Что означает хруст французской булки
Хруст французской булки
Съешь ещё этих мягких французских булок, да выпей чаю.
Хруст французской булки — саркастический интернет-мем, понятие, которое образно характеризует все утерянное вместе с Российской империей («Россией, которую мы потеряли»). Активно употребляется Львом Щаранским.
Содержание
[править] Происхождение и смысл
Весь город! Весь улей! Чтоб было живо!
Чтоб сразу свалить наболевший груз,
Чтоб слышался запах горького пива,
Чтоб булки французской был внятен хруст.
В издании 1960-го года Ильинский переделал последнюю строку на «Чтоб булки французской был ясен вкус».
Виктор Пеленягрэ — Триолет (версия 1998 года)
В современную культуру выражение ввёл поэт Виктор Пеленягрэ (один из создателей и Архикардинал Ордена куртуазных маньеристов [2] ) в своём стихотворении «Триолет» 1991 года [3] :
Балы. Красавицы. Корнеты. Шулера.
И вальсы Шуберта, и хруст французской булки,
Любовь, шампанское, закаты, переулки,
Как упоительны в России вечера!…
По воспоминаниям Пеленягрэ он взял «французскую булку» из романа «Алмазный мой венец» (1978 г.) Валентина Катаева [4] :
Моя любовь к тебе сейчас — слоненок,
Родившийся в Берлине иль Париже
И топающий ватными ступнями
По комнатам хозяина зверинца.
Не предлагай ему французских булок,
Не предлагай ему кочней капустных —
Он может съесть лишь дольку мандарина,
Кусочек сахара или конфету.
В свою очередь Катаев цитировал, не называя автора, стихотворение 1921 г. «запрещённого» Николая Гумилёва.
По другой версии стихотворение Пеленягрэ это лишь упрощённый перепев русского Серебряного века, а именно стихотворения «Любовь этого лета» (1906 г.) Михаила Кузмина [5] :
Где слог найду, чтоб описать прогулку,
Шабли во льду, поджаренную булку
И вишен спелых сладостный агат?
Далек закат, и в море слышен гулко
Плеск тел, чей жар прохладе влаги рад.
Стихотворение Пеленягрэ неоднократно изменялось [6] [7]
«Как упоительны в России вечера» (клип)
Популяризировано в слегка измененном виде в песне «Как упоительны в России вечера» группы «Белый орёл» (1998 год, музыка Александра Добронравова):
Балы, красавицы, лакеи, юнкера,
И вальсы Шуберта, и хруст французской булки,
Любовь, шампанское, закаты, переулки,
Как упоительны в России вечера
Виктор Пеленягрэ исполняет «Как упоительны в России вечера» (2008)
Хруст французской булки в программе «Корень зла»
В политический оборот «хруст французской булки» ввёл Сергей Кара-Мурза [11] в 2001 году в своей книге «Советская цивилизация»: [12]
Историю ХХ века изнасиловали так, что ни в какой антиутопии не придумать. Интеллигенция буквально влюбилась в Столыпина, который своей неудавшейся «реформой на крови» и своими провокациями озлобил крестьянство и все общество, так что довел дело до большой революции. А дети крестьян поют про корнета Оболенского, про хруст французской булки и уверены, что если бы не большевики, то они все были бы помещиками.
После 2010 года выражение стало активно использоваться Львом Щаранским.
Согласно Луркоморью, хрустом французской булки именовался изящный эвфемизм для обозначения непреднамеренного пускания газов дамами, стиснутыми чересчур плотными корсетами.
При буквальном понимании хруст французской булки может означать хруст хлебобулочными изделиями из Франции в дореволюционной России. Критики подобного хруста выдвигают мнение, что большая часть населения России до революции недоедала, а не хрустела французскими булками. Но согласно щаранизму-хайкинизму это мнение разделяют только быдлосовки.
