ПОХОДЫ МОСКОВСКИХ ВОЕВОД В СЕВЕРНОЕ ЗАУРАЛЬЕ В XV–XVI вв.
В 1397 Москве удалось на короткое время отнять у Новгорода Двинскую землю. В XIV – нач. XV в. появляется оседлое рус. население в Верх. Прикамье (Пермь Великая), начинается стихийн. колонизация края преим. выходцами с Севера, из бывш. ростово-суздал. земель, а в 1451 Пермь Великая формально присоединилась в кач-ве удела к Москве. После успешного похода моск. рати под началом воевод кн. Ф. Пестрого и Г. Нелидова (1472) Пермь Великая вошла в состав Моск. гос-ва, открылись камские пути в Зауралье, в Югру. Закрепившись в Перми Вычегодской, а затем и в Перми Великой, Москва создала себе базу для проникновения за Урал, имевшую свой путь в Сибирь – т. н. Вишерско-Лозьвинский, к-рый будет широко использоваться русскими в XVI в. («московская», «государева» дорога). Преимуществом Вишерско-Лозьвин. пути стала его тесная связь с Вычегдою и с Печорою.
К сер. XV в. позиции Новгорода Великого на Севере уже значит. подорваны. Неудачен последний поход 3-тыс. новгород. войска на Югру в 1446. Москва, потеряв (после завоевания турками Константинополя и итал. колоний в Крыму) возможность торговать с итал. городами-республиками, активизирует наступление на Север. После Яжелбицкого (1456) и Коростынского (1471) договоров Москвы с Новгородом прекращаются походы новгород. дружин в Югорскую землю за пушниной. В 1478 Новгород. гос-во ликвидируется, Москве передаются вост. волости Новгорода, осн. торг. пути на восток переходят в руки моск. князей. Моск. княжество унаследовало колонизац. прорыв Новгорода на сев.-восток и ту коммуникац. инфраструктуру, к-рая обеспечивала продвижение славян за Урал и мобилизацию пушных ресурсов. Однако перед Москвой встала необходимость заново утверждать господство в землях сев.-вост. соседей. В 1465 моск. войска под рук. воеводы устюжанина В. Скрябы совершили 1-й поход за Урал. Перейдя с верховьев Камы Вишерско-Лозьвин. путем на вост. склоны Уральских гор, моск. ратники присоединили Югорскую землю. Взятые в плен югор. князья (видимо, вогульские) Калба и Течик доставлены в Москву. Иван III утвердил их титулы и возвратил в Югру при условии выплаты дани. Т. о., установилась номинальная зависимость части югор. земель от Москвы. В 1483 в ответ на набег пелым. князя Асыки на Пермь Великую (1481) моск. рать во главе с воеводами кн. Ф. Курбским Черным и И. Салтыком-Травиным совершила 2-й заурал. поход против Асыки и его сына Юмшана. Войска перешли Уральский хр., разбили вогулов (манси) на Пелыме, по Оби и Иртышу, Тавде и Тоболу вошли в «Сибирскую землю», захватив которую, по Иртышу спустились в Обь, пленили в Югорской земле «большого» кодско-казым. князя Молдана и 2 сыновей правившего в низовьях Оби обдор. князя Екмычея – Чалмака и Сонту. Пленные югор. князья доставлены кн. Ф. Курбским в Москву. 14 марта 1484 Иван III впервые включил титул князя Югорского в свой, зафиксировав факт офиц. включения Югры в состав Моск. гос-ва. В кон. дек. 1484 недалеко от центра Пермской епархии Усть-Вымь при посредничестве перм. епископа Филофея заключен мир с кодскими и югор. князьями. Князья Молдан, Пыткей, Пынзей, а также сын Молдана и один из сыновей Якмычея – Сонта клялись соблюдать мир. Югор. князья присягнули Ивану III и обязались давать ему дань. В 1499 в Зауралье отправлена рать (более 4 тыс.) во главе с воеводами кн. С.Ф. Курбским, кн. П.Ф. Ушатым и В.И. Гавриловым-Бражником. Это 3-й поход моск. экспедиц. корпуса за Урал с целью захвата Ляпинского княжества и наказания пелым. манси, не плативших дань. В ходе экспедиции отряд кн. П. Ушатого построил в низовьях Печоры Пустозерский острог, ставший опорным пунктом Москвы в деле освоения Сев. Зауралья. Осн. силы экспедиции совершали переход через Урал. горы по известному новгородцам маршруту: Щугор–Сыгва–Сев. Сосьва–Обь. После ряда столкновений с югричами и самоедами моск. воеводы заняли ок. 40 укреп. городков, взяли в плен более 1 тыс. представителей знати и 58 князцов. Хотя, вероятно, зависимость обдорян в данный период была номинальной.
К кон. XV в. угорские княжества Ниж. Приобья признали вассальную зависимость от Москвы, к-рая, однако, ограничивалась нерегуляр. выплатой дани. В результате заурал. походов 1465, 1483 и 1499 созданы основы для полит. интеграции Сев. Зауралья, Югорской земли в состав Моск. гос-ва. В 1525 неск. самоед. князцов выразили готовность давать дань и служить моск. государю Василию III, а последний обязался их защищать. Отношения подданства подтверждены выданной самоедам от имени великого князя жалованной грамотой. В дальнейшем европ. самоеды сдавали дань в Пустозерск. Платили дань и заурал. самодийцы, заинтересованные в приобретении рус. товаров.
В XVI в. земля Мангазея стала известна рус. землепроходцам благодаря поморам, к-рые осваивали морской прибреж. путь в устье Оби и далее на восток – в р-ны рек Пура, Таза, Турухана и в низовья Енисея. К 1580–90-м гг. относятся сведения о систематич. связях помор. промышленников с р-ном, где позднее возник г. Мангазея. До похода Ермака в низовьях р. Таз появилось 1-е рус. поселение-фактория – Тазовской городок, наиболее ранние постройки к-рого датируются 1572. Успехи рус. мореходов стимулировали попытки англ. мореплавателей достичь Сев. Ледовитым океаном Китая. В 1582 англичане просили рус. пр-во предоставить им монопол. право на торговлю в устьях Сев. Двины, Мезени, Печоры, Оби, Енисея, но им было отказано. Рус. промышленники установили деловые отношения с остяками и самодийцами в Ниж. Приобье и в вост. р-нах Сев.-Зап. Сибири, обменивая рус. товары на пушнину. По-прежнему большую роль в обеспечении торг. контактов между рус. купцами и сев. народами играли печор. пути в Сибирь, по к-рым свои товары за Урал везли жители Поморья – русские и зыряне. Одним из центров оживлен. меновой торговли с жителями Сев. Зауралья стал Роговой городок (остяцкий Сускар) в ср. течении р. Усы.
