Что первично в природе революции
Эволюция и революция. Эволюция и революция — виды становления
Эволюция и революция — виды становления. Лишь сравнительно недавно они были осознаны людьми как важные идеи-понятия. В неорганической природе им соответствуют постепенное изменение (постепенность) и скачкообразное изменение (скачок).
Эволюция и революция — процессы, которые охватывают собой сложные органические изменения, т. е. их необходимым элементом являются процессы развития. Скачок и постепенность характеризуют сравнительно простые изменения. Они используются главным образом для характеристики неорганических процессов. Например, выветривание скалы вплоть до ее полного исчезновения — это постепенное изменение, а разрушение скалы в результате землетрясения — это скачкообразное изменение.
Кстати, эволюционная теория Ламарка и теория катастроф Кювье суть не что иное как попытки объяснения сложных органических процессов эволюции и революции с помощью неорганических понятий постепенности и скачка.
Примером редукционистского истолкования понятий эволюции и революции (в смысле неорганических понятий постепенного и скачкообразного изменений) является также их использование для характеристики масштабных геологических процессов. Последние, при всей вовлеченности в них биосферных процессов, остаются все же по своей природе неорганическими. В них нет процессов развития, нет восхождения от низшего к высшему, как это мы наблюдаем в живой природе.
Дарвиновская теория происхождения видов, хотя и использовала язык органических понятий, обладает тем недостатком, что она пыталась объяснить революционные по своей сути процессы (а происхождение видов относится к таковым) с помощью инструментария эволюционной теории. Лишь с появлением генетической теории мутаций стало возможным объяснение биологических революций. В этой связи, с категориально-логической точки зрения правильнее говорить не об эволюции живой природы, а о ее становлении. Ведь теперь совершенно ясно, что в живой природе наряду с эволюционными (постепенными) процессами время от времени случаются революционные (скачкообразные) процессы. И последние не менее важны для становления живой природы, чем первые.
Отношение между понятиями революции и эволюции обоюдно-симметрично. Как революция логически связана с эволюцией, предполагает ее, так и эволюция логически связана с революцией, предполагает ее. Иными словами, становление полноценно лишь при наличии обоих процессов: революции и эволюции. Без революции становление не двигается вперед, не прогрессирует, «топчется на месте», «ходит кругами», повторяя, воспроизводя одни те же формы. Без эволюции становление эфемерно, нежизнеспособно, катастрофично.
Революция решает задачу достижения более высокой ступени становления через рождение нового, небывалого.
Эволюция решает задачу развития, совершенствования и распространения нового, укрепления его позиций на достигнутой ступени лестницы становления. Революция — это переход от более низкой, более простой формы развития к более высокой, более сложной форме. Эволюция — это развитие развития, т. е. развитие однажды возникшей формы развития.
Революция происходит от позднелатинского revolutio, что значит поворот, переворот. В самом деле, революция — это переход одной противоположности в другую, изменение вплоть до наоборот, поворот на 180% и т. д. и т. п. В ней акцент падает на изменении, на противоположности. Эволюция происходит от латинского evolutio, что значит развертывание. В отличие от революции в эволюции акцент падает на сохранении, на изменении внутри сохранения, на развертывании того, что есть. Мы видим, что этимологически слово эволюция близко по смыслу нашему русскому слову развитие. Это, действительно, очень близкие категории. Тем не менее они отображают разные срезы реальности. Эволюция выступает в паре, в логической связи с революцией. У развития нет такой пары. Если теперь привести конкретный пример развития: эмбриональное развитие (эмбриогенез) — то увидим, что это развитие принципиально отличается от эволюции. Оно строго циклично, спиралеобразно, запрограммировано, протекает строго определенным образом и т. д. Эволюция не такова. Ее цикличность, спиралеобразность, запрограммированность не так выражены. Бессмысленно говорить о развитии зародыша как эволюции. Далее, если возьмем развитие человека от момента рождения, то и в этом случае разница между развитием и эволюцией очевидна. Индивидуальное развитие человека в высокой степени запрограммировано и генотипически, и фенотипически. Человек так или иначе «проходит» этапы детства, юности, зрелости. Если же он эволюционирует (например, в своем поведении, в своих взглядах), то эта эволюция может быть самой разной и непредсказуемой.