[править] Хруст французской булки и Лев Щаранский
В сохранившихся блогозаписях Лев Щаранский впревые упомянул хруст французской булки 16 июня 2010 года: [16]
Эх, прочитал вас, господа. Сейчас бы на охоту барскую. Икорка, водочка, шашлычок, лакеи, хруст французской булки, персен. А потом по коням и медведя затравить собаками и егерями.
Одно из наиболее развернутых мнений Льва Щаранского по поводу хруста сформулировано в блогозаписи «День чекизма»: [17]
Россия которую мы потеряли. Балы, красавицы, лакеи, юнкера. И хруст французской булки. Все это могло быть явью, если бы не большевики-чекисты, которые лишь массовыми казнями заставили себе подчиняться. Листая старую тетрадь расстрелянного генерала и пересматривая по ОРТ сериал «Адмиралъ», я горько и совестливо осознавал, какой шанс упустила Россия. Адмирал Колчак вместе со своими верными сподвижниками генералом Каппелем и атаманом Семеновым тогда были наилучшим выходом для страны. Но тупой народ-совок не принял общечеловеческие ценности, дух свободы и евроатлантический выбор. Нет предела человеческой мерзости.
Вместе с хрустом французской булки Лев Щаранский часто пишет про Триста сортов колбасы [18] :
Да, порой нелегко глядеть на похмельные лица окружающих, смотреть на всё это варварство и дикость, мечтая о трехстах сортах колбасы и хрусте французской булки в цивилизованной стране, но путь к совершенству триумфу воли лежит через познание себя и совестливые страдания, согласно традициям русской интеллигенции.
Хруст французской булки и триста сортов колбасы невидимым ореолом окружал дух этих великих людей.
Про хруст булки Лев Щаранский вспомнил в своем известном посте, в котором он объявил войну России: [20]
Лев Щаранский также писал, что в его блоге не банят «за хруст французской булки». [21]
Воплощением хруста французской булки Лев Натанович считает Николая Баскова. [22]
[править] Мнения
В России в ту пору, 88 % всего населения проживали в деревнях. Грязь, детская смертность. Из 12 % городского населения — меньше половины были «юнкера, красавицы», и только эта плесневая аристократия хрустела сытными булками. Только она любовалась закатами и упивалась вечерами и шампанским. [23]
[править] Цитаты
За кадром слышатся вальсы Шуберта и хруст французских булок, проверяемых на разрыв.
Теперь булка хрустит по всему интернету, и везде крошки.
в последние годы мы наблюдаем настоящий девятый вал позднесоветской ностальгии. Хруст нарезного батона столь громок, что давно уже заглушил «хруст французской булки».
Что означает выражение «хруст французской булки»?
Почему-то «хруст французской булки «у меня вызывает какие-то скользкие ассоциации.
И не у вас одного. У меня всякий раз, когда я слышу это выражение, рот сам собой растягивается в улыбке. Слова «хруст французской булки» стали почти крылатыми. Параллель с грубыми сексуальными утехами уже обыгрывали в КВН и Камеди Клаб. Помнится, в каком-то из фильмов эту песню смешно исполнил пьяный в дымину герой Михаила Ефремова.
Почему всех так веселят эти слова? Ну, скорее всего, потому, что слово «булки» в русском народном сознании имеет прочную ассоциацию с ягодицами, проще говоря, с попой. А хрустящая попа это всегда смешно и сексуально. Это как нужно постараться в сексе, чтобы попа захрустела.
Да и вообще сама по себе песня смешная, полная клише, штампов и глупого романтического пафоса.
Под выражением хруст французкой булки подразумевали не что иное как непроизвольное пускание газов дамами, которые в ту пору носили тугие корсеты.