К сер. XVI в. относятся существ. рост спроса на пушнину и активизация рус. продвижения на восток. Развитию торг. связей с Зап. Европой благоприятствовали взятие Москвой Смоленска (1514) и открытие англичанами морского пути в Россию (1553), создание рус. торг. портов в Ругодиве (ныне – Нарва, Эстония) (1550–70-е гг.) и в Архангельске (1585). Падение Казан. (1552) и Астрахан. ханства (1556), давшее Моск. гос-ву волжский путь, открыло доступ к рынкам Ср. Азии. Кроме того, взятие Казани способствовало упрочению позиций Москвы в Сев. Зауралье. Царские пожалования и земел. захваты в Прикамье послужили основой возникновения вотчин сольвычегод. промышленников Строгановых, на землях к-рых в 1550–60-х гг. возведены укреп. городки Пыскор, Орел-городок, Ниж. Чусовской. В 1574 пр-во Ивана IV дало Строгановым жалованную грамоту на заурал. земли. В результате воинской экспедиции Ермака, снаряженной Строгановыми, в 1582 пала столица Сибирского ханства – Искер (Сибирь, Кашлык), что ускорило процесс присоединения Сибири к России. Значит. увеличился поток переселенцев на Урал и в Сибирь. В последние десятилетия XVI – нач. XVII в., в разгар воен. действий, возникли древнейшие заурал. города – Тюмень, Тобольск, Пелым, Березов, Сургут, Обдорск, Нарым, Мангазея и др. С их возникновением созданы условия для укрепления рус. позиций в Сев.-Зап. Сибири.
Лит.: Бахрушин С.В. Остяцкие и вогульские княжества в XVI–XVII вв. Л., 1935; Александров В.А. Русское население Сибири XVII – начала XVIII в. (Енисейский край). М, 1964; Жеребцов Л.Н. Историко-культурные взаимоотношения коми с соседними народами. X – начало XX в. М., 1982; Оборин В.А. Заселение и освоение Урала в конце XI – начале XVII века. Иркутск, 1990; Плигузов А. Текст-кентавр о сибирских самоедах. М.; Ньютонвиль, 1993; Очерки истории Коды. Екатеринбург, 1995; Очерки истории Югры. Екатеринбург, 2000.
Презентация по истории на тему «Русские географические открытия 15-17 вв.» (7 класс)
Описание презентации по отдельным слайдам:
Русские географические открытия 15-17 вв.
Россия и эпоха Великих географических открытий Русские приняли активное участие в эпохе Великих географических открытий конца 15-17 вв., открыв и исследовав до 1/8 всей земной суши, приобретя огромные новые территории в то же самое время, когда западные европейцы создавали свои колониальные империи.
Александр Абакумович и Степан Ляпа Русские вступили в эпоху географических открытий вместе с португальцами и испанцами. Ещё в 1364 г. новгородские воеводы Александр Абакумович и Степан Ляпа совершили первую экспедицию в Западную Сибирь и на Полярный Урал, открыли реку Обь и обследовали 1000 км её нижнего течения. Основали первое русское поселение в Сибири (Ляпин городок).
Русский флот на Севере Русский флот на Северном ледовитом океане присутствовал уже с 11 века в виде флотилий новгородцев и поморов, а с конца 15 века — в виде общерусского флота, в том числе выполнявшего военные задачи: перевозка послов в Данию, военные экспедиции в шведско-финскую Лапландию. По немецким и датским источникам, уже в конце 15 — начале 16 вв. русские полярные мореходы открыли архипелаг Шпицберген.
Пустозёрская экспедиция (1499-1501) В 1499—1501 гг. была проведена крупнейшая в России 15 — первой половины 16 вв. военно-исследовательская экспедиция на Урал и в Сибирь. В походе участвовало более 4000 человек, возглавлялся он воеводами Семёном Курбским, Петром Ушатым и Василием Заболотским-Бражником. Целью экспедиции была разведка наименее исследованной на то время окраины Российского государства — земель вдоль северной части Урала, а также подчинение местных югорских князей и закрепление Печерского края за Россией.
Пустозёрская экспедиция (1499-1501) По рекам и волокам Европейского Севера в 1499 г. экспедиция прошла от Вологды до реки Печоры, в низовьях которой был основан город Пустозёрск. Далее экспедиция на лыжах перешла через самую высокую часть Урала, дошла до старинного Ляпина городка. Оттуда, подчинив местных вогульских князей и взяв богатую добычу, экспедиция вернулась на Печору на оленьих и собачьих упряжках. Была установлена общая конфигурация Полярного, Приполярного и Северного Урала, который с этого времени стал изображаться на картах как меридиональный хребет.
Афанасий Никитин Русский путешественник, писатель, тверской купец, автор знаменитых путевых записей, известных под названием «Хожение за три моря». Совершил путешествие в Индию и Персию в 1468-1474 гг. Возвращаясь домой, он побывал на Сомали, заехал в Турцию и Маскат. Стал первым европейцем, достигшим Индии в 15 веке (более чем за 25 лет до путешествия португальского мореплавателя Васко да Гамы).
Афанасий Никитин В 16-17-м вв. записки Афанасия Никитина «Хождение за три моря» (Черное, Каспийское и Аравийское) несколько раз переписывались. Труд Афанасия Никитина является памятником живого русского языка 15-го века. Его именем в 1957 г. назвали вершину высотой 3500 м и огромный подводный горный массив в Индийском океане. В 1955 г. Афанасию Никитину в Твери был установлен памятник.
Иван Москвитин Первооткрыватель Охотского моря и Шантарских островов; первым из русских вышел к берегу Тихого Океана. В 1639-41 гг. отряд Москвитина вышел к Охотскому морю, и обследовал его побережье, Шантарские острова, Сахалинский залив и Амурский лиман. На основе материалов похода Москвитина в 1642 году была составлена карта Дальнего Востока. Иван Москвитин положил начало русскому тихоокеанскому мореходству.