Биологическая революция — это возникновение нового вида (новых видов) живого, стоящего (стоящих) на более высокой ступени становления живой природы.
Революция, обновляя действительность, создает условия для дальнейшего эволюционного процесса, т. е. для перехода действительности в возможность (появления широких перспектив, открытия все новых и новых возможностей).
Выше, сравнивая становление и развитие, я говорил о том, что становление — это цепь переходов от низших форм развития к высшим или от развития одной степени сложности к развитию другой, более высокой степени сложности и от развития этой степени сложности к развитию еще более высокой степени сложности. Более общее представление о становлении как движении от одного уровня взаимоопосредствования, органического синтеза к другому уровню, а от этого другого к третьему и т. д. дает приводимая ниже диаграмма (рис. 19).
расширение рамок органического синтеза этих категориальных определений. В самом деле, чем выше форма живого, тем она, с одной стороны, более устойчива, более едина, целостна и т. д., а с другой, более изменчива, более многообразна, сложна и дифференцирована. Человек является высшей формой жизни на Земле и в качестве таковой достиг наибольших успехов в деле освоения пространства и времени, движения, качества и количества материи, порядка и беспорядка, внутреннего и внешнего.
Говоря о пошаговом «захвате» «территорий», я хотел сказать этим, что расширение центрального круга или «захват территорий» не является чисто непрерывным, постепенным процессом, а включает в себя также дискретный, скачкообразный момент. Понятия эволюции и революции как раз и обозначают эти два разных момента становления. Эволюция характеризует становление как непрерывный, постепенный процесс, революция — как дискретный, скачкообразный процесс. (Употребляя выражения постепенность и скачок по отношению к эволюции и революции, мы в известной мере огрубляем, упрощаем эти понятия. Об этом нужно помнить. Ведь на самом деле эволюция не является чисто постепенным, непрерывным процессом, а революция — чисто скачкообразным, дискретным процессом (или, как говорят еще, перерывом постепенности). В эволюции мы можем наблюдать скачкообразные изменения, а в революции — постепенные изменения. Примером скачка в эволюции применительно к человеческому обществу является реформа. Эволюция и революция глубоко опосредуют друг друга и именно поэтому они не являются чисто постепенными или чисто скачкообразными изменениями. Эволюция — органический синтез постепенности и скачка при определяющей роли постепенности. Революция — органический синтез скачка и постепенности при определяющей роли скачка.)
Диаграмма позволяет также объяснить с категориально-логической точки зрения феномены одноплоскостного развития и феномены регресса, деградации, инволюции. В случае одноплоскостного развития круг взаимоопосредствования не сужается и не расширяется. В случае регресса, деградации, инволюции круг взаимоопосредствования сужается, сжимается вплоть до шагового перехода на ступень ниже, на более низкий уровень развития. С помощью диаграммы можно объяснить и феномен смерти или гибели живого организма, существа, человека. В случае смерти или гибели круг опосредствования исчезает или сужается до самого низкого уровня, соответствующего элементарным формам жизни.
(Об эволюции и революции в человеческом обществе см. ниже, п. 15.19, стр. 478).
Раздел четвертый. Философия человека
ГЛАВА 12. Учение о человеке (философская антропология)
При мысли великой, что я человек,
всегда возвышаюсь душой.
12.1. Что такое человек?
О человеке говорят и пишут многие: писатели, ученые разных специальностей, религиозные деятели, философы. Писатели-художники изображают человека исключительно с субъективной стороны. Ученые исследуют его как объект. Они — объективисты. Религиозные деятели говорят и пишут о человеке лишь в связи со своей верой в сверхъестественное; для них человек — деятель-субъект постольку, поскольку воплощает, реализует потустороннее, надчеловеческое начало. Это всё односторонние точки зрения.
Лишь философу по плечу всеохватный взгляд на человека. Для него человек — и субъект, и объект, и един, и неедин, и “я”, и “мы”, и индивид, и человеческий род. Такой взгляд на человека обусловлен спецификой философа как универсального мыслителя. Конечно, и философы могут специализироваться и быть ограниченными в своих предпочтениях. Тем не менее по сравнению с другими “человековедами” они в большей степени ориентированы на универсализм во взгляде на человека. По крайней мере, именно среди них встречаются мыслители, которые стремятся к этому универсализму.
