Что открыли новгородцы в 12 веке

А мы пойдём на север: история освоения новгородцами новых земель

Средневековые новгородцы были смелыми путешественниками и первооткрывателями. Именно они положили начало освоению богатейших природными богатствами земель – того, что мы сейчас называем русским севером. Можно смело сказать: если бы не отвага, предприимчивость и, что уж греха таить, жажда наживы новгородцев, Россия сейчас могла бы выглядеть совсем иначе.

Н.К. Рерих «Волокут волоком», 1915 год.

Почти тысячу лет назад, в конце XI века, новгородцы впервые побывали на Северном Урале (Югре). Под 1096 годом летопись сообщает о поездке туда новгородского «отрока», собиравшего дань в другом отдалённом (хоть и не столь) регионе – на Печоре. За первым потянулись вереницы других искателей приключений. Рассказы о сказочном изобилии тех мест, где белки и маленькие олени падают прямо с неба, будоражили умы всё новых новгородских «конкистадоров». Впрочем, поначалу отношения с обитателями вновь открываемых земель складывались мирно. К взаимному удовольствию пришельцы обменивались с туземцами товарами. Торговля больше напоминала бартер:

Прошло время. Новгородцы решили, что необходимые им товары можно брать даром и обложили местное население данью.

Так что свой путь на север новгородцы прокладывали отнюдь не из любопытства или исследовательского интереса. В эти опасные и тяжёлые походы их влекло стремление добыть ценившиеся в то время товары. Но ведь и Колумб открыл Америку не для того, чтобы попасть в учебники, а стремясь найти короткий путь к индийским сокровищам.

Новгородцы же везли домой «рыбий зуб» (так в Средние века называли моржовый клык), серебро и даже ловчих птиц. Но, пожалуй, самой желанной добычей были меха. Из северных земель в Новгород попадал широкий ассортимент пушнины: соболи, горностаи, чернобурые лисицы, куницы, выдры, бобры, белки. Львиная доля из них попадала потом в Европу. Для новгородцев пушнина наряду с воском была главным экспортным товаром – своего рода аналогом нынешних нефти и газа. Вывоз пушнины являлся одной из главных статей торговли Новгорода с ганзейскими и ливонскими городами. Эта торговля не прекращалась полностью даже в периоды разрыва дипломатических отношений с Ливонским орденом. Во многом именно меха обеспечивали процветание Новгородской земли на протяжении столетий. В Новгород пушнина попадала отчасти в виде дани с северных народов, для сбора которой регулярно отправлялись военные отряды, отчасти – в виде налогов с появившегося там русского населения.

Новгородцы предлагают меха приказчику подворья Святого Петра в Риге. Около 1400 года. Резная панель из церкви святого Николая в Штральзунде.

О том, чем и как новгородцы и жители севера «били белку в глаз», рассказывают найденные археологами томары – тупоконечные охотничьи стрелы. Их делали целиком из дерева, с расширяющимся концом, либо насаживали на них костяные наконечники в виде усечённых цилиндров. Такие охотничьи стрелы использовались на севере Евразии с каменного века. К концу XIX века их всё ещё использовали некоторые коренные народы Евразии: ханты, манси, ненцы, якуты, эвенки, чукчи. В отличие от стрел с железными наконечниками, тупая стрела не портила ценной шкурки пушного зверька. По крайней мере до XVII века охотничий лук и стрелы использовались в пушной охоте в Сибири и русскими (а совсем уж в глуши – вплоть до начала XX века).

Новгородцы охотятся на белку. Около 1400 года. Резная панель из церкви святого Николая в Штральзунде.

Высоко ценился добывавшийся на севере «рыбий зуб». Не вдававшиеся в зоологические детали новгородцы считали всех обитателей морских пучин рыбами, отсюда и такое не совсем привычное для нашего слуха название моржового клыка. Товар и впрямь был элитным, ведь по своим качествам моржовый клык не уступает бивням слона и мамонта, а по текстуре напоминает мрамор. Изделия из него хорошо поддаются полировке, получаются приятными на вид и ощупь.

Изделия из кости, найденные в процессе археологических исследований в Великом Новгороде.

В Новгороде археологи собрали самую многочисленную в Европе коллекцию средневековых изделий из моржового клыка и кости. Дорогой материал должен был подчёркивать статус владельцев этих в общем-то обычных бытовых вещиц: гребней, рукоятей ножей, пуговиц, бус, игральных костей и фишек. Найден даже «портрет» моржей, процарапанный каким-то жителем Новгорода на камне в XII веке. Видимо, кто-то из участников дальних экспедиций решил показать друзьям или родным, как выглядели эти диковинные «рыбы». Большинство новгородцев всё же видело только то, ради чего несчастных зверей лишали жизни – кости и клыки.