Пётр Бекетов Русский путешественник, землепроходец, воевода, исследователь Восточной Сибири, присоединил Якутию и Бурятию. В 1632 году бекетовские казаки срубили острог, названный позже Якутском. Будучи приказчиком в Якутском остроге, он отправлял экспедиции на Вилюй и Алдан, основал Жиганск (1632) и Олёмкинск (1636). Якутск Чита
Ермак Тимофеевич Казачий атаман и народный герой. Разведал основные речные пути Западной Сибири, разгромил Сибирское ханство. До его знаменитого похода против Сибирского хана Кучума, Ермак во главе казацкого отряда участвовал в Ливонской войне, воевал против польского короля Стефана Батория и против литовцев, осуществлял бандитские налеты на торговые суда, проходящие по реке Волга. Находился на службе у Ивана Грозного.
Поход Ермака в Сибирь (1581-1585) Здесь сошлись интересы трех сторон. Царю Ивану – новые земли и вассалы, Строгановым – безопасность, Ермаку и казакам – возможность обогащения под прикрытием государственной необходимости. Ермак смог одолеть сибирского хана Кучума. В августе 1585 года Ермак с казаками попал в засаду и погиб.
Присоединение Сибири (1581-1598) После похода Ермака началось постепенное освоение и закрепление главного пути из России в Сибирь силами правительства путём постройки крепостей в наиболее важных пунктах. В 1586 году был построен город на Туре — Тюмень. В ближайшем соседстве с Кашлыком, в самом центре Сибирского ханства, был основан в 1587 году город Тобольск.
Значительно расширилась территория России. Русские люди начинают осваивать эти земли. Сибирь была богата природными ресурсами. Строились новые города. Были открыты новые торговые пути. Повысился международный престиж России. Сибирь сыграла большую роль в истории России. Значение присоединения Сибири
Максим Перфильев Русский землепроходец 17 века, казачий атаман, подьячий Енисейского острога, отец иркутского воеводы Ивана Перфильева. Исследовал земли Восточной Сибири и Прибайкалья. Славился дипломатическим искусством на переговорах с бурятами, тунгусами, а также с монголами и китайцами. Основатель Мангазеи, Енисейска и Братска, первооткрыватель Забайкалья (Даурии).
Максим Перфильев В 1600 году в качестве атамана участвовал в походе князей М. Шаховского и Д. Хрипунова в низовья Енисея для строительства Мангазеи. В 1618 году направлен на строительство Енисейского острога. С 1626 года руководил экспедиций «енисейских служилых людей» вверх по Ангаре, где первым достиг земель, населённых бурятами — Братской землицы. В 1629—1630 гг. участвовал в походе воеводы Я. И. Хрипунова к устью Илима и на Лену.
Демид Пянда Русский землепроходец. Открыл реку Лену и Якутию в 1623 году. Прошел 8000 км по ранее неизвестным участкам сибирских рек (верхнее и среднее течение Нижней Тунгуски, Лены и Ангары). Всё это стало важными предпосылками для дальнейшего продвижения русских землепроходцев на восток.
Михаил Стадухин Русский землепроходец, исследователь Северо-Восточной Сибири. Первым вышел по суше на Чукотку. В 1644 году открыл реку Колыму, при устье которой поставил городок и зимовье (Нижнеколымск) и сообщил сведения о неизвестном до того чукотском народе. Открыл Пенжинскую губу (1651). Исследовал северную часть Охотского моря.
Курбат Иванов Енисейский казак. Первооткрыватель Байкала, составитель первой карты Дальнего Востока России и первой карты района Берингова пролива. Возглавил отряд казаков из Верхоленского острога, который выступил в 1643 году и впервые достиг озера, вести о котором со слов коренных жителей уже распространились в казацкой среде. Уже на месте Иванов оценил озеро Байкал с экономической и стратегической точки зрения.
Курбат Иванов Позже русские обосновались в Предбайкалье окончательно, построив город Иркутск. В 1659—1665 годах Иванов служил в Анадырском остроге. Весной 1660 года во главе группы анадырских промышленников Курбат Иванов совершил плаванье от Анадырской губы до мыса Чукотского. Служил также в низовьях Лены в Жиганске.
Василий Поярков Русский землепроходец 17 века. Первооткрыватель Приамурья (1643 год). В 1644 году открыл реку Амур; первым из русских спустился по Амуру. Открыл реку Зея (1644), Амурско-Зейскую равнину, среднее и нижнее течение реки Амур до устья. Собрал ценные сведения о природе и населении Приамурья.
Федот Попов и Семён Дежнев Русские путешественники, землепроходецы, мореходы, исследователи Северной, Восточной Сибири и Северной Америки, торговцы пушниной. Первые мореплаватели, прошедшие Берингов пролив, отделяющий Азию от Северной Америки, Чукотку от Аляски, причём сделали это за 80 лет до Витуса Беринга, в 1648 году, по пути посетив острова Ратманова и Крузенштерна, находящиеся посередине Берингова пролива.
Федот Попов и Семён Дежнев В 1643 году Семён Дежнёв в составе отряда землепроходцев под командованием Михаила Стадухина открыл реку Колыму. Казаки основали Колымское зимовье (Среднеколымск). В 1644 году Семён Дежнёв основал Нижнеколымский острог. В 1645 году в Колымском острожке Дежнёв и ещё 13 человек отразили нападение более 500 юкагиров. В 1660 году основал Анадырский острог. Первооткрыватель Колымы, Чукотки, Берингова пролива и мыса Дежнева (крайней восточной точки Евразии)
Ерофей Хабаров Русский путешественник. В 1625 году совершил сибирский поход на коче из Тобольска в Мангазею. В 1628 году по волокам и рекам перешёл на реку Хету. В 1630 году участвовал в плавании из Мангазеи в Тобольск. С 1632 года жил в районе верхнего течения реки Лены, где занимался скупкой пушнины. В 1639 году открыл соляные источники в устье реки Куты, где построил соляную варницу (город Усть-Кут Иркутской области).
Ерофей Хабаров В 1649 году Хабаров с отрядом в 70 человек отправился из Якутского острога вверх по Лене и Олёмке и далее по Амуру, от впадения в него реки Урки до даурского городка Албазино. В 1650 году, взяв Албазино, продолжил сплав по Амуру. Отряд Хабарова одержал многочисленные победы над местными даурскими и дючерскими князьями, захватив много пленных и скота. Результатом этого похода является принятие коренным приамурским населением русского подданства. Ерофей Хабаров составил первую русскую карту Приамурья и начал его завоевание. Ерофей Хабаров построил первое промышленное предприятие в Восточной Сибири.