Перефразируя известное утверждение Пико делла Мирандолы “кто не философ, тот не человек”, скажем: именно философ и только философ может полноценно ответить на вопрос “что такое человек?”
12.2. [LB4] Человек-общество-природа[LB5]
В предыдущем разделе речь шла о мире как объективной реальности. Если человек и рассматривался, то лишь как часть мира, объективно, а не субъективно.
В настоящем разделе человек рассматривается как субъект, деятель, в единстве двух значений: разделительном и собирательном.
В разделительном смысле человек — индивидуум, личность, живое существо. В собирательном смысле человек — человечество, человеческий род, человеческое общество.
Между тем и другим “человеком” существует определенная дистанция, которая в практике словоупотребления обозначается как противоположность “человек—общество” (или: “личность—общество”, “индивид—род”, “я — мы” и т. п.). Слово “человек” чаще всего употребляется в разделительном смысле. В собирательном же обычно употребляется слово “общество”.
Человек-общество — двойной субъект, в котором определяющую роль играет человек. Человек — первичный субъект, общество — вторичный. Человек “светит” своим светом, общество — отраженным. С другой стороны, эти два субъекта, как два магдебургских полушария, неразделимы. Человек для себя — субъект во всех отношениях. Общество не является субъектом для себя и тем более субъектом во всех отношениях. Для человека общество — отчасти объективная реальность, отчасти часть его самого. По отношению к природе общество— субъект; оно действует, преобразует природу, но по отношению к человеку оно и объективно, и нечто зависимое, являющееся, как я уже говорил, частью человека. Например, наука, часть общества, не может существовать без отдельных ученых. Последние делают науку наукой! Или: философия, как коллективное мышление, с одной стороны, существует вроде бы независимо от отдельного философа, а, с другой, не существует вне мышления отдельных философов. Она может существовать независимо от отдельного философа (взятого в единственном числе), но не может существовать независимо от множества отдельных философов. Наибольшая реальность — не в отдельном человеке и не в обществе, а в чем-то среднем между тем и другим: в человеке-обществе или в обществе-человеке. Человек-общество — это человек, живущий в обществе; общество-человек — это общество, реализующее себя в отдельном человеке, живущее благодаря человеку (Сравн.: В.С. Соловьев: общество — развернутый человек; человек — концентрированное общество).
Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет
Революция
Революция — коренное преобразование в какой-либо области человеческой деятельности.
Революция (от позднелат. revolutio — поворот, переворот, превращение, обращение) — радикальное, коренное, глубокое, качественное изменение, скачок в развитии общества, природы или познания, сопряжённое с открытым разрывом с предыдущим состоянием. Революцию как качественный скачок в развитии, как более быстрые и существенные изменения, отличают и от эволюции (где развитие происходит более медленно) и от реформы (в ходе которой производится изменение какой-либо части системы без затрагивания существующих основ).
Различают революции в природе (геологическая), в развитии общества (в том числе экономическом — неолитическая революция, промышленная революция, культурная революция, «зелёная революция», демографическая революция, «революция растущих потребностей» и политическом — социальная революция, политическая революция), в науке («научная революция» (термин введён в обращение Томасом С. Куном [1] ) — физике, биологии, медицине, философии, космологии и технике. Также используется термин «научно-техническая революция». В принципе, революция (как и эволюция) может произойти в любой сфере.
Содержание
История термина
Первоначально термин revolution употреблялся в астрологии и алхимии. В научный язык термин вошёл из названия книги Николая Коперника «De revolutionibus orbium coelestium» («О вращениях небесных сфер», 1543).
