при СССР» и «деньги в землю зря зарывали» (не настолько противоположные друг другу тезисы, если говорить о сознании постсоветского человека) до «о многом тогда думали на перспективу, на вырост». Жизнеспособность последнего тезиса «на земле», среди конкретных людей зависит от того, насколько эффективно реализован тот или иной советский проект в российских условиях – через создание рабочих мест, рост средних зарплат, инфраструктурное обустройство и так далее.
Остановимся на самых масштабных и удалённых от традиционных центров развития советских проектах, запущенных в работу буквально только что. Прежде нерентабельные сырьевые ресурсы теперь активно включаются в оборот. Так, к разработке медного месторождения Удокан, открытого в конце 1940-х гг., окончательно разведанного к концу 1960-х гг. и тогда же подготовленного к освоению, в Забайкальском крае приступили только в 2020 году.
Отдельного упоминания заслуживают энергетические планы СССР, реализующиеся в постсоветской России, как основа для развития любых иных проектов. К примеру, Богучанская ГЭС, спроектированная в конце 1960-х гг., вступила в строй в начале 2010-х. Тогда же появилась и Бурейская ГЭС, проект которой утвердили сорока годами ранее, в 1970-е годы. Здесь уместно напомнить, что первая собственно российская электростанция, где и проект, и стройка относятся к постсоветскому времени, появилась лишь через четверть века существования новой России, в 2015 г.: небольшая, 100-мегаваттная Гоцатлинская ГЭС в Дагестане. Хотя чисто бюрократически и здесь в основу легло решение Совета министров СССР от 1990 года.
Однако в любом случае – каждый успешно реализуемый проект вне зависимости от того, задуман ли он в СССР или в постсоветской России, существенно нивелирует влияние ушедшей страны на умонастроения и коллективное сознание жителей страны существующей. В этих случаях опыт активно помнящих Советский Союз и первого поколения россиян, оставаясь вполне референтным, становится всё менее релевантным для актуальных жизненных процессов; соответственно, уходит и ностальгия. Та, которая, как мы помним, важная часть процесса ревизии и, шире, инвентаризации наследия предыдущей страны. Отбора того, с чем постимперское переходит в собственно советское, а постсоветское – в российское.
Процесс: отбор, отсев, возвращение
Советские книги и фильмы с ходом лет могут стать просто текстами, перешедшими к следующим поколениям, как писатели из учебника отечественной литературы становятся просто классиками, без привязки к конкретной форме хозяйствования и управления.
Главным образом, потому что отбор, отсев и возвращение – имперского в постимперском, имперского и советского в постсоветском – касается в первую очередь символов и смыслов, которые они с собой несут. Как отдельных, так и объединённых некой общей принадлежностью.
Далее – вразбивку, не претендуя на полноту и окончательность перечисленного. Скорее представленные ниже примеры могут дать контур глубинного сходства самих процессов – как для постимперского, так и для постсоветского контекста.
Отменить погоны и всё, что с ними связано. Через несколько десятков лет ввести погоны в Красной армии – и, соответственно, признать преемственность от императорской армии.
Заменить советский гимн Александра Александрова на гимн Михаила Глинки, с которым новая Россия провела первое десятилетие. А затем вернуть музыку Александрова с новым текстом Сергея Михалкова – автора двух вариантов гимна СССР.
Дать возможность вернуть Русской православной церкви институт патриаршества, пресечённый двумястами годами ранее, в конце XVII века – резко, в самые первые месяцы после революции отгородившись от практики предшествовавшей страны. Затем снова пресечь этот институт. И вновь вернуться к модели РПЦ с патриархом во главе – в ходе Великой Отечественной войны.
Отбросить советскую историографию – включая существовавшие в СССР принципы отбора и оценки событий. Промежуточный результат постсоветского развития в этой области лучше всего подытоживается наблюдением одного из пользователей «Фейсбука»: «У меня трое детей, 17 лет, 13 лет и 4 года. И они все учат разную историю!».
Исключить из активного оборота фигуры Александра Невского, Ивана Грозного, Петра Первого, Михаила Кутузова, Павла Нахимова, Александра Суворова, Фёдора Ушакова… С тем, чтобы за неполные десять лет вернуть этих и других ранее отодвинутых героев былых времен – на ордена и на знамёна дивизий, в романы и на киноэкраны.
Переименовать – на сломе двух стран – главную идеологическую телепрограмму: «Время» – в «ТВ Информ». Вернуть программу «Время» в середине первого постсоветского десятилетия. И так далее, и тому подобное.