Не знаю знал ли об этом поэт Виктор Пеленягрэ когда писал свой «Триолет»
Позже стихи в видоизменненом виде были положены в основу песни группы Белый орел и в первую очередь слушатели думают о вкусных булочках с шампанским, первый смысл узнают случайно:)
Потап и его команда «Лето», Все включено «Загорелое лето», Чи-ли «Лето», Отпетые мошенники «Лето – это»
Моя юность, которая и сейчас продолжается (меня в мои двадцать семь принимают часто за школьницу), может быть описана песней «Качели», которую в советском фильме, вышедшем в 1975 году, исполнили Елена Дриацкая и Станислав Пожлаков. Она о юношеской любви, которая часто сопровождается смущением и замешательством в присутствии объекта любви. И когда в двадцать три (мне давали не больше шестнадцати лет, о которых поётся в песне, а часто даже меньше) я гуляла с двадцативосьмилетним другом, то не могла ему в глаза посмотреть. А когда мне было двадцать шесть, и другой друг, постарше, сказал, что рад был бы со мной погулять, мне было приятно, но я почувствовала, что чувствовала бы себя смущённой, увидевшись с ним лично.
Из наиболее «свежего»: одна из самых «сексуальных» песен Дана Балана «Люби». Думаю, со мной многие согласятся. Автору и исполнителю удалось сделать номер с зашкаливающей чувственностью, не переходящей все же в пошлость.
Причем, этот клип более передает эмоции, нежели красивый ролик с актрисой и поездом.
Тема и песня из фильма Эммануэль Пьера Башле.
Некоторые песни «под блатные» у Владимира Высоцкого. Почему-то они меня немного смущали раньше.) Хотя, скорее, тут стеб, ирония.
«Наводчица». Смешная песня, особенно про «ноги разные» и «одета как уборщица».
byacs
byacsbyacs
Как упоительны в России вечера,
Любовь, шампанское, закаты, переулки.
Ах, лето красное, забавы и прогулки,
Как упоительны в России вечера.
Балы, красавицы, лакеи, юнкера
И вальсы Шуберта, и хруст французской булки .
Любовь, шампанское, закаты, переулки,
Как упоительны в России вечера.
К ак упоительны в России вечера,
В закатном блеске пламенеет снова лето,
И только небо в голубых глазах поэта,
Как упоительны в России вечера.
Пускай всё сон, пускай любовь игра,
Ну что тебе мои порывы и объятия.
На том и этом свете буду вспоминать я,
Как упоительны в России вечера.
Пускай всё сон, пускай любовь игра,
Ну что тебе мои порывы и объятия.
На том и этом свете буду вспоминать я,
Как упоительны в России вечера.
Как упоительны в России вечера.
Как упоительны в России вечера.
Мне не понятно было, почему булка должна хрустеть? Может ее лучше размять, так сказать?
Откуда этот «сильный образ»?
Мне кажется, что я нашел изначальный источник.
И всем хорошо и совслужащему и Пикулю.
Так вот, источник такой:
«Таково настроение против Австрии у всех в России, от генерала до солдата», – сообщал Бисмарк жене. В столицу он возвращался по «сидячему» билету, не желая ехать в спальном отделении, чтобы не лишить себя удовольствия еще раз понаблюдать за русским бытом. Посол опять смотрел, как россияне истребляют жирных цыплят, снимают рыжие пенки с топленого молока в кувшинах, вовсю хрустят солеными огурцами, а молодой смышленый купец, с недоверием поглядывая на Бисмарка и его лакея, плотоядно обкусывал громадную телячью ногу. Камердинер Энгель быстрее посла освоился с русской речью, и Бисмарк спросил его – о чем сейчас говорят русские?
– Очень жалеют нас, что мы ничего не едим.
Какая-то старушка сунула Бисмарку ватрушку:
– На, родимый… покушай, бедненький…
Заметили? Хрустят-то не булками, а огурцами!