В своём метафорическом применении к земным делам человека этот термин означал, что несколько известных форм правления вечно возвращаются и переходят одна в другую с той же неодолимой силой, с какой звёзды следуют своими предписанными путями в небесах. Впервые в политическом значении это слово было употреблено в 1660-м году в отношении восстановления монархии в Англии после антимонархической революции. Таким образом, слово «революция» первоначально означало реставрацию прежней власти. Но уже во время Великой французской революции при употреблении слова «революция» акцент был сделан не на подчинении вращательного, циклического движения закону, а на его неодолимости. Революция воспринималась как стихийная сила, которой невозможно сопротивляться. [2]
Иногда «революциями» традиционно называют те или иные социально-политические явления, которые, строго говоря, не носят революционного характера — государственный переворот (например, приведшая к замене на английском престоле династии Стюартов династией Оранских-Нассау («Славная революция» 1688—1689 годов); политику модернизации Ирана при шахе Мохаммеде Реза Пехлеви («белая революция») или кампанию Мао Цзэдуна по ликвидации своих конкурентов в структурах КПК сверху донизу в 1966—1976 годах («Великая пролетарская культурная революция»).
И наоборот — иногда этот термин и не применяют к событиям, растянутым во времени, но в итоге приведшим к революционным изменениям в обществе (напр., реформы, проводившиеся в СССР в 1987–1991 гг., т. н. «Перестройка» [3] ).
Историко-политологическое понимание
В политической науке [4] [5] революции делятся на социальные и политические:
Наибольшее внимание этим вопросам традиционно уделял и уделяет марксизм. В марксистской традиции введено разделение на буржуазные революции и социалистические. Примером буржуазных революций является Нидерландская революция XVI века, Английская революция XVII века, Первая американская революция (она же — Война за независимость американских колоний), Великая французская революция, революции 1848—1849 годов в Европе (революции в Германии, Австрии, Италии, Венгрии и т. д.).
Если буржуазная революция приводит к замене феодализма капитализмом в экономике не до конца или не ликвидирует при этом феодальный политический режим, это обычно влечет за собой возникновение буржуазно-демократических революций, смыслом которых является приведение политической надстройки в соответствие с экономическим базисом. Примерами таких революций являются революции 1848 и 1871 годов во Франции, Вторая американская революция (Война Севера с Югом), Революция 1905 года и Февральская революция 1917 года в России, Синьхайская революция 1911 года и Революция 1924—1927 годов в Китае, революции 1918 года в Германии и в Австро-Венгрии, Кемалистская революция 1918—1922 годов в Турции, Революция 1931—1939 годов в Испании, Исламская революция 1979 года в Иране и т. п.
Социалистическая революция приводит к переходу от капитализма к социализму. Сталинистская традиция такой революцией считает Октябрьскую революцию 1917 года в России, „народно-демократические революции“ 1940-х годов в Восточной Европе, Китайскую революцию 1949 года, Кубинскую революцию 1959 года и т. д. [6] [7] Однако целый ряд направлений в марксизме (каутскианство, неомарксизм, постмарксизм, коммунизм рабочих советов, Франкфуртская школа, фрейдо-марксизм, марксистский экзистенциализм, школа «Праксиса», меньшинство в троцкизме (сторонники Тони Клиффа) и др., а в Восточной Европе — отдельные теоретики, например, Рудольф Баро, Иштван Месарош, Юрий Семёнов, Александр Тарасов, Борис Кагарлицкий) отрицает социалистический характер этих революций.
В истории возможна ситуация, когда революция терпит поражение (крестьянские войны в Англии, Франции, Германии, России и других странах; Революция 1905 года в России; Революция 1808—1814, Революция 1820—1823, Революция 1834—1843, Революция 1868—1874 годов в Испании; Революция 1848 года и Парижская коммуна во Франции; Сентябрьская революция 1836 года в Португалии; революции 1848—1849 годов в Германии, Австрии, Венгрии и Италии; Революция 1905—1911 годов в Иране; пролетарские революции в Баварии, Венгрии и Словакии 1919 года и т. д.).
Известны также национально-освободительные революции, в ходе которых те или иные страны освобождаются от колониальной, полуколониальной или иной иностранной (национальной) зависимости. Примерами таких революций являются Нидерландская революция XVI века, Первая американская революция, войны за независимость в Латинской Америке в XIX веке, Филиппинская революция 1896—1898 годов, Августовская революция 1945 года во Вьетнаме, Июльская революция 1952 года в Египте, Иракская революция 1958 года, Алжирская революция и т. д. Однако в этих революциях национально-освободительный характер является внешним выражением классового характера революций — буржуазных, буржуазно-демократических или социалистических.