Новгородцы охотятся на белку. Около 1400 года. Резная панель из церкви святого Николая в Штральзунде.

С севера доставлялись и ценившиеся как в самом Новгороде, так и в Европе и Золотой Орде ловчие птицы. Для их отлова туда направлялись специальные ватаги. Соколиная охота была популярным развлечением среди знати, и не только новгородской. Наверное, не один европейский феодал отправлялся на охоту, держа на руке когтистую птичку с русского севера. Неудивительно, что иностранные купцы охотно вывозили таких пернатых из Новгорода, хотя порой им приходилось при этом идти на немалые ухищрения и даже риск. Например, в 1402 году соколов в Новгороде купил ломбардский купец. Ловкий торговец оказался ещё и авантюристом: ради выгодной покупки ему пришлось преодолеть строгий запрет Ганзы пускать в Новгород купцов-неганзейцев.

Соколиная охота. Миниатюра из Лицевого летописного свода XVI века

Не все экспедиции новгородцев на север завершались благополучно для них. Северные народы оказались совсем не такими наивными и безобидными, какими их нередко представляют. Это были умелые и порой коварные воины. Один из наиболее драматичных военных походов на Северный Урал (Югру) состоялся в 1193 году. Рать под руководством воеводы Ядрея сумела захватить один югорский «городок» и осадила другой. Осада длилась пять недель, но завершилась для новгородцев более чем плачевно. Осаждённые заманили лучших из них хитростью в городок и перебили. Такая же жестокая участь постигла вскоре почти всех участников похода. Остатки новгородского отряда, изнемогавшие от голода и понёсшие большие потери, с трудом вернулись домой. На протяжении следующих столетий новгородцы ещё не раз отправлялись в Югру за данью. Один из последних походов туда состоялся в 1445 году и также был неудачным.

Дно сосуда с изображением воина, береста, XI в. Новгородский музей-заповедник.

В ходе освоения северных земель новгородцам пришлось столкнуться не только с вооружённым сопротивлением местного населения, но и бороться с конкурентами. Главным их соперником в Заволочье (Двинской земле) с XII века были суздальские князья. Северные земли частенько становились ареной жестоких стычек. Так, в 1169 году новгородский сборщик дани Даньслав Лазутинич разгромил на севере крупный отряд суздальцев. Эта победа чуть было не обошлась новгородцам слишком дорого: великий князь Андрей Боголюбский решил покарать дерзких конкурентов, и зимой следующего года Новгород осадили войска союзных ему земель. Впрочем, на этот раз акция возмездия не удалась – как известно, новгородцы сумели постоять за себя и снова нанесли поражение своим неприятелям.

Икона «Чудо от иконы «Богоматерь Знамение» (Битва новгородцев с суздальцами), XV в., третья четверть. Новгородский музей-заповедник

Главными дорогами русского Средневековья были реки и озёра, поэтому и основным транспортным средством при освоении богатых водоёмами северных земель являлись речные суда. Это могли быть как небольшие лодки для перемещения по небольшим узким рекам, так и достаточно крупные «плавсредства». Предпочтение всё же отдавалось небольшим, ведь их проще было перетащить через волоки – сухопутные участки пути. Шведский архиепископ, писатель и картограф XVI века Олаф Магнус писал, что русские купцы

«изредка … переносили ладьи на плечах через полосу земли, отделяющие водные потоки один от другого».

Путешественники переносят судно через волок. Гравюра из книги Олафа Магнуса «История северных народов». 1555 год

Однако тащить на своих плечах судно, пусть и небольшое – дело нелёгкое. Скоро выход был найден. В XI-XIII веках в районах расположения важнейших волоков на пути на север появились древнерусские поселения, жители которых расчищали и поддерживали в надлежащем состоянии волоковые пути, содержали необходимых для перевозки грузов лошадей и вообще помогали путникам в их нелёгких путешествиях.

Ко времени образования единого Русского государства новгородцами была заложена прочная основа для дальнейшего освоения Севера европейской части нынешней России, от Кольского полуострова до Северного Урала. За несколько столетий новгородцы накопили богатый опыт колонизации новых земель, получивший дальнейшее развитие в ходе начавшегося вскоре освоения Сибири.