Вечером в Михайловском театре давали «Орфея» Глюка; Горчаков сидел подле Надин, искоса наблюдая за партером, где в окружении ослепительных дам беззастенчиво жуировали его статные красавцы сыновья. По выражению глаз племянницы старик догадался, что она с большим бы удовольствием перешла из ложи в партер. Дежурный флигель-адъютант попросил князя пройти в императорскую ложу. Надин с хрустом разгрызла карамельку, и этот хруст показался канцлеру треском рушащейся карьеры… Александр II сидел со своей сестрой великой княгиней Марией Николаевной, когда-то очень красивой Мессалиной, а теперь эта женщина не расставалась с костылями.
Хруст французской булки
почему не получилась ностальгия?
«Балы, красавицы, лакеи, юнкера,
И вальсы Шуберта, и хруст французской булки…»
В эпоху Гласности и в начале 1990-х мы дружно искали утраченную духовность. Всем очень нравилась цитата из популярного на тот момент фильма «Покаяние»: «К чему дорога, если она не приводит к храму?». Почерк времени! Бывшие «верные ленинцы» (как оказалось — неверные) и диссиденты (ставшие вдруг умилительно-сервильными) дружно вопили про дорогу к храму. Им не нужна была эта дорога, а тем более — сам храм, им просто хотелось вопить, а ещё больше — кушать. Да. Выискивать духовность предлагалось где угодно, кроме как в самом СССР, который стремительно летел в тартарары под разухабистое «Есаул-есаул, ты оставил страну, а твой конь под седлом чужака!». За есаулом была ясная, звенящая правда — с казацкой волюшкой да с эмигрантскими кабаками города Парижа, где «оставивший страну» есаул танцевал до старости этнический танец Kazatschok, тогда как чужаком обозвали красного командира. «Наши» и «не наши» поменялись местами. Обществу предложили новую версию прошлого, а заодно — будущего, потому что идти дальше под красными знамёнами оказалось некуда и, что самое ужасное, — не с кем. Парторги стремительно — аки в сказке — обращались в лоснящихся бизнесменов, комсомольские лидерши — в содержательниц кооперативных бань, а дворцы пионеров — в ресторации для вышеозначенных лиц. Причём для этих фантастических метаморфоз оказались не нужны волшебные палочки, рукава Царевны-лягушки или чары Конька-Горбунка — всё произошло само собой и как-то очень уж по плану.
Из распахнутого окна неслось: «Ээээх, конфетки-бараночки, словно лебеди саночки…!» про гимназисток румяных да про «Царь-пушку державную», которая теперь обретала какой-то иной, параллельный смысл, никак не связанный с нашим вариантом реальности. Певица залихватски повизгивала: «Всё прошло, всё умчалося в невозвратную даль!». Ностальгия по царскому прошлому навязывалась всеми возможными способами: интеллигенции предлагалось возопить да покаяться, простонародью — поплясать под «Бараночки» на пьяной свадьбе. Журналы пестрели душераздирающими текстами о том, как дурно обошлась советская власть с тонкокостными поручиками и лилейными девами, а также со всей Расеей-матушкой — благолепной, возвышенной, кружевной, чеховской, печальной. При шляпках, эполетах и стихотворных грёзах. А из окна продолжало меж тем наяривать: «Дыни, арбузы, пшеничные булки / Щедрый зажиточный край. / И на престоле сидит в Петербурге / Батюшка царь Николай!». Всё это оказалось растоптано, порушено и расстреляно, а потом — закатано в асфальт. Поэтому у нас — тупичок цивилизации. По радио всё пели и пели: «Балы, красавицы, лакеи, юнкера…». Слушатели всенепременно должны были поверить, что их предки были не лакеями, а юнкерами, на худой конец, — просто красавицами.