Владимир Атласов Русский землепроходец, сибирский казак. Присоединил к России Камчатку и составил ее первую карту и описание, первооткрыватель Курильских островов. Доставил в Россию первого японца. Весной 1697 года Атласов во главе отряда из 120 человек на оленях предпринял поход на юг от Анадырского острога, через Корякский хребет. В ходе похода были захвачены четыре корякских острожка, поставлен на реке Кануч памятный крест и на реке Камчатке заложен Верхнекамчатский острог.
Значение присоединения Дальнего Востока Открытие и присоединение дальневосточных земель к России имело большое прогрессивное значение. Россия стала крупнейшей тихоокеанской державой, значительно укрепила безопасность своих рубежей. Новые территории активно вовлекались в процесс складывания единого всероссийского рынка. Открытие и освоение Дальнего Востока стало одним из главных исторических событий России в 17 веке.
Итоги Русских географических открытий 15-17 вв. Россия в 15-17 вв. присоединила огромные территории. В течение 17 века российские первооткрыватели освоили все моря у побережья Сибири в Северном Ледовитом и Тихом океанах, прошли через Берингов пролив и весь север Евразийского континента, тем самым значительно опередив европейцев по темпам освоения Арктики и уровню используемых для этого технологий. Присоединённые территории сильно повлияли на экономическое развитие России. В отличие от западных колонизаторов, русские не занимались истреблением или порабощением коренных народов на присоединённых территориях. Практически все коренные народы сохранились до нашего времени.
Итоги Русских географических открытий 15-17 вв. Всего за шесть-семь десятилетий русские землепроходцы исследовали и покорили Сибирь: от начала похода Ермака Тимофеевича в 1581 г. до выхода Ивана Москвитина к Тихому океану в 1639 г. и до открытия Берингова пролива Семёном Дежнёвым и Федотом Поповым в 1648 г. Площадь исследованных и присоединённых территорий Сибири составляла порядка 10 млн. км² — история практически не знала столь масштабных географических открытий на суше за столь короткий период.
Курс повышения квалификации
Дистанционное обучение как современный формат преподавания
Курс повышения квалификации
Методика преподавания истории и обществознания в общеобразовательной школе
Курс профессиональной переподготовки
История и обществознание: теория и методика преподавания в образовательной организации
Ищем педагогов в команду «Инфоурок»
Номер материала: ДБ-811101
Не нашли то что искали?
Вам будут интересны эти курсы:
Оставьте свой комментарий
Авторизуйтесь, чтобы задавать вопросы.
Учителя о ЕГЭ: секреты успешной подготовки
Время чтения: 11 минут
Ученые изучили проблемы родителей, чьи дети учатся в госпитальных школах
Время чтения: 5 минут
Дума проведет расследование отклонения закона о школьных онлайн-ресурсах
Время чтения: 2 минуты
Путин поручил не считать выплаты за классное руководство в средней зарплате
Время чтения: 1 минута
Итоговое сочинение успешно написали более 97% выпускников школ
Время чтения: 2 минуты
Учителя о ЕГЭ: секреты успешной подготовки
Время чтения: 11 минут
Поставщики интернета для школ будут работать с российским оборудованием
Время чтения: 1 минута
Подарочные сертификаты
Ответственность за разрешение любых спорных моментов, касающихся самих материалов и их содержания, берут на себя пользователи, разместившие материал на сайте. Однако администрация сайта готова оказать всяческую поддержку в решении любых вопросов, связанных с работой и содержанием сайта. Если Вы заметили, что на данном сайте незаконно используются материалы, сообщите об этом администрации сайта через форму обратной связи.
Все материалы, размещенные на сайте, созданы авторами сайта либо размещены пользователями сайта и представлены на сайте исключительно для ознакомления. Авторские права на материалы принадлежат их законным авторам. Частичное или полное копирование материалов сайта без письменного разрешения администрации сайта запрещено! Мнение администрации может не совпадать с точкой зрения авторов.
§ 1. «Ex Oriente lux». Московское государство и его войско в конце XV — 1-й половине XVI вв.
Постепенно меняется и характер войны. Она стала намного более серьезным делом, чем ранее, требовавшим основательной подготовки. Однако организация таких крупномасштабных кампаний, как в 1380 г., оказалось делом чрезвычайно трудоемким и затратным, чтобы одно княжество, даже и самое могущественное, могло их «потянуть». Отсутствие политического единства среди русских княжеств отнюдь не способствовало повторению успеха 1380 г., равно как и развитию наметившихся в конце XIV в. новых явлений в военном деле. В середине XV в. армия Московского государства все еще оставалась в целом типичной средневековой армией, с еще не слишком заметным восточным оттенком. Новые явления в военном деле Руси становились все заметнее, но они в конце XIV — 1-й половине XV вв. отнюдь не доминировали. Скорее, речь можно вести о вкраплении отдельных новшеств в старую добрую традицию.
Т.о., существовавшая в конце XIV — начале XV вв. система военной организации северо-восточных русских княжеств не отвечала требованиям ведения наступательной войны как против Орды, так и против Великого Литовского княжества. Причин для этого было более чем достаточно. Ордынское нашествие конца 30-х — нач. 40-х гг. XIII в. усугубило общий кризис Древней Руси и привело, в конечном итоге, к замедлению темпов социально-экономического и политического развития Северо-Восточной Руси — ядра будущего Российского государства. Экономическая отсталость, обусловленная к тому же и явно недостаточными природными ресурсами, не могла не оказать негативного воздействия и на развитие военного дела северо-восточных русских княжеств. Она налагала ограничения на политику их военного строительства и способствовала определенной его архаизации, консервации наиболее древних форм его организации.
В Западной Европе в это время завершался переход от традиционной феодальной милиции к армиям, состоящим преимущественно из наемников. В Северо-Восточной же Руси для этого не было необходимых условий. Русские князья не могли иметь в своем распоряжении ни многочисленного слоя служилых землевладельцев, ни нанимать свободных воинов-профессионалов — рынка наемников на Руси попросту не существовало. Поэтому созыв в случае необходимости городской милиции был неизбежен, и сосуществование ополчения, набранного из простонародья, с небольшими профессиональными княжескими дворами, было неизбежной и практически единственно возможной формой организации вооруженных сил Северо-Восточной Руси в то время.