Смотрите также

В России чрезмерное употребление алкоголя в социальную проблему превратилось только в 19 веке, когда начали разворачиваться процессы урбанизации. Крестьянину было пить, во-первых, некогда а во-вторых, не на что, спиртное было отнюдь не дешёвым. Но давайте посмотрим, каким представал Новгород перед путешественниками XVI—XVII веков, в воспоминаниях которых часто встречаются упоминания о распространённом пьянстве в России, а заодно узнаем, как государство на протяжении многих веков пыталось регулировать эту сферу.

Источник

Расшифровка Воевода Ядрей: первые новгородцы за Уралом

Об отношениях Новгородской респуб­лики с народом югрой — и о первом русском человеке в Сибири, которого мы знаем по имени

Когда мы говорим о временах Древней Руси, о XII веке, надо учитывать, что она не выступает на исторической арене как некое единство: это разные государ­ства, у каждого из которых свои инте­ресы. И в основном мы будем иметь дело с одним из таких древнерус­ских государств — с Господином Великим Новгоро­дом. Именно его первопроход­цы первыми окажутся за Уралом — по крайней мере, именно они будут первыми названы по именам.

На любой российской школьной карте Древней Руси весь север европейской части России рисуется в цвета Новгорода: новгородские владения занимают огромную территорию, они уходят прямо до Северного Ледовитого океана. Логично, что именно эта область первая доходит до Урала, а первые славяне, которые попадают за Урал, — это новгородцы.

Основной источник, из которого мы про это знаем, — летопи­сание. Это и «Повесть временных лет» — один из древнейших русских летописных сводов, сохранившийся в виде комплексного текста, дошедшего в нескольких списках, и летописание Новгорода. Принципиальное отличие этих источников, скажем, от источни­ков XVII века заключается в том, что они дают совершенно другой мате­риал — гораздо более скупой. Тут нет ни актов, ни отписок, то есть по­дробных рассказов об экспедициях, — ничего такого. И вообще исторический факт должен очень постараться, чтобы попасть на страницы летописи: он дол­жен быть принципиально важен. В то же время новгородцы постепенно расселялись на Север и взаимодействовали с местными жителями: там идет торговля, иногда случаются войны. Но все это происхо­дит довольно далеко от Новгорода, а у Новгорода масса политических проблем прямо здесь, у себя дома: это отношения с Псковом, с Северо-Восточной Русью, в XV веке — с Москвой (эта проблема привела к концу истории независимого Новгорода), со шведами, с норвежцами. Взаимодействие Новгорода с норвеж­цами уже ближе к интересующему нас сюжету, хотя и не впрямую: и Новгороду, и Норвегии были нужны ресурсы Севера, и по этому поводу между ними происходили столкновения, которые фиксировала летопись. Но нам интересно, как проис­ходило проникновение новгородцев в Сибирь и за Урал. С такими фактами на страницах летописей будет довольно трудно — но они там тем не менее есть, и довольно интересные, позволяющие делать выводы. И сейчас мы о них поговорим.

Самые ранние известия о том, что русский человек делал на Севере, был с ним знаком, появляются не в новгородском летописании, а в «Повести временных лет»; причем в разных редакциях «Повести времен­ных лет» эти рассказы немножко различаются. «Повесть временных лет» — летопись киевская, то есть ее записывают киевские летописцы. Известия о Севере проникают туда через новгородцев. И вот киевский летописец общается с новгородцем по имени Гюрята Рогович, и этот Гюрята Рогович рассказывает ему, как посылал отрока (то есть своего слугу, доверенного человека) в югру. Югра на страницах «Повести времен­ных лет» появляется и в начальной части, в списке народов: «Югра… есть языкъ нѣмъ и сѣдятъ с Самоядью на полунощнихъ странахъ», то есть на Севере. В контексте югры сразу же появляется самоядь, то есть ненцы или непосредственные предки современных ненцев; югра — это их соседи. «Югра… есть языкъ нѣмъ» — то есть у югры непонятный язык.

Это значит, что к рубежу XII века контакты новгородцев с приураль­скими и зауральскими племенами уже были. Тут встает сложный вопрос, о котором много спорили ученые: где поместить летописную югру? То ли это обские угры, предки хантов и манси, то ли племя, которое живет по эту сторону Урала. Но, учитывая общий контекст летописных известий, сейчас большинство склоняется к тому, что югра все-таки находится за Уралом.