«Революции сверху»
К.Маркс и Ф.Энгельс, изучая процессы буржуазно-демократического преобразования в странах Центральной и Восточной Европы после поражения буржуазных революций 1848— 1849 гг., подметили, что объективные задачи этих революций, не решенные ввиду слабости революционных классов, были в последующие два-три десятилетия решены теми правителями, которые подавили революции. Они назвали такой социально-политический феномен «революцией сверху». К ним также относится «Революция Мэйдзи» в Японии в 1867–1868 годах, «эпоха реформ» 1860-х годов при Александре II в России. «Революции сверху», однако, имеют, как правило, незавершённый характер [8] [9] и представляют собой скорее хоть и глубокие, но реформы.
«Бархатные революции»
«Бархатные революции» в странах Восточной Европы и Монголии, в ходе которых в 1989—1991 годах были ликвидированы политические режимы советского типа, представляют собой определенную методологическую проблему. С одной стороны, поскольку в результате этих «бархатных революций» произошла смена общественно-политического строя, они полностью удовлетворяют определению революции. С другой стороны, они часто осуществлялись с участием правящих элит этих стран (номенклатурой), которые в результате усилили свои позиции (присоединив к власти также и собственность), а революции не осуществляются правящими классами и слоями, наоборот, они приводят к тому, что дореволюционные правящие классы и слои утрачивают власть и собственность. Кроме того, революции не приводят к воссозданию положения, существовавшего до предыдущей революции (в случае «бархатных революций» — восстановлению капитализма). Обычно такие изменения именуются не «революцией», а «реакцией» или «реставрацией» (поэтому, скажем, неудивительно, что в левых кругах (за исключением части анархистов и социал-демократов) «бархатные революции» рассматриваются как контрреволюции).
«Цветные революции»
«Люди, хвалившиеся тем, что сделали революцию, всегда убеждались на другой день, что они не знали, что делали – что сделанная революция совсем не похожа на ту, которую они хотели сделать. Это то, что Гегель называл иронией истории, той иронией, которой избежали немногие исторические деятели».
Механизм возникновения революций основан на пяти факторах
Революции не возникают из-за растущего недовольства нищетой, неравенством и других подобных им явлений. Революция — сложный процесс, который неожиданно возникает из общественного строя, приходящего в упадок сразу во многих сферах.
К сожалению, понять, находится ли страна в неустойчивом равновесии, бывает непросто, поскольку, несмотря на подспудные изменения, положение в ней долгое время может казаться стабильным.
Стачки, демонстрации или мятежи можно игнорировать как не имеющие значения до тех пор, пока в них принимает участие небольшое количество людей, а военные и полиция настроены на их подавление и способны это делать. Симпатии других групп к протестующим и недовольство военных и полиции могут до поры до времени не проявляться вовне.
Элиты могут скрывать нарастающие разногласия и свою оппозиционность, пока не представится реальная возможность выступить против режима.
Правители могут начать реформы, надеясь на их успех, или развернуть репрессии, думая, что они положат конец оппозиции; и лишь задним числом приходит понимание, что реформы не получили поддержки, а репрессии привели к еще большему недовольству и сопротивлению.
Таким образом, революции подобны землетрясениям. Геологи умеют выявлять зоны повышенного риска, и мы знаем, что именно там землетрясения скорее всего и произойдут. Однако серия мелких толчков может означать как релаксацию, так и рост напряжения, за которым вскоре может последовать сильное смещение. Сказать заранее, что случится, как правило, невозможно. Землетрясение может произойти на хорошо известном разломе, а может случиться на новой или не обнаруженной ранее линии. Знание общих механизмов не позволяет нам предсказывать землетрясения. Подобно этому социологи могут сказать, в каких обществах могут быть разломы и напряжения. Об этом свидетельствуют признаки социального конфликта или проблемы, с которыми сталкиваются институты или группы в решении привычных задач или достижении своих целей. Однако это не означает, что мы можем точно предсказать, когда та или иная страна испытает революционные потрясения.