Безусловно, А.Н. Кирпичников был прав, когда отмечал, что «…военная катастрофа в середине XIII в. и связанная с ней общенародная борьба против поработителей в большей мере нарушила дружинную кастовость войска и открыла в него доступ самым разным слоям общества, в том числе смердам и сельским ополченцам…». Но с точки зрения общеевропейской тенденции развития военного дела такой шаг выглядел очевидным отступлением назад, возвратом к принципам военной организации XI — XIII вв.
Служилые люди, князья, бояре и дети боярские, в силу своего профессионализма имели существенные преимущества над горожанами-ополченцами и по вооружению, и по умению воевать. Однако эффективному их использованию мешали два обстоятельства. Во-первых, их было немного, а во-вторых, отношения между князем и его служилыми людьми строились на прежних, доордынских, договорных началах. Выступая на войну, великий князь брал в поход не только свой собственный «двор». Он также призывал в поход и своих союзников — удельных князей и бояр вместе с их «дворами». «Лица, жившие в вотчине боярина, зависели от вотчинника, но не от того князя, которому он служил. Бояре, служившие подручному удельному князю, — отмечал Н.П. Павлов-Сильванский, — выступая в поход с войском великого князя, шли особым полком под стягом удельного князя».
В такой ситуации сила и влияние князя во многом зависела от того, как будут развиваться его взаимоотношения со служилыми людьми. Не случайно идеал князя в конце XIV в. оставался тем же, что и в начале XI в. И в XIV в. князь обращался со своими воинами не как с подчиненными, а как с соратниками, что нашло отражение в русской литературе того времени.
Летописи и сохранившиеся актовые материалы дают достаточно много свидетельств именно такого рода отношений между князем и его вассалами. Условия несения службы тщательнейшим образом оговаривались в договорных грамотах великих князей с их «меньшей братьей». Обе стороны внимательно следили за тем, чтобы ни в коем случае не произошло нарушения традиции, умаления чести и достоинства, нарушения складывавшихся десятилетиями, если не веками, формулировок, регулировавших отношения между контрагентами.
Относительно независимое положение бояр и других служилых людей, право выбора ими своего сюзерена ярче всего выразила фраза из договора между Василием II и Василием Юрьевичем: «А бояром и слугам межи нас вольным воля…». И такое положение будет сохраняться еще достаточно долго, вплоть до самого конца XV в. и даже в 1-й трети XVI в. Еще в 1531 г. в договоре между Василием III и дмитровским князем Юрием Ивановичем указывалось, что «…бояром и детем боярским, и слугам промеж нас волным воля…».
Можно ли было в таких условиях рассчитывать на быструю мобилизацию всех(выделено нами — thor ) сил, которыми располагали русские земли в начале XV в.? На наш взгляд — нет! Конечно, формально система всеобщей воинской повинности, введенная ордынцами на территории Великого Владимирского княжества, продолжала действовать. Но для того, чтобы реализовать ее, нужно было особое стечение обстоятельств. В этом случае можно провести аналогию с Францией времен начала Столетней войны. Как отмечал Д. Уваров, «…власть средневекового короля была следствием «добровольного соглашения» феодалов и держалась лишь до тех пор, пока большинство ее признавало хотя бы пассивно, а меньшинство готово было поддержать активно, по приказу короля расправляясь с каждым из ослушников. Когда король принадлежал к утвердившейся династии и его авторитет носил «сакральный», безусловно признанный характер, столь же безусловно признавалось и его право на исполнение его приказов подданными, от простолюдина до герцога. Это теоретическое право превращалось в практическое, когда король обладал и личным авторитетом, твердым характером, опытом, знанием феодального права, взаимоотношений между вассалами и умением находить нужный тон с ними (выделено нами — thor )…».
Всеми этими качествами обладали, к примеру, такие князья, как, например, московские Иван Даниилович, Дмитрий Иванович, Василий Дмитриевич, тверской Михаил Александрович и ряд других. Это позволяло, например, тому же Дмитрию Ивановичу московскому или его сыну Василию собрать значительную армию для действий в поле на непродолжительный срок, для решения конкретной задачи (выделено нами — thor ). Но не более того! Содержать большую рать ни один князь сколько-нибудь длительное время был просто не в состоянии, да и удерживать в повиновении вассалов, «меньшую братью», было крайне сложно, если вообще возможно.
Малейшее же ослабление позиций великого князя сразу же негативно сказывалось на военной мощи Северо-Восточной Руси. Так, смута 2-й четверти XV в. в Московском княжестве сразу привела к серьезному ослаблению власти московского великого князя. Василий II на первых порах не обладал качествами харизматического лидера и система сбора вассальных воинских контингентов стала давать сбои. Снова стала повторяться ситуация двух-трехсотлетней давности, когда удельные князья и бояре саботировали призыв князя явиться на службу.
Великий князь в итоге мог полагаться, как правило, только на свои собственные силы, на свой великокняжеский двор и своих слуг. Сбор общерусской рати зависел от слишком многих «но», и на него нельзя было с уверенностью полагаться на него в случае серьезной внешней опасности. «…Успех всеобщей мобилизации зависел от сотрудничества с удельными князьями и боярами и, конечно, — указывал Г.В. Вернадский, — от отношения к ней народа в целом. Поэтому мобилизация была возможна в тот период только в момент угрозы национальной безопасности (выделено нами — thor )…». А если интересы «земли» не совпадали с интересами династии? Ограниченный военный потенциал неизбежно накладывал ограничения и на внешнеполитическую деятельность. Его вполне хватало для войн между отдельными княжествами и для отражения небольших татарских набегов, однако для более серьезных походов ее было явно недостаточно.
Так или иначе, но дни старой военной традиции были сочтены. Победа Великого княжества Московского в борьбе за гегемонию между удельными княжествами, распад старых, сформировавшихся еще в XIII в. политических структур неизбежно должны были вызвать активизацию политики Москвы в отношении Орды и Великого княжества Литовского. С переходом московских князей от обороны к наступлению неизбежно должны были измениться тактика и стратегия ведения войны. Это должно было неизбежно стимулировать перемены и в остальных составляющих военного дела. Успех же военных преобразований обуславливался способностью общества и государства мобилизовать те скудные ресурсы, которыми они обладали. Прежние принципы военной организации изжили себя вместе с теми общественными и политическими отношениями, с которыми они были тесно связаны. Свобода служилых людей, да и вообще населения растущего Московского государства, явно вступала в противоречие с потребностями более активной внешней политики, новой политической доктрины «…с ее суровой дисциплиной, напряжением всех социальных сил и закрепощением их в тягле и службе…». И в дальнейшем эта тенденция не только не будет ослабевать, но, напротив, еще более усилится.