Другой источник, который дает инфор­мацию о таких контактах и походах, — археология. Она выявляет наличие за Уралом новгородских импортов — предметов, попавших к обским племе­нам в результате торговли.

Что, собственно, происходит в это время за Уралом? Известен целый ряд довольно развитых археологических культур с собственным литейным производством, с хорошей обработкой кости, с первыми укрепленными поселениями. Уже есть и легендарные тексты хантов и манси — записанные в более позднее время легенды о богаты­рях, которые ведут войны, и в них фигурируют укреплен­ные городки с частоколом, которые иногда, по легенде, перекрываются сверху медными листами. Археология дает нам такие деревянные укреплен­ные поселения. Они чаще всего располагались на мысах, на перевалах, на приподнятых местах, чтобы их было удобнее защищать. И взятие такой крепости могло представлять серьезную проблему, особенно для небольшого войска.

По стоянкам и селищам этих заураль­ских племен попадаются русские импорты. Западносибирские археологи, занимающиеся исследованиями этих культур, каждый год находят там новое и интересное, и благодаря этому открывается новая география торговых путей, которые тянутся по Ямалу и дальше, может быть, на Таймыр, — по ним продвигаются новгородские вещи, относящиеся к XI и XII веку: ключи от сундуков, литые предметы, кованые топоры древнерусского производства; за Уралом находят даже мечи.

Итак, мы знаем Гюряту Роговича, который посылал своего отрока в югру; знаем, что туда хотят безымянные данники. Но когда же появится первопро­ходец — то есть с точки зрения хронологии уже, видимо, не первопро­ходец, но первый известный нам по имени новгородец, который ходил на Урал и за Урал? Гюрята Рогович не назвал своего отрока по имени, и мы его не знаем — это такая полулегендарная фигура. А первый летописный факт похода с известными именами — это 1194 год.

Древнейшая из новгородских летопи­сей — Новгородская первая летопись. У нее есть две редакции, или, как с XIX века принято писать, два извода: старший и младший. Рассказ об этом походе мы встречаем и в старшем, и в младшем варианте, но они будут немного различаться, одной деталью.

Итак, на Севере наконец случилось событие, которое удостоилось попасть на страницы летописи, причем в виде подробного рассказа. «В то же лѣто идоша из Новагорода въ Югру ратью съ воеводою Ядреемъ…» — так начина­ется этот рассказ. «Пошли из Новгорода в югру ратью» — то есть войной, перед нами военный поход. У него началь­ник — военный профессионал. Воевода для XII века — это именно военный предводитель, военачальник, и зовут этого воеводу Ядрей. Наверное, это первое известное имя человека, отправившегося за Урал, в изложении Новгородской летописи: его зовут Ядрей. «…И придоша въ Югру и възяша городъ…» — то есть поход туда успешен. Можно допустить, что они идут по хорошо известному пути и достаточ­но хорошо вооружены, чтобы взять город. Что здесь подразуме­вается под городом? Скорее всего, речь идет об одном из тех деревянных городков, которые археологически прослеживаются для низовий и притоков Оби — городищ обских угров, предков хантов и манси.

Вот такой городок Ядрей берет, а дальше у него начинаются сложности: «…и придоша къ другому граду, и затворишася въ градѣ, и стояша подъ городомъ 5 недѣль» — войско Ядрея приходит к другому городку, югорцы запираются в городе, и Ядрей стоит под городом пять недель. Для древне­русского войска осада города — довольно сложное дело, особенно в тайге и на огромном рас­стоянии от военных баз; да и при войне в условиях Центральной и Южной Руси осада была долгим делом, опасным и затратным для войска, потому что осадная техника была не развита. Поэтому Ядрей столкнулся с серьезной сложностью: первый город получилось захватить с ходу, а со вторым пошли вот такие проблемы.

Итог печален: «…а льстяще ими, а вое копяче» — то есть, пока они врут, они собирают воинов. Видимо, осада Ядрея под этой крепостью позволяла югре копить войско: не вполне понятно, как он под ней стоял.

Такие вопросы возникают по очень многим летописным рассказам — не только про Сибирь и Север. Любой летописный рассказ вызывает такие вопросы. Почему? Потому что летопись пишется не для нас, не для историков XX–XXI веков — она пишется все-таки для своих современников, которым было понятно, что происходит. Так и с именами новгородцев: даже в XIII веке, спустя сто-двести лет после описываемых событий, новгородцы, скорее всего, знали родственников Ядрея и родственников участников похода — и у них сразу выстраивалась определенная картинка. Уже через 200–300 лет читать это было сложнее, хотя новгородцам и тогда многое было понятно.