Исследователи революций согласны друг с другом относительно пяти элементов, которые считаются необходимыми и достаточными условиями неустойчивого социального равновесия. Первый из них — проблемы в экономической и фискальной сферах, мешающие поступлению ренты и налогов в распоряжение правителей и элит и снижающие доходы всего населения в целом. Такие проблемы обычно приводят к тому, что власть повышает налоги или влезает в долги, зачастую делая это способами, которые рассматриваются как несправедливые. Снижается и способность правителей награждать сторонников и платить зарплату чиновникам и военным.
Второй элемент — растущее отчуждение и оппозиционные настроения в среде элит. Элиты всегда конкурируют в борьбе за влияние. Соперничают между собой семейные кланы, партии, фракции. Однако правитель обычно использует эту конкуренцию для того, чтобы обеспечивать поддержку элит, натравливая одни группы на другие и вознаграждая лояльность.
Стабильные элиты также стремятся рекрутировать и держать при себе талантливых новичков. Отчуждение возникает, когда та или иная группа элиты чувствует, что ее систематически и несправедливо оттесняют и лишают доступа к правителю.
«Старые» элиты думают, что их обходят новички, а новые и честолюбивые элиты — что им перекрывают дорогу старожилы. Элиты могут прийти к мнению, что какая-то определенная группа — узкий круг ближайших друзей или членов этнической или региональной группы, в которую входит правитель, — несправедливо получает основную долю политической власти или экономических дивидендов. В этих обстоятельствах им может показаться, что их лояльность не будет вознаграждена и что режим будет всегда ставить их в невыгодное положение. В этом случае они могут выступить за реформы, а если реформы будут блокироваться или их объявят неэффективными, принять решение о мобилизации и даже попытаться воспользоваться народным недовольством, чтобы оказать давление на режим. По мере роста отчуждения они могут принять решение о свержении и смене существующего общественного порядка, а не просто об улучшении своего положения в его рамках.
Третий элемент — революционная мобилизация, опирающаяся на нарастающее народное возмущение несправедливостью. Это возмущение необязательно оказывается следствием крайней нищеты или неравенства. Люди скорее чувствуют, что теряют положение в обществе по причинам, которые нельзя считать неизбежными и в которых нет их вины. Это могут быть крестьяне, обеспокоенные тем, что теряют доступ к земле или облагаются слишком высокой рентой, непомерными налогами или другими поборами; или это могут быть рабочие, которым не удается найти работу или приходится сталкиваться с ростом цен на предметы первой необходимости или неиндексируемыми зарплатами. Это могут быть студенты, которым крайне сложно найти работу, соответствующую их ожиданиям и желаниям, или матери, которые чувствуют, что не способны прокормить детей. Когда эти группы поймут, что их проблемы возникают в результате несправедливых действий элит или правителей, они пойдут на риск и примут участие в мятежах, чтобы привлечь внимание к своему тяжелому положению и потребовать перемен.
Группы населения могут действовать через собственные местные организации, такие как крестьянские коммуны и сельские советы, рабочие союзы, землячества, студенческие или молодежные организации, гильдии или профессиональные объединения.
Но их мобилизацией могут также заняться гражданские или военные элиты, которые будут привлекать и организовывать население, чтобы бросить вызов власти.
Группы населения могут принять участие в городских шествиях, демонстрациях и захвате публичных мест. В XIX веке слова «На баррикады!» были призывом преградить путь войскам и не допустить их в «освобожденные» кварталы. Сегодня захват выглядит как заполнение толпами публичных мест в центре городов, таких как площадь Тахрир в Каире. Рабочие также могут призывать к бойкотам и всеобщим стачкам. Если революционеры считают, что в столице власть слишком сильна, они могут организовать партизанские отряды в отдаленных горных или лесных местностях и постепенно накапливать силы.
Восстания, которые остаются локальными и изолированными, обычно легко подавляются. Но если восстание охватывает несколько районов и к нему присоединяются крестьяне, рабочие и студенты, а эти группы, в свою очередь, устанавливают связь с элитами, сопротивление может оказаться слишком массовым, чтобы власть могла справиться с ним сразу и целиком. Революционные силы могут сосредоточиваться в отдельных местностях, избегая столкновений с силами правительства в одних районах и нанося удары в других. В какой-то момент офицеры и рядовой или сержантский состав могут отказаться убивать собственный народ ради того, чтобы правительство сохранило власть, и тогда дезертирство или распад армии станут сигналом о скорой победе революционных сил.