«Дмитрий Донской перед войском». Миниатюра из Лицевого свода
Эти различия в тактике и вооружении между Востоком и Западом в миниатюре можно отметить и на Руси в середине XV в. Если в западных и северо-западных русских землях военное дело в большей степени ориентировалось на европейские образцы, то на северо-востоке — на восточные. В столкновениях середины XV в. между московскими и новгородскими ратями эта разница просматривается достаточно четко. Т.о., еще в середине XV в. на севере Руси существовало, по меньшей мере, две модели развития военного дела, и их конкуренция могли бы оказать серьезное стимулирующее воздействие на дальнейшее его развитие. Но этого не произошло. С утратой Новгородом и Псковом независимости альтернативы московской модели не стало, и в последующие годы процесс «ориентализации» вооружения и тактики русских ратей ускорился. Они были обусловлены целым рядом факторов. Определенное воздействие на изменение направленности развития русского военного дела оказало присутствие на русской службе значительных контингентов союзных Москве кочевников. Однако, на наш взгляд, не это было главным. Активная внешняя политика требовала поддержания военного потенциала на высоком уровне. Однако бедная казна не позволяла Ивану III и его преемникам иметь в своем распоряжении многочисленную наемную армию и комбинировать в своих ратях элементы разных военных систем. Нужно было выбрать ту из них, которая была относительно дешевой и достаточно эффективной.
Выход был найден в развитии поместной системы. Ядро рати московских государей в конце XV — 1-й половине XVI вв. составила поместная конница, набираемая из служилых людей «по отечеству» и жалуемых за службу земельными наделами — поместьями. Поместная система, первые наметки которой возникли, вероятно, еще в домонгольскую эпоху, получила развитие в начале XIV в. Формирование же основ ее можно отнести к концу XV — началу XVI вв.
Служилые люди московского государя, получая жалование земельными наделами, должны были с них выступать в поход «конно, людно и оружно». Требования степной войны и государевых воевод наряду с невысокой доходностью поместий обуславливали характерный внешний облик и тактику московской конной рати. Для того, чтобы иметь прежний комплекс наступательного и оборонительного вооружения, характерных для тяжеловооруженной конницы XIV в., нужны были, прежде всего, немалые средства, а ими рядовой помещик не располагал. И здесь «предлагаемый» кочевнический вариант оснащения оказался как нельзя более кстати.
Для начала отметим, что ориентализация коснулась прежде всего качества конского поголовья русской армии. При цене на породистого, вывезенного из Персии или Средней Азии коня, доходившей в отдельные периоды до 50-100 рублей, позволить себе такого коня могли главным образом только бояре. Естественно, что такие кони, способные нести тяжеловооруженного конного латника, были немногочисленны. Рядовые дворяне и дети боярские довольствовались дешевыми конями татарской породы. Стоили они от 1,5 до 2 в начале XVI в., а к середине века — 3-5 руб. Современники в один голос хвалили этих коней за их выносливость и приспособленность к местным условиям. Однако достоинства татарских коней были обратной стороной их недостатков. От европейских они отличались низким ростом (в среднем 131,9 см в холке), и в силу этого были не способны нести на себе тяжеловооруженного, закованного в сплошные доспехи всадника. К тому же западноевропейские тяжелые латы были в «малой» войне, к которой готовились всадники поместной конницы, практически бесполезны, сковывая подвижность и маневренность всадника. Сочетание экономических, тактических и физических (в данном случае возможностей строевого коня) требований обусловили радикальное изменение комплекса вооружения всадника русской поместной конницы конца XV — XVI вв. Последний, по свидетельствам современников, приобрел ярко выраженный восточный, «ориентальный» характер.
«Нападение хана Улу-Мухаммеда на Москву в 1439 г.» Миниатюра из Лицевого свода
В полном соответствии с вооружением были стратегия и тактика поместной конницы. В войне государевы воеводы старались нанести противнику максимально возможный ущерб, опустошая и разоряя его владения. К генеральным сражениям русские вовсе не стремились, ограничиваясь в случае необходимости осадами больших и малых городов. Однако, если дело доходило до сражения, то всадники поместной конницы, избегая ближнего, рукопашного боя, стремились, подобно татарам, прежде всего к ведению дистанционного боя посредством лука и дротиков. Русская конница не без успеха использовала татарский тактический прием, который сами же и называли «хороводом», суть которого заключалась в том, что конные лучники на большой скорости закручивали кольцо перед неприятелем, непрерывно обстреливая его из луков. Расстроив неприятеля массированным «лучным боем», воеводы бросали в бой свои полки. В сражении русские воеводы делали ставку, прежде всего, на быстроту и стремительность атаки, стремясь ошеломить, расстроить боевые порядки неприятеля быстротой, стремительностью и силой первого напора, шумом и криком. Если же атака не удалась, то русские всадники столь же быстро откатывались назад — тактические приемы притворного отступления и заманивания неприятеля были ими освоены в совершенстве.
«Московитская конница». Западноевропейская гравюра XVI в.
Итак, легкая иррегулярная поместная конница составила ядро московского войска в конце XV — 1-й половине XVI вв. Ее комплекс вооружения и тактика были разительно схожи с татарской. Это было обусловлено относительной бедностью московских служилых людей, борьбой России с осколками Золотой Орды за наследство Чингизидского дома, спецификой ведения войны в степных условиях с мобильными и маневренными кочевыми ордами и несомненным на то время превосходством восточных способов ведения войны над западными. При этом по мере развития поместной системы и роста численности конной поместной милиции значение пешего ополчения от «земли» стремительно падало. Из важного компонента русских ратей XIII — 1-й половины XV вв. оно в первые десятилетия XVI в. превратилось в «посоху» — вспомогательные части, на плечи которых ложилась главным образом служба при обозе, артиллерийских парках, саперные, инженерные и дорожные работы.