В первом десятилетии новой России не было гражданской войны, во втором – событий, аналогичных коллективизации и большому террору. А в третьем российском десятилетии обошлось без войны мировой, при явном выстраивании идеологии постсоветских 2010-х гг. вокруг Победы в Великой Отечественной. И всё же сам принцип ревизии наследия прошлой страны на фоне коллективных воспоминаний о ней, в том числе вызванных к жизни тем или иным этапом отбора и отсева – неотъемлемая часть обоих «постпериодов». Вне зависимости от глубинных различий сравниваемых десятилетий.
Значит, можно с большой долей вероятности предположить, что и сами финалы этих «постпериодов» будут иметь некоторое сходство. Прежде всего – системное.
Финал: постимперский СССР
Любое постсостояние – как состояние переходное – обязано завершить развитие чем-то новым, понятным и не нуждающимся в соизмерении с состоянием предыдущим. Соответственно, основные вопросы момента: сколько может длиться «постпериод» в истории новой страны? И как определить конечные границы коллективной зависимости от страны предыдущей?
Но если учесть, что Советский Союз пришёл к Победе с внушительным набором знаков, символов и отсылок к Российской империи, то Великая Отечественная едва ли может считаться финалом в постимперском развитии Союза. Да и процесс возвращения к мирной жизни – процесс очень тяжёлый, учитывая многочисленные потери и разрушения, едва ли располагает к расстановке завершающих точек. Хоть идеологических, хоть материальных.
В отличие от двух событий десятилетием позже, венчающих сорокалетний цикл с конца 1910-х до конца 1950-х годов. Событий, принципиально новых, понятных и не нуждающихся в соизмерении с предыдущей страной. Их значение и масштаб вполне претендуют на то, чтобы ознаменовать следующую за первым сорокалетием стадию существования СССР. Стадию окончательной самостоятельности, где прямые выходы на опыт Российской империи, соотнесения с наследием предшествовавшей Советам государственности уходят в «спящий режим» (вспомним любимые советской статистикой сравнения с 1913 годом). А в повседневной жизни – вряд ли присутствуют вообще.
Первый, идеологический «продукт» постимперского СССР – ХХ съезд КПСС, 1956 год. Закрепивший не только полный отказ от сложившегося в Советском Союзе порядка вещей, но и ещё три обстоятельства: а) от слома предыдущей страны прошло достаточно времени, б) переходный процесс отбора, отсева окончательно завершён, в) ревизии подвергается опыт исключительно той страны, которая пришла на смену империи. Новая модель недолго просуществовала в задекларированном виде, но оказалась достаточной, чтобы навсегда перестать оглядываться на наследие Российской империи.
Второй постимперский «продукт», технологический – запуск первого искусственного спутника Земли, 1957 год. Старт принципиально новой, космической повестки не внутригосударственного, но глобального масштаба. Повестки, подготовленной предыдущими, со всеми процессами отбора, десятилетиями для нового времени – и, конечно же, для новой, уже не «пост-чьей-нибудь» страны.
«За всё, что произошло в последние сорок лет, отвечаем только мы, а не государь император. Всё, что в СССР произойдёт дальше, относится только к Советскому Союзу, а не к предыдущему государству». Именно таков пафос доклада Никиты Хрущёва на ХХ съезде – как завершение постимперского этапа становления и развития государства.
Технологический же, материальный итог постимперского периода жизни СССР, представленный годом позже, можно определить ещё лапидарнее: «Мы создали новое государство, которое впервые преодолело границы Земли».
Открытый финал: постсоветская Россия
То, что постсоветский период истории РФ ещё не окончен, можно понять по отсутствию двух вещей. Во-первых – «нового спутника». «Спутник V» (вот и ещё одна отсылка к СССР!), безусловно, важен и необходим, но для глобального прорыва вакцина от коронавируса, пусть и самая первая, едва ли подходит. Во-вторых, отсутствуют предпосылки для идеологического финала, суммирующего нынешний «постпериод» и обеспечивающего чисто российскую, не заданную предыдущей страной траекторию развития.
Каким будет этот пока ещё открытый финал, если исходить из того, что для его маркирования потребуются некий «новый спутник» и итоговая для постсоветского периода идеология?
Понимание 2030-х гг. как важного рубежа в развитии страны, суммы четырёх её первых десятилетий, обозначено и зафиксировано во вполне конкретных документах. Например, в концепции «национальных целей развития России до 2030 г.», то есть с реализацией через сорок лет после распада СССР. Национальная программа развития Дальнего Востока до 2035 г. в этом разрезе тоже может оцениваться как ещё один плавный переход от постсоветского к – ну да, собственно российскому периоду развития.