Что же произошло? Элиту выбили, не туда пошли, а теперь — блуждаем на обломках цивилизации. Тогда, на излёте эпохи, народ ещё верил в написанное: раз газета публикует, значит — всё правильно. Сталин — гад, Ленин — немецкий шпион, Берия — насильник, Жданов — жаба… И вообще — надо бы сжечь комсомольский билет, а то вдруг Оболенским вернут имение, Прохоровым — Трёхгорку, а я — комсомолец! Началось брожение умов. Поиски дворянских корней и выдумывание себе пышных родословных сделались частью мейнстрима наравне с культом американских жвачек и проведением конкурсов «Мисс Полусвета». Виктор Пелевин весьма точно высказался на сей счёт: «По телевизору между тем показывали те же самые хари, от которых всех тошнило последние двадцать лет. Теперь они говорили точь-в-точь то самое, за что раньше сажали других, только были гораздо смелее, твёрже и радикальнее».
Интеллектуалы зачитывались аксёновским «Островом Крым», опубликованным в журнале «Юность» 1990-го года. Фантастический сюжет подразумевал существование иной России под боком у Совдепа — по образцу ФРГ и ГДР. На острове Крым всё по-людски: идеально проложенные автострады, фирменная упакованность бытия, длинноногие фемины в эротичных купальниках, пряные коктейли, фешенебельные пляжи, моложавость, свобода. И, разумеется, та — правильная — история, с белогвардейской этикой и дворянской честью. С умением щёлкнуть каблучками и выпить шампанского из туфельки прекрасной дамы. И, как водится у гедониста Василия Аксёнова, — с рысаками да поместьями: «Арсений Николаевич вместо ответа повёл их в так называемые «частные» глубины своего дома, то есть туда, где он, собственно говоря, и жил. Комнаты здесь были отделаны тёмной дубовой панелью, на стенах висели старинные портреты рода Лучниковых, часть из которых успела эвакуироваться ещё в двадцатом, а другая часть разными правдами-неправдами была выцарапана уже из Совдепии. Повсюду были книжные шкафы и полки с книгами, атласами, альбомами, старые географические карты, старинные глобусы и телескопы, модели парусников, статуэтки и снимки любимых лошадей Арсения Николаевича. Над письменным столом висела фотография суперзвезды, лучниковского фаворита, пятилетнего жеребца крымской породы Варяга, который взял несколько призов на скачках в Европе и Америке». Зачарованные читатели, отстояв пятикилометровую очередь за простынями в цветочек (ускорение экономического развития шло усиленным темпом!), пускали слезу и подпевали магнитофону: «Эта земля была нашей, пока мы не увязли в борьбе. Она умрёт, если будет ничьей. Пора вернуть эту землю себе».
После песни — снова припадали к острой аксёновской прозе, злобно сжимая кулачонки: «В общем, здесь не было ничего. Впрочем, не нужно преувеличивать, вернее, преуменьшать достижений: кое-что здесь всё-таки было — один сорт конфет, влажные вафли, сорт печенья, рыбные консервы «Завтрак туриста»… В отделе под названием «Гастрономия» имелось нечто страшное — брикет мороженой глубоководной рыбы. Спрессованная индустриальным методом в здоровенную плиту, рыба уже не похожа была на рыбу, лишь кое-где на грязно-кровавой поверхности брикета виднелись оскаленные пасти, явившиеся в Фатеж из вечной мглы». Как вы понимаете, это уже о советском мире. В мрачной антиутопии Василия Аксёнова СССР поглощал и растаптывал парадиз белогвардейских бонвиванов — нам предлагалось изменить историю и встать на сторону господ Лучниковых, дабы не завязнуть в «Завтраке туриста» до скончания веков… Учимся хрустеть французской булкой! Отчётливо и с расстановкой.
Ещё раз напомню, что в эстрадно-развлекательном искусстве появился особый жанр, обслуживавший ностальгию по Белому Делу и царской твердыне: шикарные женщины в модных мини-юбках пели про Андреевский флаг, сладкоголосые юноши наяривали о том, «…как упоительны в России вечера» под булко-хруст, а задумчивый бард с библейской печалью в глазах выводил: «Я тщетно силился понять, как ты смогла себя отдать на растерзание вандалам». Россия! В зале подпевали, плакали и верили: вот прикончим «совок» и заживём, наконец-то, как люди. «О, генеральская тетрадь, забытой правды возрожденье, как тяжело тебя читать обманутому поколенью…». Поколенье — выло от стыда и растерянности.