Одним словом, в 1-й четверти XVI в. артиллерия стала, наконец, неотъемлемой частью русского войска, и ни одна серьезная кампания, что против Литвы, что против татар, не обходилась без нее. Отрабатывается и система артиллерийского вооружения, и тактика его применения. В кампаниях против татар артиллерия использовалась главным образом как оборонительное средство, выставленное на заранее подготовленных позициях там, где было наиболее вероятно наступление противника. В противном случае от артиллерии было слишком мало толку — «наряд» и сопровождавший его обоз были слишком тяжелы и сковывали бы конное русское войско в погоне за татарскими наездниками. Совсем иначе использовалась артиллерия в кампаниях против Великого княжества Литовского. Здесь, как правило, действовали армии, состоявшие из трех родов войск — конницы, пехоты и артиллерии. И если конница прекрасно справлялась со своей задачей опустошения местности, то пехота и артиллерия были незаменимы при осадах много численных литовских городов.
Впервые они упоминаются в разрядных книгах под 7017 г. (1508 г.), когда Василий III приказал направить к воеводе князю Семену Серебряному в Дорогобуж «з городов пищалников и посошных«. Следующее упоминание пищальников относится к 1510 г., когда вместе с Василием III во Псков прибыло 1000 «пищальников казенных», а после того, как государь покинул город, в нем было оставлено 500 пищальников новгородских. В 1512 г. Василий III, ожидая набега крымских татар, заблаговременно развернул полки вдоль Угры и приказал «…пищалников и посошных… разделити по полкам, сколко где пригоже быти, на берегу…». 1000 псковских пищальников, «срубленных» с псковских «сох», приняли участие в зимнем смоленском походе 1514 г., причем в летописи упоминались, наряду с псковскими пищальниками, отряды стрелков и из других городов.
Большим шагом вперед стало создание при великокняжеском дворе специального органа управления войсками в ходе кампаний. Процессы политической централизации сопровождались в первую очередь процессами военной централизации, и управление русской армией было сосредоточено в одних руках — в руках московского государя. «…Военная централизация была достигнута гораздо раньше, — отмечал А. Смирнов, — чем политическая или экономическая, — уже при Иване III. В это время вассальные владетели полновластно распоряжались внутри своих уделов, но военные контингенты они были обязаны выставлять великому князю по первому зову, и на практике великорусское войско было единым уже в конце XV в…. Военная централизация почти на сто лет опередила завершение политической». Для управления армией, составленной из разнородных контингентов, неизбежно должен был быть создан специальный орган военного планирования и руководства при московском князе.
Выше было уже отмечено, что определенные начатки штабной службы существовали уже в конце XIV в. При Иване III они получили дальнейшее развитие. Организация больших походов с участием массы людей, коней, артиллерии, обоза, роспись ратников по полкам требовала предварительного планирования. Появление специального органа, который бы занимался устроением рати, было неизбежным. Судя по тому, как подробно летописи конца XV в. расписывают «устроение» московских полков на походе и перед боем, он или его подобие к этому времени уже существовал. Дьяки с «разрядами» упоминаются в росписи воевод и полков похода 1478 г. на Новгород. Не мог обойтись без их участия великий князь и при организации отпора нашествию хана Ахмата в 1480 г. Так что, хотя Разрядный приказ и упоминается начиная с 1535 г. (когда в нем работало 3 дьяка и несколько подьячих), он, судя по всему, работал уже при Иване III. Как отмечал Н.П. Павлов-Сильванский, «…военно-административное ведомство Разряда должно было выделиться из общего дворцового управления в самостоятельное учреждение еще при Иоанне III, когда уничтожена была обособленность военной администрации уделов и возник класс государевых служилых людей…». Однако и его работу нужно было упорядочить, учитывая усложнение внешнеполитической ситуации и необходимость ведения войны порой на нескольких фронтах против разных противников.
Миниатюра из Лицевого свода
И в завершение этого раздела коснемся еще одного важного вопроса, имеющего для концепции военной революции чрезвычайно важное значение — численности московского войска. Этот вопрос является одним из наиболее сложных и дискуссионных как в отечественной, так и в зарубежной историографии. В принципе, никто не сомневается в том, что численность московской армии выросла в сравнение со временами Дмитрия Ивановича, Василия I или Василия II. Но насколько — здесь оценки весьма и весьма разнятся. Попытки вычислить примерную численность московских ратей на время правления Ивана III и Василия III предпринимались неоднократно, но вряд ли их можно признать удачными — все они так или иначе базируются на интерпретации данных разрядных росписей 2-й половины XVI в., данных летописей и свидетельств иностранцев. Однако, как совершенно справедливо заметил А.А. Зимин, летописи и разрядные росписи касаются войск, участвовавших в одной кампании, а иностранцы говорят о численности армии в целом. Т.о., свести их воедино практически невозможно. М.М. Кром предложил иной подход — взяв за основу данные летописей и разрядов, исходить при исчислении войск из существования зависимости между числом воевод и количеством ратных людей, которыми они командовали в походе.
Сама по себе идея неплоха, однако данные, полученные исследователем, нам представляются все-таки завышенными. Взяв за основу предложенную им идею, мы попытались уточнить его результаты, исходя из имеющихся в нарративных источниках сведений. При этом мы попытались учесть необходимость разрешения определенных логистических проблем, обусловленных особенностями восточно-европейского ТВД. Кроме того, принимая во внимание «ориентализацию» русского войска в это время, на наш взгляд, можно попытаться провести аналогии с устройством кочевнических армий.
Исходя из этих предположений, мы попытались оценить приблизительную численность московских ратей в отдельных кампаниях 1-й половины XVI в., и отсюда вывести примерное количество ратных людей, которыми могли распоряжаться московские государи в это время. В 1501 г. псковичи тратили на содержание присланных Иваном III новгородских и тверских ратных людей ежедневно 100 зобниц овса, 100 сена и 25 рублей на «колачи». Исходя из всего вышесказанного, получается, что псковичам приходилось кормить
14,5 тыс. чел. и довольствовать фуражом от 23 до 27 тыс. лошадей. Данная цифра существенно отличается о той, что приводит в своей ставшей классической работе К.В. Базилевич. По его расчетам выходит, что в Псков прибыла 5-тыс. рать. 5 тыс. ратных людей — это и есть вся сила новгородская и тверская? Такой расклад представляется невероятным, тогда как 14,5-тыс. новгородско-тверское войско выглядит более правдоподобным и, что самое главное, действительно представляет серьезную силу, способную не только удержать ливонцев от вторжения в псковские пределы, но и сама способна нанести сильный контрудар по неприятелю.