Эти документы сами по себе, разумеется, не гарантируют успеха. Но именно они на самом высоком уровне фиксируют как образ вполне конкретной конечной точки нынешнего периода, так и артикулированное, осознанное намерение завершить сорокалетний цикл постсоветского развития. А в случае успеха и «цифровая трансформация» – одна из пяти национальных целей, которая предлагает резко отличающийся от советских времен «продукт», и ещё четыре вполне традиционные цели позволяют рассчитывать на то, что в районе 2030-х гг. мы увидим Россию, где не придётся ностальгировать по Союзу. Или активно соотносить себя с прошлой страной как-либо ещё.
Об идеологическом «продукте», с которым Россия может войти в 2030-е гг., пока можно говорить в ещё более общих чертах. С одной стороны, это вполне объяснимо – если представить себе первого секретаря Совета народных комиссаров Украинской ССР Н.С.Хрущёва в 1946 г., за десять лет до XX съезда. Едва ли он или кто-то ещё мог вообразить, что будет в 1956-м. С другой стороны, акт отрицания и тем более обвинения, подобный его докладу на съезде, в случае с постсоветской Россией едва ли возможен.
Во-первых, в отличие от СССР, Россия на тридцатилетнем – то есть, довольно протяжённом отрезке успела продемонстрировать отсутствие склонности к резким идеологическим движениям в моменты перемен. Критика 1990-х гг. из последующих десятилетий, в том числе с самых высоких трибун; активный отход от практик и ценностей первых лет РФ – сколько угодно. Но в уже сложившихся российских реалиях представить массированную идеологическую атаку на ближайшее прошлое не менее трудно, чем Леонида Брежнева, строящего Хрущёв-центр. В вопросах внутренней преемственности Россия определённо идет не советским путём.
Во-вторых – и это, наверное, основное, – нынешняя сложносоставная идеологическая реальность не имеет ничего общего с монолитным сталинским социализмом, сложившимся на постимперском этапе СССР.
Чуть ниже располагаются менее крупные идеологические «тяни-толкаи». Среди них в первую очередь вспоминаются коммунисты, ратующие за Иисуса Христа, и поклонники имперского пути развития страны, апеллирующие при этом к постулатам чисто национальной государственности. Всё это располагает скорее к органическому отбору, культивированию и интегрированию уже имеющихся схем, нежели к кардинальному слому единой концепции. Что не исключает текущего манипулирования с выкладыванием на витрину одних предметов идейного ассортимента и снятием с полки других, чтобы потом снова поменять их местами. Кстати, сюда же относится и феномен «освоения прошлого» в российском исполнении. Ожидавшегося после окончания коммунистического периода покаяния и переосмысления по немецкому либо восточноевропейскому варианту не случилось, да и не могло. «Национальное примирение» приняло форму не общественного признания каких-то событий, а эклектичного, но устойчивого сосуществования почти любых трактовок недавней истории в духе одновременного «расцветания ста цветов». Опять-таки с периодическим усиленным унавоживанием одних или других растений.
Впрочем, если принять за основу известный тезис Владимира Путина «распад СССР – величайшая геополитическая катастрофа», то подобные смешения – как раз не новость именно для постапокалиптической модели существования. Руль от мотоцикла, шасси от авто, мотор от лодки; а всё вместе – вполне рабочая конструкция для ситуации геополитического «постапока», некоего идеологического извода известной кинофраншизы “MadMax”. Вполне рабочая – поскольку запас прочности, как видим по уже имеющимся постсоветским десятилетиям, у подобных конструкций достаточно велик. И ещё лет десять они вполне могут «проездить». Тем явственнее, однако, видится необходимость перехода от причудливых ситуативных сочетаний к более органичному и технологичному существованию различных идеологических направлений.
В любом случае десятилетия постсоветской жизни, как в своё время четыре десятка лет пути СССР после Российской империи, потребуют идеологического обобщения, смысловой точки. После которой активные ссылки на предшествующую страну и на проблематику, связанную с её распадом, будут выглядеть таким же анахронизмом, как и коллективные апелляции к «тяжёлому наследию царизма» после 1950-х годов.
Отсутствие полноценных революций в начале пути нынешней России, а на последующих десятилетиях – потрясений, сравнимых с гражданской войной, коллективизацией, большим террором и Великой Отечественной, позволило смягчить длительный переходный период. Сделать постсоветское развитие гораздо менее насильственным, чем аналогичный путь СССР после Российской империи. Что же касается приблизительного совпадения по времени – около сорока лет после прошлой страны, можно предположить, что механизмы отбора в широком смысле – символов и знаков, проектов и решений – быстрее не действуют, даже при сегодняшнем темпе перемен. Невзирая ни на форму государственного устройства, ни на господствующий строй. И тем более – если в последний раз сослаться на идеологическое наследие СССР – вне зависимости от собственности на средства производства. Либо и вовсе отсутствия производства в знакомом нам понятийном ряду. Как это было в древнем Египте – где, согласно библейской книге Исхода, стартовал, пожалуй, самый известный сорокалетний цикл.