Но шли годы — под гиканье толстосумов и фотомоделек расстреляли Дом Советов, последний оплот советской власти. По обшарпанным улицам разъезжали авто премиум-класса, взрывались банкиры (бывшие райкомовские чинуши), распродавалась Родина, также неплохо шли цветмет и совесть. Что примечательно, слезливо-попсовая ностальжи по белым кителям с золотыми эполетцами куда-то постепенно схлынула, тогда как скорбь по утраченной Совдепии разгоралась с невиданным размахом. Больше того — никто даже и не ожидал такого странного поворота дел. Переломным моментом стала, по сути, новогодняя ночь 1995 года, когда бессменные кумиры представили «Старые песни о главном». На фоне обнищания страны и утраты моральных ценностей это выглядело не пародией, а — гимном. Уже тогда стало ясно: новых шедевров не будет, а белогвардейская эстетность в поп-стиле попросту не прижилась. Возникает вопрос: почему? Большинство населения всё-таки понимало, что, кабы не революция, их жизнь пошла бы в совершенно ином направлении. Безусловно, никто в конце XX века не носил бы лапти и не кормил бы вшей в покосившейся избёнке на краю мироздания. Вместе с тем, это оказалась бы другая цивилизация. Достаточно вспомнить, что в СССР было бесплатное и весьма качественное высшее образование, заимев которое, многие наши либералы до сих пор оплёвывают советскую систему. Плач по гимназисткам, поручикам и балам в Аничковом дворце (несмотря на усилия деятелей искусств) оказался фальшивым. Странным. Плач по чужой прабабушке — это, конечно, высокоморально, однако та прабабушка всё равно не становится родной. А своя — получила электричество только в виде «лампочки Ильича» и культуру в форме ликбеза.
Кроме того, приятие той, белогвардейской, стороны существовало в советской культуре, начиная уже с 1930-х годов — известно, что товарищ Сталин любил пьесу «Дни Турбиных» и неоднократно посещал эту постановку. Со временем в искусстве сложился устойчивый образ «приличного белогвардейца»: он несчастен и враждебен лишь потому, что не понял смысла революции. Романс «Белая акация», символизировавший белоэмигрантские настроения, исполнялся на всех концертах, а песню «Поле, русское поле» в кадре пел типичный контрреволюционер. Гениальный Никита Михалков успешно и, главное, тонко разрабатывал тему ностальгии по старорежимной бытности ещё задолго до Перестройки. Это и «Раба любви», и «Неоконченная пьеса для механического пианино». За критикой безвольно-декадентской интеллигенции в «Неоконченной пьесе…» виделось совершенно противоположное: любовь ко всем этим старинным дачам, узорчатым шалям, цветистым романсам и — России, которую мы потеряли. В «Рабе любви» — столкновение миров, белого и красного, а экзальтированная актриса — плоть от плоти Серебряного века — только и может произнести: «Господа, вы звери…». Впрочем, большевистский подпольщик Потоцкий (шляхтич) носит в кадре белый костюм и катает «звезду» Вознесенскую на шикарном авто, а вся съёмочная группа томится от неизбывной тоски по 1913 году, по какому-то полумифическому ноябрю, когда лежал снег, но «…трава зелёная-зелёная».
Всё это стало частью советской, повторю — сугубо советской — парадигмы, и в михалковских картинах прослеживалось лучше всего: СССР унаследовал именно дворянскую культуру побеждённого класса, сделав её основой воспитания, образования, творчества. И вальсы Шуберта, и балы… в доме культуры — с колоннами да лепниной, и даже военные с привычной выправкой. В культовой саге «Офицеры» бывший царский военачальник передаёт эстафету красному командиру. Учащиеся пролетарских ФЗУ писали сочинения на тему духовных исканий князя Андрея — подразумевалось, что персонаж графа Толстого понятен будущему фрезеровщику. Другой Толстой — тоже граф — создавал для советских людей фантастические миры «Аэлиты», сказочное пространство «Буратино» и великое прошлое Петра. Постулаты: служба, верность, нестяжательство, презрение к буржуазным, то есть — не дворянским (sic!), наворотам.