Второй случай, когда, на наш взгляд, можно примерно определить численность московского войска, относится к Стародубовской войне. Зимой 1534 г. большое московское войско вторглось на территорию Великого Литовского княжества и подвергло его опустошению. Одна рать под началом 10 воевод выступила из Смоленска, другое, также под началом 10 воевод — из Опочки, а третье, во главе с 4 воеводами, из Стародуба. Опустошив литовские земли, воеводы и их ратники «все здравы, с великим полоном» в первых числах марта 1535 г. вернулись домой. М.М. Кром на основании показаний пленного луцкого сына боярского В. Хрущова считает, что в псковско-новгородской рати было 50 тыс. ратников и далее делает вывод, что всего в этой кампании с русской стороны приняло участие около 110-120 тыс. воинов. Однако такая цифра представляется серьезно завышенной хотя бы потому, что исследователь основывался главным образом на показаниях пленного рядового помещика, и нет никаких гарантий, что он не преувеличил численность русского войска. Кроме того, представляется маловероятным, что северо-западные русские земли могли выставить в поход такое количество воинов. Вряд ли возможно, что за всего за 30 лет численность выставляемых этими землями воинских контингентов более чем удвоилась (если взять за основу выведенную ранее цифру в 14,5 тыс. воинов, не говоря уже о 5 тыс. служилых людей К.В. Базилевича). Да и снабжать стотысячную армию было бы чрезвычайно затруднительно.
Приводимое М.М. Кромом свидетельство королевского секретаря Н. Нипшица о 40-тыс. русском войске, вторгшемся в Литву близ ливонской границы, представляет в свете этого особый интерес. Написанное по горячим следам (оно датируется 5 марта 1535 г.), письмо секретаря отражало, судя по всему, действия соединенной русской рати на завершающем этапе похода: «И сошлися великого князя въеводы в едино место, и въевали до Вилны верст за пятдесят, а инде и за сорок, да поворотили оттолева к Полотцким местом, да и пошли к Немецкому рубежу, жгучи и въюючи и секучи и в плен емлючи; и вышли въеводы великого князя все на Опочку на Псковскую землю (выделено нами — thor )…». Следовательно, можно предположить, что под началом 20 воевод оказалось около 40 тыс. ратных людей.
Исходя из предложенной М.М. Кромом идеи о существовании зависимости между числом воевод и ратников, бывших под их началом, можно предположить, что всего в этом походе участвовало до 50 тыс. ратных людей и «кошовых» — около 40 тыс. на смоленском и опочненском направлениях и до 10 тыс. — на стародубовском. Действовавшее 3-мя корпусами на трех стратегических направлениях 50-тыс. войско, учитывая характер самого похода, предпринятого для опустошения неприятельских владений и потому состоявшее из конницы, выглядит более близким к истине, чем «тьмочисленная» более чем 100-тыс. рать.
В летней кампании 1535 г. русское войско снова действовало тремя корпусами — одна рать под началом 15 воевод стояла на «Берегу», ожидая вторжения татар; другая, в составе 4 воевод, отправилась в Опочку прикрывать действия воеводы Ивана Бутурлина, получившего задачу поставить крепость на озере Себеж. Третья рать под началом 11 воевод, двинулась воевать литовский город Мстиславль. Т.о., Москва выставила в эту кампанию армию под началом не меньше чем 30 воевод. И если зимний поход 1534-1535 гг. потребовал серьезного напряжения сил Российского государства, то летняя кампания 1535 г. потребовала еще больших усилий. Судя по всему, для участия в ней была мобилизована большая часть тех сил, которыми располагала к тому времени Москва — до 70 тыс. ратников и «кошовых».
Исходя из этих данных, можно попытаться представить те рамки, в которые укладывались мобилизационные возможности Московского государства в начале 30-х гг. XVI в. Если исходить из предположения Ю.Г. Алексеева, который отмечал, что 1 всадник поместной милиции выставлялся с 10 крестьянских дворов, а в стране насчитывалось не менее 100 тыс. крестьянских поселений с числом дворов около 400-500 тыс., из них до половины принадлежали черносошным или церковно-монастырским крестьянам, то получается, что всего поместная милиция составляла около 20-25 тыс. чел. Приняв в качестве средней цифры, что каждый помещик выступал в поход, имея с собой как минимум 1 послужильца и 1 вооруженного «кошового», получаем, что всего поместная милиция насчитывала по самым оптимистическим оценкам не более 60-75 тыс. человек. К этому войску нужно добавить служилых татар и прочих инородцев, а также тех ратников и даточных людей, которых могли выставить города. Определить их численность сложно, но если исходить из норм «разруба», что были приняты в Новгороде и Пскове на то время, то города могли выставить, если принять столь же оптимистическую оценку численности дворов в них около 30 тыс., около 10 тыс. ратных людей. Т.о., русская армия в 1-й половине XVI в. могла насчитывать до 90 или немногим более 100 тыс. воинов, не считая посохи. Представляется, что это тот максимум, на который можно было рассчитывать Василию III или Ивану IV в 30-х — 40-х гг. XVI в. Указанная цифра, быть может, и не впечатляет, особенно на фоне сведений иностранцев о «тьмочисленном» московском войске, которым якобы обладали русские государи в XVI в., но она представляется более или менее реальной. К тому же она больше, чем могло выставить против Москвы Великое княжество Литовское, и в любом случае это значительно больше, чем, те 1,5 тыс. воинов, с которыми Василий II вступил в сражение с татарами 7 июля 1445 г. под Суздалем; 5-тыс. рать, что была послана Василием против Новгорода в 1456 г., или 12-тыс. войско, отправившееся во главе с Иваном III на тот же Новгород в 1471 г.
Численное превосходство противника можно и нужно было попытаться компенсировать более совершенной техникой и тактикой, для чего нужно было продолжить курс на активное перенимание и приспособление к собственным нуждам последних новинок военной науки и техники как на Западе, так и на Востоке. Угроза большой войны как со степняками, так и с Литвой стимулировала дальнейшее совершенствование военных учреждений Российского государства и поставила на повестку дня военную реформу, которая и была осуществлена в 50-х гг. XVI в.