Четвертый элемент — идеология, предлагающая убедительный и разделяемый всеми нарратив сопротивления, объединяющая недовольство и требования населения и элит, устанавливающая связь между различными группами и способствующая их мобилизации.
Идеология может принять форму нового религиозного движения: фундаменталистские религиозные группы, от английских пуритан и до джихадистов, часто находили оправдание мятежам, ссылаясь на аморальность правителя. Идеология может принять и форму секулярного нарратива борьбы с несправедливостью, подчеркивая права и указывая на невинные жертвы злоупотреблений.
Это может быть нарратив национального освобождения. Какой бы ни была форма, действенные нарративы сопротивления подчеркивают чудовищную несправедливость режима, порождая в рядах оппозиции чувство единства и правоты своего дела.
Наконец, революции необходима благоприятная международная обстановка. Успех революции часто зависел или от иностранной помощи, поступавшей оппозиции в трудный момент, или от отказа в помощи правителю со стороны иностранной державы. И наоборот, многие революции терпели неудачу или были подавлены интервенцией, направленной на помощь контрреволюции.
Когда совпадают пять условий (экономические или фискальные проблемы, отчуждение и сопротивление элит, широко распространенное возмущение несправедливостью, убедительный и разделяемый всеми нарратив сопротивления и благоприятная международная обстановка), обычные социальные механизмы, которые восстанавливают порядок во время кризисов, перестают работать, и общество переходит в состояние неустойчивого равновесия. Теперь любое неблагоприятное событие может вызвать волну народных мятежей и привести к сопротивлению элит, и тогда произойдет революция.
Однако все пять вышеперечисленных условий совпадают редко. Кроме того, их трудно распознать в периоды кажущейся стабильности. Государство может скрывать свое истинное финансовое положение, пока неожиданно не произойдет его банкротство; элиты, как правило, не афишируют свою нелояльность, пока не возникает реальная возможность для действия; а группы населения, бурлящие от внутреннего возмущения, скрывают, как далеко они готовы зайти. Нарративы сопротивления могут циркулировать в подполье или тайных ячейках;
и пока не начинается революционная борьба, часто неясно, будет ли интервенция иностранных государств направлена на поддержку революции или на ее подавление.
Трудности с выяснением того, на что указывает внешняя стабильность — на устойчивое или неустойчивое равновесие — порождают парадокс революций. Задним числом, после того как революция уже произошла, кажется совершенно очевидным, насколько серьезное влияние на финансы правительств и элит оказывали экономические или фискальные проблемы; насколько отчуждены и далеки от режима были элиты; насколько распространены были чувства возмущения несправедливостью; насколько убедительными были революционные нарративы; насколько благоприятной была международная обстановка.
Причины революции можно расписать в таких деталях, что ретроспективно она покажется неизбежной.
Однако на самом деле революции оказываются полной неожиданностью для всех, включая правителей, самих революционеров и иностранных держав. Ленин выступил с широко известным заявлением в январе 1917 года, всего за несколько месяцев до падения царского режима, сказав, что «мы, старики, может быть, не доживем до решающих битв этой грядущей революции».
Это происходит потому, что обычно никому не дано предвидеть, когда совпадут все пять условий. Правители почти всегда недооценивают, насколько несправедливыми они выглядят в глазах населения и как далеко они оттолкнули от себя элиты.
Если, чувствуя неладное, они прибегают к реформам, то это нередко лишь усугубляет ситуацию. Революционеры часто не до конца понимают фискальную слабость старого режима и масштабы поддержки оппозиции. Им все еще может казаться, что борьба займет много лет, несмотря на то, что элиты и военные уже переходят на сторону оппозиции, а старый режим распадается. Вот почему, даже если революции задним числом кажутся неизбежными, обычно их считают невероятными и даже немыслимыми событиями, пока они не начинают происходить на самом деле.
Благодарим пресс-службу РАНХиГС и Издательство Института Гайдара за содействие в публикации