Итак, «и яко скопиша вое» — то есть когда в этом городке собралась критическая масса югорских воинов. «…И выслаша из города къ воеводѣ» — то есть посылают из города к Ядрею и говорят ему следующее: «Поиди въ городъ, поемъ съ собою 12 муж вячьшихъ», то есть «Приходи в город, имея с собою 12 лучших воинов». Ну и Ядрей идет в город: «…и иде въ городъ воевода, поимя съ собою попа Иванка Легена и инѣхъ вячьшихъ…» То есть он берет с собой в поход попа, священника, — тоже интересная деталь, которая может до известной степени подчеркнуть масштаб похода: для Новгорода это было достаточно круп­ное предприятие. Естественно, когда они заходят в этот городок, их всех убивают. Вот так кончается история самого Ядрея. Это все, что мы о нем знаем: он пришел в югру и был там убит. И это наш первый поимен­но известный первопроходец Северо-Западной Сибири, такая у него была судьба. Вместе с ним тут появился и второй названный по имени человек, священник Иван Леген, которого тоже убили.

Дальше, судя по этому рассказу, их истребляют отдельными партиями, не всех сразу: «…и пояша ихъ 30 муж вячьшихъ, и тѣх исѣкоша и потомь 50». В то время, пока продолжается это частичное истребление новгородцев югрой, в осаждающем войске начинаются проблемы с продоволь­ствием: «И яко изнемогоша голодомь, стояли бо бяху 6 недѣль, слушаюче льстьбѣ ихъ, — то есть пока они, слушая вранье югры, стояли там шесть недель, начался голод, — и на праздьникъ святого Николы Имеется в виду Никола Зимний, 6 декабря, день смерти святителя Николая Мирли­кийского. вылѣзъше из города, исѣкоша вся; и бѣ туга и беда останку живыхъ; бѣ бо осталося ихъ 80 муж». После долгой стоян­ки новгородцев под городом югра выходит на вылазку и истребляет значитель­ную часть новгородцев, но не всех: 80 человек ушли. С большим трудом — «и бѣ туга и беда останку живыхъ» — они начинают путь обратно в Новгород: без дани, потеряв товарищей и своего воеводу Ядрея.

В Новгороде ждали, что с этим походом за данью они обернутся ну по крайней мере к концу зимы: «И не бяше вести чересъ всю зиму въ Новегородѣ на не, ни на живы, ни на мьртвы; и печяловахуся въ Новегородѣ князь и владыка и вьсь Новгородъ». А прихо­дят они только на следующий год. Здесь надо учитывать, что год в Древней Руси в это время начинался в марте. Поэто­му возвращение выживших из югры в Новгород происходит летом следующего года — это 1194 год. И после этого сразу начались очень интересные события.

Тут мы должны будем обратиться к рассказу младшей Новгородской первой летописи — к другому варианту текста, в котором эти первые приключения новгородцев в югре описаны значительно более подробно. До того места, где их избивают: сначала самого Ядрея, Ивана Легена и с ними лучших мужей, потом еще 30, а потом еще 50, рассказы совпадают. А вот дальше, как чертик из табакерки, на страницах летописи младшего извода появляется персонаж, которого зовут Савка. Отчества у него нет, прозвища тоже — он просто Савка.

«Потомъ рече Савка князю югорьскому» — пока происходит это истребление новгородцев, Савка, который, видимо, находится в этом югорском городке, разговаривает с югорским князем. То есть у югры есть князь. Это, в принципе, совпадает с тем, что мы знаем об этом времени по архео­логи­ческому материалу и хантыйско-мансийскому эпосу. У них выделяется княжеская военная верхушка: это так называемое общество военной демокра­тии, у которого есть князья, руководящие этими городками, и есть прообраз дружинного сословия — богатыри, воины, которые хорошо оснащены и даже имеют кольчуги (правда, кольчуга для югры — это штучное явление: это очень редко и очень дорого).