У советских — особенная гордость. Мы воспринимались наследниками той, старой, России, которую мы не теряли. Большевистский СССР оказался единственным социумом XX века (за исключением Англии, наверное), где хранились и пестовались аристократические вкусы. Но есть нюанс: в советской системе эти привычки прививались всему народу, а не только высшей элите.
Перестроечная же модель «старой России» оказалась пошленькой и кафешантанной, с дрыгающимися шансонетками и напомаженными князьками. Ничего героического и великого — сплошные подонки из прозы Михаила Арцыбашева или бунинские барчуки, устраивавшие себе необременительный роман с юной горничной. Нам подсунули фальшивку — красивую, сочную, миленькую, как открыточки Серебряного века с пухлыми дамами demi-mond-а. Мы в это поигрались, как в любую новую игру. И — бросили. Теперь ностальгируем по СССР, где было дворянское воспитание… которое мы потеряли. И духовность, что характерно, была.
kosmodesantnick
kosmodesantnick
После упоительно долгого отсутствия я вернулся, друзья мои!
Поводом для моего возвращения послужила, как выяснилась позднее, всего одна строчка из второго куплета довольно известной песни. Песня группы «Белый орёл» «Как упоительны в России вечера»:
Как упоительны в России вечера,
Любовь, шампанское, закаты, переулки,
Ах, лето красное, забавы и прогулки,
Как упоительны в России вечера.
Балы, красавицы, лакеи, юнкера,
И вальсы Шуберта, и хруст французской булки,
Любовь, шампанское, закаты, переулки,
Как упоительны в России вечера,
Как упоительны в России вечера,
В закатном блеске пламенеет снова лето,
И только небо в голубых глазах поэта
Как упоительны в России вечера,
Пускай все сон, пускай любовь игра,
Ну что тебе мои порывы и объятья,
На том и этом свете буду вспоминать я
Как упоительны в России вечера,
Пускай все сон, пускай любовь игра,
Ну что тебе мои порывы и объятья,
На том и этом свете буду вспоминать я
Как упоительны в России вечера.
Сначала мне стало интересно, почему это знатных монархистов и антисоветчиков, а также многих других и очень часто случайных зевак, попрекают какой-то булкой. Ведь это же нисколько не обидно и даже наоборот. Кроме того, фраза несколько тяжеловесна и длинновата. Затем я как-то незаметно увлекся, открыл пару книжек, заглянул в интернет и в итоге пришел. совершенно не к тем выводам, которые первоначально предполагал.
Это из сборника «Воспоминания о Русской Императорской армии», П. Н. Краснов, М., Айрис-пресс, 2006. Да-да, товарищи, это тот самый Петр Николаевич Краснов, которого вы так ненавидите и недавно добились (ненадолго, поверьте) отмены его реабилитации.
А вот это, на мой взгляд, поясняет почему булки именно французские, а не, скажем, австрийские:
Вторая категория больных, представленная «одержимыми венерической болезней», имела другой стол. Хлеб ржаной им уже не давали, и страдающие «францеватыми» или «французскими» заболеваниями, как говорили в то время, имели в день по две булки из пшеничной муки, весившие 250 граммов. Не из военного ли госпиталя вышло название «булка французская»?
Это из замечательной книги «Быт Русской армии XVII-начала XX века», автор-составитель С. В. Карпущенко., М., Воениздат, 1999.
Я веселился вовсю и совершенно не планировал размещать это сообщение, но вот тут-то мои поиски по запросу «хруст французской булки» стали заводить меня совсем не туда.