И вот с таким югорским князем советуется некий Савка, который в этом городе делает. Он заявляет этому князю дословно следующее: «…аще, княже, не убиешь еще Яковца Прокшиница, а живого пустиши в Новъгород, то тому ти, княже, опять привести вои сѣмо, и землю твою пусту сътворит», то есть «Если, князь, не убьешь еще Якова Прокшинича, а живого отпустишь в Новгород, то он тебе опять сюда приведет войско и землю твою опустошит». «И призвавши князь Яковца Прокши­ница, и повелѣ его убити». Савка присут­ствовал при этом убий­стве, и Яковец — Яков Прокшинич — сказал ему: «И рече Яковець Савици: „брате, судит ти богъ и святая Софѣя, аще еси подумалъ Здесь в значении «умыслил», то есть задумал сделать предосуди­тельное. на кровь братьи своеи; и станеши c нами пред богомъ и отвѣщаеши за кровь нашю“. И то ему рекъшю, убиенъ бысть». То есть после того, как Яковец сказал Савке, что «суди тебя Бог и святая София за то, что ты подумал на кровь своих братьев; ты станешь с нами перед Богом и ответишь за нашу кровь», его убили. Дальше все это объясняется таким образом: «Тъ бо Савица перевѣт держаше отаи съ княземь югорьскымъ». «Перевѣт» в данном случае «предательство». То есть этот Савка тайно держит совет с югорским князем и работает против новгородцев, чем, видимо, и объясняется истребление новгородцев отдель­ными порциями — возможно, он их и убеждал заходить в город отдельными отрядами.

Что делает, вернувшись в Новгород, «избыток живых» — то есть 80 выживших человек из войска Ядрея? Они начинают убивать: «И убиша Събышку Воло­со­вица и Негочевица Завиду и Моислава Поповица самѣ путникы, а друзии куна­ми ся окупиша; творяхут бо я съвѣт державъше съ Югрою на свою братью…» Видимо, новгородцы, которые пострадали в югре и вернулись в таком сильно убавив­шемся числе назад, прекрасно знали, кто стоит за предательством: корни предательства уходили в Новгород. Не вполне понятно, кто эти три товарища: Сбышка — то есть Сбыслав — Волосович, Завид Негочевич и Мои­слав Попович, но путники, которые пришли из югры, их убивают, «а друзии кунами ся окупиша» — то есть другие заплатили за себя выкуп и таким образом спаслись от гнева этих новгородцев.

Что вся эта история дает нам в более глобальном плане? Выясняется, что по отношению к племенам, которые платят (или в данном случае не платят) дань, Новгород не выступает как нечто единое — по крайней мере, в XII веке. Новгород — это политически довольно сложная структура, может быть, одна из наиболее сложных в истории Руси. Там происходит постоянная и довольно сложная внутриполитическая борьба. Политика Новгорода держится на балан­се интересов нескольких таких группировок, которые иногда имеют противоре­чащие друг другу интересы, а иногда — когда угрожает всему Новго­роду — выступают как единый фронт. Новго­родцы могут достаточно произ­вольно менять князей. Конечно, Новгород без князя — это тоже нонсенс: князь нужен всегда, но они легче могут расстаться с князем, чем любой другой древнерус­ский город; эпизоды изгнания князей из Новгорода широко извест­ны. И такая реальная политика продолжалась там до XV века, пока Москва не положила всему этому конец.

По-видимому, процесс взаимодействия с югрой находился в сфере деятель­ности отдельных корпораций. К XV веку даже появилась купеческая корпорация с собственным названием «Югорщина», которая имела свою церковь. Это уже реалии немного более позднего времени, но в данном случае, видимо, подобная родовая корпорация, занимавшаяся взаимодействием с югрой и получавшая от этого выгоды, посчитала, что общеновгородский поход будет ей невыгоден: он сломает ту систему отношений, которая уже была к этому времени более-менее отлажена. Этой системой отношений могла быть торговля. Возможно, что из этих товарищей отдельно платил дань, потому что иногда случались и сепаратные военные походы из Новгорода, не санкциониро­ванные ни новго­родским вече, ни новгородским князем. Обычно этим занималась знатная молодежь: люди могли сесть в суда и отправиться на Волгу повоевать, после чего иногда приходилось разбираться, выплачивать штрафы или компенса­ции, наказывать, на быть в гневе за то, что они без воли Господина Великого Новгорода сделали. Возможно, здесь имело место подобное. Но я думаю, что, скорее всего, здесь речь идет о торговых связях: военное вмешательство сверху действительно могло их разрушить. И если бы Ядрей пропал в югре совсем, может быть, никто бы ничего и не узнал о том, что произо­шло. Но его спутники вернулись — и корпо­рация в итоге пострадала: по крайней мере три поименно названных человека были убиты, а остальные были вынуждены откупаться.

В дальнейшем югра достаточно эпизо­дически, но регулярно появляется на страницах Новгородской летописи: Новгород взаимодействовал с югрой разными способами до XV века.

Источник